«ЛЕСНОЕ ДЕЛО» |
27 Января 2011 г. |
Нет у нас настоящего догляда за тайгой – вот о чём болит душа. И началось это не сегодня. «Лесное дело», о котором я расскажу, случилось ровно 50 лет назад, в 1961 году. Я тогда работал старшим уполномоченным БХСС. А началось всё с конверта с анонимным письмом и копией расчётной ведомости на получение зарплаты в конторе Большелугского леспромхоза, которые мне передал начальник Шелеховского ПОМ Ермак. В письме шла речь о незаконном сверхлимитном вывозе древесины целыми платформами, оплата работ же производилась вымышленным лицам. При этом леспромхоз числился в передовых. Стали разбираться. Был вычислен казахский «толкач» Игорь Юдин. По договорам он представлял аж двенадцать колхозов и совхозов Целиноградской области Казахской ССР. Юдин был завсегдатаем иркутских ресторанов, кроме жены имел молодую любовницу Анжелину. С ней он закупал ящиками спиртное и лучшую «закусь» – денег не жалели. Заскучав, на выходные летали кутить в столицу. Было очевидно, что Юдин живёт явно не на зарплату. Стали выявлять должностные лица, которые доверили ему бесконтрольно распоряжаться денежными средствами колхозов и совхозов. Тысячи кубометров отборного леса уходили в казахские степи. На некоторых платформах Юдин собственноручно писал фамилии наиболее уважаемых клиентов. Мы собрали оперативную информацию и передали её казахским коллегам. Крах «великого комбинатора» Шло время, но ответа на наши официальные запросы не поступало. Слали телеграммы и шифровки – гробовое молчание. Скоро наше терпение лопнуло. Была создана оперативно-дознавательная группа. В отношении Юдина было возбуждено уголовное дело. Обыски прошли одновременно в домах его жены и любовницы. Нашли крупные суммы денег, копии накладных на лесоматериалы, другие документы и расписки. Юдина поместили в одиночную камеру КПЗ УВД. Назавтра он рассказал о хищении сотен тысяч кубометров леса. Признался и в даче взяток директору ЛПХ Богомазу и начальнику Облместпрома Ушакову. В его показаниях фигурировали не только иркутские и казахские руководители хозяйств, но и начальники железнодорожных станций обеих областей. Было принято решение отправить меня и ещё одного сотрудника в Целиноградскую область для дальнейшей работы. Палки в колёса В Целинограде мы представились начальнику местного отделения ОБХСС Цымбараеву. Мы нутром почувствовали его недоброжелательное к нам отношение. И оказались правы. Нам сразу же стали чинить препятствия. Долго не могли найти человека для документальной ревизии совхозных контор. Найденный специалист сперва согласился, а назавтра наотрез отказался. Было впечатление, что кто-то с ним хорошо поговорил. Был даже устроен спектакль с исключением «отказника» из партии – тогда такую работу доверяли только членам КПСС. Время шло, дело не двигалось. Тогда мы сами через рядовых милиционеров нашли молодого парня, недавно отслужившего в армии и работавшего бухгалтером. Пришлось уговаривать не только его, но и жену. Я даже продемонстрировал свой «ТТ», заверяя, что не дам своего помощника в обиду. Заместитель начальника УВД по оперативной работе Мухаммедов провожал нас с гаденькой улыбочкой. Приехали в первый совхоз – «Искра». Главбух Николаев встретил нас доброжелательно. С первых же слов признался, что был в хозяйстве за день до нас Мухаммедов и проинструктировал, как на какие вопросы отвечать. При этом главбух как бы невзначай продемонстрировал нам впечатляющие запасы водки и коньяка. Николаев был знаком с ревизором – звали того Андреем – и настойчиво уговаривал нас посидеть и выпить за встречу. Я еле уговорил Андрея уйти. Ночью меня разбудил стук и шёпот под окном. Мужской голос окликал Андрея. Я предупредил парня, чтобы он не отзывался и к окну не подходил, а сам выстрелил через форточку вверх, в тёмное небо и крикнул: «Если кто подойдёт, убью наповал!» Сквозь метель за окном я разглядел убегавшего мужчину. Больше нас никто не тревожил. «Раскопки» в урне С утра мы занялись делами. Андрей проверял документы по поступлению и расходованию стройматериалов, а я допрашивал директора и главбуха. Оба имели ордена Красного Знамени и медали «Почётный целинник». «Раскопки» Андрея ничего не дали. Он был обескуражен этим обстоятельством. Я его успокаивал и просил только, чтобы он один не ходил в гости к главному бухгалтеру до конца проверки. Я старался его от себя не отпускать. Следующая ночь прошла спокойно. Я встал рано, выбежал на улицу и обтёрся свежим снегом. Появилась бодрость, и я сказал себе, что сегодня всё получится, как надо. После обеда я поговорил с ночным сторожем. Он рассказал, что в шесть утра в контору приходил Николаев, что-то долго искал в бухгалтерии, потом смял и выбросил в урну какую-то бумажку. В урне оказался ценный документ: заявление о приёме на работу в совхоз Целиноградской области дамы пенсионного возраста, проживающей в посёлке Большой Луг Иркутской области, супруги директора лесхоза. Как выяснилось, пенсионерка Богомаз получила за услуги мужа почти пять тысяч рублей. Вскоре появился бухгалтер Николаев. Узнав от сослуживцев, что обнаружены компрометирующие документы, он сильно расстроился, со слезами швырнул на пол шапку. Потом, немного успокоившись, стал расспрашивать меня о возможных последствиях. В тот же день нашлись и другие документы, уличающие махинаторов. Я взял с них подписку о невыезде. Николаева это ободрило, и он начал звонить коллегам из других хозяйств, уговаривая тех признать вину: «Эти» из Сибири всё равно докопаются, только хуже будет!» Следствие ведут знатоки Потом мы «обработали» ещё восемь совхозов. Стала понятна и причина, заставлявшая их руководителей обращаться к «толкачам»: шло освоение целины, нужно было строить дома для переселенцев, а власть нагнала народ в степи Казахстана, а про жильё и не подумала. На обратном пути нам снова пришлось остановиться на ночлег в совхозе «Искра». Заехали к Николаеву. Андрею хотелось поговорить с земляком. Купили водки, жена Николаева приготовила ужин. Спать пришлось на полу, под голову я положил чемодан с документами, а пистолет держал на боевом взводе, правда, поставив на предохранитель. Николаев был уже совершенно спокоен и периодически, как раскаявшийся шалунишка, возвращался к незаконным сделкам с Юдиным. В душе я ему сочувствовал, понимая, что его толкнуло на это, но служебный долг и справедливость требовали довести дело до конца. Мы вернулись в посёлок Алексеевка. Здесь среди саманных домишек красовался дом сына Юдина – Аркадия. Это были даже три дома, построенные из круглого леса. Главный из них красивым фасадом выходил на улицу. Дома были описаны, на автомобиль наложен арест. Я поблагодарил бухгалтера-ревизора Андрея Крюкова за проделанную работу, пожелал ему всяческого благополучия, и мы расстались. Потом пошёл в РОМ. Майор Мухаммедов меня сторонился. При разговоре с начальником отделения милиции Аксёновым я ознакомил его с предательским поведением Мухаммедова и пообещал, что без внимания это не оставлю. Нам предстоял допрос директора совхоза имени КазахЦИКА, депутата Верховного Совета Казахской ССР, Героя Социалистического Труда Максима Цепуро, который был к тому же личным другом Н. С. Хрущёва. Их фотографию, где они, обнявшись, смотрят в степные дали, газета «Правда» поместила на первой полосе. Непросто было попасть к нему в кабинет – так его стерегла секретарша. Увидев нас, хозяин выскочил из-за стола и властно заорал: «Валите отсюда! Вам не понятно, что я сегодня не принимаю!» Я представился и поднёс листок к красной от гнева начальственной роже. Это была его расписка Юдину на две с половиной тысячи рублей. Тут с ним произошла удивительная метаморфоза: лицо его резко побледнело, а фигура словно стала в два раза меньше. Он волчком завертелся по комнате, извиняясь за грубость. Усадил нас, как самых дорогих гостей. Узнав об аресте Юдина, герой сник окончательно, стал давать показания, уговаривая нас не устраивать ему с Юдиным очную ставку. Суд да дело Вернувшись домой, мы передали материалы уголовного дела и два чемодана с документами в прокуратуру области для дальнейшего расследования. В сентябре 1962 года в помещении клуба имени Дзержинского прошёл судебный процесс по делу о взяточниках и расхитителях леса. Председательствовал судья Милованов. Зал был полон. Вскрылась схема, как, воспользовавшись нехваткой деловой древесины на целине, Юдин заключал договоры с руководителями хозяйств. Он получил десятки тысяч рублей – не только в виде зарплат, но и как комиссионные за каждый кубометр леса. К любителям взяток мошенник подбирался тихой поступью, шурша пачками ассигнаций. Ущерб, причинённый расхитителями, был оценён в 430 000 рублей. Несмотря на чины и награды виновных, приговор суда был суров: Юдина приговорили к высшей мере наказания – расстрелу. Но до этого он не дожил – через полгода умер в одиночной камере от сердечного приступа. Остальные девятнадцать человек получили большие сроки с конфискацией имущества. Многие после исправительных лагерей Иркутской области были переведены для дальнейшего отбытия срока в Республику Казахстан, а это значило – домой, на свободу. Ход судебного процесса широко освещала пресса. В «Известиях» появилась статья Л. Шинкарёва «Опозорил свою седину» – о жизненном пути Максима Цепуро и его нравственном падении. В «Восточке» тоже был опубликован материал об этом деле под названием «Приговор хапугам». Очень жаль, что и в наше время продолжают беззастенчиво расхищать лес – народное достояние и мировое богатство.
|
|