ЗДРАВСТВУЙТЕ!

НА КАЛЕНДАРЕ
ЧТО ЛЮДИ ЧИТАЮТ?
2024-03-21-05-29-01
Александр Вертинский родился 21 марта 1889 года в Киеве. Он был вторым ребенком Николая Вертинского и Евгении Скалацкой. Его отец работал частным поверенным и журналистом. В семье был еще один ребенок – сестра Надежда, которая была старше брата на пять лет. Дети рано лишились родителей. Когда младшему...
2024-03-14-09-56-10
Выдающийся актер России, сыгравший и в театре, и в кино много замечательных и запоминающихся образов Виктор Павлов. Его нет с нами уже 18 лет. Зрителю он запомнился ролью студента, пришедшего сдавать экзамен со скрытой рацией в фильме «Операция „Ы“ и другие приключения...
2024-03-29-03-08-37
16 марта исполнилось 140 лет со дня рождения русского писателя-фантаста Александра Беляева (1884–1942).
2024-03-29-04-19-10
В ушедшем году все мы отметили юбилейную дату: 30-ю годовщину образования государства Российская Федерация. Было создано государство с новым общественно-политическим строем, название которому «капитализм». Что это за...
2024-04-12-01-26-10
Раз в четырехлетие в феврале прибавляется 29-е число, а с високосным годом связано множество примет – как правило, запретных, предостерегающих: нельзя, не рекомендуется, лучше перенести на другой...

«ЗАРОСШИЕ ТРОПЫ». Стрельцовка. Сентябрь 1962. Шаги к месторождению урана

01 Марта 2012 г.
Изменить размер шрифта

Стрельцовка. Сентябрь 1962. Шаги к месторождению урана


Все виды работ производственного плана выполнены. Гости из Сосновского управления и от науки посетили нас и отбыли. Уехала в отпуск и попутно, как мне помнится, в творческую командировку Лидия Петровна. Наступило время, не во вред работам по проекту, плотно и творчески заняться Стрельцовским рудопроявлением урана, а там, если повезет, кратчайший путь к Тулукуевскому рудопроявлению № 4… Пора! С чего начинать?..

Выполнив план, улетел съемочный борт «АН-2» с аппаратурой, летными материалами и спецчастью.

В районе  Гребневой зоны, вместо 1000 метров бурения выполнено 1200 метров (без каких-либо обнадеживающих результатов). После выполнения всех видов работ «по проекту» остался отряд Порошина для завершения работ по указанию главного геолога партии

Всем остальным отрядам даю распоряжение сосредоточиться под единым руководством начальника отряда Всеволода Медведева.

Две буровые вышки остаются для добуривания на Аргунской депрессии.

Две другие – в распоряжение Медведева В.И. – для бурения на Сухом Урулюнгуе и Стрельцовке.

В считанные дни создается палаточный поселок на правом борту Сухого Урулюнгуя между  Чандачинской водной колонкой и Стрельцовским рудопроявлением урана.

Все было подготовлено к принятию конкретного решения и плана разворота работ по оценке перспектив Стрельцовского рудопроявления урана.

Однако это «самовольство» требовало тщательного анализа всех предыдущих работ, их результатов и прошлых решений.

Вспоминаю о читинских аномалиях на Стрельцовке. Это результаты «попутных» работ прошлых 1940-50 годов. Они имеются в отчетах о разведке Стрельцовского месторождения флюорита в фондах ЧГУ, а также в отчетах о результатах «массовых поисков» в фондах Сосновской экспедиции. Это аномалии радиоактивности и уранового оруденения в шурфах, канавах и в буровой скважине, проявленные по простиранию около километра, со значениями радиоактивности – сотни гамм (микрорентген в час) и содержанием урана сотые процента, и даже 0,1%, а в скважине № 21а – 0,24% урана!

Интересно отметить то, что значение – 0,24% урана соответствует среднему содержанию урана всех в общей сумме месторождений урана в Стрельцовском прогибе.

Не следует забывать и того, что первые данные о радиоактивности и наличии урана объяснялись специалистами Сосновской экспедиции, в том числе Лидией Петровной Ищуковой, связью урана с марганцевыми и железистыми налетами, что не призывало к практическому опоискованию и оценке Стрельцовского рудопроявления урана силами Сосновской экспедиции. Эта тенденция сохранялась более пяти лет,  и даже после получения результатов по скважине № 21а.

Это должно остаться в памяти, как урок, как ошибка, чтобы ее не повторять будущим геологам-уранщикам.

Никого не винить, но и не повторять ошибок – это моя заповедь     Читателю.

Честь и хвала истинным первооткрывателям Стрельцовского месторождения урана: В.Н. Суханову, И.П. Березовикову, М.А. Строганову – геологам Мациевской партии ЧГУ.

Значение результатов добросовестного труда читинских геологов для открытия Стрельцовского промышленного месторождения урана – БЕССПОРНО!

Забыть читинских геологов-работяг – будет тяжкой несправедливостью. Их радиоактивные аномалии – это прямые признаки возможных месторождений урана, а уран в скважине №21а – это его «крик» о необходимости начала работ на Стрельцовке силами специализированной урановой Сосновской экспедиции.

Для принятия окончательного решения о месте работ на Стрельцовке я сравнивал результаты читинских геологов с результатами аэропартии № 325 Сосновской экспедиции на Тулукуевской аэроаномалии № 4.  Ее в 1955 году мне довелось перевести в рудопроявление с видимой урановой минерализацией и открытием двух протяженных эманационных радоновых зон среди аэрорадиоактивно-повышенных полей, которые требовали постановки разведочных буровых работ. Хотя наши коллективные рекомендации были утверждены НТС Сосновской экспедиции, с горечью вспоминаю, что они были перечеркнуты на следующий год – не  работами (!), а мнением отдельных геологов, в том числе моим нынешним главным геологом партии № 324 Л.П. Ищуковой, и проигнорированы тогдашним руководителем Сосновской экспедиции Антиповым Г.И. на долгие годы.

Каюсь, за свое смирение и терпение в те мои первые годы на урановой тропе. Впереди шли тяжеловесные авторитеты.

Но в 1962 году я смог пересилить  собственное я, временно отказавшись от работ на моем Тулукуевском урановом рудопроявлении № 4, и принять решение: убрать старые подгнившие «кресты» на Стрельцовке. Продолжить прошлые открытия читинских геологов постановкой комплекса поисковых работ на Стрельцовской ураново-флюоритовой зоне, начиная с участка скважины № 21а – с ее лучшим содержанием урана.

О модели месторождений урана на Стрельцовке. Нелегко давалось это решение. Оно не могло быть без понимания строения Стрельцовской кальдеры. Отсюда и понимание моделей месторождений, отсюда и рациональный комплекс наиболее эффективных методов поисков и разведки.

На основании просмотра  предварительных результатов гравиметрических работ Владимира Шувалова в моем сознании утвердилась форма Стрельцовского прогиба – плоская кальдера с уступчатым фундаментом, зонами разломов обрушения и брекчирования, с последующими осадконакоплениями и периодическим вулканизмом. А главное – с выходом циркуляционных вод прогиба, и частично перемытых осадков, через небольшой вал во впадину Сухого Урулюнгуя, то есть к базису дренирования (модель отмывания золота в «корейском лотке»).

В целом, это схематическая основа для направленной циркуляции ураноносных растворов от поставщика урана (окружающих пород со свободным ураном) с предварительным его выщелачиванием, переносом и осаждением в благоприятных тектонических, геоморфологических и геохимических условиях – ловушках, фильтрах и химических осадителях.

Так должны образоваться все месторождения Стрельцовского прогиба. Например, Стрельцовское в зонах дробления осадочно-вулканогенных пород и глубоких трещинах фундамента.  Тулукуевское – в морфологической ловушке и зонах брекчирования пород Большого Тулукуя. И, конечно же, Аргунское месторождение (проявленное на поверхности аэроаномалией № 4 с видимой вторичной минерализацией и радоновыми эманационными зонами), сформированное на развороте потока ураноносных растворов перед выходом из прогиба в тектонически дробленной и геохимически благоприятной карбонатной среде.

Подобным образом должны создаваться и другие месторождения урана в Стрельцовском прогибе.

Периодически происходящий вулканизм с подогревом пород и растворов, как известно, повышает эффективность выщелачивания урана и перевода его в раствор.

А дальше – длительная, направленная к базису дренирования, циркуляция ураноносного раствора и формирование месторождений за счет осаждения урана в благоприятной геоморфологической или геохимической (щелочной) среде…

Отсюда формируется наиболее рациональный комплекс методов поисков и разведки – от аэропоисков до подземных работ.

Беру грех на душу – от своих убеждений не откажусь!

Да простят мне ученые мужи геологии – простоту генетической модели образования месторождений урана в Стрельцовском прогибе.

А «сверхумники» пусть ищут «очаги рудных растворов» на неведомых глубинах под земной корой или еще глубже, если им  это поможет в поисках месторождений урана. Желаю удачи, а лучше – разума!

Принятое решение и «роковое предупреждение» -ЧП

Дни пролетали незаметно. Объемы всех видов работ партии были выполнены и даже перевыполнены. Имелись и положительные результаты – в виде ореолов урана в рыхлых отложениях Сухого Урулюнгуя. Как я понимал, это результат выноса урана из Стрельцовского прогиба («промывочного лотка») водными его растворами вместе с перемытой породой. Что поделаешь, так мыслил колымский золотарь (в прошлом).

Напрашивался еще более твердый вывод: значит, есть уран в Стрельцовском прогибе! Значит, надо определяться, где форсировать    поиски?

Старая горняцкая поговорка гласит: «Руду ищи около руды!».

Тому и быть! Прости, Тулукуевская аномалия № 4, повремени немного…

Начнем с подтверждения руды, установленной в скважине № 21а, и прослеживания оруденения по простиранию Стрельцовской зоны. Времени осталось до конца сезона мало, надо спешить!

Вечером, сидя по-домашнему в своей комнатушке, я поставил точку в конце «Плана завершения работ» и услышал то, что называется – «роковое предупреждение»!

- Где он? Я пришел перерезать ему горло! – слышался крик с негодованием и угрозой.

- Кто вы?! Кто вы?! Владимир!!! К нам человек с ножом! – услышал я испуганный голос моей жены-геологини Нели, которая находилась с маленьким сынишкой Витькой в прихожей нашего дома-общежития.

Я мгновенно достал пистолет «ТТ», дослал патрон в ствол и вышел в прихожку…

В дверях стоял пьяный водитель, недавно принятый на работу, полный злобы, с правой рукой за спиной…

- Подходи, начальник, и прощайся с жизнью!.. – завопил он.

Я шагнул к нему почти вплотную и выстрелил возле его лица, чуть выше его головы…

Он обомлел. Что-то выпало из его правой руки за порог дома…

В тот же  миг с улицы подскочили на выстрел мои друзья по работе на Севере и по совместному проживанию в доме – Коля Голубев, Леня Середин и с ними Коля Биин. Они схватили пришельца, повалили на землю, скрутили ему руки бельевой веревкой за спиной, и только потом спросили:

- Что случилось, Петрович?

- Похоже, парень пришел искать справедливость, - ответил я.

- Ух, ты! У него оказывается развернутая опасная бритва была, - проговорил Коля, поднимая с пола бритву.

Я осторожно взял бритву, завернул ее в бумагу и отложил на полочку.

-  А теперь, парни, положите его где-нибудь в овражке, пусть остынет и одумается. А завтра я поговорю с ним – трезвым. Сейчас будем ужинать. У меня приятная новость – завтра начнем работу на Стрельцовке.

У меня никогда не было секретов от своих близких работяг – они бывали моими советчиками, и всегда самыми добросовестными исполнителями самых трудных работ и походов.

Как помню, они отвезли хулигана на тачке и, затянув руки и ноги потуже веревкой, положили в промоину овражка за домиком Всеволода Медведева. Мы сели ужинать, перебирая варианты причин случая и оговаривая завтрашний выезд в отряд Медведева. Так завершился очередной воскресный день.

Ночью парни проведали «преступника». Он выл от боли в руках и умолял отвести его в шоферское общежитие, обещая не хулиганить…

Утром ребята привели забияку ко мне в кабинет. Я попросил их оставить нас одних.

- Как понимать вчерашнее твое вторжение с бритвой? – спросил я его.

- Простите, Петрович!.. Вчера письмо от  жены получил. Выселяют ее из казенной квартиры с сынишкой годовалым, таким же, как Ваш. Для нее работы нет. Как и меня ее сократили… Злоба меня заела, Петрович.… На начальство злоба. Прости, если сможешь…. Я понимаю, тюрьма мне светит…. Виноват…. Сегодня ребята в гараже мне дураку говорили, что ты – свой человек, наш…. Прости…. Отпусти меня…. Я заявление принес.

Я смотрел на него - крепкий, жилистый, простой, открытый. Завгар с утра пораньше уже за него просил:

«Трудяга он. Недавно приняли, машину дал ему старенькую, а через неделю – машину не узнать…. Руки у него золотые…. Не сади его в тюрьму. Жалко дурака».

- Заявление свое положи в карман. Найдет тебе замену завгар – подпишу, если не передумаешь. А сейчас садись за стол и пиши то, что я тебе продиктую. Это будет твое покаяние и гарантия, что ты не натворишь новых безобразий. Откажешься написать – организую тебе путевку в «лагерь» на долгие годы. Пиши…

Он сел. Я дал ему ручку, лист бумаги и продиктовал текст его вчерашнего поступка - признание вины и обязательство не повторять подобного никогда!

Тяжело ему было писать. За признание вины с фактом «угрозы с бритвой», он понимал – лишение свободы гарантировано! Я положил его «объяснение» в сейф и сказал:

- Иди, работай. Машину береги.… А если жену с ребенком выселят, сюда привози. Домишко какой-нибудь отремонтируешь, а работа жене найдется.… И не дури!

Он вышел.  В моей памяти осталось его выражение лица – тревога, безнадежность и тоска душевная.

Забегая вперед, закончу с этим мрачным эпизодом. …Через несколько дней, когда я вернулся с участка работ, этот парень зашел ко мне вместе с завгаром и подал свое заявление, проговорив:

«Не могу я больше, Петрович, работать. Перед шоферами стыдно и людям в глаза смотреть не могу.… Подпишите заявление. Найду где-нибудь работу и жилье для семьи. Мир не без добрых людей…».

Я взял заявление, подписал его завтрашним днем, достал из сейфа его «объяснительную» и бритву, и, отдавая ему, сказал:

- Бери на память свои улики в грехах. Уезжай спокойно. Я зла не помню – им  безмерно мир переполнен. А ты зла больше не твори, не все прощают. Скажи спасибо завгару, Петру Малкову. Это он замолвил за тебя словечко. Помни добро и будь добрым сам. Надеюсь, все у тебя наладится в жизни. Кто умеет работать, тот не пропадет! Прощай…

Они вышли, а я еще долго сидел за своим столом и размышлял – к чему бы этот случай. Ведь парень хороший, а могла быть трагедия и со мной, и с ним.… В черные приметы я тогда не верил. Грешен, остерегаюсь теперь. Вспоминал древние изречения: «Зло и добро рядом», «Не делай добра – тебе не простят этого», но остановился на том, что «жизнь коротка – надо спешить делать добро»! На этом и решил – надо спешить!

А теперь снова о том, как мы спешили к урану в сентябре 1962 года на Стрельцовке.

О штурме Стрельцовской урановой зоны и «офицерских» бригадах

Утро 12 сентября 1962 года. Не заходя в свою контору, я иду на буровую площадку, где меня ждет главный инженер партии Коля Анохин.

Вместе с ним меня поджидал только что прибывший из партии № 98 буровой мастер Василий Чернодедов. По пути я зашел в домик-лабораторию. Меня встретили: радиометрист Тоня Гоголева, химик  Валя Медведева, спектральщица Галя Ченских и заведующая дробильным цехом Неля Зенченко. Девчата часто подсмеивались – устроил начальник свою жену в теплое место, где без марлевых повязок на лице от пыли нельзя работать…

- Девчата, - обратился я к ним, - у меня большая просьба: к вам начнут поступать различные пробы и керн со Стрельцовской зоны. Делайте анализы в первую очередь – это нужно будет для проекта работ на следующий год.

Партия была полевая, неухоженная, но лаборатория была образцовой. Старший геофизик Рубцов Геннадий уделял ей особое внимание. Его судьба провела  через многие руководящие должности. Но уже на пенсии он возглавляет лабораторию ордена Ленина «Сосновгеологии». Этот интересный факт я показываю вам, Читатель, подчеркивая достоверность анализов для последующих событий…

Короче, мы договорились о первой очереди проб со Стрельцовского участка, где намечается «штурм» Стрельцовской зоны всеми силами поисковиков, собранных в отряд Медведева.

На буровой площадке я поближе познакомился с Василием Чернодедовым.

- До меня дошли сведения, - начал я разговор, - что ты, Василий – хороший буровой мастер и организатор работ, но штрафник – выпивоха, что и привело тебя в нашу партию № 324. Я придерживаюсь мнения: трезвенник – это еще не говорит, что он порядочный. Сегодня нам нужен порядочный буровой специалист, который может обеспечить выход керна из важной скважины на Стрельцовской урановой зоне. Решается судьба этого интересного рудопроявления урана.

Ты хорошо знаком с разрезами на Олове. Они близки к тем, с чем тебе придется  иметь дело. Глубина пока небольшая – около сотни метров, но керн нужен – 100%! Особенно по рудному интервалу, о котором тебе будет подсказывать геолог-документатор. Считай, что ты отныне – прораб буровых работ! На тебе – организация бурового процесса и ответственность за выход керна. Жду твоего согласия…

Я посмотрел на Анохина. Он одобрительно кивнул головой, и  так же, как я, испытывающе смотрел на Чернодедова. Василий с каким-то особым прищуром лица и очень серьезным взглядом, уверенно проговорил:

-Если Вы, зная мои прошлые грехи, доверяете мне, я берусь выполнить эту работу. И надеюсь, не подведу Вас в дальнейшем.   Мы с Николаем пожали ему руку.

- Договорились! – затвердил уговор я, - а теперь к делу: две самоходные буровые установки бурят в Сухом Урулюнгуе. Сегодня одна завершает скважину и может начать бурение на Стрельцовке. Не теряя времени, мы с тобой, Василий, сейчас едем и организуем забурку скважины на Стрельцовском прогибе – впервые буровиками Сосновской экспедиции! Поэтому она особенно ответственна, не говоря уже о ее геологической значимости.

- Ну что, Николай, - обратился я к Анохину, - за тобой глубокие скважины по Аргунской депрессии. Не забывай, что там геолог-документатор твоя жена Нина. Привет ей передай!

- Начинай, Петрович, тебе не привыкать самовольничать!.. – попрощался со мной Николай Анохин.

Путь от базы Кути до Стрельцовки по проселочным дорогам и нашим автомобильным тропам занял два часа. По ходу мы прикидывали возможность сокращения пути до Стрельцовки с объездом крутяков и рытвин. Все по-хозяйски, надолго…

Вот мы и на месте. Степь да степь кругом. Правый борт пологой долины. Вдоль Читинской флюорит-урановой зоны чуть заметны заросшие канавы, редкие шурфы и «зумпфы» давнишних буровых скважин. Бывшие автомобильные «тропы» заросли полностью. Их может заметить только опытный геолог – по густой рослой траве в старых колеях.
А вот и буровая «штага» - отрезок круглой жерди, воткнутой в трубу буровой скважины. В жердь врезана толстая дощечка, на которой вытравлено – 21а.

- Вот образец геологической добросовестности и веры, - что когда-нибудь специализированная на уран организация продолжит их открытие уранового рудопроявления с переводом его в промышленное месторождение, - пояснял я Василию. А сам подумал: а, может, не верили в «скорое», потому и номер вытравили для сохранности на долгие годы. Они имели для этого основания, в том числе «акты проверки» их заявленных радиоактивных аномалий, где были слова – «Не представляет практического  интереса. Рекомендуется, согласно инструкции, проведение каротажа скважин, если будут проводиться буровые работы», и подписи сосновских специалистов по Приаргунью.… В этом принимала участие и наш главный геолог партии (в былые времена) – Лидия Петровна.

Однако привязка найдена. Начали оконтуривать площадку для буровой установки. Сложность была в том, что буровая установка не предусматривалась для наклонных скважин, и нам пришлось при выборе площадки учитывать это и даже предусмотреть подкапывание под колесами с одной стороны. Поэтому площадку наметили в нескольких метрах от скважины № 21а по простиранию «зоны».

А может оно и к лучшему, подумал я – мы будем иметь не только подтверждение «рудному проявлению», но и получим какое-то пространственное о нем представление, как о рудном теле.

Оконтурили  площадку, забили колышек для скважины, на котором я написал карандашом № 170, и поехали в отряд Медведева для организации перегона СБУ и забуривания.

В отряде нас уже ждали. Как обычно, приветствия, возгласы надежды на глубинную технику и, конечно же, упоминания о сроках завершения работ полевого сезона и отъезда геологов на камеральные работы в Иркутск – к семьям, на зимние квартиры.

Пришлось огласить свое принятое решение – о форсированной оценке Стрельцовского рудопроявления урана, с указанием срока – до 1 октября. А для геологической уверенности я поделился результатами     читинских геологов; данными сосновских аэропоисковиков 1955 года – повышенно радиоактивными полями, аномалиями на земле, выявленными рудопроявлениями с видимой урановой минерализацией, протяженными зонами с радоновой эманацией. По ходу приближения к Стрельцовской зоне упомянул о радиоактивной скале «Красный камень» и завершил характеристикой Стрельцовской ураново-флюоритовой зоны с промышленным содержанием урана на глубине полсотни метров.

Поставил задачу: буровая скважина должна подтвердить оруденение (так как читинцы не делали каротаж, а опробовали только радиоактивную часть керна), и более того, определить масштабность оруденения по простиранию еще двумя скважинами, но это будет уже после добурки первой скважины.

Всем отрядникам, разбившись на группы и звенья, провести профильную автогамма-съемку, шпуровые поиски, эманационные поиски – это все парни.

А женщинам, как санитаркам на фронте, провести в мелких закопушках металлометрическое опробование. Это надо сделать по простиранию Стрельцовской зоны, хотя бы на одном километре.

И все это при  малочисленности рабочих – силами ИТР.

По ходу  разговоров, вопросов и ответов с веселыми шутками высказывались варианты и создавались звенья из состава инженерно-технических работников – один с кувалдой или ломом, другой с радиометром или эманометром, поочередно меняясь.… Об этом полвека спустя напишет свои воспоминания Владимир Шувалов с восторгом рассказывая, что эти отряды  и звенья назывались – «офицерские отряды».

Как видим, Читатель, это название было уместным – в «атаку» шли с кувалдой и ломом геологи и геофизики, как когда-то со штыками наперевес шли в «психическую атаку» за царя и отечество одни офицеры.

Уже через пару часов буровики стали на точку – скважину № 170, приноравливались к работе  на наклонной буровой установке, приготавливали зумпф для глинистого раствора, который уже подвезла водовозка с базы. Удобнее раскладывались штанги и трубы. Вечером забурились…

Какие это были славные парни – буровики! Вспоминаю Кешу Елизарова, Володю Осколкова,.. вижу лица других, но не могу вспомнить всех имен – они остались навсегда в категории  геологов-работяг, как неизвестные. В первый же день проявил себя, как деловой буровик Вася Чернодедов.

А Юра Парфенов, незабываемый никогда, после забурки подходит ко мне и уже не как буровой бригадир, а как командир батареи докладывает:

- Петрович, буровая забурилась! Начинаем в ночь артиллерийскую подготовку для атаки «офицерских отрядов» на Стрельцовскую зону уже завтра с утра! Разрешите продолжать артобстрел!..

Ох, уж этот Юра! С ним можно было идти в любую разведку. Он это докажет всей своей жизнью…

А утром начался штурм Стрельцовской зоны всеми намеченными «офицерскими бригадами» и женскими звеньями под общим командованием Всеволода Медведева.

Под рокот двигателя буровой вышки, первой на полигон вышла автомашина «ГАЗ-69» с  радиометрической аппаратурой, с водителем и оператором Борисом Мельником. Следует отметить то, что Борис оперативно переделал крепеж кассет с 64-мя счетчиками Гейгера, переставив их ниже на уровень форкопа машины. Он самовольничает, но тем самым повышает чувствительность радиометрической аппаратуры почти в два раза! Это же пример творческого подвига для повышения эффективности поисков урана. Борис остался таким  всю свою оставшуюся жизнь. Мы встречаемся, здоровье уже не то, но интерес к результатам геологии не погас.

«Штурм» продолжался все солнечные дни второй половины сентября. Появились и нарастали новые аномалии радиоактивности и радоновые повышения.

Лаборатория успевала давать результаты анализов. Появились пробы с повышенным содержанием урана в почве. Ореолы росли вдоль Стрельцовской зоны. Сомнений не было – повсеместно природа урановая. Настроение было великолепным, тем более, что по скважине № 170 в керне шло урановое оруденение.

Наконец-то путь к урану свободен, никто не мешает!

29 сентября 1962 года. И вот он ожидаемый результат: на глубине полсотни метров подтверждается результат читинских геологов – 0,28% на стволовую мощность 0,5 метра. Вы помните, Читатель, у читинцев было – 0,24%. Это близкие результаты. А на мощность 0,8 метра 0,141% - это почти одно и тоже.

Но главное и принципиальное – это размах уранового оруденения по стволу скважины – почти на пятьдесят метров! Пусть небольшие содержания – первые сотые процента, но это уже масштабный урановый процесс! Каротаж скважины и данные лаборатории подтвердили размах оруденения, а урановая природа оруденения стала бесспорной! Этим завершился штурм в конце сезона 1962 года – жди уран разведчиков на Стрельцовке!

Согласно ранее принятому решению 30 сентября все полевики-отрядники дорабатывают полевые материалы для годового отчета и 1 октября должны поступить в распоряжение главного геолога для работы в Иркутске, а часть добровольцев остается на базе партии, как обычно, для обслуживания буровых работ.

Для дальнейшего изучения Стрельцовской зоны по простиранию намеченные скважины №№ 172, 173 должны быть забурены 30 сентября.

На этот же день намечен, как и обещано, завершающий полевой сезон и закрепляющий открытие Стрельцовской урановой руды – коллективный ужин! Это указание встречено было с восторгом…

И вдруг к нам неожиданно на участок приезжает главный геолог Лидия Петровна. Вид у нее пасмурный…

Я встретил ее радостной вестью – подтверждением оруденения в скважине № 21а, данными о возможном урановом оруденении почти на километр по простиранию. А для улучшения ее настроения добавил:

- Все как по схеме, составленной Вами в одном из прошлых отчетов – расположение читинских аномалий вдоль Стрельцовской зоны – на тот же километр!

- Так что, Лидия Петровна, - подводил итог я, - к Вашему приезду мы кое-что сделали полезное. Сегодня в плане – задать две скважины для прослеживания оруденения по простиранию зоны. А потом в октябре смонтируем в тепляке буровой станок «ЗИФ-650» и проследим оруденение на глубину. Как смотрите на это решение?

Я не ожидал ее радостного одобрения, но и не ожидал непредвиденной реакции. Она выкрикнула:

- Делайте, что хотите!  Вам недолго осталось командовать!..

Что бы вы делали, Читатель? Я ответил:

«Хорошо, Лидия Петровна, покомандуем…!».

Подошла вторая буровая установка с шумной бригадой.

Я предложил Медведеву и Игошину отмерить шагами по сто метров в обе стороны от скважины № 170 по простиранию зоны, найти там профильные колышки и написать на них номера: одному 172, другому 173. Сам становлюсь в створе – они забивают колья. Василию Чернодедову приказал:

- Готовь площадки и забуривайся на указанных местах под тем же углом, с расчетом глубины – на мощность и возможность буровых установок – 100 и более метров.

Он ответил: «Все ясно, Петрович. Разрез знакомый, дело сделаем».

Снова обращаюсь к Ищуковой:

- А Вам, Лидия Петровна, предлагаю ознакомиться  с материалами по Сухому Урулюнгую и Стрельцовке, которые сконцентрированы у Медведева. А позже приглашаю Вас на коллективный ужин по случаю перевыполнения всех планов и получения положительных результатов. Завтра 1 октября, осень. Сегодня все комплектуются к отъезду. Если Вы не возражаете, полевой сезон завершим совместно в хорошем настроении…

Ответа не последовало. Необъяснимое недовольство росло, которое завершилось категоричным заявлением:

- Скажите своему шоферу, пусть отвезет меня на базу! Сейчас!

- Хорошо! – ответил я, и пояснил водителю Андрею просьбу Лидии Петровны, а за мной приехать часикам к десяти вечера, или чуть пораньше…

Она уехала. А я подумал: вот характер – не принимает ничего, если это не исходит от нее.

Как выяснилось позже – это были последние минуты нашей совместной «творческой» работы. Хотя на протяжении 50 лет мы встречаемся на разного рода совещаниях, юбилеях, застольях, иногда касаясь нашего потемневшего прошлого и неприглядных деяний по ходу нашей геологической жизни.

Но все это будет потом, а 30 сентября 1962 года утренние тучи развеялись. После обеда забурились обе буровые установки. А вечером был праздник!

 

Прощальный сабантуй

О готовности ужина доложил Николай Хмель:

- Петрович! Указание выполнено! Бутылка шампанского и водка – на старте! Закуска мировая! Особое блюдо – жареная баранина!.. Докладываю: два барана приобретены законным путем из личного поголовья чабана! Просим всех к столу!

Упрашивать надобности не было. Все были готовы к долгожданному коллективному сабантую. Веселое оживление внес Юра Панферов, подъехавший вместе с Чернодедовым на водовозке.

- Запах баранины дошел до буровой! Смена бурит, а мы – посланцы буровиков к вам! Принимайте!

За готовый стол рассаживались быстро, попутно приподнимая полы десятиместной палатки, чтобы видеть и не забыть степные просторы, - подшучивали любители свежего воздуха.

В тесноте, да не в обиде. На дощатых лавках уместились все. Как и положено, первый тост – старшему!

Уважаемый Читатель, вспоминаю этот радостный эпизод полвека спустя, и так хочется воскликнуть:

«Какие же мы были тогда молодые, если мне – старшему – всего-то 31 год!»

Многое хотелось сказать сидящим за столом ребятам и нескольким улыбающимся девчатам. Я поблагодарил всех за их подвиг, особенно в последний месяц в Сухом Урулюнгуе и на Стрельцовке. С большим теплом вспомнил о первопроходцах, находивших «чешуйки» урановых минералов в высыпках из тарбаганьих нор. Вспомнил аэропоисковиков партии № 325, выдавших в 1955 году контуры радиоактивных полей, и первых геологов, копателей-ходоков, вскрывших канавами урановую минерализацию и давших рекомендации, где искать уран в Стрельцовском прогибе.

Вспомнил читинских геологов, вскрывших урановое оруденение буровой скважиной и просящих нас –  сосновцев оценить и продолжить их работу на уран.

И, конечно же, глядя в лица своих друзей и соратников, сидящих за столом, я предложил первый тост:

- За вас, геологи-работяги! За наших специалистов лаборатории! За наш коллектив партии № 324, который сделал первые буровые шаги Сосновской экспедиции на Стрельцовке. За вашу  самоотверженную работу, которая «прошлые тропы» переводит в «широкую дорогу» к урану!

«За находку!», – кто-то добавил.

Ура! – раздалось.

А хлопок и пробка, вылетевшая при открытии шампанского Колей Хмелем, усилила крики – ура!

- Шампанское нашим славным женщинам! – провозгласил Хмель.

А потом было шумное оживление, тосты и вкусная закуска.

Самый серьезный тост, как это он умел и тогда и потом, сказал Юра Игошин – «штрафник» из бывших главных геологов:

- Ребята! Наши результаты – это еще не полная и не у всех уверенность в наличии месторождения урана. Многие убеждены, что уран по простиранию – это еще не месторождение, хотя зря так считают. Наш случай – это уже не большая, но глубина! Главное - это размах оруденения. Почти полсотни метров на стволовую мощность в скважине, в том числе, с интервалами до метра кондиционных, считай, промышленных руд. Задача на осень: смонтировать в тепляке буровой станок «ЗИФ-650». Место новой скважины уже очевидно – в затылок скважины № 170. Пустые интервалы закономерны. Но если руда вскроется глубже – это уже гарантировано месторождение! И никто не посмеет что-либо сказать против промышленного урана! Вот потому мой тост:

«За веру! За глубину! За уран!».

Снова крики одобрения. Обсуждение Юриного тоста… и песни:

«Говорят, геологи – романтики,
Только это, братцы, ерунда!
Вы ее попробуйте, достаньте-ка,
Догадайтесь, где она руда?..».

То запевает Олег Агапов «Бригантину:

«Надоело говорить и спорить…».

То звонко запевает Валерия Мишарина:

«Я уехала в знойные степи,
Ты ушел на разведку в тайгу…».

Или все дружно подхватывают песню:

«Нам немало по свету хаживать,
Жить в палатках, землянках, балках.
Знать породы, пробуривать скважины,
С молотком пробираться в горах.

И в аулах далекого юга,
В кишлаках азиатских степей,
В Заполярье, средь дикой вьюги –
Мы повсюду найдем друзей…».

Сабантуй продолжался не только с песнями, а даже с плясками у костра.… Все знали, завтра 1 октября сборы и выезд на базу в Кути, а потом – на зимние квартиры. Красота!..

Андрей приехал за мной вовремя. Я решил заехать на буровые вышк. Бурение шло нормально. Рядом лежали подготовленные обсадные трубы. Буровики шутили:

«Петрович, через недельки три мы пробурим свои скважины. А нам сабантуй организуешь, если руду выбурим?!».
- Ребята, за мной дело не станет. А руда – будет!

После этих ободряющих слов мы поехали дальше через небольшой перевал по своей автомобильной тропе-колее в долину Аргуни, а затем по проселочной дороге на свою базу.

Ночью мне снились не тосты, а песни. И особенно повторялись слова:

«В Заполярье, средь дикой вьюги,
Мы повсюду  найдем друзей…».

Я и сегодня думаю, - что это? Предзнаменование?..

Сабантуй оказался прощальным.

 

Приказ – снова на Север!

1 октября 1962 года. Утром, как обычно, я прошелся по базе.

В лаборатории я сказал девчатам, что их вспоминали добрым тостом за оперативность работ и качество анализов, совпадающих с данными других лабораторий.

Я пояснил это совпадением содержания урана в скважине № 21а в Читинской лаборатории и в скважине № 170 в нашей лаборатории. Поблагодарил Тоню Гоголеву, Валю Медведеву, Галю Ченских и Нелю Зенченко, которая уже была с марлевой повязкой на лице (для защиты от пыли дробленой породы и урановой пыли).

Затем зашел на буровую монтажную площадку, где встретил Кешу Елизарова. Вот везет же так! Только что подумал о нем, а он идет навстречу. Поздоровались.

- Вот что, Кеша, - начал я, - ты более опытный буровик. Не возьмешься ли за организацию монтажа  «ЗИФ-650» в тепляке? За тобой – тепляк, за мной – станок и копер!

Он ответил сразу:

- Петрович, возьмусь. Надо, значит надо! Договорились!

Перед дверью в свой кабинет я остановился и с усмешкой прочитал свой плакатик - изобретение на основании внедряемых в те годы методах НОТ – научной организации труда: «Подумай! По делу ли ты идешь?».

Захожу в свой кабинет и вижу - за моим столом Журавлев Борис Михайлович.

- Привет, Борис Михайлович, - здороваюсь я, - по какому поводу к нам? Не с проверкой, случайно?

- Привет, Владимир Петрович! Привез тебе приказ начальника Сосновской экспедиции Степанова. Читай, - говорит он и подает мне, лежавший перед ним на столе лист с текстом приказа.

Читаю. Глазам не верю. С 1 октября 1962 года я – начальник партии № 97 на Крайнем Севере с указанной задачей – форсированная разведка Торгойского месторождения (конечно же, урана).

Значит, я никто или гость в своем вчерашнем кабинете…

Прикидываю – что делать? Журавлев подает мне еще один лист, говоря:

- Пока Вы вчера на Стрельцовке забуривались и отмечали это выпивкой, я набросал  «Акт передачи» партии № 324. За день я ознакомился с итогами работ девяти месяцев.  Результаты экономики и деятельности в хорошем состоянии. Если согласен, можешь подписать…

Первая мысль: не поторопился ли я с тостом о том, что наши «тропы к урану» перерастут в «дорогу»? Не зарастут ли они бурьяном, как в прошлые годы?

Однако я взял «Акт передачи» и, почти не глядя его, подписал. А затем полушутя, полусерьезно сказал:

- Надеюсь, гражданин начальник, Вы мне дадите машину до Клички доехать к самолету. Хочу со Степановым обсудить задачи и вернуться за семьей, если Вы позволите…

Наши отношения с Борисом Михайловичем были добрососедскими. Мы жили в Иркутске в одном подъезде, хотя гостями друг у друга не были. Он был старше и, как мне казалось, не очень общительный. Он мне ответил:

«Машину я Вам, конечно, дам, но знайте, что все расходы Ваши – уже по партии № 97».

Так и договорились…

Прости, Стрельцовка, - меня ссылают на Север

В Иркутске беседа со Степановым была краткой. Я задал вопросы: «Почему? И зачем?».
На первый вопрос он не стал отвечать, а на второй довольно ясно ответил:

«Вы нужны на Севере, как знающий все условия работ, а так же, как имеющий опыт зимней организации, включая зимний завоз оборудования, не дожидаясь весенне-летней навигации».

То есть, зимний новый поход, - подумал я.

Он наверняка знал неважные результаты восьми месяцев работ партии № 324, но не мог знать результатов последних двух недель.

Я пробовал ему рассказать об этих результатах, как основание для разворота работ на уран в более доступных районах, чем северные. Но он довольно жестко прервал мои доводы:

- Вы не помните, кто открывал на Севере Торгойское месторождение в  1959 году? Надо полагать, вы это помните! Если вы не трус, то должны согласиться с приказом и направиться на завершение разведки этого     месторождения!
Его взгляд ждал ответа. Что я мог ответить? Согласиться, что я трус? Я сказал:

«Я обязан согласиться с приказом, и сделаю все, чтобы его выполнить. Разрешите мне слетать в партию № 324 и забрать семью».

На что он спокойно ответил: «Вы начальник партии № 97. Делайте, что считаете необходимым. Поезжайте за семьей. Но не отвлекайтесь. Помните: партия № 324 – это Ваше прошлое. Там теперь уже другие руководители, с них и спрос!

А Ваша задача на ближайшие годы – Север, партия № 97».

Надо, значит надо. Поездка за семьей. Полет в Кличку, и машиной в пос. Кути. Были сборы недолги. Геологи легки на подъем.

Пятого октября прощальный обход базы с заходом в камералку, лабораторию, к механизаторам, на буровую площадку, к шоферам и в конторку. Я видел разное: приветливые встречи и теплое прощание, необъяснимую грусть и безнадежность, хотя и с пожеланием удачи на Крайнем Севере.

Николай Семенович Анохин долго тряс мне руку, приговаривая, как прежде:

«Бывай, Петрович, тебе не привыкать!».

Геннадий Васильевич был сдержанно вежливым, сказав на прощание:
«Хорошо поработали…».

Только Коля Хмель придумывал на ходу, как выразить свои чувства сожаления:

- Мы не успели, не успели оглянуться, а сыновья уходят в бой…. Петрович, держись…. И возвращайся, дел будет невпроворот.

Хозяйственный, смышленый и душевный был Николай Хмель.

С Лидией Петровной не виделись. Она, вроде, была на завершении работ отряда Порошина. С Журавлевым расстались, как после короткого разговора в подъезде дома перед тем, как разойтись по квартирам. Я пробовал ему кое-что сказать о плане работ на Стрельцовке, на что он небрежно бросил:
«В партии есть, кому в этом разбираться…».

Я понял, смычка начальника и главного геолога будет прочной…

Конечно же, по дороге в Забайкальск я не смог проехать мимо буровых вышек. Крюк был небольшой – километров десять. Встретили меня как родного! Первым подошел Юра Парфенов. Потная майка на огромном теле, сияющее лицо и протянутые руки ко мне:

- Петрович, разведка доложила, что ты направляешься в края далекие. Бери меня с собой, вот эти молодые крепкие руки наверняка тебе пригодятся на Крайнем Севере!

Это можно пережить, Читатель, но нельзя передать душевного чувства  воспоминания этих слов и протянутых рук…

- Юра, - только и ответил я, - спасибо, друг, но здесь надо добурить, скоро руда должна появиться, керн выдавай!
- Петрович, сделаем все как надо, но просьбу мою не забудь… - напутствовал он.

Попрощались.… Поехали дальше. Я оглядывался. Ребята махали руками, а Юра держал их высоко над головой.

Где они теперь – эти неизвестные «геологи-работяги», на каких тропах доживают или сгинули? Нет их следов: ни личных дел в кадрах, ни биографий в архивах. Одна память о них.

Это было 5 октября 1962 года. Теплый солнечный день.

День рождения Нели, который отметили в вагоне-ресторане поезда «Пекин-Москва». Компания была дружной и веселой: Сева Медведев, Юра Игошин, Игорь Козырев, Владимир и Виталий Кузнецовы, Валерии Мишарины, Коля Голубев. Кто-то ехал на камеральные работы, а кто-то на Север. По тем временам стол был изобильным, особенно отменные вина. Это запомнилось. Неле пожелали, как всегда, здоровья, счастья и «теплого места работы», как жене начальника партии № 97. Шутили. Настанет время, я вспомню об этом, но уже без шуток. Наступала ночь, поезд уходил за пределы Приаргунья.

Впереди – «милый» Крайний Север, новый неизведанный зимний поход, подземные горные работы, и все с этим связанное…

Прощай и прости, Стрельцовка! Подари уран другим…. Он нужен стране!


Путь на Север. В Иркутске я ознакомился с «Проектным заданием партии №97 на 1963 год». Обратил внимание и на стиль изложения документа из Москвы. Чувствовалась какая-то нервозность – сжатые сроки разведки Торгойского месторождения и неопределенность будущего…. Полетел в партию принимать дела и оценить обстановку, как действовать дальше.

Рейс «ИЛ-14» на Олекминск и наш заказной рейс на Кедровый. Над круговым разворотом перед посадкой вижу до боли знакомую мне картину – уже заснеженный голец Мурун, в снегу северные склоны крутых долин и приютившиеся, где удобней – домики, складские сараи, дороги, врезанные в косогоры, лесные завалы и штольню № 1 с ее породными и рудными отвалами, бытовым бараком и подсобными постройками. А вокруг – горно-таежная страна без границ. Чувствуется прохлада в самолете и за бортом. Только дымок из труб домиков вносит тепло в мою душу, пробуждая в памяти наши походы через таежные буреломы и первые тропы к первым рудопроявлениям урана в этих диких местах.

…Заход самолета и посадка с одной стороны – только в гору. Олекминские летчики привыкли к полосе и шутили: «Зато взлет обратно домой под гору, и напрямую к столу с чаркой».

У самолета меня встретил начальник партии Темников.

- С прилетом, Петрович! Я заждался тебя – в 120 партии ждут!

- Здравствуй, Виталий Иванович! А может, посидим вечерок, подскажешь, как жить в партии дальше, … с разворотом!

Смеется. Рукой сигналит шоферу: «Заноси вещички и разгружай, что   завхоз отправил». Просто и оперативно.

«Передачу партии осуществим тебе, как ты мне, год назад. Все бумаги на столе. Все на своих местах, никто не сбежит без самолета. Геологи Рогов и Горст – мировые парни, знают, что делать. Созинов на штольне – кадровый горняк, еще  из партии № 117. Хлеб Надя Веселкова печет отменный! Твое дело привычное – начинай разворот в зиму…. Подземные станки нужны, горное оборудование бульдозеры, вездеходы и, конечно же, ГСМ на исходе.… Думай, походы повторяй, тори зимние дороги…. В общем, сам сообразишь.

А мне, как горняку, судьба велит в партии № 120 подземные дела разворачивать – шахты и штольни ждут!

А посидим, когда посадят», - закончил он шуткой.

Мы еще вспомним эту шутку, Читатель, - она могла быть пророческой.

С этим и улетел Виталий Иванович. Решительный был человек. Много добрых дел делал. Здоровяк! Но об этом позже.

Самолет улетел. Водитель молча ждал меня. Я смотрел вслед улетающему самолету без грусти, понимал: здесь помощи не жди, действуй сам. Я обвел глазами необъятный простор и сказал: «Здравствуй, Север! Я снова твой».

Мое обустройство прошло за считанные минуты. Я оставил свой рюкзак в доме, где мне приготовили раскладушку, матрац и спальный мешок с одеялом и подушкой. Комната была обжита Темниковым. Затем я познакомился с делами в конторе, в камералке, мехцехе, лаборатории, на монтажной буровой площадке. Штольня – на завтра.

Многих  сотрудников, с которыми приходилось работать раньше, я знал в лицо. Восторженно здоровались. Теплая встреча была с главным геологом Горстом Валентином Яковлевичем и старшим геологом разведочного Серединского участка Роговым Юрием Гавриловичем. Сразу скажу, наши деловые добрые отношения сохранялись весь период совместной работы. Вместо восторженных слов мы обнялись при встрече с Леонидом Евгеньевичем Окуневым, который был главным инженером на «Звездном» и теперь на Торгое.

Вечером в моем просторном полупустом доме за небольшой чаркой мы обсудили план действий на завтра и на перспективу:

Горст – ответственный за проект и отчет, Рогов – за разведку на Серединском участке, Окунев – за горно-буровые работы, а я взял на себя организацию зимней колонны по доставке оборудования и необходимых материалов из Иркутска через Большой Невер – Алдан, а дальше к Муруну и в партию № 97 по нехоженым горно-таежным просторам, как придется…

На завтра мы наметили с Окуневым посетить штольню и, если удастся, побывать на Андреевском и Иннокентьевском участках бурения.

Мои гости пошли по своим домикам, а я еще долго смотрел на звездное небо, которое предвещало ноябрьские холода и северную холодную зиму.… Зайдя в дом, подложил в печку дров, прикрыл дверцу плотнее, влез в спальный мешок и, засыпая, подумал: я снова на Севере. Все начинать сначала, но надо, значит надо.

С утра все по плану. Завтрак в маленькой столовой, тушенка с макаронами и горячий чай с очень вкусным хлебом.

На штольне нас встретили Виталий Созинов и Володя Спицин – главные горняки, начальник и горный мастер. Прошли почти по всем подземным выработкам. У меня уже был небольшой опыт колымских подземных работ, но горнотехнические условия Серединской штольни и применяемое оборудование не порадовали меня. Все было устаревшее и изношенное. Крепление разнокалиберным кругляком, реже горбылем. На всем этом висели брезентовые вентиляционные трубы со слабой вентиляцией, что придавало им жалкий вид. Мощности электроэнергии явно не хватало. Отсюда и повышенная эманация, а главное, слабое проветривание после отпалок. Чувствовался запах отработанного газа в выработках. А вагонетки еще опрокидные. На рудоотвале откатчик мог вместе с вагонеткой и породой ссыпаться в отвал, что и бывало, как мне рассказали. Хорошо, что без серьезных травм. Отсюда и невысокая производительность и, конечно же, - зарплата и настрой проходчиков.

Хочу вас заверить, Читатель, что подземный труд всегда был опасен и приближен к «адским» условиям. Под землей работают только отважные люди или те, кто привязан к своей профессии  по призванию. Зарплата и «подземные» льготы никогда не компенсировали сокращение жизни подземных проходчиков. По моему дальнейшему опыту верховное руководство и высшая власть никогда не понимали горняцкой рискованной жизни, в конце которой горнякам «срезался» льготный стаж за их адский труд…

Одно радовало – буровые станки «БСК-100», переданные год назад со Звездного, прекрасно оправдали себя в подземных условиях.

Я, как мог, подбадривал горняков:

«Ничего, ребята, будет и на нашей улице праздник. И техника будет лучше и обеспечение улучшится. Только голову не подставляйте, к кровле прислушивайтесь. Помните, вас жены молодые ждут, а кого – невесты веселые!».
Это знали многие горняки и, повторяя эти слова, посмеивались, потирая руки…

Буровиков мы посетили с помощью «АТЛ-5». Эти гусеничные военные вездеходы оправдывали себя в горно-таежных условиях, крепко помогая  нам геологам. Надо сказать, буровики в партии были опытные и терпеливые к северным условиям.

Буровые вышки тех времен на Крайнем Севере, особенно в зимнюю стужу под 50 градусов мороза или в снежные ветродуи – это не сауна в номерах московских бань с горячим полком под голым задом.

Это промороженная, продуваемая  вышка и промерзлая сталь буровых штанг и труб, которая круглые сутки периодически берется человеческими руками в брезентовых рукавицах, порой, до дыр рваных и несменяемых по сроку работы. А если поднять голову и посмотреть на вершину копра, то там – на шатком дощатом  полке, обливаемая летним дождем или обдуваемая зимней морозной вьюгой, в телогрейке, работает младший верховой буровой рабочий. Обычно молодая женщина или девчонка, вроде моей родственницы, студентки Верочки Еремы, производящей рискованные операции при спуско-подъеме бурового мокрого или обледенелого снаряда.

Такой была повседневная работа геологов-работяг, разведчиков урана тех времен на Торгойском месторождении.

Однако люди работали, матерились, шутили и пели песни:

«…Держись, геолог, крепись, геолог, -
Ты солнца и ветра брат».

В условиях партии № 97 продолжали коваться золотые кадры Сосновской экспедиции, среди которых был буровой мастер Саша Чмирук. Пройдут годы. В первом списке почетных граждан города Краснокаменска будет значиться единственный буровой мастер от Сосновской экспедиции – ЧМИРУК Александр Никифорович. Мне было особенно приятно это решение Горисполкома в 1994 г., поскольку мне посчастливилось с ним  работать несколько лет на Севере и на Стрельцовском  рудном поле урана.

Многие специалисты, работавшие в партии № 97, станут ведущими и главными специалистами в Сосновской экспедиции и даже в Главке, но это будет потом. А пока шли суровые будни.

На следующий день мы с Окуневым составили заявки на оборудование и материалы в Сосновскую экспедицию и приложили схемы металлических саней со специальными водилами и стальным поддоном для повышения их проходимости. Многое предусмотрели из прошлого опыта и указали в заявке.

Дальше пошли организационные дни. В том числе договаривались с железной дорогой о  транспорте в Большом Невере для перевозки гусеничных машин. С руководством Алданского аэропорта и отряда договаривались о заброске срочных материалов и ГСМ на «АН-2» в поселок Кедровый и о рейсе «МИ-1» для уточнения намеченной трассы похода… Заместителя партии по хозяйственной части Федорова Германа Васильевича я направил в Иркутск для организации отгрузок на Большой Невер. Там уже находился завхоз Борис Елизаров, опытный мой помощник по прежним северным походам и организационным делам.

Сам я решил изучить варианты завоза и перегона техники из Большого Невера в наш поселок Кедровый.

Я вылетел в Олекминск, затем в Алдан и дальше рейсовым автобусом до Большого Невера. В Большом Невере, в предместье около трассы на Алдан Борис уже организовал подбазу – место сосредоточения техники и грузов.

Оттуда должны тронуться груженые вездеходные машины и договорные машины с прицепами для перевозки тракторов и саней в район Нерюнги, к месту старта по бездорожью северных просторов в сторону партии № 97.

- Это уже недалеко будет, - шутил я, -  несколько сотен километров по долинам рек, ручьев, через перевалы, а, может, где-то и по звериным тропам.

В Алдан Борис направил группу парней, чтобы ребята поставили в аэропорту десятиместную палатку с печкой для проживания, приема и авиаотгрузки оперативного груза в партию или в колонну.

Тем самым в Алдане у нас появилась своя гостиница, куда я направился с первой груженой бочками ГСМ машиной.
Моя цель была в том, чтобы на вертолете «МИ-1» облететь намеченный маршрут колонны, а при необходимости его подправить. Как говорится, лучше раз увидеть своими глазами…

В конце декабря сильно похолодало. Снабженцы из только что образованной Приленской экспедиции при случайных встречах говорили: «Видно не хочет уран открываться, холодом прикрывается!».

Это было 31 декабря 1962 года. Завершался год, который был началом разворота на Алдане, на Эльконском горсте, а мы спешили развернуться в районе гольца Мурун. По алданской трассе им направо, нам – налево!

 

На встречу Нового 1963 года

Мы выехали с Андреем Рыбалко пораньше, чтобы успеть в палатку к Новому году! Трасса почти пустынна. Морозный туман. Видимость, как в молоке. Но едем. Нам проще – бензин в кузове, еда в рюкзаке, чай в термосе. По дороге разговор о жизни. Андрей поделился, что собирается жениться и связать свою жизнь с геологией. Парень отличный – как ему не пожелать успехов, любви и счастья. Я наговорил ему добрых слов, закончив пожеланием – успеть доехать да нашей «гостиницы» и отметить Новый год и все лучшее, что он нам подарит.

По графику движения мы успевали, но вдруг, уже почти перед Алданом, в тумане на трассе мы увидели грузовик, покрытый заиндевевшим брезентом, а рядом с ним человека, безнадежно стоявшего рядом, пытающегося поднять руку. Мы поняли - надо спасать.

- Что случилось, мужик? – спросил Андрей, открывая дверцу кабины.

- Движок сдох, - ответил замерзающий водитель. Уже два часа ни одной машины. Выручайте, пропаду! Машину бросить нельзя, груз в подотчете.… Цепляйте, братцы, я трос приготовил. Первый дом в Алдане, прямо на трассе. Тут уже не далеко – верст двадцать…

Как поступили бы Вы, Читатель? Надеюсь, по-человечески.

- Цепляй! – крикнул Андрей. И объехав его машину, попятился задом. Водитель накинул трос за крюк нашего форкопа и попросил: «Аккуратно, парень. Пока разогреюсь, да и аккумулятор сдох, фары тусклые… и туман…». Он сел за свой руль и зажег фары. Тронулись.

- Тяжеловат грузовичок, ходовая замерзла. Пока на первой передаче потянем, а там – как наш движок потянет…

Ехали молча, напряженно. Наш двигатель позволил нам перейти на вторую скорость, а чуть под горку – Андрей, рискуя машинами, катил на максимальной скорости.

Нам повезло – в туманной морозной мгле показались тусклые огни Алдана. Вскоре мы увидели справа дом с добротным забором, и наш водитель подал нам свой охрипший сигнал. Мы свернули  к воротам. Водитель вывалился из своей кабины.

Я выскочил ему помочь. Бедолага закуржавел и еле шевелился. Я заметил, стекла его кабины были заморожены. Только маленькая дырка была видна среди густой изморози. Я отцепил трос и забросил его на брезент кузова.

- Спасибо, братцы! Я теперь оживу. Если у вас туго с жильем, заходите, будьте как дома.

Он еле говорил, но хотел сказать больше…  Кто-то вышел из ворот. Мы поняли, он спасен.

- Ну что, Андрей, у нас считанные минуты, заворачивай в аэропорт, - сказал я и влез в кабину.

- Знаю, Петрович, бывал здесь, должны успеть, - ответил он.

Машина облегченно и быстро тронулась с места и покатила нас к заветной железной печке, которая, как нам мечталось, - ждала нас.

Так и было. Мы подъехали к палатке, но Андрей, поглядев на искры из трубы, отъехал в сторонку к забору.

- Без трех минут Новый год, - сказал я Андрею, - сливай воду, пока горячая и потихоньку пойдем в гости.

Он так и сделал.

Я раздвинул утеплитель палатки и увидел столик, сделанный из двух ящиков. На нем закуска и две бутылки водки. На ящиках сидят двое парней из наших буровиков партии № 324, а стоя спиной к раскаленной печке – Юра Парфенов в той же потной майке с кружкой в руке…

- Ба!.. Какие люди! – закричал Юра, - Петрович! Андрюха! Вот это подарок! Братва, - он обращается к своим, - пододвигайте себе раскладушку, а гостям ставьте свои венские стулья! Время деньги – Новый год на пороге палатки!..

Мы быстро заходим, ставим свои сумки, хлопаем парней по плечам, рукам, смотрим на часы, садимся…

-Заканчивай тост, Юра, - говорю я. – Извини, что прервали.

Все смеются, а Юра торжественно говорит, наливая нам в кружки:

- Смотрю на часы и жалею, что у меня мало времени. А то бы я наговорил нашим гостям столько хорошего, чего они никогда не слышали…. Время не терпит. Новый год входит в палатку!.. Встать, братва! Здравствуй, Новый год, заходи! Пожелай нам здоровья и удачи, а остальное мы сделаем сами! И уран найдем, и выбурим, если прикажут! С Новым годом, урановые люди! Ура!..

Мы стоя поднимаем кружки и тоже кричим – Ура! Почти полвека прошло, но я помню все до мелочей – это не забывается. Мы выпили «Русскую горькую» и начали с аппетитом закусывать, макая хлеб в банки с разогретой мясной тушенкой. Чудесное настроение, волчий аппетит, мировая закуска, тепло, верные люди рядом – чего еще желать?!! А затем повторили – «За тех, кто в поле»! «За находку»!

Все было хорошо. Я спросил:

- Юра, а что наши скважины на Стрельцовке дали после добурки?

- Петрович, не терзай душу, - ответил Юра. - Если бы я знал… После твоего отъезда через три дня пришла каротажка. Закрыли мою скважину, а еще через пяток дней – вторую. Мы каротажникам говорили – надо бы еще побурить… Вроде, скважины руду тронули…

Но велено было все остановить… и трубы обсадные вытащить!.. Значит, каюк, Петрович!

А главное, никто ничего не пояснил: ни главная геологиня, ни начальник…Они командовали…

Пригнали мы «эсбэушки» на базу, поставили в ряд, и конец на этом!  Прораб матерился.

А когда с другого участка приехал главный инженер, я спросил его о закрытии, то он недовольно только сплюнул… Я понял его, что с работой в партии он сам решил завязывать…

А потом Журавлев дал понять – желательно пока нам в отпуск с добавкой срока «без содержания», а кто хочет, пусть увольняется. План выполнен. Нет работы. На этом затишье… И вот мы здесь.

Я тоже сплюнул. Но про себя решил – докопаюсь!

- Ничего, Юра, мы еще «вернемся за подснежниками на Стрельцовку», - повторил я свою старую клятву. А сейчас у нас дела лихие, надо добраться до Муруна и завершить разведку месторождения Леньки Середина.

В общем, Новый год хорошо встретили. Наговорились, наобнимались, выпили  две бутылки, что стояли на столе и еще две из рюкзаков мы с Андреем достали. Хорошее настроение поддерживала вера в лучшее.

По ходу гулянки план обсудили. Завтра, то есть сегодня – спать до обеда. Затем праздничный обед. Я даю диспетчеру договорную заявку на 2 января для полета в сторону Муруна с посадкой в партии № 97 и обратно. Выполнение договорных работ поощрялось командиром авиаотряда, и с удовольствием встречалось пилотами. Их зарплата зависела от налета часов. Так что интерес был, и дела делались без проволочек.

Более того, 1 января я отдал заявку и нашел пилота «МИ-1». Это был старый друг по 1959 году  Гена Егоров, прекрасный пилот. С ним мы договорились: вылетаем в 10 утра. Заправка полная, плюс бочонок с бензином, рядом со мной в кабину. Первого января ребята похмелились, разогрели машину Андрея, разгрузили ее и продолжили встречу Нового года добрыми приветствиями и пожеланиями.

Второго января меня провожали парни, желая счастливого полета. Мы попрощались с Андреем Рыбалко с полной уверенностью, что скоро состоится его веселая свадьба…

Но кто придумал эти слова – «пути Господни неисповедимы». Или слова: «Добро и зло ходят рядом».

Мы попрощались с Андреем, как оказалось, навсегда.

Через некоторое время его злодейски и варварски убили на алданской трассе. Как рассказывали шофера, - он заступился за пожилого инвалида. Ему не простили этого. Подкараулили и ударили ножом, а затем зверски изрезали уголовники, отсидевшие свой срок за убийство, которых вскоре скрутили, а затем осудили на те же десять лет,.. чтобы они вышли и могли снова убивать.

Ненавижу маньяков убийц! А еще больше их пособников, слюнявых гуманистов – законодателей! Каюсь, но желаю им испытать подобные удары ножом на себе!


Но тогда я не знал трагедии Андрея. Настроение было на удачный полет, выбор лучшего варианта трассы, чтобы без потерь довезти технику к Торгойскому месторождению урана. Погода удалась. Видимость была хорошей. Мы летели на высоте 200 метров. Намеченный вариант трассы в большей части был лучшим. Там, где встречались непредвиденные препятствия, я показывал пилоту новый вариант. Мы пролетали над ним, утверждали или подбирали новый, более лучший. Полет был полезным. Все благоприятствовало нашему походу по уточненному маршруту.

Вот и река Олекма. Дальше левые притоки. Это уже ближе к Кедровому.

Вот и остров Итыллах, где нами построенный аэродром и отслужившая в 1962 году база аэропоисковиков моей прошлой партии № 327. С какой любовью я его делал осенью 1961 года! Он крепко помог моим последователям. Открытые радиоактивно повышенные поля и аэроаномалии еще послужат геологам, которые пойдут на поиски урана когда-нибудь после нас…

Удивительно то, что остров утвердительно ответил на вопрос: бывает ли добро за добро?


Благополучное ЧП - смерть не состоялась

Мы видели под собой взлетно-посадочную полосу, каркасы для палаток, одинокую баньку, о которой работники партии № 327 вспоминали с особой теплотой, и заснеженные бочки из-под бензина и масел.

- А что, Гена, - предложил я, - давай, сядем на островок, ноги разомнем, бензин из бочки в бак перельем, потрогаем приветливую землю…

Он, улыбаясь, сразу согласился. Сделал небольшой круг и завис для посадки. Снежная пурга от винтов приветствовала нас. Вертолет мягко приземлился. Геннадий выключил двигатель. Таежная тишина. Мы походили по грустным местам, зашли даже в баньку, похлопали руками по жердям каркаса палаток и, вернувшись к вертолету, стали переливать бензин из бочки в бак вертолета. Дозаправились.

Но тут я заметил под вертолетом маленькую черную дырочку в снегу и последнюю каплю масла, капнувшую из картера двигателя. Гена присел ниже и заглянул под двигатель.

- Петрович, пробки нет! Масло вытекло! – он побледнел и начал искать пробку в снегу.

Я сообразил: в снегу видны остатки масла, значит, болта-пробки не найти! Болт был слабо затянут, от вибрации отвинтился и выпал в полете. Геннадий моментально оценил, что могло произойти с нами.

- Петрович, твой остров спас нас!.. Еще бы минута полета и заклинило бы двигатель – лопасти по сторонам, а мы – камнем вниз! Посыпались матерные слова в адрес бортмеханика – растяпа! Я с ним разберусь. Но главное, нам с земли не связаться с портами. Это ЧП!..

- Ничего, Геннадий, - начал я его успокаивать, - мы дети бесшабашного народа.… Наверняка, где-нибудь в бочках есть авиамасло…

Мы пошли трогать бочки, сметая с них сугробы снега и отрывая их от земли. Часть бочек была  с бензином. А вот и бочка с авиамаслом! Егоров достал из техотсека ведро. Мы наполнили его маслом, но где взять болт-пробку? Ее не оказалось в инструментальном мешке механика. Да и не было никогда, по словам пилота.

Но нет безвыходных положений для русского человека. Я предложил вместо болта березовую круглую палочку слегка забить, а затем туго плоскогубцами завернуть по резьбе сливного гнезда.… Некоторое время Геннадий сомневался. Но делать нечего. Выстрогали деревянную палочку строго по отверстию, туговато забили, а затем туго закрутили. Я видел его жилистые руки, когда после меня он пробовал (для верности) туже затянуть пробку.

Затем он пробовал работу двигателя на земле, поглядывая на прибор давления масла. Полетели. Чувствовалось напряжение пилота. Но вскоре свыклись, как говорят: доверились судьбе…. Полет прошел по намеченному маршруту. Я понял, что трасса будет легче, чем мой поход через Кодарский хребет на Звездный, но мне придется не раз надеяться на судьбу.

В партии № 97 механики долго выковыривали нашу самодельную пробку. Затем заменили ее болтом,  который выточили на токарном станке строго по гнезду сливного отверстия.

Вечером я провел планерку в партии, касаясь планов работ и нашего похода, как я предполагал – за январь и первую половину февраля. Я пробовал шутить: «Должны дойти к потеплению климата в нашем поселке Кедровый».
Утром мы полетели снова по нашему маршруту, уточняя детали, но уже не в Алдан, а к месту базирования моей колонны – на окраине Нерюнги.

Там уже все были в сборе, и колонна готова к походу. Попрощались с Егоровым. По-дружески я посоветовал: «Не оформляй ЧП официально. Выгонят бортмеханика и тебя затаскают за деревянную пробку». Пожимая руку, он ответил: «Петрович, не считай меня…, разберусь я с ним. А тебе спасибо за поддержку и… счастливого пути. Доведется мимо пролетать, глядишь, и подсяду…». Славный был парень. Где он теперь? А мой путь был на северо-запад!

 

Третий северный поход - к урану Торгоя

Расстановка техники и людей была с учетом прошлых походов: впереди тягач «АТЛ-5», в кабине  водитель Коля Биин и я – штурман колонны. В кузове под брезентом сподручно – мои широкие якутские лыжи на меху. За нами бульдозер, а в нем – лучший бульдозерист на земле – незаменимый Ваня Левинков. Дальше трактора с санями, гружеными компрессорами, электростанцией, горным и буровым оборудованием, ГСМ и кузнечно-сварочным снаряжением. В кузовах машин – оборудование, продукты  и походное снаряжение. Замыкают колонну походная мастерская (ПРМ) и трактор с санями, на которых кубрик с железной печкой, нарами и столиком для оперативного приготовления пищи, а также крючья по стенам и веревки для аварийной сушки одежды.

Кроме меня и водителей, бригада дровяных и аварийных дел в составе: Коли Голубева, Лени Середина и кузнеца-сварщика Гриши Лебедева и, конечно же, завхоза Бориса Елизарова.

Впереди полтысячи километров по бездорожью, по звериным тропам, по долинам, заросшим бурьяном и мелколесьем, по горно-таежным перевалам с глыбовыми россыпями (страшными для ходовой части машин и тракторов) и льду рек, (покрытому снегом, а иногда потоками парящей на морозе воды) коварному и опасному!

Полтысячи километров! Не верится! И раньше не верилось. Но проходили…

Должны пройти. Как прежде, руководил старый колымский призыв: «Умри, но делай!».

Первая сотня километров прошла на энтузиазме – подтягивали крепеж, гусеничные болты и животы, когда кончился хлеб и перешли на сухари. Жили надеждой – Алданский водораздел кончится и начнется спуск в Олекму. А там!.. полторы сотни километров по льду реки быстро прокатим…

Вот и Олекма! Вокруг скалы, но белая гладь на север.… Впереди простор!..

Решили сутки  на отдых: ремонт, рациональная перегрузка и, как всегда, крепеж тяжелого оборудования. Разрешалась и чарка спирта! Вот бы еще хлеба свежего…

И тот же вопрос: Есть Бог на небе или нет?..

И редкий утвердительный ответ: «Есть! Подними глаза!».

Со стороны Олекминска над белизной реки появился вертолет  «МИ-4»! По маневрам меж скалистых берегов, решительному снижению и легкости полета я почувствовал – это Эрик Иванов! Значит, к нам! Вертолет сделал разворот и приземлился рядом с колонной.

Лопасти еще вращались, но в открытую дверь на лед выбрасывались мешки, как мы полагали, с хлебом. А затем с лыжами и рюкзаками в руках появились Виктор Усманов, Борис Кобычев, Володя Кашкин и Юра Пружинин – мои друзья лыжники! За ними, улыбаясь, шел пилот Эрик Иванов.

- Вот эта встреча! – Я быстро зашагал к ним навстречу. Объятия, возгласы приветствия, шутки и слова:

- Принимайте хлеб и кое-какую закуску, а бутылки донесем сами, чтобы не разбились…

Все сгрудились вокруг нежданных гостей. Я быстро разобрался в обстановке.

По инициативе Кобычева, знавшего причуды Олекмы за два сезона работы, и Виктора Усманова, начальника партии № 327, которая прошлый год базировалась на острове Итыллах, ребята прилетели помочь мне провести безопасно колонну по льду Олекмы, опережая колонну на лыжах, определяя места сухоледа, таликов, промоин и удобных мест обхода по террасам реки. Кашкин и Юра Пружинин за компанию, ради дружеской помощи…

На вопрос Усманову: «Кто заказал вертолет?». Он ответил:

- Не бери в голову, Петрович! Расходы берет твоя родная партия № 327! Нам никогда не рассчитаться с тобой за чудесную базу на Итыллахе. Мы проводим тебя до разворота на Мурун, а затем улетим снова в Олекминск и в Иркутск. В феврале, ты ведь знаешь, как всегда, спартакиада. Будем считать, мы к тебе на лыжную тренировку прибыли. Заказ «МИ-4» сделан через неделю. Мы успеем пройти твой маршрут по Олекме. А сейчас отпускай Эрика, а нас приглашай к обеду. Мы кое-что привезли с собой.

Разве такое забывается, Читатель? Я желаю вам подобной дружеской поддержки, когда вам будет трудно в жизни!
Коля Голубев, зная порядки в авиации, принес к вертолету  чайник с густо заваренным чаем и предложил пилотам угоститься, «чем бог послал» - горячим чаем и свежим хлебом. Летчики не отказались. Выпили по кружке (для согрева), попрощались и улетели.

Какой это был прекрасный день! Мороз за 30 градусов не замечался. Было тихо и тепло в долине Олекмы… и в душах наших.

Через час коллективный походный стол у большого костра был готов.  Под рокот двигателей, которые никогда не глушились, и под дружеские тосты обед был на славу – по 150 г спирта, колбаса со свежим хлебом, тушенка с картошкой, которую ребята привезли «на разок», сохраняя от мороза, и горячий крепко заваренный чай из олекминской воды. Веселый обед, но не хмельной – в колонне мера обязывала!..

А затем продолжался ремонт, подтяжка, дозаправка и обустройство на первый ночлег за последние две недели. Дежурство Николая и Гриши по колонне. Главное – работа двигателей и топка печей на экономном режиме, - шутили водители, наказывая дежурным парням…. Ночью была большая луна, предвещая похолодание.

Утренний морозец за 40 градусов никого не пугал. Бывало хуже. После горячего завтрака у костра, первым на лед выехал Коля Биин на «АТЛ-5», приглашая меня в кабину. За ним, раздвигая сугробы, вышел бульдозер, а затем после изменения порядка вышла ПРМ с лыжниками в ее будке. Они накладывали мазь на лыжи от мороза, прикидывая, когда начинать свой разведывательный поход. Мы подсмеивались над ними: «Главное, ребята, чтобы отдачи на лыжне не было, и носы берегите, а вместо лыжных палок полезно хотя бы пару ломов иметь!». Вот так под шутки водителей, зарычав движками и заскрипев санями, колонна двинулась вперед по льду Олекмы.

Было все, чему положено быть! Наледи, провалы, вытаскивание провалившихся тракторов и саней, рваные куски стальных тросов.… Выручали резиновые сапоги больших размеров и раскаленные печки в кубрике и будке ПРМ, где можно было обогреться и обсушиться. Набираясь опыта, наши лыжники чаще стали выбирать путь по террасам реки с переходами с берега на берег в обход скальных прижимов.

Сна не было. Водители успевали сидя подремать, пока бульдозер пробивал путь. А когда с ног валился Ваня Левинков, его подменял универсал Коля Биин, а за рычаги АТЛ садился я. Ребятам лыжникам это была сверхтренировка на выносливость…

- Скоростную тренировку нагоните на иркутской лыжне, - шутил я, поглядывая на небо в ожидании вертолета.

«МИ-4» прилетел согласно заданию. Обрадовали нас еще пятью мешками хлеба, как выяснилось, заказанного Витей Усмановым. Он был уже опытным парнем.

Колонна выходила на левый приток Олекмы для «штурма» водораздела в бассейн Чары.

А наши лыжники полетели в Олекминск и далее в Иркутск  для своих работ и участия в спартакиаде Сосновской экспедиции и Теркома профсоюза геологов Иркутска. В те годы спорт хорошо развивался и помогал в жизни геологов – азартом, дружбой, результатами в труде. Этого мы еще коснемся.… А пока в путь! Теперь уже курсом на запад в сторону гольца Мурун, где нас ждет партия № 97.

Путь через водораздел занял еще неделю без сна и отдыха. Самой большой опасностью были участки горелого леса, когда вершины огромного сухостоя непредвиденно падали на нас, желая нас уничтожить в отместку за их кровную обиду – пожары.

Хотя, Читатель, в тех безлюдных местах пожары возникали от ударов молний. Мне приходилось видеть эти яркие моменты возгорания деревьев…

Я большей частью шел на якутских лыжах, выбирая места редколесья, обходя глыбовые россыпи…

 

Походные размышления об уране и возможной войне

У меня было время для анализа прошлых дел на Стрельцовке. И почему скоропостижно закрыты буровые скважины?
Я прикидывал варианты: если нет оруденения на первой полсотни метров, почему не побурить глубже? Или почему не задать скважины по простиранию, или сгустить шаг профилей, или задать скважину в затылок рудным скважинам № 21а и № 170.

Ведь было только начало октября – тепло! Это не январь на Севере!

Ответа не находил. Понимал: буду в Иркутске, все прояснится…

Думал и о развороте работ на Алдане. Конечно же, нужен стране уран. Месторождения разведываются на Украине, в Средней Азии, но нет крупных месторождений урана в России, хотя РСФСР – гигантская территория, поставки урана из европейских соцстран могут прекратиться.… Ведь со штыками и танками «вечно мил не будешь»! Да и в мире обстановка напряженная – один Карибский кризис чуть не вверг мировую цивилизацию на самоуничтожение прошлой осенью 1962 года в октябре (когда закрывались урановые скважины на Стрельцовке).

Давайте вспомним об этом опасном моменте в жизни человечества, Читатель. Вспомним, чтобы не забывать!

О противостоянии США-СССР сегодня нет секретов. Пентагоном, начиная с июня 1945 года, было разработано множество планов ядерных атак на СССР под различными кодовыми названиями: «Тотали», «Пинчер», «Жаркий день», «Сизл», «Испепеляющий жар», «Встряска», «Моментальный удар» и другие. Это не просто забавные названия планов нападения. Это не детская сказка. Это конкретные города Советского Союза и расчетное количество атомных бомб на каждую цель. По тем временам до 1950 года агрессор ограничивался 20 городами, затем 70 городами, а в 1957 году в планы входило разрушение и убийство жителей уже 200 городов.

Представляете, Читатель, что могло обрушиться на головы россиян в октябре 1962 года! Все виды оружия США и СССР – на боевом старте!

Интересно то, что на Советском Байконуре ракета, подготовленная к полету на Марс, была заменена ракетой, направленной на США с ядерным зарядом 83 миллиона тонн тротила. Это более пяти тысяч бомб, сброшенных на Хиросиму!

Однако решение об упреждающем ударе конгрессменами США было принято.

Вот как вспоминает тогдашний министр обороны США Роберт Макнамара тот роковой день:

«Вечером 27 октября 1962 года я выходил из Белого Дома от президента. Был яркий осенний вечер. И я подумал, что возможно никогда уже не увижу такого прекрасного вечера».

Но тогда всех проголосовавших за «удар по СССР» охладил доклад руководителя ЦРУ о возможных потерях, сделанный по инициативе   Кеннеди:

«Куба и СССР будут полностью уничтожены. В США погибнут 80 миллионов населения, а остальные - вскоре от радиации и разрушений. Тоже все»!

Вот тогда-то первым обратился к президенту его брат – ярый сторонник первого удара с исторической просьбой:

- Джон! Ты, как президент, один имеешь право позволить нам переголосовать! Разреши!

Переголосовали – опомнились! Кеннеди и Хрущев тогда поладили миром…

Но могло ли Советское руководство не сделать нужных выводов, в том числе – о необходимости разворота работ на уран, и в первую очередь на территории России? Не могло!

Не зная тогда многих значимых деталей, я  брел на лыжах и размышлял:

- Вот почему меня торопят сделать доразведку Торгоя, а на Алдан брошены все резервы уранового Главка страны во главе с Лапиным Александром Леонидовичем (будущим главным инженером, а затем руководителем Главка МГ СССР).

И навязчивый по сей день вопрос:

- Так почему тогда, в октябре 1962 года остановили все работы на ураново-рудной Стрельцовской зоне?

Мне это было важно тогда и теперь, в связи с методикой оценки урановых аномалий и рудопроявлений, и более того – в связи с методикой поисков и разведки месторождений урана. Тогда это для меня, как геолога, а теперь – это как исправленная ошибка, которую нельзя повторять тем, кто пойдет к урану по нашим тропам.

Последний привал. И вот та приветливая поляна на западном склоне водораздела, с которого виден голец Мурун, а левее его – наша партия № 97. Осталось какая-то сотня километров!

- Ваня, расчищай площадку под стоянку колонны! Глуши моторы! Пока теплые движки, меняем масло и делаем профилактику, а также всей ходовой, чтобы хватило до дома! – распоряжаюсь я, обходя всех, начиная с Левинкова. - Коля, разводите большие костры возле машин и тракторов, чтобы теплее работалось, а потом ужин и спать всю ночь!

Всем такая команда была по душе. Исполнение было из последних сил, но обязательным. Все знали о порядке в колонне. Если команда «Глуши двигатели», значит, будет добрый ужин с пайкой спирта и сон до обеда!..

Февральское солнце говорило о прибавке светлого дня. Это был последний суточный привал с воспоминаниями о пройденных трудностях и верой – теперь дойдем!

Я планировал путь чуть правее, по краю платформы, чтобы выйти на проторенный партионный зимник на подбазу Усть-Жуя на реке Чара. А по зимнику, как я говорил ребятам, - мы как по асфальту въедем в наш поселок Кедровый.

Так и было. Еще неделя последних усилий, и мы подошли к зимнику. За нами уже следил вертолет «МИ-1». Он завис впереди колонны и сбросил мешок свежего Надиного хлеба. По уговору, нас ждали – топили печи в общежитии и были готовы встретить в столовой…

Путь по зимнику – это было праздничное торжественное продвижение колонны без заминок и былых приключений. Остановка по плану – в районе техскладов, мехцеха и монтажной площадки…

И, наконец, самая приятная для всех команда: «Глуши движки! Сливай воду! Конец пути!». Все живы! Башмаки тракторов искорежены, но на месте!.. Смех. Веселье. Дружеские встречи.

- Ванечка, живой! – причитает Маша Левинкова, обнимая нашего любимца Ивана. А вот и Неля с двухгодовалым Витькой с рулем в его руках, который сварил ему Миша Гавриков.

А вот и Виталий Кузнецов, который приглашает меня, Колю Голубева, Леню Середина и Петра Малкова в наш дом, перегороженный по плану как в партии № 324 – прихожая, она же кухня-столовая и две клетушки – одна общага, а другая для семьи начальника партии, его жены и сынишки.

- Дом для коммунаров готов и натоплен, - докладывает Виталий.

- Мать частная! – восклицаю я, - как хорошо, когда есть дом и друзья!

Потом был большой ужин в тепле! Вопросы и ответы:

«Как шли? Как дошли? Ох! И досталось вам!..».

Дальше, как всегда, тосты «За удачу»!

Беспробудный сон в тепле – впервые за последние полтора месяца.

И снова обычная круглосуточная работа разведчиков, геологов-работяг со всеми житейскими радостями и трудностями. Тропы позади. Впереди - работа, работа, работа…


К итогу о пройденных тропах

Простите, Читатель, я, возможно, излишне долго рассказывал вам о пройденных тропах к урану. Каюсь!

Но это ничтожно малые эпизоды из жизни геологов. Их путь бывает более труден и результативен. Они заслуживают уважения и добрых слов.

Впереди я попробую кратко осветить один из порогов, после которого начинается широкий и даже железный путь к урану. Порог к открытию бывает труден, о который запинаются многие, некоторые пробуют открыть дверь не в ту сторону и не признаются в этом.

Исправленные ошибки должны прощаться, ложь  осуждаться, а правда должна быть полезной для тех, кто пойдет после нас по заросшим тропам и размытым дорогам к большому урану.

 

Результаты похода

На второй день после запуска новых компрессоров на штольне можно было слышать голоса проходчиков:

- Ну, братва, перфораторы работают по-другому! Попрем, ребята! – Облегченно вздохнул главный механик Камнев Иван Филиппович. После запуска новой электростанции ярче засветились лампочки по квершлагу штольни, завизжали веселее вентиляторы и надулись вентиляционные брезентовые трубы.

- Дышать стало легче, - шутили документаторы выработок…

Светлее стало и в поселке. Стали греть лучше плитки. А бульдозер больше не отвлекался от работ при штольне.

Местные дороги и зимник до Чары я поручил Ивану Левинкову. Это было важным делом – ГСМ было на исходе. Опыт водителей за время похода пригодился для пробивки дороги по Чаре до Олекминска и завоза ГСМ.

В первый рейс пошли три машины. Удачно. А затем спарено ходили две, а Петр Малков на «ЗИЛ-157» ходил один, работая за двоих. Расценки были реальными, их никто не срезал при большом перевыполнении норм выработки. Каюсь, я допускал Петра ходить в рейс одному, нарушая вместе с ним технику безопасности. Нами руководил все тот же принцип: «Умри, но делай!».

Я рад, Петр Павлович жив и сегодня, почти полвека спустя. Мы встречаемся, вспоминаем прошлое, ни о чем не жалеем. Но мы негодуем на Власть за то, что она задним числом изъяла из пенсионных дел северный стаж, плюнув в душу и подрезав без того ничтожную пенсию многих стариков, создавших основные богатства страны в районах Крайнего Севера: нефть, газ, золото, алмазы, никель, уран и многое другое из природных ресурсов. Не понять этой Власти, как давались эти богатства. Словоблудие одно и нежелание разобраться в своих замысловато преступных законах…

А тогда полные веры в справедливость мы рисковали собой во имя нашей страны и светлого будущего.… Это правда, которую я подтверждаю в своей исповеди!

 

О чароите партии № 97

Я обязан сказать добрые слова о первых открывателях чароита.

По определению  Веры Парфентьевны Роговой, ныне  доктора геолого-минералогических наук: «Чароит – это красивый ювелирно-поделочный камень, который по своим декоративным качествам, хорошей полируемости занял достойное место среди таких камней, как лазурит и нефрит, издавна известных человеку».

Прежде всего, необходимо вспомнить геолога В. Дитмара. Это его маленький отряд сразу после Отечественной войны трудился в далеких Мурунских гольцах. Глыбы сиреневых пород (тремолитовых сланцев) были отмечены на его геологической карте. На месте стоянки отряда геологов из Ленинграда сохранилась маленькая приземистая избушка – домик Дитмара.

Затем в 1959 году при организации партии № 97 о Мурунских гольцах вспомнил старейший геолог Сосновской экспедиции Алексей Михайлович Бильтаев, по совету которого в площадь поисковых работ партии № 97 были включены Мурунские гольцы.

Летом 1960 года геолог Юрий Рогов и техник-геолог Володя Никитич в маршруте вблизи домика Дитмара, а возможно, идя по заросшей тропе Дитмара, обнаружили глыбы сиреневых пород. Я знаю талант Юрия Гавриловича – он не мог пройти мимо такой находки, хотя и нерадиоактивной. Мы с ним не раз в последующие годы делились смыслом фразы: «Геолог в маршруте - один на один с собственной совестью». А для первооткрывателя, кроме – увидеть, нужно действовать! Видимо, потому они прямиком из маршрута направились в минералогическую лабораторию с образцами сиреневой породы.

- Такую породу я увидела впервые, - вспоминает Вера Парфентьевна Рогова…

Позже она занялась изучением чароита, в названии которого – река Чара и понятие – очарование. А затем написание статей, связи со специалистами многих стран мира. И так – на всю жизнь! Когда ей нужен был дополнительный каменный материал для анализов, она ходила вместе с Роговым и главным геологом партии Горстом Валентином Яковлевичем за новыми образцами на сиреневую россыпь.

Я помню момент, когда Рогов и Горст зашли ко мне, и Юрий, показав каменную «краюшку» сиреневого сланца, попросил: «Петрович, дай команду, чтобы Катя Федорова распилила на алмазной пиле этот камень. Живет еще запрет на единственную алмазную пилу бывшего начальника Темникова!.. Увидишь сам, - какая это красота! И Вере надо для изучения».

Восторг красотой перешибает все запреты! Как я мог отказать…

Вернувшись, он сплюнул на свежую плоскость чароита, протер ладонью и воскликнул:

«Ну, как? Это же чудо сиреневое!».

Мы с Горстом долго восхищались этим чудом.

Первооткрыватели были рядом – Рогов Юрий и Вера Рогова!

Дальше чароитом  занялись геологи организации «Цветные камни», в том числе Алексеев Юрий Александрович, который также значится в первооткрывателях. Справедливости ради, я вспоминаю генерального директора «Цветных камней» Эдуарда Федоровича Саклешина.  Да, да! Читатель, того самого, который, будучи начальником отряда, в 1959 году восхищался большой радиоактивностью вблизи гольца Мурун. Он то и дал промышленный ход добыче, обработке и созданию чудесных шедевров из чароита, ныне известных во всем мире.

Как видим, «не хлебом единым жив человек». Геологи-уранщики прошлых лет, опираясь на свою совесть, открывали многие месторождения полезных ископаемых для блага людей. Преклоняюсь…

 

О буднях партии № 97

Постепенно жизнь партии вошла в норму. Разведка урана шла по плану. Но где-то в глубине души зарождалось чувство, что наша лебединая песня разведчиков Торгоя подходит к концу. Горных работ на 1963 год – несколько месяцев, а на расширение поисков объемов и средств не предусматривалось.  Я осознавал, что «зимник» на Чару нужен партии № 97 не так для разворота, как для ликвидации партии.

Руководство экспедиции настраивало геологов на ускорение подсчета запасов. Это всегда завершающий этап, если не будет другого.

Конечно же, я понимал, что при любых вариантах – первыми шагами ликвидации должна быть комплектация и отправка всего требующего ремонта оборудования на ремонтную базу в Иркутск. Сроки доставки оборудования только к весенней большой воде для прохождения плоскодонных барж. Главное, не опоздать!

На комплектацию транспорта поставлен молодой механик Паша Гребенщиков, красивый толковый парень – первый жених в поселке! На комплектацию тяжелого и горного оборудования определился Петя Каскевич – бывалый дизелист, тракторист, компрессорщик и «государственник» - шутник.

Он под смех механизаторов предлагал для оздоровления нации сузить все двери трамваев и автобусов вдвое, чтобы граждане с большими животами, которые не входят в двери, топали пешком для пользы собственного организма!

Ну, как с такими ребятами не сделать нужные дела к сроку?! Тем более, февраль сменился мартом. Мороз стал мягче. Жизнь партии шла обычным путем. Горно-буровая работа – круглые сутки. Все другие и дорожно-транспортные работы – от темна до темна, с прихватом ночи в рейсах по зимнику.

 

Конечно же, вспоминаются ЧП. Без них не обходилось.… Наше и, прежде всего, мое пренебрежение к технике безопасности в суровых условиях, давало о себе знать. Каюсь. Но, нас подгоняло слово – надо!

В одном из одиночных рейсов по реке Чара провалился груженый автомобиль Петра. Он опытный, но ничего сделать не смог.

- Хоть погибай, - говорил он мне после рейса. Но бывает везение. Он услышал в морозной тиши рокот двигателя. Прислушался. Так и есть, возможно, это трактор. Он поднялся на террасу реки и пошел на звук. В ночной тьме замаячили огоньки. Оказалось, это  отделение охотхозяйства. Дежурный электрик (якут), он же тракторист, давал свет нескольким домикам, вращая генератор двигателем трактора.

- Выручай, браток, чуть за трос  потянуть меня надо, провалился я.… Вот тут, недалеко, - просил Петр.
Но якут разводил руками: «Не могу! Свет даю».

- Выручай! У меня ничего нет, только бензин, да бутылка спирта…

- Ладно, поехали, - согласился тракторист.

Свет в домиках погас, но машину удалось вытащить из ледяного плена.… Но урок не подействовал. Петр продолжал ходить в рейс один, пока не лег на бок в снежный обрыв. К счастью, это случилось на ближней дороге. Он зашел в наш дом ночью, весь закуржавевший, черный, обессиленный, еле проговорив:

- Петрович, тут недалеко, верст пять… Машина на боку, воду не слил, не смог. Надо спасать движок, да и машину поставить на колеса. Биин на «АТЛ» нужен и ребята наши с пилами.… Как я не заметил боковой наледи по уклону – снегом ее запорошило!..

И на этот раз обошлось. Завели «АТЛ-5», и к месту.… К рассвету все вернулись. Но что незабываемо, Петр попросил парней разгрузить машину и заправить, а сам, прикорнув пару часов, ушел в рейс.… Только после этого я запретил одиночные рейсы. Но нарушался этот запрет, что поделаешь? И все ради дела.… Вот и тогда Петя торопился в одиночный рейс, пока не запорошило его след на льду Чары. Я понимал, с дорог все начинается. Дороги нужны и для ликвидации. Поэтому многие дни марта я бывал на пробивке новых вариантов дорог. Однажды наш «АТЛ-5» рухнул в болотистый талик. Коля Биин среагировал. Разворотами гусениц в черном дыму надрывающегося двигателя мы, зачерпнув мутной жижи в кузов тягача, вылезли на твердую бровку болота.… Но что это?! В кузовной жиже заметалась огромная черная рыбина – страшилище! Коля Голубев удачно прихватил ее на лопату и швырнул в водную яму. Биин, видя полет рыбы, проговорил: «Ну, Петрович, жди беды! Такая черная паскудина не к добру…». Однако, так и не определив, что это было, мы продолжили поиски лучшего варианта дороги.

ЧП - убийство в поисках справедливости. Через три дня вспоминалась рыбина: в общежитии повздорили два подвыпивших Володи – один горный мастер штольни, второй – начальник нашей спецчасти. В основе раздора была несправедливость оплаты – равная у горного мастера под землей и чиновника в теплой комнате. В гневе один пообещал второму по физиономии, а второй – сходил в спецчасть, взял наган, пришел и застрелил первого.… В маленькой зимней партии – это был шок! Оба ведь хорошие парни. В чем дело?

А дело все в  том же – нелепая уравниловка в оплате различного по условиям труда! Отсюда несправедливость, ненависть, зависть.

Помню, я часто ругал власть за это безобразие: «Настанет время и рухнет система!». Меня часто предупреждали друзья:

- Петрович! Не болтай лишнего! Доберутся до тебя!

А Вадим Перловский, соратник по эффективности аэропоисков, добавляя, шутил:

- Ой, посадят тебя, Петрович! Ой, посадят.

Но не посадили за эту критику. Рухнула система вместе с Советским Союзом.

А ведь можно и нужно было исправить антиприродную нелепость. И жили бы лучше…

А посадить, не посадили – были, видимо, в КГБ умные люди. А парней наших жаль. Их везли в одном самолете «АН-2» - один в гробу, второй рядом под присмотром милиционера.

О наших жёнах, детях и… - ЧП

Каково же было моей жене Неле, когда  начальник спецчасти зашел вечером в наш дом, где она  была с двухгодовалым Витькой, и, подавая ей наган, сказал:

- Неля, я застрелил Спицина, возьми наган, отдай Петровичу, когда вернется с дороги… Он заряженный, осторожно! А я пойду к себе. Не знаю, что сделаю с собой!

Несколько позже она рассказала это мне, на что я утешил:

«Не переживай, Неля, всякое было и будет еще. Приходили к тебе с бритвой, теперь с наганом, возможно, придут и с взрывчаткой. Несправедливость рождает зло, а мы окружены этой несправедливостью».

Помню случай. Наш сынишка был под присмотром Маши Левинковой, на складе ВМ (взрывчатых материалов) и вдруг  - потерялся. Маша не может найти. Звонок в контору, в камералку.… Прибежали, начали его искать по запорошенным следам.

Нашли – он метров двести в кустах, в снежном сугробе сидит, а в руках его руль, подарок шоферов. Он фыркает и на вопросы отвечает:

«Забуксовал в сугробе, не могу выехать, нужен трактор».

Что скажите, Читатель, о детском воспитании сына геологов?..

Через несколько дней Нелю выносят на руках без сознания.

Она задохнулась в подземной выработке, по соседству с которой недавно прошла отпалка.

Горных мастеров не хватало. Не предупредили, где можно документировать и опробовать забой.

Ее вынесли Юра Яковлев и Коля Дрога. Они сами чуть не потеряли сознание, отвалявшись на снегу после выхода из штольни.

Не забывает она, что вместо того, чтобы утешить ее как-то, я отругал:

«Чему вас в университетах учили? Разве можно без разрешения Горнадзора в подземные выработки заходить?!».
Каюсь! Не прав я был. Но все это в прошлом.… Но с Юрой Яковлевым полвека спустя, мы вспоминали этот эпизод  теплыми словами и добрыми пожеланиями…

В конце марта мне пришел вызов в Иркутск по графику рассмотрения работ.
Но произошла задержка вылета – двухдневная метель! Домики поселка и буровые вышки в сугробах!

Более всего досталось буровой вышке, бурившей за перевалом Серединской зоны. Ее замело полностью. Когда утихла метель, буровики сделали в сугробе лаз над люком тепляка для бурового снаряда. Когда лазили через люк в буровую вышку, обычно шутили:

- «КАМ-500» и буровики теперь в тепле, без сквозняков и насморков! Красота!

Это трудно представить. Это надо видеть! Это Север! В памяти стоит мужественный прораб буровых работ Девликанов Алим Касьянович. Таких пурга не валит! Примером хладнокровия и знания буровых дел в партии № 97 мне запомнился старейшина сосновских буровиков – Иванов Федор Куприянович, которого все с уважением называли – Куприяныч. Это были люди Крайнего Севера с девизом: «Умри, но делай!».

Будни и ЧП партии № 97 вспоминались мне, пока я летел в Иркутск. Невольно я сравнивал условия работ на Крайнем Севере и в степных районах южного Приаргунья. Это по государственным затратам несопоставимые районы! Вот почему мне более всего не давала покоя мысль:

- Почему в солнечный октябрь 1962 года прекращено бурение на Стрельцовской урановой зоне?

Стрельцовка. Сентябрь 1962. Шаги к месторождению урана

Все виды работ производственного плана выполнены. Гости из Сосновского управления и от науки посетили нас и отбыли. Уехала в отпуск и попутно, как мне помнится, в творческую командировку Лидия Петровна.  Наступило время, не во вред работам по проекту, плотно и творчески заняться Стрельцовским рудопроявлением урана, а там, если повезет, кратчайший путь к Тулукуевскому рудопроявлению № 4… Пора! С чего начинать?..
Выполнив план, улетел съемочный борт «АН-2» с аппаратурой, летными материалами и спецчастью.
В районе  Гребневой зоны, вместо 1000 метров бурения выполнено 1200 метров (без каких-либо обнадеживающих результатов). После выполнения всех видов работ «по проекту» остался отряд Порошина для завершения работ по указанию главного геолога партии
Всем остальным отрядам даю распоряжение сосредоточиться под единым руководством начальника отряда Всеволода Медведева.
Две буровые вышки остаются для добуривания на Аргунской        депрессии.
Две другие – в распоряжение Медведева В.И. – для бурения             на Сухом Урулюнгуе и Стрельцовке.
В считанные дни создается палаточный поселок на правом борту Сухого Урулюнгуя между  Чандачинской водной колонкой и Стрельцовским рудопроявлением урана.
Все было подготовлено к принятию конкретного решения и плана разворота работ по оценке перспектив Стрельцовского рудопроявления урана.
Однако это «самовольство» требовало тщательного анализа всех предыдущих работ, их результатов и прошлых решений.
Вспоминаю о читинских аномалиях на Стрельцовке. Это результаты «попутных» работ прошлых 1940-50 годов. Они имеются в отчетах о разведке Стрельцовского месторождения флюорита в фондах ЧГУ, а также в отчетах о результатах «массовых поисков» в фондах Сосновской экспедиции. Это аномалии радиоактивности и уранового оруденения в шурфах, канавах и в буровой скважине, проявленные по простиранию около километра, со значениями радиоактивности – сотни гамм (микрорентген в час) и содержанием урана сотые процента, и даже 0,1%, а в скважине № 21а – 0,24% урана!  
Интересно отметить то, что значение – 0,24% урана соответствует среднему содержанию урана всех в общей сумме месторождений урана в Стрельцовском прогибе.
Не следует забывать и того, что первые данные о радиоактивности и наличии урана объяснялись специалистами Сосновской экспедиции, в том числе Лидией Петровной Ищуковой, связью урана с марганцевыми и железистыми налетами, что не призывало к практическому опоискованию и оценке Стрельцовского рудопроявления урана силами Сосновской экспедиции. Эта тенденция сохранялась более пяти лет,  и даже после получения результатов по скважине № 21а.
Это должно остаться в памяти, как урок, как ошибка, чтобы ее не повторять будущим геологам-уранщикам.
Никого не винить, но и не повторять ошибок – это моя заповедь     Читателю.
Честь и хвала истинным первооткрывателям Стрельцовского месторождения урана: В.Н. Суханову, И.П. Березовикову,              М.А. Строганову – геологам Мациевской партии ЧГУ.
Значение результатов добросовестного труда читинских геологов для открытия Стрельцовского промышленного месторождения урана –     БЕССПОРНО!
Забыть читинских геологов-работяг – будет тяжкой несправедливостью. Их радиоактивные аномалии – это прямые признаки возможных месторождений урана, а уран в скважине №21а – это его «крик» о           необходимости начала работ на Стрельцовке силами специализированной урановой Сосновской экспедиции.
Для принятия окончательного решения о месте работ на Стрельцовке я сравнивал результаты читинских геологов с результатами аэропартии № 325 Сосновской экспедиции на Тулукуевской аэроаномалии № 4.  Ее в 1955 году мне довелось перевести в рудопроявление с видимой урановой минерализацией и открытием двух протяженных эманационных радоновых зон среди аэрорадиоактивно-повышенных полей, которые требовали постановки разведочных буровых работ. Хотя наши коллективные рекомендации были утверждены НТС Сосновской экспедиции, с горечью вспоминаю, что они были перечеркнуты на следующий год – не  работами (!), а мнением отдельных геологов, в том числе моим нынешним главным геологом партии № 324 Л.П. Ищуковой, и проигнорированы тогдашним руководителем Сосновской экспедиции Антиповым Г.И. на долгие годы.
Каюсь, за свое смирение и терпение в те мои первые годы на урановой тропе. Впереди шли тяжеловесные авторитеты.
Но в 1962 году я смог пересилить  собственное я, временно отказавшись от работ на моем Тулукуевском урановом рудопроявлении № 4, и принять решение: убрать старые подгнившие «кресты» на Стрельцовке. Продолжить прошлые открытия читинских геологов постановкой комплекса поисковых работ на Стрельцовской ураново-флюоритовой зоне, начиная с участка скважины № 21а – с ее лучшим содержанием урана.
О модели месторождений урана на Стрельцовке. Нелегко давалось это решение. Оно не могло быть без понимания строения Стрельцовской кальдеры. Отсюда и понимание моделей месторождений, отсюда и рациональный комплекс наиболее эффективных методов поисков и разведки.
На основании просмотра  предварительных результатов гравиметрических работ Владимира Шувалова в моем сознании утвердилась форма Стрельцовского прогиба – плоская кальдера с уступчатым фундаментом, зонами разломов обрушения и брекчирования, с последующими осадконакоплениями и периодическим вулканизмом. А главное – с выходом циркуляционных вод прогиба, и частично перемытых осадков, через небольшой вал во впадину Сухого Урулюнгуя, то есть к базису дренирования (модель отмывания золота в «корейском лотке»).
В целом, это схематическая основа для направленной циркуляции ураноносных растворов от поставщика урана (окружающих пород со свободным ураном) с предварительным его выщелачиванием, переносом и осаждением в благоприятных тектонических, геоморфологических и геохимических условиях – ловушках, фильтрах и химических осадителях.
Так должны образоваться все месторождения Стрельцовского прогиба. Например, Стрельцовское в зонах дробления осадочно-вулканогенных пород и глубоких трещинах фундамента.  Тулукуевское – в морфологической ловушке и зонах брекчирования пород Большого Тулукуя. И, конечно же, Аргунское месторождение (проявленное на поверхности аэроаномалией № 4 с видимой вторичной минерализацией и радоновыми эманационными зонами), сформированное на развороте потока ураноносных растворов перед выходом из прогиба в тектонически дробленной и геохимически благоприятной карбонатной среде.
Подобным образом должны создаваться и другие месторождения урана в Стрельцовском прогибе.
Периодически происходящий вулканизм с подогревом пород и растворов, как известно, повышает эффективность выщелачивания урана и перевода его в раствор.
А дальше – длительная, направленная к базису дренирования, циркуляция ураноносного раствора и формирование месторождений за счет осаждения урана в благоприятной геоморфологической или геохимической (щелочной) среде…
Отсюда формируется наиболее рациональный комплекс методов поисков и разведки – от аэропоисков до подземных работ.
Беру грех на душу – от своих убеждений не откажусь!
Да простят мне ученые мужи геологии – простоту генетической модели образования месторождений урана в Стрельцовском прогибе.
А «сверхумники» пусть ищут «очаги рудных растворов» на неведомых глубинах под земной корой или еще глубже, если им  это поможет в поисках месторождений урана. Желаю удачи, а лучше – разума!

Принятое решение и «роковое предупреждение» -ЧП
Дни пролетали незаметно. Объемы всех видов работ партии были выполнены и даже перевыполнены. Имелись и положительные результаты – в виде ореолов урана в рыхлых отложениях Сухого Урулюнгуя. Как я понимал, это результат выноса урана из Стрельцовского прогиба («промывочного лотка») водными его растворами вместе с перемытой породой. Что поделаешь, так мыслил колымский золотарь (в прошлом).
Напрашивался еще более твердый вывод: значит, есть уран в Стрельцовском прогибе! Значит, надо определяться, где форсировать    поиски?
Старая горняцкая поговорка гласит: «Руду ищи около руды!».
Тому и быть! Прости, Тулукуевская аномалия № 4, повремени немного…
Начнем с подтверждения руды, установленной в скважине № 21а, и прослеживания оруденения по простиранию Стрельцовской зоны. Времени осталось до конца сезона мало, надо спешить!

Вечером, сидя по-домашнему в своей комнатушке, я поставил точку в конце «Плана завершения работ» и услышал то, что называется –      «роковое предупреждение»!
- Где он? Я пришел перерезать ему горло! – слышался крик с негодованием и угрозой.
- Кто вы?! Кто вы?! Владимир!!! К нам человек с ножом! – услышал я испуганный голос моей жены-геологини Нели, которая находилась с маленьким сынишкой Витькой в прихожей нашего дома-общежития.
Я мгновенно достал пистолет «ТТ», дослал патрон в ствол и вышел в прихожку…
В дверях стоял пьяный водитель, недавно принятый на работу, полный злобы, с правой рукой за спиной…
- Подходи, начальник, и прощайся с жизнью!.. – завопил он.
Я шагнул к нему почти вплотную и выстрелил возле его лица, чуть выше его головы…
Он обомлел. Что-то выпало из его правой руки за порог дома…
В тот же  миг с улицы подскочили на выстрел мои друзья по работе на Севере и по совместному проживанию в доме – Коля Голубев, Леня Середин и с ними Коля Биин. Они схватили пришельца, повалили на землю, скрутили ему руки бельевой веревкой за спиной, и только потом спросили:
- Что случилось, Петрович?
- Похоже, парень пришел искать справедливость, - ответил я.
- Ух, ты! У него оказывается развернутая опасная бритва была, - проговорил Коля, поднимая с пола бритву.
Я осторожно взял бритву, завернул ее в бумагу и отложил на полочку.
-  А теперь, парни, положите его где-нибудь в овражке, пусть остынет и одумается. А завтра я поговорю с ним – трезвым. Сейчас будем ужинать. У меня приятная новость – завтра начнем работу на Стрельцовке.
У меня никогда не было секретов от своих близких работяг – они бывали моими советчиками, и всегда самыми добросовестными исполнителями самых трудных работ и походов.
Как помню, они отвезли хулигана на тачке и, затянув руки и ноги потуже веревкой, положили в промоину овражка за домиком Всеволода Медведева.  Мы сели ужинать, перебирая варианты причин случая и    оговаривая завтрашний выезд в отряд Медведева. Так завершился очередной воскресный день.
Ночью парни проведали «преступника». Он выл от боли в руках и умолял отвести его в шоферское общежитие, обещая не хулиганить…
Утром ребята привели забияку ко мне в кабинет. Я попросил их оставить нас одних.
- Как понимать вчерашнее твое вторжение с бритвой? – спросил я его.
- Простите, Петрович!.. Вчера письмо от  жены получил. Выселяют ее из казенной квартиры с сынишкой годовалым, таким же, как Ваш. Для нее работы нет. Как и меня ее сократили… Злоба меня заела, Петрович.… На начальство злоба. Прости, если сможешь…. Я понимаю, тюрьма мне светит…. Виноват…. Сегодня ребята в гараже мне дураку говорили, что ты – свой человек, наш…. Прости…. Отпусти меня…. Я заявление принес.
Я смотрел на него - крепкий, жилистый, простой, открытый. Завгар с утра пораньше уже за него просил:
«Трудяга он. Недавно приняли, машину дал ему старенькую, а через неделю – машину не узнать…. Руки у него золотые…. Не сади его в тюрьму. Жалко дурака».
- Заявление свое положи в карман. Найдет тебе замену завгар – подпишу, если не передумаешь. А сейчас садись за стол и пиши то, что я тебе продиктую. Это будет твое покаяние и гарантия, что ты не натворишь новых безобразий. Откажешься написать – организую тебе путевку в «лагерь» на долгие годы. Пиши…
Он сел. Я дал ему ручку, лист бумаги и продиктовал текст его вчерашнего поступка - признание вины и обязательство не повторять подобного никогда!
Тяжело ему было писать. За признание вины с фактом «угрозы с бритвой», он понимал – лишение свободы гарантировано! Я положил его «объяснение» в сейф и сказал:
- Иди, работай. Машину береги.… А если жену с ребенком выселят, сюда привози. Домишко какой-нибудь отремонтируешь, а работа жене найдется.… И не дури!
Он вышел.  В моей памяти осталось его выражение лица – тревога, безнадежность и тоска душевная.
Забегая вперед, закончу с этим мрачным эпизодом. …Через несколько дней, когда я вернулся с участка работ, этот парень зашел ко мне вместе с завгаром и подал свое заявление, проговорив:
«Не могу я больше, Петрович, работать. Перед шоферами стыдно и людям в глаза смотреть не могу.… Подпишите заявление. Найду где-нибудь работу и жилье для семьи. Мир не без добрых людей…».
Я взял заявление, подписал его завтрашним днем, достал из сейфа его «объяснительную» и бритву, и, отдавая ему, сказал:
- Бери на память свои улики в грехах. Уезжай спокойно. Я зла не помню – им  безмерно мир переполнен. А ты зла больше не твори, не все прощают. Скажи спасибо завгару, Петру Малкову. Это он замолвил за тебя словечко. Помни добро и будь добрым сам. Надеюсь, все у тебя наладится в жизни. Кто умеет работать, тот не пропадет! Прощай…
Они вышли, а я еще долго сидел за своим столом и размышлял – к чему бы этот случай. Ведь парень хороший, а могла быть трагедия и со мной, и с ним.… В черные приметы я тогда не верил. Грешен, остерегаюсь теперь. Вспоминал древние изречения: «Зло и добро рядом», «Не делай добра – тебе не простят этого», но остановился на том, что «жизнь коротка – надо спешить делать добро»! На этом и решил – надо спешить!
А теперь снова о том, как мы спешили к урану в сентябре 1962 года на Стрельцовке.

О штурме Стрельцовской урановой зоны и «офицерских» бригадах
Утро 12 сентября 1962 года. Не заходя в свою контору, я иду на буровую площадку, где меня ждет главный инженер партии Коля Анохин.
Вместе с ним меня поджидал только что прибывший из партии      № 98 буровой мастер Василий Чернодедов. По пути я зашел в домик-лабораторию. Меня встретили: радиометрист Тоня Гоголева, химик  Валя Медведева, спектральщица Галя Ченских и заведующая дробильным цехом Неля Зенченко. Девчата часто подсмеивались – устроил начальник свою жену в теплое место, где без марлевых повязок на лице от пыли нельзя работать…
- Девчата, - обратился я к ним, - у меня большая просьба: к вам начнут поступать различные пробы и керн со Стрельцовской зоны. Делайте анализы в первую очередь – это нужно будет для проекта работ на следующий год.
Партия была полевая, неухоженная, но лаборатория была образцовой. Старший геофизик Рубцов Геннадий уделял ей особое внимание. Его судьба провела  через многие руководящие должности. Но уже на пенсии он возглавляет лабораторию ордена Ленина «Сосновгеологии». Этот интересный факт я показываю вам, Читатель, подчеркивая достоверность анализов для последующих событий…
Короче, мы договорились о первой очереди проб со Стрельцовского участка, где намечается «штурм» Стрельцовской зоны всеми силами поисковиков, собранных в отряд Медведева.
На буровой площадке я поближе познакомился с Василием           Чернодедовым.
- До меня дошли сведения, - начал я разговор, - что ты, Василий – хороший буровой мастер и организатор работ, но штрафник – выпивоха, что и привело тебя в нашу партию № 324. Я придерживаюсь мнения: трезвенник – это еще не говорит, что он порядочный. Сегодня нам нужен порядочный буровой специалист, который может обеспечить выход керна из важной скважины на Стрельцовской урановой зоне. Решается судьба этого интересного рудопроявления урана.
Ты хорошо знаком с разрезами на Олове. Они близки к тем, с чем тебе придется  иметь дело. Глубина пока небольшая – около сотни метров, но керн нужен – 100%! Особенно по рудному интервалу, о котором тебе будет подсказывать геолог-документатор. Считай, что ты отныне – прораб буровых работ! На тебе – организация бурового процесса и ответственность за выход керна. Жду твоего согласия…
Я посмотрел на Анохина. Он одобрительно кивнул головой, и  так же, как я, испытывающе смотрел на Чернодедова. Василий с каким-то особым прищуром лица и очень серьезным взглядом, уверенно проговорил:
-Если Вы, зная мои прошлые грехи, доверяете мне, я берусь выполнить эту работу. И надеюсь, не подведу Вас в дальнейшем.   Мы с Николаем пожали ему руку.
- Договорились! – затвердил уговор я, - а теперь к делу: две самоходные буровые установки бурят в Сухом Урулюнгуе. Сегодня одна завершает скважину и может начать бурение на Стрельцовке. Не теряя времени, мы с тобой, Василий, сейчас едем и организуем забурку скважины на Стрельцовском прогибе – впервые буровиками Сосновской экспедиции! Поэтому она особенно ответственна, не говоря уже о ее геологической значимости.
- Ну что, Николай, - обратился я к Анохину, - за тобой глубокие скважины по Аргунской депрессии. Не забывай, что там геолог-документатор твоя жена Нина. Привет ей передай!
- Начинай, Петрович, тебе не привыкать самовольничать!.. – попрощался со мной Николай Анохин.
Путь от базы Кути до Стрельцовки по проселочным дорогам и нашим автомобильным тропам занял два часа. По ходу мы прикидывали возможность сокращения пути до Стрельцовки с объездом крутяков и рытвин. Все по-хозяйски, надолго…
Вот мы и на месте. Степь да степь кругом. Правый борт пологой долины. Вдоль Читинской флюорит-урановой зоны чуть заметны заросшие канавы, редкие шурфы и «зумпфы» давнишних буровых скважин. Бывшие автомобильные «тропы» заросли полностью. Их может заметить только опытный геолог – по густой рослой траве в старых колеях.
А вот и буровая «штага» - отрезок круглой жерди, воткнутой в трубу буровой скважины. В жердь врезана толстая дощечка, на которой вытравлено – 21а.
- Вот образец геологической добросовестности и веры, - что когда-нибудь специализированная на уран организация продолжит их открытие уранового рудопроявления с переводом его в промышленное месторождение, - пояснял я Василию. А сам подумал: а, может, не верили в «скорое», потому и номер вытравили для сохранности на долгие годы. Они имели для этого основания, в том числе «акты проверки» их заявленных радиоактивных аномалий, где были слова – «Не представляет практического  интереса. Рекомендуется, согласно инструкции, проведение каротажа скважин, если будут проводиться буровые работы», и подписи сосновских специалистов по Приаргунью.… В этом принимала участие и наш главный геолог партии (в былые времена) – Лидия Петровна.
Однако привязка найдена. Начали оконтуривать площадку для буровой установки. Сложность была в том, что буровая установка не предусматривалась для наклонных скважин, и нам пришлось при выборе площадки учитывать это и даже предусмотреть подкапывание под колесами с одной стороны. Поэтому площадку наметили в нескольких метрах от скважины № 21а по простиранию «зоны».
А может оно и к лучшему, подумал я – мы будем иметь не только подтверждение «рудному проявлению», но и получим какое-то пространственное о нем представление, как о рудном теле.
Оконтурили  площадку, забили колышек для скважины, на котором я написал карандашом № 170, и поехали в отряд Медведева для организации перегона СБУ и забуривания.
В отряде нас уже ждали. Как обычно, приветствия, возгласы надежды на глубинную технику и, конечно же, упоминания о сроках завершения работ полевого сезона и отъезда геологов на камеральные работы в Иркутск – к семьям, на зимние квартиры.
Пришлось огласить свое принятое решение – о форсированной оценке Стрельцовского рудопроявления урана, с указанием срока – до 1 октября. А для геологической уверенности я поделился результатами     читинских геологов; данными сосновских аэропоисковиков 1955 года – повышенно радиоактивными полями, аномалиями на земле, выявленными рудопроявлениями с видимой урановой минерализацией, протяженными зонами с радоновой эманацией. По ходу приближения к Стрельцовской зоне упомянул о радиоактивной скале «Красный камень» и завершил характеристикой Стрельцовской ураново-флюоритовой зоны с промышленным содержанием урана на глубине полсотни метров.
Поставил задачу: буровая скважина должна подтвердить оруденение (так как читинцы не делали каротаж, а опробовали только радиоактивную часть керна), и более того, определить масштабность оруденения по простиранию еще двумя скважинами, но это будет уже после добурки первой скважины.
Всем отрядникам, разбившись на группы и звенья, провести профильную автогамма-съемку, шпуровые поиски, эманационные поиски – это все парни.
А женщинам, как санитаркам на фронте, провести в мелких закопушках металлометрическое опробование. Это надо сделать по простиранию Стрельцовской зоны, хотя бы на одном километре.
И все это при  малочисленности рабочих – силами ИТР.
По ходу  разговоров, вопросов и ответов с веселыми шутками высказывались варианты и создавались звенья из состава инженерно-технических работников – один с кувалдой или ломом, другой с радиометром или эманометром, поочередно меняясь.… Об этом полвека спустя напишет свои воспоминания Владимир Шувалов с восторгом рассказывая, что эти отряды  и звенья назывались – «офицерские отряды».
Как видим, Читатель, это название было уместным – в «атаку» шли с кувалдой и ломом геологи и геофизики, как когда-то со штыками наперевес шли в «психическую атаку» за царя и отечество одни    офицеры.
Уже через пару часов буровики стали на точку – скважину № 170, приноравливались к работе  на наклонной буровой установке, приготавливали зумпф для глинистого раствора, который уже подвезла водовозка с базы. Удобнее раскладывались штанги и трубы. Вечером забурились…
Какие это были славные парни – буровики! Вспоминаю Кешу Елизарова, Володю Осколкова,.. вижу лица других, но не могу вспомнить всех имен – они остались навсегда в категории  геологов-работяг, как неизвестные. В первый же день проявил себя, как деловой буровик Вася Чернодедов.
А Юра Парфенов, незабываемый никогда, после забурки подходит ко мне и уже не как буровой бригадир, а как командир батареи докладывает:
- Петрович, буровая забурилась! Начинаем в ночь артиллерийскую подготовку для атаки «офицерских отрядов» на Стрельцовскую зону уже завтра с утра! Разрешите продолжать артобстрел!..
Ох, уж этот Юра! С ним можно было идти в любую разведку. Он это докажет всей своей жизнью…
А утром начался штурм Стрельцовской зоны всеми намеченными «офицерскими бригадами» и женскими звеньями под общим командованием Всеволода Медведева.
Под рокот двигателя буровой вышки, первой на полигон вышла автомашина «ГАЗ-69» с  радиометрической аппаратурой, с водителем и оператором Борисом Мельником. Следует отметить то, что Борис оперативно переделал крепеж кассет с 64-мя счетчиками Гейгера, переставив их ниже на уровень форкопа машины. Он самовольничает, но тем самым повышает чувствительность радиометрической аппаратуры почти в два раза! Это же пример творческого подвига для повышения эффективности поисков урана. Борис остался таким  всю свою оставшуюся жизнь. Мы встречаемся, здоровье уже не то, но интерес к результатам геологии не погас.
«Штурм» продолжался все солнечные дни второй половины сентября. Появились и нарастали новые аномалии радиоактивности и радоновые повышения.
Лаборатория успевала давать результаты анализов. Появились пробы с повышенным содержанием урана в почве. Ореолы росли вдоль Стрельцовской зоны. Сомнений не было – повсеместно природа        урановая. Настроение было великолепным, тем более, что по скважине № 170 в керне шло урановое оруденение.
Наконец-то путь к урану свободен, никто не мешает!
29 сентября 1962 года. И вот он ожидаемый результат: на глубине полсотни метров подтверждается результат читинских геологов – 0,28% на стволовую мощность 0,5 метра. Вы помните, Читатель, у читинцев было – 0,24%. Это близкие результаты. А на мощность 0,8 метра 0,141% - это почти одно и тоже.
Но главное и принципиальное – это размах уранового оруденения по стволу скважины – почти на пятьдесят метров! Пусть небольшие содержания – первые сотые процента, но это уже масштабный урановый процесс! Каротаж скважины и данные лаборатории подтвердили размах оруденения, а урановая природа оруденения стала         бесспорной! Этим завершился штурм в конце сезона 1962 года – жди уран разведчиков на Стрельцовке!
Согласно ранее принятому решению 30 сентября все полевики-отрядники дорабатывают полевые материалы для годового отчета и 1 октября должны поступить в распоряжение главного геолога для работы в Иркутске, а часть добровольцев остается на базе партии, как обычно, для обслуживания буровых работ.
Для дальнейшего изучения Стрельцовской зоны по простиранию намеченные скважины №№ 172, 173 должны быть забурены 30 сентября.
На этот же день намечен, как и обещано, завершающий полевой сезон и закрепляющий открытие Стрельцовской урановой руды –           коллективный ужин! Это указание встречено было с восторгом…
И вдруг к нам неожиданно на участок приезжает главный геолог Лидия Петровна. Вид у нее пасмурный…
Я встретил ее радостной вестью – подтверждением оруденения в скважине № 21а, данными о возможном урановом оруденении почти на километр по простиранию. А для улучшения ее настроения добавил:
- Все как по схеме, составленной Вами в одном из прошлых отчетов – расположение читинских аномалий вдоль Стрельцовской зоны – на тот же километр!
- Так что, Лидия Петровна, - подводил итог я, - к Вашему приезду мы кое-что сделали полезное. Сегодня в плане – задать две скважины для прослеживания оруденения по простиранию зоны. А потом в октябре смонтируем в тепляке буровой станок «ЗИФ-650» и проследим оруденение на глубину. Как смотрите на это решение?
Я не ожидал ее радостного одобрения, но и не ожидал непредвиденной реакции. Она выкрикнула:
- Делайте, что хотите!  Вам недолго осталось командовать!..
Что бы вы делали, Читатель? Я ответил:
«Хорошо, Лидия Петровна, покомандуем…!».
Подошла вторая буровая установка с шумной бригадой.
Я предложил Медведеву и Игошину отмерить шагами по сто метров в обе стороны от скважины № 170 по простиранию зоны, найти там профильные колышки и написать на них номера: одному 172, другому 173. Сам становлюсь в створе – они забивают колья. Василию Чернодедову приказал:
- Готовь площадки и забуривайся на указанных местах под тем же углом, с расчетом глубины – на мощность и возможность буровых установок – 100 и более метров.
Он ответил: «Все ясно, Петрович. Разрез знакомый, дело сделаем».
Снова обращаюсь к Ищуковой:
- А Вам, Лидия Петровна, предлагаю ознакомиться  с материалами по Сухому Урулюнгую и Стрельцовке, которые сконцентрированы у Медведева. А позже приглашаю Вас на коллективный ужин по случаю                перевыполнения всех планов и получения положительных результатов. Завтра 1 октября, осень. Сегодня все комплектуются к отъезду. Если Вы не возражаете, полевой сезон завершим совместно в хорошем                 настроении…
Ответа не последовало. Необъяснимое недовольство росло, которое завершилось категоричным заявлением:
- Скажите своему шоферу, пусть отвезет меня на базу! Сейчас!
- Хорошо! – ответил я, и пояснил водителю Андрею просьбу Лидии Петровны, а за мной приехать часикам к десяти вечера, или чуть            пораньше…
Она уехала. А я подумал: вот характер – не принимает ничего, если это не исходит от нее.
Как выяснилось позже – это были последние минуты нашей совместной «творческой» работы. Хотя на протяжении 50 лет мы встречаемся на разного рода совещаниях, юбилеях, застольях, иногда касаясь нашего потемневшего прошлого и неприглядных деяний по ходу нашей геологической жизни.  
Но все это будет потом, а 30 сентября 1962 года утренние тучи развеялись. После обеда забурились обе буровые установки. А вечером был праздник!
Прощальный сабантуй
О готовности ужина доложил Николай Хмель:
- Петрович! Указание выполнено! Бутылка шампанского и водка – на старте! Закуска мировая! Особое блюдо – жареная баранина!.. Докладываю: два барана приобретены законным путем из личного поголовья чабана! Просим всех к столу!
Упрашивать надобности не было. Все были готовы к долгожданному коллективному сабантую. Веселое оживление внес Юра Панферов, подъехавший вместе с Чернодедовым на водовозке.
- Запах баранины дошел до буровой! Смена бурит, а мы – посланцы буровиков к вам! Принимайте!
За готовый стол рассаживались быстро, попутно приподнимая полы десятиместной палатки, чтобы видеть и не забыть степные просторы, - подшучивали любители свежего воздуха.
В тесноте, да не в обиде. На дощатых лавках уместились все. Как и положено, первый тост – старшему!
Уважаемый Читатель, вспоминаю этот радостный эпизод полвека спустя, и так хочется воскликнуть:
«Какие же мы были тогда молодые, если мне – старшему –           всего-то 31 год!»
Многое хотелось сказать сидящим за столом ребятам и нескольким улыбающимся девчатам. Я поблагодарил всех за их подвиг, особенно в последний месяц в Сухом Урулюнгуе и на Стрельцовке. С большим теплом вспомнил о первопроходцах, находивших «чешуйки» урановых минералов в высыпках из тарбаганьих нор. Вспомнил аэропоисковиков партии № 325, выдавших в 1955 году контуры радиоактивных полей, и первых геологов, копателей-ходоков, вскрывших канавами урановую минерализацию и давших рекомендации, где искать уран в Стрельцовском прогибе.
Вспомнил читинских геологов, вскрывших урановое оруденение буровой скважиной и просящих нас –  сосновцев оценить и продолжить их работу на уран.
И, конечно же, глядя в лица своих друзей и соратников, сидящих за столом, я предложил первый тост:
- За вас, геологи-работяги! За наших специалистов лаборатории! За наш коллектив партии № 324, который сделал первые буровые шаги Сосновской экспедиции на Стрельцовке. За вашу  самоотверженную работу, которая «прошлые тропы» переводит в «широкую дорогу» к урану!
«За находку!», – кто-то добавил.
Ура! – раздалось.
А хлопок и пробка, вылетевшая при открытии шампанского Колей Хмелем, усилила крики – ура!
- Шампанское нашим славным женщинам! – провозгласил Хмель.
А потом было шумное оживление, тосты и вкусная закуска.
Самый серьезный тост, как это он умел и тогда и потом, сказал Юра Игошин – «штрафник» из бывших главных геологов:
- Ребята! Наши результаты – это еще не полная и не у всех уверенность в наличии месторождения урана. Многие убеждены, что уран по простиранию – это еще не месторождение, хотя зря так считают. Наш случай – это уже не большая, но глубина! Главное - это размах оруденения. Почти полсотни метров на стволовую мощность в скважине, в том числе, с интервалами до метра кондиционных, считай, промышленных руд. Задача на осень: смонтировать в тепляке буровой станок «ЗИФ-650». Место новой скважины уже очевидно – в затылок скважины № 170. Пустые интервалы закономерны. Но если руда вскроется глубже – это уже гарантировано месторождение! И никто не посмеет что-либо сказать против промышленного урана! Вот потому мой тост:
«За веру! За глубину! За уран!».
Снова крики одобрения. Обсуждение Юриного тоста… и песни:    
«Говорят, геологи – романтики,
Только это, братцы, ерунда!
Вы ее попробуйте, достаньте-ка,
Догадайтесь, где она руда?..».
То запевает Олег Агапов «Бригантину»:
«Надоело говорить и спорить…».
То звонко запевает Валерия Мишарина:
«Я уехала в знойные степи,
Ты ушел на разведку в тайгу…».
Или все дружно подхватывают песню:
«Нам немало по свету хаживать,
Жить в палатках, землянках, балках.
Знать породы, пробуривать скважины,
С молотком пробираться в горах.
И в аулах далекого юга,
В кишлаках азиатских степей,
В Заполярье, средь дикой вьюги –
Мы повсюду найдем друзей…».
Сабантуй продолжался не только с песнями, а даже с плясками у костра.… Все знали, завтра 1 октября сборы и выезд на базу в Кути, а потом – на зимние квартиры. Красота!..
Андрей приехал за мной вовремя. Я решил заехать на буровые вышки. Бурение шло нормально. Рядом лежали подготовленные обсадные трубы. Буровики шутили:
«Петрович, через недельки три мы пробурим свои скважины. А нам сабантуй организуешь, если руду выбурим?!».
- Ребята, за мной дело не станет. А руда – будет!
После этих ободряющих слов мы поехали дальше через небольшой перевал по своей автомобильной тропе-колее в долину Аргуни, а затем по проселочной дороге на свою базу.
Ночью мне снились не тосты, а песни. И особенно повторялись слова:
«В Заполярье, средь дикой вьюги,
Мы повсюду  найдем друзей…».
Я и сегодня думаю, - что это? Предзнаменование?..
Сабантуй оказался прощальным.


Приказ – снова на Север!

1 октября 1962 года. Утром, как обычно, я прошелся по базе.
В лаборатории я сказал девчатам, что их вспоминали добрым тостом за оперативность работ и качество анализов, совпадающих с данными других лабораторий.
Я пояснил это совпадением содержания урана в скважине № 21а в Читинской лаборатории и в скважине № 170 в нашей лаборатории. Поблагодарил Тоню Гоголеву, Валю Медведеву, Галю Ченских и Нелю Зенченко, которая уже была с марлевой повязкой на лице (для защиты от пыли дробленой породы и урановой пыли).
Затем зашел на буровую монтажную площадку, где встретил Кешу Елизарова. Вот везет же так! Только что подумал о нем, а он идет навстречу. Поздоровались.
- Вот что, Кеша, - начал я, - ты более опытный буровик. Не возьмешься ли за организацию монтажа  «ЗИФ-650» в тепляке? За тобой – тепляк, за мной – станок и копер!
Он ответил сразу:
- Петрович, возьмусь. Надо, значит надо! Договорились!
Перед дверью в свой кабинет я остановился и с усмешкой прочитал свой плакатик - изобретение на основании внедряемых в те годы методах НОТ – научной организации труда: «Подумай! По делу ли ты идешь?».
Захожу в свой кабинет и вижу - за моим столом Журавлев Борис Михайлович.
- Привет, Борис Михайлович, - здороваюсь я, - по какому поводу к нам? Не с проверкой, случайно?
- Привет, Владимир Петрович! Привез тебе приказ начальника Сосновской экспедиции Степанова. Читай, - говорит он и подает мне, лежавший перед ним на столе лист с текстом приказа.
Читаю. Глазам не верю. С 1 октября 1962 года я – начальник партии № 97 на Крайнем Севере с указанной задачей – форсированная разведка Торгойского месторождения (конечно же, урана).
Значит, я никто или гость в своем вчерашнем кабинете…
Прикидываю – что делать? Журавлев подает мне еще один лист,     говоря:
- Пока Вы вчера на Стрельцовке забуривались и отмечали это выпивкой, я набросал  «Акт передачи» партии № 324. За день я ознакомился с итогами работ девяти месяцев.  Результаты экономики и деятельности в хорошем состоянии. Если согласен, можешь подписать…
Первая мысль: не поторопился ли я с тостом о том, что наши «тропы к урану» перерастут в «дорогу»? Не зарастут ли они бурьяном, как в прошлые годы?
Однако я взял «Акт передачи» и, почти не глядя его, подписал. А затем полушутя, полусерьезно сказал:
- Надеюсь, гражданин начальник, Вы мне дадите машину до Клички доехать к самолету. Хочу со Степановым обсудить задачи и вернуться за семьей, если Вы позволите…
Наши отношения с Борисом Михайловичем были добрососедскими. Мы жили в Иркутске в одном подъезде, хотя гостями друг у друга не были. Он был старше и, как мне казалось, не очень общительный. Он мне       ответил:
«Машину я Вам, конечно, дам, но знайте, что все расходы Ваши – уже по партии № 97».
Так и договорились…

Прости, Стрельцовка, - меня ссылают на Север
В Иркутске беседа со Степановым была краткой. Я задал вопросы: «Почему? И зачем?».
На первый вопрос он не стал отвечать, а на второй довольно ясно ответил:
«Вы нужны на Севере, как знающий все условия работ, а так же, как имеющий опыт зимней организации, включая зимний завоз оборудования, не дожидаясь весенне-летней навигации».
То есть, зимний новый поход, - подумал я.
Он наверняка знал неважные результаты восьми месяцев работ партии № 324, но не мог знать результатов последних двух недель.
Я пробовал ему рассказать об этих результатах, как основание для разворота работ на уран в более доступных районах, чем северные. Но он довольно жестко прервал мои доводы:
- Вы не помните, кто открывал на Севере Торгойское месторождение в  1959 году? Надо полагать, вы это помните! Если вы не трус, то должны согласиться с приказом и направиться на завершение разведки этого     месторождения!
Его взгляд ждал ответа. Что я мог ответить? Согласиться, что я трус? Я сказал:
«Я обязан согласиться с приказом, и сделаю все, чтобы его выполнить. Разрешите мне слетать в партию № 324 и забрать семью».
На что он спокойно ответил: «Вы начальник партии № 97. Делайте, что считаете необходимым. Поезжайте за семьей. Но не отвлекайтесь.                     Помните: партия № 324 – это Ваше прошлое. Там теперь уже другие руководители, с них и спрос!
А Ваша задача на ближайшие годы – Север, партия № 97».
Надо, значит надо. Поездка за семьей. Полет в Кличку, и машиной в пос. Кути. Были сборы недолги. Геологи легки на подъем.
Пятого октября прощальный обход базы с заходом в камералку, лабораторию, к механизаторам, на буровую площадку, к шоферам и в конторку. Я видел разное: приветливые встречи и теплое прощание, необъяснимую грусть и безнадежность, хотя и с пожеланием удачи на Крайнем Севере.
Николай Семенович Анохин долго тряс мне руку, приговаривая, как прежде:
«Бывай, Петрович, тебе не привыкать!».
Геннадий Васильевич был сдержанно вежливым, сказав на           прощание:
«Хорошо поработали…».
Только Коля Хмель придумывал на ходу, как выразить свои чувства сожаления:
- Мы не успели, не успели оглянуться, а сыновья уходят в бой…. Петрович, держись…. И возвращайся, дел будет невпроворот.
Хозяйственный, смышленый и душевный был Николай Хмель.
С Лидией Петровной не виделись. Она, вроде, была на завершении работ отряда Порошина. С Журавлевым расстались, как после короткого разговора в подъезде дома перед тем, как разойтись по квартирам. Я пробовал ему кое-что сказать о плане работ на Стрельцовке, на что он         небрежно бросил:
«В партии есть, кому в этом разбираться…».
Я понял, смычка начальника и главного геолога будет прочной…
Конечно же, по дороге в Забайкальск я не смог проехать мимо буровых вышек. Крюк был небольшой – километров десять. Встретили меня как родного! Первым подошел Юра Парфенов. Потная майка на огромном теле, сияющее лицо и протянутые руки ко мне:
- Петрович, разведка доложила, что ты направляешься в края далекие. Бери меня с собой, вот эти молодые крепкие руки наверняка тебе пригодятся на Крайнем Севере!
Это можно пережить, Читатель, но нельзя передать душевного чувства  воспоминания этих слов и протянутых рук…
- Юра, - только и ответил я, - спасибо, друг, но здесь надо добурить, скоро руда должна появиться, керн выдавай!
- Петрович, сделаем все как надо, но просьбу мою не забудь… - напутствовал он.
Попрощались.… Поехали дальше. Я оглядывался. Ребята махали руками, а Юра держал их высоко над головой.
Где они теперь – эти неизвестные «геологи-работяги», на каких тропах доживают или сгинули? Нет их следов: ни личных дел в кадрах, ни биографий в архивах. Одна память о них.
Это было 5 октября 1962 года. Теплый солнечный день.
День рождения Нели, который отметили в вагоне-ресторане поезда «Пекин-Москва». Компания была дружной и веселой: Сева Медведев, Юра Игошин, Игорь Козырев, Владимир и Виталий Кузнецовы, Валерии Мишарины, Коля Голубев. Кто-то ехал на камеральные работы, а кто-то на Север. По тем временам стол был изобильным, особенно отменные вина. Это запомнилось. Неле пожелали, как всегда, здоровья, счастья и «теплого места работы», как жене начальника партии № 97. Шутили. Настанет время, я вспомню об этом, но уже без шуток. Наступала ночь, поезд уходил за пределы Приаргунья.
Впереди – «милый» Крайний Север, новый неизведанный зимний поход, подземные горные работы, и все с этим связанное…
Прощай и прости, Стрельцовка! Подари уран другим…. Он нужен стране!

Путь на Север. В Иркутске я ознакомился с «Проектным            заданием партии №97 на 1963 год». Обратил внимание и на стиль изложения документа из Москвы. Чувствовалась какая-то нервозность – сжатые сроки разведки Торгойского месторождения и неопределенность будущего…. Полетел в партию принимать дела и оценить обстановку, как действовать дальше.
Рейс «ИЛ-14» на Олекминск и наш заказной рейс на Кедровый. Над круговым разворотом перед посадкой вижу до боли знакомую мне картину – уже заснеженный голец Мурун, в снегу северные склоны крутых долин и приютившиеся, где удобней – домики, складские сараи, дороги, врезанные в косогоры, лесные завалы и штольню № 1 с ее породными и рудными отвалами, бытовым бараком и подсобными постройками. А вокруг – горно-таежная страна без границ. Чувствуется прохлада в самолете и за бортом. Только дымок из труб домиков вносит тепло в мою душу, пробуждая в памяти наши походы через таежные буреломы и первые тропы к первым рудопроявлениям урана в этих диких местах.
…Заход самолета и посадка с одной стороны – только в гору. Олекминские летчики привыкли к полосе и шутили: «Зато взлет обратно домой под гору, и напрямую к столу с чаркой».
У самолета меня встретил начальник партии Темников.
- С прилетом, Петрович! Я заждался тебя – в 120 партии ждут!
- Здравствуй, Виталий Иванович! А может, посидим вечерок, подскажешь, как жить в партии дальше, … с разворотом!
Смеется. Рукой сигналит шоферу: «Заноси вещички и разгружай, что   завхоз отправил». Просто и оперативно.
«Передачу партии осуществим тебе, как ты мне, год назад. Все бумаги на столе. Все на своих местах, никто не сбежит без самолета. Геологи Рогов и Горст – мировые парни, знают, что делать. Созинов на штольне – кадровый горняк, еще  из партии № 117. Хлеб Надя Веселкова печет отменный! Твое дело привычное – начинай разворот в зиму…. Подземные станки нужны, горное оборудование бульдозеры, вездеходы и, конечно же, ГСМ на исходе.… Думай, походы повторяй, тори зимние дороги…. В общем, сам сообразишь.
А мне, как горняку, судьба велит в партии № 120 подземные дела разворачивать – шахты и штольни ждут!
А посидим, когда посадят», - закончил он шуткой.
Мы еще вспомним эту шутку, Читатель, - она могла быть                пророческой.
С этим и улетел Виталий Иванович. Решительный был человек. Много добрых дел делал. Здоровяк! Но об этом позже.
Самолет улетел. Водитель молча ждал меня. Я смотрел вслед улетающему самолету без грусти, понимал: здесь помощи не жди, действуй сам. Я обвел глазами необъятный простор и сказал: «Здравствуй, Север! Я снова твой».
Мое обустройство прошло за считанные минуты. Я оставил свой рюкзак в доме, где мне приготовили раскладушку, матрац и спальный мешок с одеялом и подушкой. Комната была обжита Темниковым. Затем я познакомился с делами в конторе, в камералке, мехцехе, лаборатории, на монтажной буровой площадке. Штольня – на завтра.
Многих  сотрудников, с которыми приходилось работать раньше, я знал в лицо. Восторженно здоровались. Теплая встреча была с главным геологом Горстом Валентином Яковлевичем и старшим геологом разведочного Серединского участка Роговым Юрием Гавриловичем. Сразу скажу, наши деловые добрые отношения сохранялись весь период совместной работы. Вместо восторженных слов мы обнялись при встрече с    Леонидом Евгеньевичем Окуневым, который был главным инженером на «Звездном» и теперь на Торгое.
Вечером в моем просторном полупустом доме за небольшой чаркой мы обсудили план действий на завтра и на перспективу:
Горст – ответственный за проект и отчет, Рогов – за разведку на Серединском участке, Окунев – за горно-буровые работы, а я взял на себя организацию зимней колонны по доставке оборудования и необходимых материалов из Иркутска через Большой Невер – Алдан, а дальше к Муруну и в партию № 97 по нехоженым горно-таежным просторам, как       придется…
На завтра мы наметили с Окуневым посетить штольню и, если удастся, побывать на Андреевском и Иннокентьевском участках бурения.
Мои гости пошли по своим домикам, а я еще долго смотрел на звездное небо, которое предвещало ноябрьские холода и северную холодную зиму.… Зайдя в дом, подложил в печку дров, прикрыл дверцу плотнее, влез в спальный мешок и, засыпая, подумал: я снова на Севере. Все начинать сначала, но надо, значит надо.
С утра все по плану. Завтрак в маленькой столовой, тушенка с макаронами и горячий чай с очень вкусным хлебом.
На штольне нас встретили Виталий Созинов и Володя Спицин – главные горняки, начальник и горный мастер. Прошли почти по всем подземным выработкам. У меня уже был небольшой опыт колымских подземных работ, но горнотехнические условия Серединской штольни и применяемое оборудование не порадовали меня. Все было устаревшее и изношенное. Крепление разнокалиберным кругляком, реже горбылем. На всем этом висели брезентовые вентиляционные трубы со слабой вентиляцией, что придавало им жалкий вид. Мощности электроэнергии явно не хватало. Отсюда и повышенная эманация, а главное, слабое проветривание после отпалок. Чувствовался запах отработанного газа в выработках. А вагонетки еще опрокидные. На рудоотвале откатчик мог вместе с вагонеткой и породой ссыпаться в отвал, что и бывало, как мне рассказали. Хорошо, что без серьезных травм. Отсюда и невысокая производительность и, конечно же, - зарплата и настрой проходчиков.
Хочу вас заверить, Читатель, что подземный труд всегда был опасен и приближен к «адским» условиям. Под землей работают только отважные люди или те, кто привязан к своей профессии  по призванию. Зарплата и «подземные» льготы никогда не компенсировали сокращение жизни подземных проходчиков. По моему дальнейшему опыту верховное руководство и высшая власть никогда не понимали горняцкой рискованной жизни, в конце которой горнякам «срезался» льготный стаж за их адский труд…
Одно радовало – буровые станки «БСК-100», переданные год назад со Звездного, прекрасно оправдали себя в подземных условиях.
Я, как мог, подбадривал горняков:
«Ничего, ребята, будет и на нашей улице праздник. И техника будет лучше и обеспечение улучшится. Только голову не подставляйте, к кровле прислушивайтесь. Помните, вас жены молодые ждут, а кого – невесты веселые!».
Это знали многие горняки и, повторяя эти слова, посмеивались, потирая руки…
Буровиков мы посетили с помощью «АТЛ-5». Эти гусеничные военные вездеходы оправдывали себя в горно-таежных условиях, крепко помогая  нам геологам. Надо сказать, буровики в партии были опытные и терпеливые к северным условиям.
Буровые вышки тех времен на Крайнем Севере, особенно в зимнюю стужу под 50 градусов мороза или в снежные ветродуи – это не сауна в номерах московских бань с горячим полком под голым задом.
Это промороженная, продуваемая  вышка и промерзлая сталь буровых штанг и труб, которая круглые сутки периодически берется человеческими руками в брезентовых рукавицах, порой, до дыр рваных и несменяемых по сроку работы. А если поднять голову и посмотреть на вершину копра, то там – на шатком дощатом  полке, обливаемая летним дождем или обдуваемая зимней морозной вьюгой, в телогрейке, работает младший верховой буровой рабочий. Обычно молодая женщина или девчонка, вроде моей родственницы, студентки Верочки Еремы, производящей рискованные операции при спуско-подъеме бурового мокрого или обледенелого снаряда.
Такой была повседневная работа геологов-работяг, разведчиков    урана тех времен на Торгойском месторождении.
Однако люди работали, матерились, шутили и пели песни:
«…Держись, геолог, крепись, геолог, -
Ты солнца и ветра брат».
В условиях партии № 97 продолжали коваться золотые кадры Сосновской экспедиции, среди которых был буровой мастер Саша Чмирук. Пройдут годы. В первом списке почетных граждан города Краснокаменска будет значиться единственный буровой мастер от Сосновской экспедиции – ЧМИРУК Александр Никифорович. Мне было особенно приятно это решение Горисполкома в 1994 г., поскольку мне посчастливилось с ним  работать несколько лет на Севере и на Стрельцовском  рудном поле урана.
Многие специалисты, работавшие в партии № 97, станут ведущими и главными специалистами в Сосновской экспедиции и даже в Главке, но это будет потом. А пока шли суровые будни.
На следующий день мы с Окуневым составили заявки на оборудование и материалы в Сосновскую экспедицию и приложили схемы металлических саней со специальными водилами и стальным поддоном для повышения их проходимости. Многое предусмотрели из прошлого опыта и указали в заявке.
Дальше пошли организационные дни. В том числе договаривались с железной дорогой о  транспорте в Большом Невере для перевозки гусеничных машин. С руководством Алданского аэропорта и отряда договаривались о заброске срочных материалов и ГСМ на «АН-2» в поселок Кедровый и о рейсе «МИ-1» для уточнения намеченной трассы похода… Заместителя партии по хозяйственной части Федорова Германа Васильевича я направил в Иркутск для организации отгрузок на Большой Невер. Там уже находился завхоз Борис Елизаров, опытный мой помощник по прежним северным походам и организационным делам.
Сам я решил изучить варианты завоза и перегона техники из Большого Невера в наш поселок Кедровый.
Я вылетел в Олекминск, затем в Алдан и дальше рейсовым автобусом до Большого Невера. В Большом Невере, в предместье около трассы на Алдан Борис уже организовал подбазу – место сосредоточения техники и грузов.
Оттуда должны тронуться груженые вездеходные машины и договорные машины с прицепами для перевозки тракторов и саней в район Нерюнги, к месту старта по бездорожью северных просторов в сторону партии № 97.
- Это уже недалеко будет, - шутил я, -  несколько сотен километров по долинам рек, ручьев, через перевалы, а, может, где-то и по звериным тропам.
В Алдан Борис направил группу парней, чтобы ребята поставили в аэропорту десятиместную палатку с печкой для проживания, приема и авиаотгрузки оперативного груза в партию или в колонну.
Тем самым в Алдане у нас появилась своя гостиница, куда я направился с первой груженой бочками ГСМ машиной.
Моя цель была в том, чтобы на вертолете «МИ-1» облететь намеченный маршрут колонны, а при необходимости его подправить. Как говорится, лучше раз увидеть своими глазами…
В конце декабря сильно похолодало. Снабженцы из только что образованной Приленской экспедиции при случайных встречах говорили: «Видно не хочет уран открываться, холодом прикрывается!».
Это было 31 декабря 1962 года. Завершался год, который был началом разворота на Алдане, на Эльконском горсте, а мы спешили развернуться в районе гольца Мурун. По алданской трассе им направо, нам – налево!

На встречу Нового 1963 года
Мы выехали с Андреем Рыбалко пораньше, чтобы успеть в палатку к Новому году! Трасса почти пустынна. Морозный туман. Видимость, как в молоке. Но едем. Нам проще – бензин в кузове, еда в рюкзаке, чай в термосе. По дороге разговор о жизни. Андрей поделился, что собирается жениться и связать свою жизнь с геологией. Парень отличный – как ему не пожелать успехов, любви и счастья. Я наговорил ему добрых слов, закончив пожеланием – успеть доехать да нашей «гостиницы» и отметить Новый год и все лучшее, что он нам подарит.
По графику движения мы успевали, но вдруг, уже почти перед Алданом, в тумане на трассе мы увидели грузовик, покрытый заиндевевшим брезентом, а рядом с ним человека, безнадежно стоявшего рядом, пытающегося поднять руку. Мы поняли - надо спасать.
- Что случилось, мужик? – спросил Андрей, открывая дверцу кабины.
- Движок сдох, - ответил замерзающий водитель. Уже два часа ни одной машины. Выручайте, пропаду! Машину бросить нельзя, груз в подотчете.… Цепляйте, братцы, я трос приготовил. Первый дом в Алдане, прямо на трассе. Тут уже не далеко – верст двадцать…
Как поступили бы Вы, Читатель? Надеюсь, по-человечески.
- Цепляй! – крикнул Андрей. И объехав его машину, попятился задом. Водитель накинул трос за крюк нашего форкопа и попросил: «Аккуратно, парень. Пока разогреюсь, да и аккумулятор сдох, фары тусклые… и туман…». Он сел за свой руль и зажег фары. Тронулись.
- Тяжеловат грузовичок, ходовая замерзла. Пока на первой передаче потянем, а там – как наш движок потянет…
Ехали молча, напряженно. Наш двигатель позволил нам перейти на вторую скорость, а чуть под горку – Андрей, рискуя машинами, катил на максимальной скорости.
Нам повезло – в туманной морозной мгле показались тусклые огни Алдана. Вскоре мы увидели справа дом с добротным забором, и наш водитель подал нам свой охрипший сигнал. Мы свернули  к воротам. Водитель вывалился из своей кабины.
Я выскочил ему помочь. Бедолага закуржавел и еле шевелился. Я заметил, стекла его кабины были заморожены. Только маленькая дырка была видна среди густой изморози. Я отцепил трос и забросил его на брезент кузова.
- Спасибо, братцы! Я теперь оживу. Если у вас туго с жильем, заходите, будьте как дома.
Он еле говорил, но хотел сказать больше…  Кто-то вышел из ворот. Мы поняли, он спасен.
- Ну что, Андрей, у нас считанные минуты, заворачивай в аэропорт, - сказал я и влез в кабину.
- Знаю, Петрович, бывал здесь, должны успеть, - ответил он.
Машина облегченно и быстро тронулась с места и покатила нас к заветной железной печке, которая, как нам мечталось, - ждала нас.
Так и было. Мы подъехали к палатке, но Андрей, поглядев на искры из трубы, отъехал в сторонку к забору.
- Без трех минут Новый год, - сказал я Андрею, - сливай воду, пока горячая и потихоньку пойдем в гости.
Он так и сделал.
Я раздвинул утеплитель палатки и увидел столик, сделанный из двух ящиков. На нем закуска и две бутылки водки. На ящиках сидят двое парней из наших буровиков партии № 324, а стоя спиной к раскаленной печке – Юра Парфенов в той же потной майке с кружкой в руке…
- Ба!.. Какие люди! – закричал Юра, - Петрович! Андрюха! Вот это подарок! Братва, - он обращается к своим, - пододвигайте себе раскладушку, а гостям ставьте свои венские стулья! Время деньги – Новый год на пороге палатки!..
Мы быстро заходим, ставим свои сумки, хлопаем парней по плечам, рукам, смотрим на часы, садимся…
-Заканчивай тост, Юра, - говорю я. – Извини, что прервали.
Все смеются, а Юра торжественно говорит, наливая нам в кружки:
- Смотрю на часы и жалею, что у меня мало времени. А то бы я наговорил нашим гостям столько хорошего, чего они никогда не слышали…. Время не терпит. Новый год входит в палатку!.. Встать, братва! Здравствуй, Новый год, заходи! Пожелай нам здоровья и удачи, а остальное мы сделаем сами! И уран найдем, и выбурим, если прикажут! С Новым годом, урановые люди! Ура!..
Мы стоя поднимаем кружки и тоже кричим – Ура! Почти полвека прошло, но я помню все до мелочей – это не забывается. Мы выпили «Русскую горькую» и начали с аппетитом закусывать, макая хлеб в банки с разогретой мясной тушенкой. Чудесное настроение, волчий аппетит, мировая закуска, тепло, верные люди рядом – чего еще желать?!! А затем повторили – «За тех, кто в поле»! «За находку»!
Все было хорошо. Я спросил:
- Юра, а что наши скважины на Стрельцовке дали после добурки?
- Петрович, не терзай душу, - ответил Юра. - Если бы я знал… После твоего отъезда через три дня пришла каротажка. Закрыли мою скважину, а еще через пяток дней – вторую. Мы каротажникам говорили – надо бы еще побурить… Вроде, скважины руду тронули…
Но велено было все остановить… и трубы обсадные вытащить!.. Значит, каюк, Петрович!
А главное, никто ничего не пояснил: ни главная геологиня,              ни начальник…Они командовали…
Пригнали мы «эсбэушки» на базу, поставили в ряд, и конец на этом!  Прораб матерился.
А когда с другого участка приехал главный инженер, я спросил его о закрытии, то он недовольно только сплюнул… Я понял его, что с работой в партии он сам решил завязывать …
А потом Журавлев дал понять – желательно пока нам в отпуск с добавкой срока «без содержания», а кто хочет, пусть увольняется. План выполнен. Нет работы. На этом затишье… И вот мы здесь.
Я тоже сплюнул. Но про себя решил – докопаюсь!
- Ничего, Юра, мы еще «вернемся за подснежниками на Стрельцовку», - повторил я свою старую клятву. А сейчас у нас дела лихие, надо добраться до Муруна и завершить разведку месторождения Леньки Середина.
В общем, Новый год хорошо встретили. Наговорились, наобнимались, выпили  две бутылки, что стояли на столе и еще две из рюкзаков мы с Андреем достали. Хорошее настроение поддерживала вера в лучшее.
По ходу гулянки план обсудили. Завтра, то есть сегодня – спать до обеда. Затем праздничный обед. Я даю диспетчеру договорную заявку на 2 января для полета в сторону Муруна с посадкой в партии № 97 и        обратно. Выполнение договорных работ поощрялось командиром авиаотряда, и с удовольствием встречалось пилотами. Их зарплата зависела от налета часов. Так что интерес был, и дела делались без проволочек.
Более того, 1 января я отдал заявку и нашел пилота «МИ-1». Это был старый друг по 1959 году  Гена Егоров, прекрасный пилот. С ним мы договорились: вылетаем в 10 утра. Заправка полная, плюс бочонок с бензином, рядом со мной в кабину. Первого января ребята похмелились, разогрели машину Андрея, разгрузили ее и продолжили встречу Нового года добрыми приветствиями и пожеланиями.
Второго января меня провожали парни, желая счастливого полета. Мы попрощались с Андреем Рыбалко с полной уверенностью, что скоро состоится его веселая свадьба…
Но кто придумал эти слова – «пути Господни неисповедимы». Или слова: «Добро и зло ходят рядом».
Мы попрощались с Андреем, как оказалось, навсегда.
Через некоторое время его злодейски и варварски убили на алданской трассе. Как рассказывали шофера, - он заступился за пожилого инвалида. Ему не простили этого. Подкараулили и ударили ножом, а затем зверски изрезали уголовники, отсидевшие свой срок за убийство, которых вскоре скрутили, а затем осудили на те же десять лет,.. чтобы они вышли и могли снова убивать.
Ненавижу маньяков убийц! А еще больше их пособников, слюнявых гуманистов – законодателей! Каюсь, но желаю им испытать подобные удары ножом на себе!

Но тогда я не знал трагедии Андрея. Настроение было на удачный полет, выбор лучшего варианта трассы, чтобы без потерь довезти технику к Торгойскому месторождению урана. Погода удалась. Видимость была хорошей. Мы летели на высоте 200 метров. Намеченный вариант трассы в большей части был лучшим. Там, где встречались непредвиденные препятствия, я показывал пилоту новый вариант. Мы пролетали над ним, утверждали или подбирали новый, более лучший. Полет был полезным. Все благоприятствовало нашему походу по уточненному маршруту.
Вот и река Олекма. Дальше левые притоки. Это уже ближе к       Кедровому.
Вот и остров Итыллах, где нами построенный аэродром и отслужившая в 1962 году база аэропоисковиков моей прошлой партии № 327. С какой любовью я его делал осенью 1961 года! Он крепко помог моим последователям. Открытые радиоактивно повышенные поля и                аэроаномалии еще послужат геологам, которые пойдут на поиски урана когда-нибудь после нас…
Удивительно то, что остров утвердительно ответил на вопрос:      бывает ли добро за добро?

Благополучное ЧП - смерть не состоялась
Мы видели под собой взлетно-посадочную полосу, каркасы для палаток, одинокую баньку, о которой работники партии № 327 вспоминали с особой теплотой, и заснеженные бочки из-под бензина и масел.
- А что, Гена, - предложил я, - давай, сядем на островок, ноги разомнем, бензин из бочки в бак перельем, потрогаем приветливую землю…
Он, улыбаясь, сразу согласился. Сделал небольшой круг и завис для посадки. Снежная пурга от винтов приветствовала нас. Вертолет мягко приземлился. Геннадий выключил двигатель. Таежная тишина. Мы походили по грустным местам, зашли даже в баньку, похлопали руками по жердям каркаса палаток и, вернувшись к вертолету, стали переливать бензин из бочки в бак вертолета. Дозаправились.
Но тут я заметил под вертолетом маленькую черную дырочку в снегу и последнюю каплю масла, капнувшую из картера двигателя. Гена присел ниже и заглянул под двигатель.
- Петрович, пробки нет! Масло вытекло! – он побледнел и начал искать пробку в снегу.
Я сообразил: в снегу видны остатки масла, значит, болта-пробки не найти! Болт был слабо затянут, от вибрации отвинтился и выпал в полете. Геннадий моментально оценил, что могло произойти с нами.
- Петрович, твой остров спас нас!.. Еще бы минута полета и заклинило бы двигатель – лопасти по сторонам, а мы – камнем вниз! Посыпались матерные слова в адрес бортмеханика – растяпа! Я с ним разберусь. Но главное, нам с земли не связаться с портами. Это ЧП!..
- Ничего, Геннадий, - начал я его успокаивать, - мы дети бесшабашного народа.… Наверняка, где-нибудь в бочках есть авиамасло…
Мы пошли трогать бочки, сметая с них сугробы снега и отрывая их от земли. Часть бочек была  с бензином. А вот и бочка с авиамаслом! Егоров достал из техотсека ведро. Мы наполнили его маслом, но где взять болт-пробку? Ее не оказалось в инструментальном мешке механика. Да и не было никогда, по словам пилота.
Но нет безвыходных положений для русского человека. Я предложил вместо болта березовую круглую палочку слегка забить, а затем туго плоскогубцами завернуть по резьбе сливного гнезда.… Некоторое время Геннадий сомневался. Но делать нечего. Выстрогали деревянную палочку строго по отверстию, туговато забили, а затем туго закрутили. Я видел его жилистые руки, когда после меня он пробовал (для верности) туже затянуть пробку.
Затем он пробовал работу двигателя на земле, поглядывая на прибор давления масла. Полетели. Чувствовалось напряжение пилота. Но вскоре свыклись, как говорят: доверились судьбе…. Полет прошел по намеченному маршруту. Я понял, что трасса будет легче, чем мой поход через Кодарский хребет на Звездный, но мне придется не раз надеяться на судьбу.
В партии № 97 механики долго выковыривали нашу самодельную пробку. Затем заменили ее болтом,  который выточили на токарном станке строго по гнезду сливного отверстия.
Вечером я провел планерку в партии, касаясь планов работ и нашего похода, как я предполагал – за январь и первую половину февраля. Я пробовал шутить: «Должны дойти к потеплению климата в нашем поселке Кедровый».
Утром мы полетели снова по нашему маршруту, уточняя детали, но уже не в Алдан, а к месту базирования моей колонны – на окраине Нерюнги.
Там уже все были в сборе, и колонна готова к походу. Попрощались с Егоровым. По-дружески я посоветовал: «Не оформляй ЧП официально. Выгонят бортмеханика и тебя затаскают за деревянную пробку». Пожимая руку, он ответил: «Петрович, не считай меня…, разберусь я с ним. А тебе спасибо за поддержку и… счастливого пути. Доведется мимо пролетать, глядишь, и подсяду…». Славный был парень. Где он теперь? А мой путь был на северо-запад!

Третий северный поход - к урану Торгоя

Расстановка техники и людей была с учетом прошлых походов: впереди тягач «АТЛ-5», в кабине  водитель Коля Биин и я – штурман колонны. В кузове под брезентом сподручно – мои широкие якутские лыжи на меху. За нами бульдозер, а в нем – лучший бульдозерист на земле – незаменимый Ваня Левинков. Дальше трактора с санями, гружеными компрессорами, электростанцией, горным и буровым оборудованием, ГСМ и кузнечно-сварочным снаряжением. В кузовах машин – оборудование, продукты  и походное снаряжение. Замыкают колонну походная мастерская (ПРМ) и трактор с санями, на которых кубрик с железной печкой, нарами и столиком для оперативного приготовления пищи, а также крючья по стенам и веревки для аварийной сушки одежды.
Кроме меня и водителей, бригада дровяных и аварийных дел в составе: Коли Голубева, Лени Середина и кузнеца-сварщика Гриши Лебедева и, конечно же, завхоза Бориса Елизарова.
Впереди полтысячи километров по бездорожью, по звериным тропам, по долинам, заросшим бурьяном и мелколесьем, по горно-таежным перевалам с глыбовыми россыпями (страшными для ходовой части машин и тракторов) и льду рек, (покрытому снегом, а иногда потоками парящей на морозе воды) коварному и опасному!
Полтысячи километров! Не верится! И раньше не верилось. Но проходили…
Должны пройти. Как прежде, руководил старый колымский призыв: «Умри, но делай!».
Первая сотня километров прошла на энтузиазме – подтягивали крепеж, гусеничные болты и животы, когда кончился хлеб и перешли на сухари. Жили надеждой – Алданский водораздел кончится и начнется спуск в Олекму. А там!.. полторы сотни километров по льду реки быстро прокатим…
Вот и Олекма! Вокруг скалы, но белая гладь на север.… Впереди простор!..
Решили сутки  на отдых: ремонт, рациональная перегрузка и, как всегда, крепеж тяжелого оборудования. Разрешалась и чарка спирта! Вот бы еще хлеба свежего…
И тот же вопрос: Есть Бог на небе или нет?..
И редкий утвердительный ответ: «Есть! Подними глаза!».
Со стороны Олекминска над белизной реки появился вертолет  «МИ-4»! По маневрам меж скалистых берегов, решительному снижению и легкости полета я почувствовал – это Эрик Иванов! Значит, к нам! Вертолет сделал разворот и приземлился рядом с колонной.
Лопасти еще вращались, но в открытую дверь на лед выбрасывались мешки, как мы полагали, с хлебом. А затем с лыжами и рюкзаками в руках появились Виктор Усманов, Борис Кобычев, Володя Кашкин и Юра Пружинин – мои друзья лыжники! За ними, улыбаясь, шел пилот        Эрик Иванов.
- Вот эта встреча! – Я быстро зашагал к ним навстречу. Объятия, возгласы приветствия, шутки и слова:
- Принимайте хлеб и кое-какую закуску, а бутылки донесем сами, чтобы не разбились…
Все сгрудились вокруг нежданных гостей. Я быстро разобрался в обстановке.
По инициативе Кобычева, знавшего причуды Олекмы за два сезона работы, и Виктора Усманова, начальника партии № 327, которая прошлый год базировалась на острове Итыллах, ребята прилетели помочь мне провести безопасно колонну по льду Олекмы, опережая колонну на лыжах, определяя места сухоледа, таликов, промоин и удобных мест обхода по террасам реки. Кашкин и Юра Пружинин за компанию, ради дружеской помощи…
На вопрос Усманову: «Кто заказал вертолет?». Он ответил:
- Не бери в голову, Петрович! Расходы берет твоя родная              партия № 327! Нам никогда не рассчитаться с тобой за чудесную базу на Итыллахе. Мы проводим тебя до разворота на Мурун, а затем улетим снова в Олекминск и в Иркутск. В феврале, ты ведь знаешь, как всегда, спартакиада. Будем считать, мы к тебе на лыжную тренировку прибыли. Заказ «МИ-4» сделан через неделю. Мы успеем пройти твой маршрут по Олекме. А сейчас отпускай Эрика, а нас приглашай к обеду. Мы кое-что привезли с собой.
Разве такое забывается, Читатель? Я желаю вам подобной дружеской поддержки, когда вам будет трудно в жизни!
Коля Голубев, зная порядки в авиации, принес к вертолету  чайник с густо заваренным чаем и предложил пилотам угоститься, «чем бог послал» - горячим чаем и свежим хлебом. Летчики не отказались. Выпили по кружке (для согрева), попрощались и улетели.
Какой это был прекрасный день! Мороз за 30 градусов не замечался. Было тихо и тепло в долине Олекмы… и в душах наших.
Через час коллективный походный стол у большого костра был готов.  Под рокот двигателей, которые никогда не глушились, и под дружеские тосты обед был на славу – по 150 г спирта, колбаса со свежим хлебом, тушенка с картошкой, которую ребята привезли «на разок», сохраняя от мороза, и горячий крепко заваренный чай из олекминской воды. Веселый обед, но не хмельной – в колонне мера обязывала!..
А затем продолжался ремонт, подтяжка, дозаправка и обустройство на первый ночлег за последние две недели. Дежурство Николая и Гриши по колонне. Главное – работа двигателей и топка печей на экономном режиме, - шутили водители, наказывая дежурным парням…. Ночью была большая луна, предвещая похолодание.
Утренний морозец за 40 градусов никого не пугал. Бывало хуже. После горячего завтрака у костра, первым на лед выехал Коля Биин на «АТЛ-5», приглашая меня в кабину. За ним, раздвигая сугробы, вышел бульдозер, а затем после изменения порядка вышла ПРМ с лыжниками в ее будке. Они накладывали мазь на лыжи от мороза, прикидывая, когда начинать свой разведывательный поход. Мы подсмеивались над ними: «Главное, ребята, чтобы отдачи на лыжне не было, и носы берегите, а вместо лыжных палок полезно хотя бы пару ломов иметь!». Вот так под шутки водителей, зарычав движками и заскрипев санями, колонна двинулась вперед по льду Олекмы.
Было все, чему положено быть! Наледи, провалы, вытаскивание провалившихся тракторов и саней, рваные куски стальных тросов.… Выручали резиновые сапоги больших размеров и раскаленные печки в      кубрике и будке ПРМ, где можно было обогреться и обсушиться. Набираясь опыта, наши лыжники чаще стали выбирать путь по террасам реки с переходами с берега на берег в обход скальных прижимов.
Сна не было. Водители успевали сидя подремать, пока бульдозер пробивал путь. А когда с ног валился Ваня Левинков, его подменял универсал Коля Биин, а за рычаги АТЛ садился я. Ребятам лыжникам это была сверхтренировка на выносливость…
- Скоростную тренировку нагоните на иркутской лыжне, - шутил я, поглядывая на небо в ожидании вертолета.
«МИ-4» прилетел согласно заданию. Обрадовали нас еще пятью мешками хлеба, как выяснилось, заказанного Витей Усмановым. Он был уже опытным парнем.
Колонна выходила на левый приток Олекмы для «штурма» водораздела в бассейн Чары.
А наши лыжники полетели в Олекминск и далее в Иркутск  для своих работ и участия в спартакиаде Сосновской экспедиции и Теркома профсоюза геологов Иркутска. В те годы спорт хорошо развивался и помогал в жизни геологов – азартом, дружбой, результатами в труде. Этого мы еще коснемся.… А пока в путь! Теперь уже курсом на запад в сторону гольца Мурун, где нас ждет партия № 97.
Путь через водораздел занял еще неделю без сна и отдыха. Самой большой опасностью были участки горелого леса, когда вершины огромного сухостоя непредвиденно падали на нас, желая нас уничтожить в отместку за их кровную обиду – пожары.
Хотя, Читатель, в тех безлюдных местах пожары возникали от ударов молний. Мне приходилось видеть эти яркие моменты возгорания деревьев…
Я большей частью шел на якутских лыжах, выбирая места              редколесья, обходя глыбовые россыпи…

Походные размышления об уране и возможной войне
У меня было время для анализа прошлых дел на Стрельцовке. И почему скоропостижно закрыты буровые скважины?
Я прикидывал варианты: если нет оруденения на первой полсотни метров, почему не побурить глубже? Или почему не задать скважины по простиранию, или сгустить шаг профилей, или задать скважину в затылок рудным скважинам № 21а и № 170.
Ведь было только начало октября – тепло! Это не январь на Севере!
Ответа не находил. Понимал: буду в Иркутске, все прояснится…
Думал и о развороте работ на Алдане. Конечно же, нужен стране уран. Месторождения разведываются на Украине, в Средней Азии, но нет крупных месторождений урана в России, хотя РСФСР – гигантская территория, поставки урана из европейских соцстран могут прекратиться.… Ведь со штыками и танками «вечно мил не будешь»! Да и в мире обстановка напряженная – один Карибский кризис чуть не вверг мировую цивилизацию на самоуничтожение прошлой осенью 1962 года в      октябре (когда закрывались урановые скважины на Стрельцовке).
Давайте вспомним об этом опасном моменте в жизни человечества, Читатель. Вспомним, чтобы не забывать!
О противостоянии США-СССР сегодня нет секретов. Пентагоном, начиная с июня 1945 года, было разработано множество планов ядерных атак на СССР под различными кодовыми названиями: «Тотали», «Пинчер», «Жаркий день», «Сизл», «Испепеляющий жар», «Встряска», «Моментальный удар» и другие. Это не просто забавные названия планов нападения. Это не детская сказка. Это конкретные города Советского Союза и расчетное количество атомных бомб на каждую цель. По тем временам до 1950 года агрессор ограничивался 20 городами, затем 70 городами, а в 1957 году в планы входило разрушение и убийство жителей уже 200 городов.
Представляете, Читатель, что могло обрушиться на головы россиян в октябре 1962 года! Все виды оружия США и СССР – на боевом старте!
Интересно то, что на Советском Байконуре ракета, подготовленная к полету на Марс, была заменена ракетой, направленной на США с ядерным зарядом 83 миллиона тонн тротила. Это более пяти тысяч бомб, сброшенных на Хиросиму!
Однако решение об упреждающем ударе конгрессменами США было принято.
Вот как вспоминает тогдашний министр обороны США Роберт Макнамара тот роковой день:
«Вечером 27 октября 1962 года я выходил из Белого Дома от президента. Был яркий осенний вечер. И я подумал, что возможно никогда уже не увижу такого прекрасного вечера».
Но тогда всех проголосовавших за «удар по СССР» охладил доклад руководителя ЦРУ о возможных потерях, сделанный по инициативе   Кеннеди:
«Куба и СССР будут полностью уничтожены. В США погибнут 80 миллионов населения, а остальные - вскоре от радиации и разрушений. Тоже все»!
Вот тогда-то первым обратился к президенту его брат – ярый сторонник первого удара с исторической просьбой:
- Джон! Ты, как президент, один имеешь право позволить нам переголосовать! Разреши!
Переголосовали – опомнились! Кеннеди и Хрущев тогда             поладили миром…
Но могло ли Советское руководство не сделать нужных выводов, в том числе – о необходимости разворота работ на уран, и в первую очередь на территории России? Не могло!
Не зная тогда многих значимых деталей, я  брел на лыжах и           размышлял:
- Вот почему меня торопят сделать доразведку Торгоя, а на Алдан брошены все резервы уранового Главка страны во главе с Лапиным Александром Леонидовичем (будущим главным инженером, а затем руководителем Главка МГ СССР).
И навязчивый по сей день вопрос:
- Так почему тогда, в октябре 1962 года остановили все работы на ураново-рудной Стрельцовской зоне?
Мне это было важно тогда и теперь, в связи с методикой оценки урановых аномалий и рудопроявлений, и более того – в связи с методикой поисков и разведки месторождений урана. Тогда это для меня, как геолога, а теперь – это как исправленная ошибка, которую нельзя повторять тем, кто пойдет к урану по нашим тропам.
Последний привал. И вот та приветливая поляна на западном склоне водораздела, с которого виден голец Мурун, а левее его – наша партия № 97. Осталось какая-то сотня километров!
- Ваня, расчищай площадку под стоянку колонны! Глуши моторы! Пока теплые движки, меняем масло и делаем профилактику, а также всей ходовой, чтобы хватило до дома! – распоряжаюсь я, обходя всех, начиная с Левинкова. - Коля, разводите большие костры возле машин и тракторов, чтобы теплее работалось, а потом ужин и спать всю ночь!
Всем такая команда была по душе. Исполнение было из последних сил, но обязательным. Все знали о порядке в колонне. Если команда «Глуши двигатели», значит, будет добрый ужин с пайкой спирта и сон до обеда!..
Февральское солнце говорило о прибавке светлого дня. Это был последний суточный привал с воспоминаниями о пройденных трудностях и верой – теперь дойдем!
Я планировал путь чуть правее, по краю платформы, чтобы выйти на проторенный партионный зимник на подбазу Усть-Жуя на реке Чара.      А по зимнику, как я говорил ребятам, - мы как по асфальту въедем в наш поселок Кедровый.
Так и было. Еще неделя последних усилий, и мы подошли к зимнику. За нами уже следил вертолет «МИ-1». Он завис впереди колонны и сбросил мешок свежего Надиного хлеба. По уговору, нас ждали – топили печи в общежитии и были готовы встретить в столовой…
Путь по зимнику – это было праздничное торжественное продвижение колонны без заминок и былых приключений. Остановка по плану – в районе техскладов, мехцеха и монтажной площадки…
И, наконец, самая приятная для всех команда: «Глуши движки! Сливай воду! Конец пути!». Все живы! Башмаки тракторов искорежены, но на месте!.. Смех. Веселье. Дружеские встречи.
- Ванечка, живой! – причитает Маша Левинкова, обнимая нашего любимца Ивана. А вот и Неля с двухгодовалым Витькой с рулем в его руках, который сварил ему Миша Гавриков.
А вот и Виталий Кузнецов, который приглашает меня, Колю Голубева, Леню Середина и Петра Малкова в наш дом, перегороженный по плану как в партии № 324 – прихожая, она же кухня-столовая и две клетушки – одна общага, а другая для семьи начальника партии, его жены и сынишки.
- Дом для коммунаров готов и натоплен, - докладывает Виталий.
- Мать частная! – восклицаю я, - как хорошо, когда есть дом и друзья!
Потом был большой ужин в тепле! Вопросы и ответы:
«Как шли? Как дошли? Ох! И досталось вам!..».
Дальше, как всегда, тосты «За удачу»!
Беспробудный сон в тепле – впервые за последние полтора месяца.
И снова обычная круглосуточная работа разведчиков, геологов-работяг со всеми житейскими радостями и трудностями. Тропы позади. Впереди - работа, работа, работа…


К итогу о пройденных тропах
Простите, Читатель, я, возможно, излишне долго рассказывал вам о пройденных тропах к урану. Каюсь!
Но это ничтожно малые эпизоды из жизни геологов. Их путь бывает более труден и результативен. Они заслуживают уважения и добрых слов.
Впереди я попробую кратко осветить один из порогов, после которого начинается широкий и даже железный путь к урану. Порог к открытию бывает труден, о который запинаются многие, некоторые пробуют открыть дверь не в ту сторону и не признаются в этом.
Исправленные ошибки должны прощаться, ложь  осуждаться, а правда должна быть полезной для тех, кто пойдет после нас по заросшим тропам и размытым дорогам к большому урану.
Результаты похода
На второй день после запуска новых компрессоров на штольне можно было слышать голоса проходчиков:
- Ну, братва, перфораторы работают по-другому! Попрем, ребята! – Облегченно вздохнул главный механик Камнев Иван Филиппович. После запуска новой электростанции ярче засветились лампочки по квершлагу штольни, завизжали веселее вентиляторы и надулись вентиляционные брезентовые трубы.
- Дышать стало легче, - шутили документаторы выработок…
Светлее стало и в поселке. Стали греть лучше плитки. А бульдозер больше не отвлекался от работ при штольне.
Местные дороги и зимник до Чары я поручил Ивану Левинкову. Это было важным делом – ГСМ было на исходе. Опыт водителей за время похода пригодился для пробивки дороги по Чаре до Олекминска и завоза ГСМ.
В первый рейс пошли три машины. Удачно. А затем спарено ходили две, а Петр Малков на «ЗИЛ-157» ходил один, работая за двоих. Расценки были реальными, их никто не срезал при большом перевыполнении норм выработки. Каюсь, я допускал Петра ходить в рейс одному, нарушая вместе с ним технику безопасности. Нами руководил все тот же принцип: «Умри, но делай!».
Я рад, Петр Павлович жив и сегодня, почти полвека спустя. Мы встречаемся, вспоминаем прошлое, ни о чем не жалеем. Но мы негодуем на Власть за то, что она задним числом изъяла из пенсионных дел северный стаж, плюнув в душу и подрезав без того ничтожную пенсию многих стариков, создавших основные богатства страны в районах Крайнего Севера: нефть, газ, золото, алмазы, никель, уран и многое другое из природных ресурсов. Не понять этой Власти, как давались эти богатства. Словоблудие одно и нежелание разобраться в своих замысловато преступных законах…
А тогда полные веры в справедливость мы рисковали собой во имя нашей страны и светлого будущего.… Это правда, которую я подтверждаю в своей исповеди!




О чароите партии № 97
Я обязан сказать добрые слова о первых открывателях чароита.
По определению  Веры Парфентьевны Роговой, ныне  доктора геолого-минералогических наук: «Чароит – это красивый ювелирно-поделочный камень, который по своим декоративным качествам, хорошей полируемости занял достойное место среди таких камней, как лазурит и нефрит, издавна известных человеку».
Прежде всего, необходимо вспомнить геолога В. Дитмара. Это его маленький отряд сразу после Отечественной войны трудился в далеких Мурунских гольцах. Глыбы сиреневых пород (тремолитовых сланцев) были отмечены на его геологической карте. На месте стоянки отряда геологов из Ленинграда сохранилась маленькая приземистая избушка – домик Дитмара.
Затем в 1959 году при организации партии № 97 о Мурунских гольцах вспомнил старейший геолог Сосновской экспедиции Алексей Михайлович Бильтаев, по совету которого в площадь поисковых работ партии № 97 были включены Мурунские гольцы.
Летом 1960 года геолог Юрий Рогов и техник-геолог Володя Никитич в маршруте вблизи домика Дитмара, а возможно, идя по заросшей тропе Дитмара, обнаружили глыбы сиреневых пород. Я знаю талант Юрия Гавриловича – он не мог пройти мимо такой находки, хотя и нерадиоактивной. Мы с ним не раз в последующие годы делились смыслом фразы: «Геолог в маршруте - один на один с собственной совестью». А для первооткрывателя, кроме – увидеть, нужно действовать! Видимо, потому они прямиком из маршрута направились в минералогическую лабораторию с образцами сиреневой породы.
- Такую породу я увидела впервые, - вспоминает Вера Парфентьевна Рогова…
Позже она занялась изучением чароита, в названии которого – река Чара и понятие – очарование. А затем написание статей, связи со специалистами многих стран мира. И так – на всю жизнь! Когда ей нужен был дополнительный каменный материал для анализов, она ходила вместе с Роговым и главным геологом партии Горстом Валентином Яковлевичем за новыми образцами на сиреневую россыпь.
Я помню момент, когда Рогов и Горст зашли ко мне, и Юрий, показав каменную «краюшку» сиреневого сланца, попросил: «Петрович, дай команду, чтобы Катя Федорова распилила на алмазной пиле этот камень. Живет еще запрет на единственную алмазную пилу бывшего начальника Темникова!.. Увидишь сам, - какая это красота! И Вере надо для              изучения».
Восторг красотой перешибает все запреты! Как я мог отказать…
Вернувшись, он сплюнул на свежую плоскость чароита, протер ладонью и воскликнул:
«Ну, как? Это же чудо сиреневое!».
Мы с Горстом долго восхищались этим чудом.
Первооткрыватели были рядом – Рогов Юрий и Вера Рогова!
Дальше чароитом  занялись геологи организации «Цветные камни», в том числе Алексеев Юрий Александрович, который также значится в первооткрывателях. Справедливости ради, я вспоминаю генерального директора «Цветных камней» Эдуарда Федоровича Саклешина.  Да, да! Читатель, того самого, который, будучи начальником отряда, в 1959 году восхищался большой радиоактивностью вблизи гольца Мурун. Он то и дал промышленный ход добыче, обработке и созданию чудесных шедевров из чароита, ныне известных во всем мире.
Как видим, «не хлебом единым жив человек». Геологи-уранщики прошлых лет, опираясь на свою совесть, открывали многие месторождения полезных ископаемых для блага людей. Преклоняюсь…

О буднях партии № 97
Постепенно жизнь партии вошла в норму. Разведка урана шла по плану. Но где-то в глубине души зарождалось чувство, что наша лебединая песня разведчиков Торгоя подходит к концу. Горных работ на 1963 год – несколько месяцев, а на расширение поисков объемов и средств не предусматривалось.  Я осознавал, что «зимник» на Чару нужен партии № 97 не так для разворота, как для ликвидации партии.
Руководство экспедиции настраивало геологов на ускорение подсчета запасов. Это всегда завершающий этап, если не будет другого.
Конечно же, я понимал, что при любых вариантах – первыми шагами ликвидации должна быть комплектация и отправка всего требующего ремонта оборудования на ремонтную базу в Иркутск. Сроки доставки оборудования только к весенней большой воде для прохождения плоскодонных барж. Главное, не опоздать!
На комплектацию транспорта поставлен молодой механик Паша Гребенщиков, красивый толковый парень – первый жених в поселке! На комплектацию тяжелого и горного оборудования определился Петя Каскевич – бывалый дизелист, тракторист, компрессорщик и «государственник» - шутник.
Он под смех механизаторов предлагал  для оздоровления нации сузить все двери трамваев и автобусов вдвое, чтобы граждане с большими животами, которые не входят в двери, топали пешком для пользы собственного организма!
Ну, как с такими ребятами не сделать нужные дела к сроку?! Тем более, февраль сменился мартом. Мороз стал мягче. Жизнь партии шла обычным путем. Горно-буровая работа – круглые сутки. Все другие и дорожно-транспортные работы – от темна до темна, с прихватом ночи в рейсах по зимнику.

Конечно же, вспоминаются ЧП. Без них не обходилось.… Наше и, прежде всего, мое пренебрежение к технике безопасности в суровых условиях, давало о себе знать. Каюсь. Но, нас подгоняло слово – надо!
В одном из одиночных рейсов по реке Чара провалился груженый автомобиль Петра. Он опытный, но ничего сделать не смог.
- Хоть погибай, - говорил он мне после рейса. Но бывает везение. Он услышал в морозной тиши рокот двигателя. Прислушался. Так и есть, возможно, это трактор. Он поднялся на террасу реки и пошел на звук. В ночной тьме замаячили огоньки. Оказалось, это  отделение охотхозяйства. Дежурный электрик (якут), он же тракторист, давал свет нескольким домикам, вращая генератор двигателем трактора.
- Выручай, браток, чуть за трос  потянуть меня надо, провалился я.… Вот тут, недалеко, - просил Петр.
Но якут разводил руками: «Не могу! Свет даю».
- Выручай! У меня ничего нет, только бензин, да бутылка спирта…
- Ладно, поехали, - согласился тракторист.
Свет в домиках погас, но машину удалось вытащить из ледяного плена.… Но урок не подействовал. Петр продолжал ходить в рейс один, пока не лег на бок в снежный обрыв. К счастью, это случилось на ближней дороге. Он зашел в наш дом ночью, весь закуржавевший, черный, обессиленный, еле проговорив:
- Петрович, тут недалеко, верст пять… Машина на боку, воду не слил, не смог. Надо спасать движок, да и машину поставить на колеса. Биин на «АТЛ» нужен и ребята наши с пилами.… Как я не заметил боковой наледи по уклону – снегом ее запорошило!..
И на этот раз обошлось. Завели «АТЛ-5», и к месту.… К рассвету все вернулись. Но что незабываемо, Петр попросил парней разгрузить машину и заправить, а сам, прикорнув пару часов, ушел в рейс.… Только после этого я запретил одиночные рейсы. Но нарушался этот запрет, что поделаешь? И все ради дела.… Вот и тогда Петя торопился в одиночный рейс, пока не запорошило его след на льду Чары. Я понимал, с дорог все начинается. Дороги нужны и для ликвидации. Поэтому многие дни марта я бывал на пробивке новых вариантов дорог. Однажды наш «АТЛ-5» рухнул в болотистый талик. Коля Биин среагировал. Разворотами гусениц в черном дыму надрывающегося двигателя мы, зачерпнув мутной жижи в кузов тягача, вылезли на твердую бровку болота.… Но что это?! В кузовной жиже заметалась огромная черная рыбина – страшилище! Коля Голубев удачно прихватил ее на лопату и швырнул в водную яму. Биин, видя полет рыбы, проговорил: «Ну, Петрович, жди беды! Такая черная паскудина не к добру…». Однако, так и не определив, что это было, мы продолжили поиски лучшего варианта дороги.
ЧП - убийство в поисках справедливости. Через три дня вспоминалась рыбина: в общежитии повздорили два подвыпивших Володи – один горный мастер штольни, второй – начальник нашей спецчасти. В основе раздора была несправедливость оплаты – равная у горного мастера под землей и чиновника в теплой комнате. В гневе один пообещал второму по физиономии, а второй – сходил в спецчасть, взял наган, пришел и застрелил первого.… В маленькой зимней партии – это был шок! Оба ведь хорошие парни. В чем дело?
А дело все в  том же – нелепая уравниловка в оплате различного по условиям труда! Отсюда несправедливость, ненависть, зависть.
Помню, я часто ругал власть за это безобразие: «Настанет время и рухнет система!». Меня часто предупреждали друзья:
- Петрович! Не болтай лишнего! Доберутся до тебя!
А Вадим Перловский, соратник по эффективности аэропоисков, добавляя, шутил:
- Ой, посадят тебя, Петрович! Ой, посадят.
Но не посадили за эту критику. Рухнула система вместе с Советским Союзом.
А ведь можно и нужно было исправить антиприродную нелепость. И жили бы лучше…
А посадить, не посадили – были, видимо, в КГБ умные люди. А парней наших жаль. Их везли в одном самолете «АН-2» - один в гробу, второй рядом под присмотром милиционера.
О наших жёнах, детях и… - ЧП.
Каково же было моей жене Неле, когда  начальник спецчасти зашел вечером в наш дом, где она  была с двухгодовалым Витькой, и, подавая ей наган, сказал:
- Неля, я застрелил Спицина, возьми наган, отдай Петровичу, когда вернется с дороги… Он заряженный, осторожно! А я пойду к себе. Не знаю, что сделаю с собой!
Несколько позже она рассказала это мне, на что я утешил:
«Не переживай, Неля, всякое было и будет еще. Приходили к тебе с бритвой, теперь с наганом, возможно, придут и с взрывчаткой. Несправедливость рождает зло, а мы окружены этой несправедливостью».
Помню случай. Наш сынишка был под присмотром Маши Левинковой, на складе ВМ (взрывчатых материалов) и вдруг  - потерялся. Маша не может найти. Звонок в контору, в камералку.… Прибежали, начали его искать по запорошенным следам.
Нашли – он метров двести в кустах, в снежном сугробе сидит, а в руках его руль, подарок шоферов. Он фыркает и на вопросы отвечает:
«Забуксовал в сугробе, не могу выехать, нужен трактор».
Что скажите, Читатель, о детском воспитании сына геологов?..
Через несколько дней Нелю выносят на руках без сознания.
Она задохнулась в подземной выработке, по соседству с которой недавно прошла отпалка.
Горных мастеров не хватало. Не предупредили, где можно документировать и опробовать забой.
Ее вынесли Юра Яковлев и Коля Дрога. Они сами чуть не потеряли сознание, отвалявшись на снегу после выхода из штольни.
Не забывает она, что вместо того, чтобы утешить ее как-то,                 я отругал:
«Чему вас в университетах учили? Разве можно без разрешения    Горнадзора в подземные выработки заходить?!».
Каюсь! Не прав я был. Но все это в прошлом.… Но с Юрой Яковлевым полвека спустя, мы вспоминали этот эпизод  теплыми словами и добрыми пожеланиями…
В конце марта мне пришел вызов в Иркутск по графику                  рассмотрения работ.
Но произошла задержка вылета – двухдневная метель! Домики поселка и буровые вышки в сугробах!
Более всего досталось буровой вышке, бурившей за перевалом Серединской зоны. Ее замело полностью. Когда утихла метель, буровики сделали в сугробе лаз над люком тепляка для бурового снаряда. Когда лазили через люк в буровую вышку, обычно шутили:
- «КАМ-500» и буровики теперь в тепле, без сквозняков и насморков! Красота!
Это трудно представить. Это надо видеть! Это Север! В памяти стоит мужественный прораб буровых работ Девликанов Алим Касьянович. Таких пурга не валит! Примером хладнокровия и знания буровых дел в партии № 97 мне запомнился старейшина сосновских буровиков – Иванов Федор Куприянович, которого все с уважением называли – Куприяныч. Это были люди Крайнего Севера с девизом: «Умри, но делай!».
Будни и ЧП партии № 97 вспоминались мне, пока я летел в Иркутск. Невольно я сравнивал условия работ на Крайнем Севере и в степных районах южного Приаргунья. Это по государственным затратам несопоставимые районы! Вот почему мне более всего не давала покоя мысль:
- Почему в солнечный октябрь 1962 года прекращено бурение на Стрельцовской урановой зоне?

Содержание:

  • Расскажите об этом своим друзьям!

  • «Помогите!». Рассказ Андрея Хромовских
    Пассажирка стрекочет неумолчно, словно кузнечик на лугу:
  • «Он, наверное, и сам кот»: Юрий Куклачев
    Юрий Дмитриевич Куклачёв – советский и российский артист цирка, клоун, дрессировщик кошек. Создатель и бессменный художественный руководитель Театра кошек в Москве с 1990 года. Народный артист РСФСР (1986), лауреат премии Ленинского комсомола (1980).
  • Эпоха Жилкиной
    Елена Викторовна Жилкина родилась в селе Лиственичное (пос. Листвянка) в 1902 г. Окончила Иркутский государственный университет, работала учителем в с. Хилок Читинской области, затем в Иркутске.
  • «Открывала, окрыляла, поддерживала»: памяти Натальи Крымовой
    Продолжаем публикации к Международному дню театра, который отмечался 27 марта с 1961 года.
  • Казалось бы, мелочь – всего один день
    Раз в четырехлетие в феврале прибавляется 29-е число, а с високосным годом связано множество примет – как правило, запретных, предостерегающих: нельзя, не рекомендуется, лучше перенести на другой год.
  • Так что же мы строим? Будущее невозможно без осмысления настоящего
    В ушедшем году все мы отметили юбилейную дату: 30-ю годовщину образования государства Российская Федерация. Было создано государство с новым общественно-политическим строем, название которому «капитализм». Что это за строй?
  • Первый фантаст России Александр Беляев
    16 марта исполнилось 140 лет со дня рождения русского писателя-фантаста Александра Беляева (1884–1942).
  • «Необычный актёрский дар…»: вспомним Виктора Павлова
    Выдающийся актер России, сыгравший и в театре, и в кино много замечательных и запоминающихся образов Виктор Павлов. Его нет с нами уже 18 лет. Зрителю он запомнился ролью студента, пришедшего сдавать экзамен со скрытой рацией в фильме «Операция „Ы“ и другие приключения Шурика».
  • Последняя звезда серебряного века Александр Вертинский
    Александр Вертинский родился 21 марта 1889 года в Киеве. Он был вторым ребенком Николая Вертинского и Евгении Скалацкой. Его отец работал частным поверенным и журналистом. В семье был еще один ребенок – сестра Надежда, которая была старше брата на пять лет. Дети рано лишились родителей. Когда младшему Александру было три года, умерла мать, а спустя два года погиб от скоротечной чахотки отец. Брата и сестру взяли на воспитание сестры матери в разные семьи.
  • Николай Бердяев: предвидевший судьбы мира
    Выдающийся философ своего времени Николай Александрович Бердяев мечтал о духовном преображении «падшего» мира. Он тонко чувствовал «пульс времени», многое видел и предвидел. «Революционер духа», творец, одержимый идеей улучшить мир, оратор, способный зажечь любую аудиторию, был ярким порождением творческой атмосферы «серебряного века».
  • Единственная…
    О ней написано тысячи статей, стихов, поэм. Для каждого она своя, неповторимая – любимая женщина, жена, мать… Именно о такой мечтает каждый мужчина. И дело не во внешней красоте.
  • Живописец русских сказок Виктор Васнецов
    Виктор Васнецов – прославленный русский художник, архитектор. Основоположник «неорусского стиля», в основе которого лежат романтические тенденции, исторический жанр, фольклор и символизм.
  • Изба на отшибе. Култукские истории (часть 3)
    Продолжаем публикацию книги Василия Козлова «Изба на отшибе. Култукские истории».
  • Где начинаются реки (фрагменты книги «Сказание о медведе»)
    Василию Владимировичу в феврале исполнилось 95 лет. Уже первые рассказы и повести этого влюблённого в природу человека, опубликованные в 70-­е годы, были высоко оценены и читателями, и литературной критикой.
  • Ночь слагает сонеты...
    Постоянные читатели газеты знакомы с творчеством Ирины Лебедевой и, наверное, многие запомнили это имя. Ей не чужда тонкая ирония, но, в основном, можно отметить гармоничное сочетание любовной и философской лирики, порой по принципу «два в одном».
  • Композитор из детства Евгений Крылатов
    Трудно найти человека, рожденного в СССР, кто не знал бы композитора Евгения Крылатова. Его песни звучали на радио и с экранов телевизоров, их распевали на школьных концертах и творческих вечерах.
  • Изба на отшибе. Култукские истории (часть 2)
    Было странно, что он не повысил голос, не выматерился, спокойно докурил сигарету, щелчком отправил её в сторону костра и полез в зимовьё.
  • Из полыньи да в пламя…
    120 лет назад в Иркутске обвенчались Александр Колчак и Софья Омирова.
  • Лесной волшебник Виталий Бианки
    На произведениях Виталия Валентиновича выросло не одно поколение людей, способных чувствовать красоту мира природы, наблюдать за жизнью животных и получать от этого удовольствие.
  • Записки андрагога. Из дневника «Союза неугомонных»
    С 2009 года в Иркутске действует добровольческий образовательный проект «Высшая народная школа (ВНШ) для людей пенсионного возраста», девиз которой «Не доживать, а жить!» В этом году школке исполняется 15 лет…