«ЗАРОСШИЕ ТРОПЫ». Секретная экспедиция. Мой путь к урану в Стрельцовском прогибе

Мой путь к урану в Стрельцовском прогибе

На следующий день после интересной геологической ночи пришла записка о моем прибытии на базу для полета с целью детализации двух аэроаномалий в Стрельцовском прогибе.  Отправляя меня на машине с Семеном, Приймак напутствовал:

- Ну, держись, крепись – летать придется на деталках, а затем целый вылет почти шесть часов на съемке. Это они меня, пожалели и высадили после детализации, а тебя проверят на прочность.

Встреча с Сергеем всегда радовала и воодушевляла меня. Он сразу повел меня в штурманскую комнату, показал и рассказал об аномалиях: № 29 – в интересном, геологически почти не изученном Стрельцовском осадочно-вулканогенном комплексе пород, и № 4 – на стыке Стрельцовского прогиба, Аргунского хребта и впадины Сухого Урулюнгуя. Он сказал:

- Трэд Евгеньевич, как геофизик летного отряда, уже побывал на аномалии № 4 с целью проверки увязки вымпела с аномалией. Говорит, нормально, но геология требует геолога и работ. Породы разные, но удивило его то, что известняки по радиоактивности порой выше, чем  граниты или эффузивы. Так что, Петрович, тебе понравятся такие проблемы. Решай. С утра пораньше я тебя в план на деталку 4-й и показ 29-й аномалий поставил. Вечером не объедайся. Летать придется полный вылет, шесть часов. С Лешей Тарасовым полетишь.

- Ну, Серега, уважил. А сейчас расскажи, как у других дела?

- Есть аномалии, но ярких пока нет. Вкалывают ребята.… Пойдем-ка слегка поужинаем, чайку попьем и потолкуем.

О чем нам с Серегой говорить? О работе весь вечер и говорили.

В четыре подъем. В пять вылет. Пилот – Гриша Гладий, штурман – Цыганков Виктор, бортмеханик – Казанков, бортоператор – Алексей Тарасов и я – геолог на борту. Экипаж в сборе. Гладий только и спросил: «Первый раз?». И тут же добавил:

«Ведро в хвосте, только не опрокинь, когда полное наблюешь», - и засмеялся. Леша тоже засмеялся, но утешил:

- Шутит он….

Взлет. Проверка аппаратуры. Полет к месту аномалии. Снижение. Бортмеханик предложил мне сесть вместо него на широкий ремень – сидение между пилотом и штурманом.

- Виднее будет, - сказал он, - так командир распорядился.

И тут началось то, что называется детализация аномалии. Высота где-то 50 метров. Самолет «облизывает» рельеф. Я уже был готов к ориентирам, но не сразу врубился. Штурман показал мне аномалию на планшете и на местности. Сразу все стало ясным.

- А дальше, - сказал Гладий, - сживайся с самолетом, с рельефом, с планшетом штурмана, со своей шпаргалкой, и слушай сигналы бортоператора.

Так я пробовал и делать. Профили залета через сто метров. С местностью освоился, даже увидел ранее сброшенный вымпел на земле. Начались сигналы бортоператора. Я вписался в систему работы и тут же вспомнил поговорку: «Лучше раз увидеть, чем сто раз услышать». Я запоминал формы рельефа, редких обнажений, конфигурации россыпей, даже размеры глыб. Торопливо помечал на своей схеме, успевая сверять с планшетом штурмана.

Иногда казалось, что ноги отрываются от пола, и ты вместе с сидением-ремнем поднимаешься ввысь, а иногда так прижимало на подъемах и виражах, что появлялась мысль – не лопнул бы ремень, на котором сижу.

Но все закончилось прекрасно. Я был доволен результатом наблюдений, а Гладий похвалил меня за образцовое поведение и шуструю реакцию в работе. Григорий сделал вираж и взял курс на аномалию № 29 по чуть заметному жесту штурмана.

Через несколько минут мы были над аномалией № 29. Я сразу увидел сброшенный вымпел и дал понять Алексею, что место аномалии вижу.

Детализация не предусматривалась, но повысотную съемку Алексей решил сделать и подал сигнал штурману, а тот командиру. Это делается для определения природы радиоактивности в какой-то  мере. Радиоактивность с высотой резко падала.

- Хорошо, - сказал Алексей, - природа ближе  к урановой…

А дальше полетели на Абагайтуйский участок для планомерных поисков по сети через 250 метров маршрут от маршрута. И так шесть часов.

Я насмотрелся на Приаргунские степи, на работу бортоператора и штурмана, налюбовался работой Григория Гладия, который работал и за пилота, и за бортмеханика, управляя штурвалом и газом, и весело, порой, перебрасывался фразами со штурманом.

Большую часть времени я наблюдал за работой оператора и показаниями самописца радиоактивности на движущейся ленте.

К концу полета я почувствовал, что меня подташнивает, но не подавал виду, хотя посочувствовал Алексею, сказав, что не зря экипажу платят деньги. На что Алексей ответил: «К окладу по 60 копеек за каждый километр, - и улыбнувшись, добавил, глядя на меня, - и тебе за этот вылет начислят. Потерпи, немного осталось». Видимо, он по моему облику понял мое состояние. Однако все обошлось.

Мы  приземлились в Ивановке. Я перетерпел тошноту в полете, но, проходя мимо бочек с бензином, вдруг торопливо завернул за бочки, и  меня вывернуло наизнанку.

Все подождали меня и похвалили за выдержку, но посоветовали на следующий раз не приближаться к пустым бочкам из-под авиабензина перед полетом и после полета. Штурман Цыганков утешил меня, сказав, что летает на съемке несколько лет, но иногда в болтанку ведро между ног держит.

Результатами полета я остался доволен.

Сергей через пару часов вместе с Алексеем подготовили мне схемы, кальку с радиоактивностью, планшеты с нанесенной геологией и формальные задания, добавив словами:

- Остальное соображай сам, аномалии чудесные. Будем ждать твоих заключений и рекомендаций.

Оценка Тулукуевской аэроаномалии № 4 на земле

Я показал материалы в отряде и весело доложил Приймаку:

- Готов выполнять задания!

Приймак определил состав моего отряда. Я – начальник и геолог, Клавдия Васильевна – ответственный геофизик, Анна – геолог-коллектор, Верхотин  Владимир и Захар Игумнов – геофизики-операторы, Голубев и Крылов – рабочие на эманационные поиски и горные выработки. Все!
Повариха пока остается на основном таборе. Предварительную проверку нескольких аномалий, выданных дополнительно, он берет на себя и оставшихся с ним людей.

Последний наказ: объемы работ расходовать разумно, придерживаясь инструктивных лимитов для предварительной проверки аэроаномалий. К утру быть готовыми! Выезд – в девять ноль-ноль.

Посоветовавшись с Клавдией Васильевной, мы решили с собой взять все геофизическое снаряжение и приборы, чтобы обеспечить необходимые виды поисково-оценочных работ и, конечно же, продукты, хотя бы на десять дней.

В назначенное время выехали. Через два часа были на месте, рядом с вымпелом. Приймак пожелал удачи и уехал, дополнительно оставив нам лишнюю флягу воды. Опытный человек был Владимир Петрович.

Распределение обязанностей делали коллективно. За мной – геологические и геофизические маршруты и согласованная со всеми постановка видов работ. Клавдия Васильевна – геофизический советник и ответственный организатор всех видов геофизических работ. За Анной Петровой – металлометрия, документация и опробование горных выработок. Володя и Захар – исполнители всех видов геофизических работ, они были способны на это. Голубев и Крылов – эманационные и горные работы, а также работы по табору. Немедленно – прочная установка двух шестиместных палаток. Одна для женщин, вторая – для всех мужчин, она же и кладовка.

- А сейчас, - предложил я, - мы с Клавдией Васильевной сделаем ознакомительный рабочий маршрут через место вымпела к самой аномалии, место которой я хорошо запомнил в полете. Остальное подскажут радиометры и горные породы, которые мы обследуем. Так и сделали. С двумя радиометрами мы, не торопясь, пошли на встречу с долгожданной удачей.

По ходу маршрута подтверждались данные геологической карты и задания на проверку аномалии  касаемо геологического строения участка радиоактивных аномальных площадей и самой аномалии № 4, вблизи   высоты 833 м.

Мы шли по северо-западному склону Аргунского хребта. Севернее была падь Сухой Урулюнгуй, а на юго-востоке, где-то в девяти километрах, находится Стрельцовское месторождение флюорита с ранее установленными, хотя и отбракованными радиоактивными аномалиями в разведочных выработках до 330 гамм (микрорентген в час). Это настраивало на ожидаемый успех  наших работ.

Мы шли по дресве и мелким обломкам разгнейсованных гранитов (подобных Арамогойтуйским), типичных для Аргунского хребта. По ходу встречались брекчии фельзитов с несколько повышенной радиоактивностью, но главное, что привлекало мое внимание – это находки кристаллических известняков, порой брекчированных, окварцованных, а иногда флюоритизированных.

Более того, они местами имели несвойственную для известняков довольно высокую радиоактивность до 45-50 гамм, что превышало среднюю радиоактивность фельзитов (17-30 гамм) и даже гранитов (15-45 гамм).

Мы были в восторге, когда в грязных брекчированных породах заметили ничтожно малые чешуйки отенита (уранового минерала)! Я, только что начитавшийся отчетов о «Мраморном» месторождении урана на Чаре, представлял себе не только возможные скопления отенита в породах нашей аномалии, но и смолковые руды на глубине большей, чем зона    окисления, типичная для южного Забайкалья.

- Это не север, - высказывал я свои мысли вслух, - где урановая смолка на поверхности – здесь бурить надо!

Клавдия Васильевна, внимательно прослушивая породы под ногами, не так восторгалась находками, как я. Но открыто удивлялась радиоактивности именно мраморизованных и брекчированных известняков и поддерживала идею формирования возможных урановых залежей в тесной зависимости или связи с известняками.

Незаметно мы оконтурили центр аномалии и вышли за пределы ее аэроконтура. Но активность по ходу иногда на локальных участках повышалась. Обнаженность в пониженных местах ложков обычно понижалась, но иногда чувствовалось повышение радиоактивности. На одном из таких повышений мы чисто случайно двумя радиометрами (благо мы ходили и разговаривали рядом) уловили повышение радиоактивности и обнаружили образец брекчированного известняка более 100 гамм.

Нам стало ясно – нужна хотя бы глазомерная опорная топосеть и весь комплекс геофизических работ, каким мы располагали. Повышенно радиоактивные образцы пород мы аккуратно уложили в шламовые мешочки с вкладками – пометками о глазомерной привязке, а на местности, как всегда, выкладывали заметные пирамидки. Описывать наши чувства не хватит страниц книги. Я и так излишне увлекся, как тогда на этой перспективной Тулукуевской аномалии № 4.

В табор мы пришли с радостной вестью. Палатки стояли прочно. На махоньком костерке в большом чайнике нас поджидал горячий чай.  Такие дни бывают редко. Они приносят неописуемое удовлетворение жизнью. Они приносят радость тебе и твоим друзьям.

Заканчивая строки воспоминаний о том первом дне на Тулукуевской аномалии № 4, не могу подобрать самых теплых слов о замечательной женщине, ветеране Сосновской экспедиции, геофизике Клавдии Васильевне Решетниковой, которая излучала особую благоприятную для жизни и творческой работы ауру. Памятник таким ставить надо – известным и неизвестным ныне, чтобы след их был неизгладим, если даже зарастут тропы, по которым они шли к «большому урану».

Как оказалось много позже, «большой уран» ждал геологов в Стрельцовском рудном прогибе…и в контуре аэрорадиоактивных повышений на глубинах участках аномалии №4

Сообщение о первых результатах маршрута были встречены всеми с приятным возбуждением. Мы с Клавдией Васильевной предложили комплексный план работ, начиная рано с утра.

Ночь была звездной и тихой. С утра завтрак и работа. Находки радиоактивных участков и брекчированных пород с чешуйками отенита   говорили о наличии зон разломов и минерализации, подбадривали всех и торопили…

Маршрут к скале Красный камень. Закончив радиометрические  маршруты на участке аномалии, я пошел «рабочим ходом» с радиометром к видневшейся скале в долине с названием Тулукуй.

Скала выглядела красноватой, особенно в лучах заходящего солнца. Корочки лимонитовых налетов способствовали этому эффекту. Я промерил обнажение, на отдельных участках которого была радиоактивность, доходящая до 220 гамм. Все это я записал в свой полевой дневник и набрал образцов для лабораторных анализов.

Название скалы «Красный камень» вошло в обиход в нашем отряде – смотри правее «Красного камня», смотри левее «Красного камня», а потом у всех и навсегда – «Красный камень» (отсюда и моё название города Краснокаменск).

Вокруг повышенной радиоактивности не отмечалось. Кто бы мог тогда подумать, что при переходе небольшой долинки, при возвращении в табор, под моими ногами находится «Урановая жемчужина Советского Союза» (по оценке Е.П. Славского – министра Средмаша СССР), которую через десяток лет мне с моими друзьями посчастливится разведать: осматривать и ощупывать «скальные коренные обнажения» под землей!

Все это будет потом. А тогда у меня нестерпимо зарождалось желание – пешком, как ныне говорят вахтовым методом, не дожидаясь машины Приймака, посетить аномалию № 29.

Сразу попробую внести ясность в неразбериху в названиях аномалий и будущих месторождений. Аномалия № 4 у меня в дневнике значится Тулукуевская № 4, а другая – Тулукуевская № 29. Но кто-то в летном отряде аномалию № 29 в кадастре аномалий переправил, дав название Аргунская № 29. Интересно и то, что будущее крупное месторождение в районе Тулукуевской аномалии № 4 назовут «Аргунское». А под скалой Красный камень будет открыто и добыто карьером крупное месторождение урана «Тулукуевское», а над ним с другой стороны долины, будет открыто и также отработано карьером месторождение «Красный камень».

И все эти месторождения в едином обзоре между аэроаномалиями   № 4 и № 29!

Могут ли быть еще сомнения в эффективности аэроработ?!

Но следует заметить, эти вопросы и различные мнения были на заре аэрорадиометрических поисков и, к сожалению, бытуют и сегодня в ХХI веке.

Вы уже заметили, Читатель, что я остаюсь твердым сторонником (и тогда, и сегодня!) того, что аэрометод поисков, особенно с возможностями технического прогресса, является самым оперативным и эффективным методом поисков урана. Месторождения урана, разведанные чуть восточнее перечисленных, были частично открыты «попутными» поисками при разведке других полезных ископаемых или в основном в результате огромных объемов поисково-разведочных работ Сосновской экспедицией в Стрельцовском локальном рудном прогибе площадью-то всего около 200 квадратных километров.

Это, конечно же, иголка в стоге сена – в сравнении с миллионами квадратных километров площади страны, опоискованной за долгие годы, чтобы найти указанный «рудный урановый узелок» - самый значимый в России!

Возвращаюсь в «прошлое время» - к аномалии № 29. Решение принято. Рано утром мы выходим, перегруженные приборами и разным необходимым скарбом. Бездорожье степное, каменистое, травянистое с затяжным подъемом. Через час – невмоготу. Я пробую шутить, обращаясь к Володе Верхотину, мокрому от пота:

- Володя, мы все ишаки, но ты – дважды ишак, ведь на тебе прибор «СГ-II» («ишак») с тяжелой треногой, шлангами и железной почти метровой воронкой.  И все это поверх нагруженного рюкзака. Такое может    терпеть только истинный ишак с названием – геолог. Как ты терпишь?! Придется отдохнуть.

- Привал, - объявляю я. И все валятся на траву… смех. Расслабление. Отдых.

С нами женщина – Клавдия Васильевна. Она тоже под рюкзаком и с радиометром, но встает первая и весело командует:

- Вперед, мужики, за мной! -  И обращается ко мне, замыкающему караван, - проводник, подправляй впереди идущего, чтобы лишних метров пути не делать.

Скальный ориентир мне после полета был знаком и виден издалека. Вскоре мы стали наступать на обрывки бумажных испорченных лент самописца и старых газет – вымпел, сброшенный на аномалию.

Пришли. Затаборились. Березнячок редкий. Дровишки. Костер. Тушенка, сухари, чай – наш обед. И за дело…

Отметка высоты – 1000,7 м. Скальное обнажение – верхнеюрские кислые эффузивы. Довольно высокая радиоактивность - 40-70 гамм,  доходящая до 100 гамм в монолитной неизменной породе. Выходит, радиоактивность обусловлена  естественным повышенным содержанием  радиоактивных элементов. Содержание повышенное, но пока непригодное для добычи из этих монолитных пород.

Мои маршруты через площадь аномалии и вокруг скал и россыпей показали относительно низкий фон на закрытой, задернованной поверхности. Формировалось четкое объяснение причин аномалии – наличие обнаженных пород с природной повышенной радиоактивностью на фоне задернованной низкорадиоактивной местности. Аномалия «породная». Взяты образцы для лабораторных исследований. Вот и все – обычное в геологической деятельности объяснение…

Но у меня всегда был вредный характер, если что-то не нравилось в терминах или неясном толковании. Что такое прижившееся выражение – объяснение причин аномалий? Мы ведь зарплату получаем не за объяснение причин, а за поиски и открытие месторождений! Значит, надо искать, используя любые, даже незначительные признаки условий формирования рудных образований возможных месторождений…

Вот потому и согласно инструкции, мы прошли профиль с замерами эманации прибором «СГ-11» в «бурках» через седловину с задернованной поверхностью и пониженной радиоактивностью. Я попросил Колю и Володю пробить бурки с шагом почаще – через 2-3 метра.

Результат был неожиданным и приятным – 320 эман радона!

- Ну, Коля, теперь только твоя работа. Проходи канаву, будем разбираться, - попросил я.

Коля копал канаву, Володя брал металлометрические пробы, а мы с Клавдией Васильевной разными маршрутами своими радиометрами ощупывали землю и глыбы вокруг установленной аномалии. Принципиально ничего не менялось. Последнее слово в поле за канавой.

Уже через пару часов мы документировали канаву. Были вскрыты миндалекаменные пористые кальцитизированные фельзиты с невысокой радиоактивностью ниже 40 гамм. Вопрос: откуда радон? Можно объяснить плотной покрышкой пород.Но интенсивность его естественного распада, маломощная покрышка и низкая радиоактивность коренных пород не согласовывались с подобным первым объяснением.

Коля с трудом пробил бурку в канаве. Володя замерил, эманация ниже, но высокая!

- Ну что, Клавдия Васильевна, за Вами, как геофизиком, последнее слово, - начал я, - но напрашивается глубинное дыхание нижележащих предков радона – урановых минерализаций по зоне разлома, о чем говорит милонитизация и пористость вишневых фельзитов.

- Посмотрите, - я обратился уже ко всем, - по створу седловины нашей и соседней видны другие. Это похоже на серьезный разлом или серию тектонических зон. Отсюда и циркуляция подземных вод, и эманация радона, и то, что мы наблюдаем на нашей аномалии, не забывая и нашу аномалию № 4 с признаками зон разломов, фактическую минерализацию и возможное оруденение на глубине…

Клавдия Васильевна улыбалась, слушая мои размышления, а затем спокойно сказала:

- Если быть оптимистом, надо мыслить, как Вы. Я солидарна с Вами. Давайте попробуем сделать краткое заключение по результату нашей проверки.

И тут же, советуясь со всеми, да, да – и с техником Володей Верхотиным, и рабочим Колей Голубевым, мы набросали официальное заключение с проектом рекомендаций для последующих работ в районе аномалии. Оно было записано в наших дневниках, а затем вошло в геологический отчет и рекомендации по работам партии.

Заключение звучало несколько оригинально: «Данные предварительной проверки аэроаномалиии № 29 свидетельствуют как будто о ее неперспективности. Однако исключительно высокая, ненормальная радиоактивность кислых эффузивов в районе аномалии, наличие установленных признаков радиоактивной минерализации в ее окрестностях (на Тулукуевской аномалии № 4 и Стрельцовском флюоритовом месторождении) требуют более детального изучения этого района. Нам представляется, что аномалия находится в зоне тектонических нарушений (стр. 109. Отч. п. 325 за 1955 г.)». Рекомендуется для детальной проверки. Это все, что мы могли сделать за один день в 1955 году.
Обратно, под вечер, под спуск и по прохладе, к табору на аномалию № 4 мы шли довольно быстро, хотя добавился груз – взятые пробы. К ночи мы были в таборе у маленького костерка с чаем.

Утром Коля накормил всех макаронами с тушенкой и своим крепким чаем. Продолжились азартные работы.

На Тулукуевской аномалии № 4  за считанные дни мы выполнили невероятные объемы нужных работ:

- 5 кв. км - поиски вокруг аномалии в масштабе 1:10000;
- 0,7 кв. км (согласно инструкции) – поиски на аномалии в масштабе 1:2000;
- 8800 точек – радиометрические замеры;
- 412 точек – электроразведочные работы;
- 192 точки – магнитные наблюдения;
- 607 кубометров канав;
- 37 бороздовых проб по днищу канав;
- 160 металлометрических проб;
- 5460 точек – эманационные замеры (стук кувалд по буру не прекращался с утра до вечера).

Когда приехал Приймак с извинением за задержку и выслушал, что сделано, то он закричал:

- Вы что натворили?! Все отрядные объемы съели! Выговор мне обеспечили!

Но когда мы ему показали наши образцы с видимой минерализацией и высокой радиоактивностью и набросок геологической схемы-карты, он немедленно пожелал увидеть канавы и получить обзор, как он выразился, «всего рудного участка». Так мы  и сделали. Все было рядом и обзорно. Он повеселел:

- Ну, молодцы, черти… Молодцы!

- Петрович, а ты хлеба привез, - с деланной грустной гримасой спросил Захар, обращаясь к нему, - вкус забыли.

Приймак оживился, засуетился:

- Захар, помогай, я все привез. Будем ужин делать.

- Ну, Петрович, ты бог, - с улыбкой оценил Коля Голубев, - и бутылочку не забыл.

Приймак смутился. Почесал в затылке и виновато промолвил:

- Не думал, что такие результаты.… Не думал. Осенью отметим, уже скоро.… Извини, Николай Константинович.

Коля загрустил, вытирая рот. Все заулыбались.

Ужин после голодных последних дней был объедением. На столе из двух сдвинутых «гробов» (ящиков из-под приборов «СГ-11») был хлеб. Красные помидоры, свежие огурцы, горячая картошка, ароматный чай. Ели всё, но почему-то больше всего свежий хлеб с крепким сладким чаем, забеленный свежим молоком, привезенным в берестяном туеске.

Поездка в партию № 109 – за советом…

Приймак, довольный результатами и ужином, вдруг заявил:

- Я подброшу вам людей. Подумаем, как лучше завершить. А с тобой, Петрович, мы завтра же махнем в партию № 109. Она недалеко стоит, с той стороны Стрельцовки километрах в тридцати, и  пригласим специалистов геологии Денисова и Ищукову. Пусть посмотрят и чего-нибудь посоветуют. Они знают район. Добро?!

После утренней раскомандировки и определения водителя автомашины в подчинение Клавдии Васильевны мы с Приймаком выехали в партию № 109. Он знал местные проселочные дороги и иногда срезал путь, ориентируясь по карте и по памяти. Ехали и прикидывали, что придется геологов искать по степи в маршрутах, но они оказались на таборе.

Посреди палаток, загорая на солнце, стоял крупный мужчина, начальник партии № 109, Денисов. У палатки за столиком с дневниками сидела Ищукова Лидия Петровна. Они были удивлены нашему приезду, но не сдвинулись с места. Приймак без лишних церемоний встречи сразу их огорошил:

- Я  приехал за вами. Выручайте советом. Мы на Тулукуевской аэроаномалии в Стрельцовке раскопали урановое оруденение и проследили эманационкой пару протяженных зон. Рудой пахнет.… Соглашайтесь поехать, посмотреть, посоветовать. Хочу слышать ваше мнение. Довезу, покажу, накормлю и привезу обратно. Водки, правда, нет, - он засмеялся, - но это будет за мной.

Денисов как стоял, так и продолжал стоять молча, а Лидия Петровна убежденно, скороговоркой, сразу высказала Приймаку свое мнение:

«Ничего удивительного нет! Я уже давно знаю, что в Стрельцовке есть активности. Вы еще там не появлялись, а я лазила в читинский шурф, и мы написали свое мнение в акте. Практического интереса не представляет и рекомендовали, если будут буровые работы на флюорит, согласно инструкции производить каротаж скважин. – А потом добавила, - в такой геологической обстановке пока существенного ничего не открыто.… Так что, навряд ли, что путного вам можно ожидать…».

Я стоял в сторонке и внимательно слушал. На меня, как новичка в Сосновке, не обращали внимания, а мне, конечно же, неудобно было что-либо добавлять к просьбе Приймака.

Но он снова и снова пробовал их убедить поехать и посмотреть.… Убедившись в их окончательном отказе и, даже не спросив об их геологических результатах, он резко скомандовал мне:

- Садись! Поехали!

Я сел, не дослушав их последних фраз, и захлопнул дверцу кабины со случайной мыслью - «не солоно хлебавши…».

Приймак запрыгнул в кабину и резко тронулся с места, чего никогда прежде не делал. Долго ехали молча. Поведение Приймака за рулем говорило о его внутреннем негодовании.

Я же думал: значит не все ладно в Сосновке, «и в чистом озере водятся черти».

Извините, Читатель, за эти прошлые грешные мысли, но так сложилось, что никогда потом с этими авторитетными геологами у меня не было никаких добрых отношений, хотя работать приходилось в официальном «сотрудничестве».  За Приймака извиняться не приходится - после нескольких усугубляющих его настроение встрясок над тарбаганьими норами, он выдал по поводу «дружеской встречи» то, что  на бумаге не пишется.

Когда мы вернулись в свой табор на аномалию № 4, он скомандовал мне и Клавдии Васильевне: «Пишите заключение и обязательно рекомендации, будем завершать работы. У нас еще проверка Гомбойской и Утта-Хадинской аномалий – надо успеть!.. Конец сезона на носу…». Я все-таки спросил Приймака о его мнении по поводу рекомендаций. Он четко определился:

- Мы с вами однозначно рекомендуем на Тулукуевской аэроаномалии № 4 начинать предварительную разведку, а НТС экспедиции пусть рекомендует – кому это делать!

Все было поставлено на свои места.

Мы с Клавдией Васильевной сформулировали заключение по аномалии № 4. В нем указали выполненные объемы работ и результаты по урану, в том числе – установление и вскрытие двух тектонических зон № 1 и № 2 с брекчиями известняков, гранитов и фельзитов с радиоактивностью до 475 гамм (микрорентген в час), с эманацией радона в зонах до 170 эман, с видимой минерализацией в виде чешуек отенита и их гнездовых скоплений. (После получения анализов добавили – с содержанием в бороздовых пробах урана до 0,014%; а также молибдена – до 0,1%; вольфрама – до 0,03%; свинца – до 0,03%). Рудопроявление требует постановки буровых работ.

Также мы дали краткие, но четкие рекомендации по дальнейшим поиково-разведочным работам на аэро- и наземных радиоактивных аномалиях и повышениях в Стрельцовском прогибе, как потенциальном рудном поле:

1.«Рекомендуется для предварительной разведки Тулукуевская аэроаномалия (рудопроявление) № 4.

2. Благоприятная геолого-структурная обстановка в районе аномалии № 4 при наличии высокой радиоактивности пород и многочисленных аномальных значений гамма-поля дает основание к постановке поисковых работ М 1:50000 и М 1:10000 на площади (Стрельцовского прогиба) около 200 кв. км. Эта площадь должна быть ограничена падями Сухой Урулюнгуй, Тулукуй – Бамбакайская (на юге) и Широкондуй. В ее контур войдет рудное поле Стрельцовского месторождения флюорита (с радиоактивными аномалиями до 330 гамм), Аргунская аномалия № 29 и позже добавлено главным геологом партии № 325 Рожком Н.С. – незначительная часть площади, опоискованной партией № 109 в 1954 году с участками              радиоактивных проявлений № 1 и № 2» (отчет п. 325 за 1955 г., стр. 100-109; 112-113; 171-173).

Мы прочитали заключение отрядникам. Всем понравилось. Только Аннушка Петрова тихо сказала:

- Не всем могут понравиться наши рекомендации. Я помню нашу «ревизию» радиоактивной аномалии в шурфе на Стрельцовском месторождении флюорита, выявленной читинскими геологами. Я лазила в шурф. Внизу была активность до 330 гамм. Я показывала образцы стоящим наверху Лидии Петровне и геофизику. Осмотрев образчики, было сказано:

«Радиоактивность незначительная, объясняется железисто-марганцовыми налетами  и не представляет практического интереса».

Так и записали в акте ревизии. Правда, геофизик дописал для исполнения читинцам:

«При проведении буровых работ на флюорит, согласно инструкции, проводить каротаж скважин». Мы подписали акт. И все.

Я спросил Анну:

- А что, не догадались образцы взять на анализ для определения хотя бы природы радиоактивности и, конечно же, содержания урана? Она ответила: - Образцы не брали…

«Не посчитали нужным», - подумалось мне.

Снова отвлекусь. Сегодня полвека спустя, именно в предполагаемом тогда нами контуре, открыты, разведаны и частично отработаны крупные месторождения урана. Вот такова эффективность аэрометода поисков, Читатель. Возникает вопрос:

- Так почему с тех пор, почти два десятка лет, не было открытий и разведки этих месторождений? Нужен ответ!

- Существует поговорка – «задним умом все хороши». Вот и мы сегодня осознанно можем попробовать на это ответить. И не надо искать виновных. Метко однажды сказал профессор Вольфсон Ф.И.:

«Мы искали уран и учились; познавали и снова искали».

Мое личное мнение – причина в традиционной инерции. Если геолог изучил, знает и представляет какой-то уже открытый изученный и всем известный тип месторождений в конкретных  геологических условиях – это приемлемо. Там есть – должно быть и здесь. Но во многих сидит консервативная червоточинка и подначивает: «Этого еще не было, значит и не может быть».

Вот это и было главной причиной того, что поиски, порой, велись «по образцу и подобию» уже известных месторождений в свойственных им геологических условиях. И это не грех!

Это даже во многих случаях правильно. Но вот привычная  «червоточинка» в знаниях и в характере геолога, как человека, это всегда плохо,    это грех!

Поэтому аэропоисковая партия № 325 и  ваш покорный слуга  были отправлены на поиски других известных типов месторождений в северные края... А рекомендованные объекты партией № 325 на следующий год посетили другие… и дали отрицательное заключение. Мы еще с вами, Читатель, не раз вернемся к делам на Стрельцовке в нашей беседе. Это поучительно для пользы дел будущего.

А пока после обсуждения заключений и рекомендаций последовала неожиданная команда Приймака: «День на исходе. Ужин. Сон. Завтра с утра сбор и отъезд на основной табор - Арамогойтуй, а затем на другие объекты!».

Утро было грустным. Сборы шли медленно, как бы нехотя.

Но вдруг подошла машина с базы партии, и к нам идет, улыбаясь, Сергей Дорошков, старший геолог летного отряда. Он развеселил нас тем, что, передав Приймаку материалы на новые аномалии, провозгласил: «Летчики работу закончили. Скоро и вам на зимние квартиры!». А Приймаку сказал:

- Прошу мне показать в натуре пройденные вами канавы, дать послушать треск радиометров в этих канавах, чтобы доложить начальству партии о том, что у вас порядок, как в церкви.

Сергей оставался Сергеем. Шутник и на редкость смышленый парень. Приймак сказал ему и мне: «Берите радиометр и дуйте на аномалию, чтобы не мешали нашим сборам к отъезду». Шутка на шутку – это хорошо!

К нам присоединилась Клавдия Васильевна. Мы обошли участок, показывая канавы и радиоактивные породы с урановой минерализацией, а также места зон № 1 и № 2 с повышенной эманацией радона, попутно сообщив о результатах проверки аномалии № 29. Я добавил о радиоактивности скалы Красный камень и  о наших рекомендациях в отчет партии для  последующих работ Сосновской экспедиции. Сергей, потирая руки, весело заключил: «Кажется, пахнет жареным!..». А потом, также весело спросил:

- Не поверю, Петрович, чтобы у тебя не родилось какой-нибудь идеи о неизведанной Стрельцовской кальдере с наличием радиоактивных аномалий и даже урановой минерализации. Поделись. Бутылка с меня! И я кратко поделился своими соображениями.

О модели образования месторождений урана в Стрельцовском прогибе

Помнишь, Серега, мы с тобой в студенческие годы сделали статью «Новые поисковые признаки для редкометальных пегматитов в Восточных Саянах?». Цель была одна – выделить, а точнее, локализовать наиболее перспективную площадь для ускорения получения результатов поисковых работ  на литий с экономией государственных средств за счет ускорения и уменьшения объема поисковых работ. Вот и здесь такая же задача.

Мы тогда выделяли грабен протерозойских пород с редкометальными пегматитами. Рискованно. Чуть диплома не лишился, но меня поддерживал наш друг Сергей Павлович Плешанов, и затвердил правильность идеи председатель дипломной комиссии лауреат Сталинской премии Тумольский. Поддержит ли кто теперь?

Модель Стрельцовки такова: выделенный на карте Стрельцовский прогиб, на мой взгляд, это не совсем правильный термин – прогиб. Это и не «провал». Ты прав, только что сказав, - кальдера. Это кальдера оседания или вулканическая депрессия с периодами вулканической деятельности и образованием магматических пород, а также периодами оседания гранитного фундамента с накоплением туфов и различных осадков за счет окружающих, преимущественно гранитных пород Аргунского хребта.

Более всего мне нравится понятие – «вулканическая котловина». Это «котел», расположенный рядом с Урулюнгуевской протяженной и более глубокой впадиной и связанный с ней длительной циркуляционной системой сверху вниз. Это «котел», в котором, особенно при магматическом подогреве, идет выщелачивание свободного урана из всех, особенно гранитных пород, его перенос по тектоническим водопроницаемым структурам в сторону Урулюнгуевской впадины и «по ходу» - его осаждение в благоприятных геохимических (более основных по РН) условиях. Это и есть моя модель рудоформирования урана в Стрельцовском прогибе.

Отсюда вытекают признаки и критерии урановых месторождений, а соответственно – рациональный комплекс методов поисков урана в районе уже зафиксированных, радиоактивных аэро- и наземных аномалий с урановой минерализацией. При этом Тулукуевская аэроаномалия № 4 находится на выходе из прогиба, и главное – на контакте гранитов с кларковым содержанием урана и участками с явным его дефицитом за счет выщелачивания и переноса в другие места. Вот тут-то и срабатывает гипноз «Мраморного» месторождения на Чаре с богатым содержанием урана. Ведь на аномалии № 4 есть все – и поставщик урана в виде гранитов и вулканитов с повышенными содержаниями урана, и периодически        вулканический подогрев в Стрельцовском котле, способствующий выщелачиванию урана из вмещающих его пород. И, конечно же, тектонические зоны дробления, как «цех дробления» и для миграции урана в сторону более глубокой Урулюнгуевской впадины или местных базисов дренирования.… А на пути ураноносных растворов – геохимический барьер (как частный случай – известняки!) основных пород (с повышенным РН). Урану ничего не остается делать, как только выпадать в осадок и формировать рудные залежи: сверху – слюдковые, на глубине – смолковые.

Я завершил свои размышления с надеждой на то, что пройдет время и факты, полученные при разведке месторождений, если они будут правильно осмыслены, подтвердят мои убеждения по генезису (образованию) месторождений в Стрельцовском прогибе. При этом, глядя на Сергея и Клавдию Васильевну, я четко подчеркнул: «В обособленном «вулканическом прогибе», оторванном от «базиса дренирования», то есть от более глубоких впадин, формирование месторождений может быть, но более мелких, местных и, к сожалению, не промышленных». Для примера намекнул на Куйтунский прогиб в том же Аргунском хребте, восточнее Стрельцовского прогиба (это вблизи работ партии № 109), с оговоркой – время покажет...

Клавдия Васильевна дала понять, что мои размышления убедительны, но противоречат известным геологическим учениям о «гидротермальных месторождениях». Я тут же дополнил свою мысль:

- Я не против гидротермальных процессов, тем более, в горячем вулканогенном котле. Я против «эндогенных» мифических мантийных, никем не установленных очагов, которые, якобы, поставляют на верхние доступные горизонты, выборочно – тот или иной элемент (по божьей милости или по щучьему велению, согласно известным сказкам).

Сергей не удержался:

- Ну, ты, Петрович, даешь по басам! Жди «на орехи» со стороны научного мира и особенно от тех, кто к нему пристраивается!.. В общем, все логично…. Обмоем «модель» по приезду в Иркутск, а дважды, когда выбурится урановая руда…

Довольные результатами осмотра аномального участка и друг другом, мы успели к обеду, который организовал Коля Голубев…

Вдруг Сергей увидел корейский лоток для промывки пород и получения золотого или иного шлиха.

- Откуда он у вас? Я такой один раз только видел у саянских золотошников – берегли, на ночь под голову клали.

Я сказал, что это Николай у железнодорожника полчурки листвяка выпросил и мимоходом выскоблил это чудо. Затем добавил:

- Обрати внимание на форму, углы и шероховатость лотка – все это имеет значение. Это я тебе говорю, колымский золотарь! Именно этот Колин лоток углубил мое представление о модели Стрельцовского прогиба. Если в него всыпать породу и влить воду, и смывать ее, не подливая - ничего не получится.

Надо систематически пополнять воду с частью промываемой породы. Постепенно на угловатом дне и шероховатых угловых боковинах лотка можно увидеть золотинки…. Чуешь, куда клоню? Все к тому же Стрельцовскому прогибу, где формируются месторождения урана по подобию и технологии получения золотинок в корейском лотке…

- Убедил окончательно! – отреагировал Сергей, - длинных научных лекций не надо.

Клавдия Васильевна, Володя Верхотин и Анна, слушая, улыбались доверчиво и с пониманием.

Приймак пробовал понять, о чем речь, но вдруг сообщил новость по организации отряда:

- Сергей Анисимович, ты забирай всю документацию и пробы по аномалиям и поезжай обратно на базу, а мы едем на Арамогойтуй. Завтра с утра я забираю весь лишний скарб отряда.- Он помолчал и решительно добавил, - и всех лишних сезонных рабочих для полного расчета. Аномалии проверим оставшимся постоянным составом. Голубев, - он посмотрел на Колю, - остается с нами. Все! Студенты и школьник Игорь уже уехали.

У меня отлегло от сердца при словах о Николае Голубеве. Сергей сказал: «Ясно».

Мы начали передавать ему геологические материалы и взятые пробы. Аннушка под роспись - сдала. Сергей под роспись  - принял.

Все уложили, и Сергей с шофером покатил на базу в Ивановку.

Конец сезона. Прощай Стрельцовка. Мы сделали все что могли

Уложив в машину палатки, снаряжение, приборы и все, что годится, мы с грустью, молча поехали на свой основной участок Арамогойтуй, чтобы распрощаться с ним и с людьми, которые стали близкими, как бы совсем своими. Эта всегдашняя осенняя боль от расставаний кадровых геологов и сезонных  геологов-работяг не могла не оставлять шрамы на сердце и в душе, которые проявлялись с годами, позже.

Когда все уехали с Арамогойтуя, оставшись с маленьким десантным отрядом, нам ничего не оставалось делать, как изучать новые задания на предварительную проверку аэроаномалий и ждать Приймака с машиной для выезда на новые участки работ.

Приймак приехал через два дня. Ходил по табору, осматривая его, и все время бурчал:

- Хорошо, что сам приехал, а не отправил рабочих с нарядами для начисления зарплаты. В бухгалтерии Нина Алексеевна, да и экономист недовольно придирались – большие заработки.., фонд зарплаты, нет ли приписки?! С трудом убедил начальника в том, что все работали как проклятые – с утра и до позднего вечера, без выходных дней все лето.  Таборщица плакала, не из-за малой заплаты, а из-за того, что рассталась с дружным коллективом, и никогда в жизни она не узнает ничего лучшего в этой умирающей Ивановке,  на краю света…

На следующее утро мы выехали на Утта-Ходинскую аэроаномалию. Аномалия была интересной, требовала объемов работ и даже бурения. Но ни того, ни другого для отряда не было выделено. Работали на совесть. Написали рекомендации. И снова были проверки. Но!.. Всему бывает конец, даже яркий. Пришла сухая осень…

ЧП – пожар в степи

Это беда в степи, особенно в травяной сухостой. Райком поднял на тушение все ближние организации  и, конечно же, партию № 325. Вблизи фронта пожара на участке одной из аномалий собрались почти все отрядники и часть базовских работников. Пожар пожаром, а дружеские встречи – это хорошо. Весело и с риском тушили пожар метлами, прихлопыванием лопатами или кусками брезента. Могли и обгореть, но обошлось. Огонь степной не щадил ни отар овец, ни кошар, ни людей. Это километровые ленты огня, а иногда – поля огня! В беде познаются люди. Люди партии № 325 выдержали экзамен на отлично, что отметил даже райком партии. Главное, мы узнали друг друга ближе.

На зимние квартиры

Затем был выезд в Иркутск на камеральные работы. Отчет, новый проект работ в новом районе Севера, организация новой базы в Усть-Куте.
В Иркутске в свободное время были тренировки, спорт, самодеятельность и выезды в подшефный колхоз для помощи в уборке урожая, и с почти ночными концертами для колхозников.

А пока главный вопрос – поиски жилья.

Еще в вагоне Сергей Дорошков сказал: «Поживешь со мной. Ребята потерпят тесноту…». Это хорошо, но Коле Голубеву податься было некуда. Я уговорил начальника партии не увольнять его, а дать отпуск без сохранения зарплаты, а затем направить его на обустройство базы партии.
А пока я предложил беспризорному колымскому зэку пожить у меня. У меня, а где? Это моя проблема. По приезде в Иркутск мы с Николаем, вместе с Сергеем дошли до сосновского дома на Касьяновке и оставили там на время свои рюкзаки и спальные мешки. Я сказал Николаю:

- Ты погуляй, изучай город, а к вечеру, часам к семи, подходи сюда,  мы с тобой сходим в баньку, и ко мне.

Так и решили. Он пошел изучать город, а я пошел наугад по Касьяновскому проезду искать какую-нибудь частную комнатку для временного проживания. Тем более, это было необходимо потому, что Галя, моя жена, сообщила, что прибывает в Сосновку в октябре, то есть скоро.

Неторопливая походка, расспросы местных жителей.

И вот я перед хозяйкой одного дома. Хозяйка показала мне двор, кухню, комнату справа и комнату, разгороженную фанерной перегородкой на две комнатушки. При этом пояснила:

- В правой комнате уже поселились муж с женой, в этой тоже – муж с женой и с ними их друг холостяк на отдельной раскладушке. Так и подмывало спросить – а чего бы им на одной кровати не разместиться?.. Хозяйка поняла мою заминку и объяснила, что они согласны пока так, но я разрешила сделать им фанерную перегородку. А вот эту комнату я оставляла тоже для отдельной семьи, так что вам повезло.

- Добро, хозяйка, бери за месяц вперед – будем жить дружно.

Мы расстались довольные друг другом. Она пошла в дворовую постройку, оборудованную под жилье, а я к Сергею Дорошкову.

Я подробно, Читатель, показал эту сцену в поисках квартиры, только потому, что не раз слышал брошенный мне упрек:

- Вы, уранщики, всегда жили как сыр в масле. Вам все! А мы жили здесь в частных домах, не имея ничего». И это заявляли грамотные люди – сотрудники вузов и Академгородка. Я соглашался и пояснял:

«Да. Нам было все с «красной полосой» на товарных накладных: буровая сталь, взрывчатка, а позже и оборудование, и аппаратура...

Но в Урановом главке никогда не было своего ОРСа, и эпизодами строились небольшие дома, разбросанные по окраинам Иркутска. После открытия Стрельцовки жилищное строительство улучшилось.

Так что знайте это, Читатель, и никогда не давайте завистникам  говорить того, чего они не знают.

Поберегите светлую память о первопроходцах к урану по тернистым тропам. Многие из них всю свою жизнь прошли в маршрутах к урану – один на один с собственной совестью, и, не дождавшись ордера на квартиру, доживают в полуброшенных поселках. А некоторые старые разведчики – в старых домиках среди рудных отвалов.

Да и тем, кто разведывал под землей  урановую руду и доживает последние дни в полученной квартире спецпоселка или спецгородка, тоже не следует завидовать. Как говорил мой друг Сергей:

- Не завидуй туберкулезнику, которому дают хлеб с маслом.

Это воспоминание к месту пришлось. Извините, Читатель, а пока продолжим о нашем обустройстве в Иркутске после полевого уранового сезона 1955 года.

Мы встретились с Колей в назначенное время у Сергея, забрали спальные мешки, рюкзаки и одну, уже привычную для меня, раскладушку. Отнесли вещи на мою квартиру, которую Коля оценил:

- Отличная квартирка, Петрович!

Затем сходили в баньку, купили что надо и сели в кухне за стол. Хорошая по тем временам и нашим полевым деньгам закуска и бутылка водки. Налили по стакану.

Я вспомнил колымского друга Колю Бута с его оздоровительным спиртом, и будь что будет – выпил полный стакан.

Коля пил неотрывно, не торопясь, блаженствуя.

Я закусил огурчиком и, глядя на Колю, проговорил:

- Знаешь, Коля, после сегодняшнего беспокойного дня и баньки, водка какая-то особенно вкусная…!

И тут я увидел и услышал то, что запомнил на всю жизнь. Лицо Коли расплылось в какой-то милой улыбке, каждая морщинка и глаза говорили – наконец то меня поняли,… и он из глубин своего сердца выдал:

- Петрович, да она же всегда вкусная, когда душа просит!

После моего отказа он допил остатки в бутылке. Закусили. Поговорили о будущей жизни, и без слов поняли – в урановом деле нас повязала судьба…

Когда мы стали осваиваться и располагаться в комнатушке, пришли наши соседи по жилью.

- Мать честная! Да это же наши сосновичи, геофизики – Миша Кондратьев с женой Зоей, Юра Кормильцев с женой Ирой и Марат Кадыров – холостяк. Смех, рукопожатия, и снова застолье – «прописка» и совместная соседская жизнь на годы!

Через месяц приехала моя жена Галя. В доме знакомство, оживление, уплотнение. Коля переселился на кухню. Он постепенно превратился в нештатного истопника и даже повара на общественных началах…

Галя была оформлена в нашу партию, но в зимний период была подключена к ревизии образцов и керна на складах различных геологических организаций. Руководил работами бывший фронтовик и нарекатель Сосновской экспедиции Игнатий Федорович Гладких.

Работа приносила, порой, интересные результаты. Так  был даже выявлен образец юрских песчаников с процентным содержанием урана. Привязка образца стерлась, но оптимизм о наличии возможных месторождений урана в обрамлении Иркутского амфитеатра должен жить в памяти геологической. Сознаюсь, и в этом я вижу хоть какую-нибудь полезность своей повести.

Защита отчета аэропартии № 325 за 1955 г. и рекомендации

Незаметно время подошло к официальной защите отчета партии № 325 за прошлый 1955 год. Я ждал этого дня с особым волнением.

Мне хотелось знать решение по работам партии и, конечно же, моего отряда, моих новых друзей, и особенно утверждение наших рекомендаций по работам на Тулукуевской аномалии № 4 и постановки поисково-разведочных работ в Стрельцовском прогибе.

В суете перед началом заседания я услышал уже знакомые мне слова техрука партии № 325 Георгия Николаевича Ляшонка:

«Если бы мне дали буровой станок, я сам бы выбурил на Тулукуевской аномалии урановую руду!».

Это было его твердое убеждение.

Кто был знаком с нашими материалами, соглашались с ним. Научно-техническое совещание (НТС) прошло в одобрительном тоне.

Предлагаю вам, Читатель, результативную часть рецензии, приобщенную к отчету и протоколу НТС (фонды С.Э. отч. п. 325 за 1955 г.):

«… В результате выявлен ряд перспективных аномалий, требующих постановки поисково-разведочных работ. В том числе Тулукуевскую  аномалию считать первоочередной для постановки поисково-разведочных работ. С рекомендациями партии следует согласиться. Отчет принять с хорошей оценкой». Подпись… Главный геолог партии № 102 Михайлова Тамара Николаевна.

Начальник Сосновской экспедиции Гарифулин Анвар Габидулович добавил к решению:

«Работы, согласно утвержденным рекомендациям, поручить партии № 102 (начальник Русинов Г.А., главный геолог Михайлова Т.Н.) к исполнению в 1956 году».

Он утвердил протокол своей подписью (Отчет п. №325 за 1955 г., фонды С.Э.).

Мне особенно понравилось решение Гарифулина А.Г. в части – поручить исполнение тем, кто согласился с рекомендациями авторов отчета. Это, на мой взгляд, будет основой полноты и качества будущих работ на аномалиях и на оконтуренной площади Стрельцовского прогиба. (Как я ошибался! – покажет отчет партии № 102).

Я обратил внимание и на то, что Лидия Петровна, которая прошлым летом ответила Приймаку на его приглашение посетить Тулукуевскую аномалию № 4 отказом, по отчету и рекомендациям партии № 325 не высказала никакого мнения.

В конце совещания НТС всех порадовал своим сообщением только что вернувшийся из командировки Дмитрий Иванович Абалаков. Он объявил: «Только что утверждено решение «секции по урану» техсовета Министерства геологии, в котором в числе лучших отмечена наша аэропартия № 325 – за выявление ряда перспективных аномалий, в том числе – Тулукуевской № 4 и Аргунской № 29 в Стрельцовском прогибе». (Сб. воспоминаний. Путь к урану, стр. 70). Более того, для неверящих геологов в результативность аэрометода, приведу слова начальника нашего Главка Василия Ивановича Кузьменко, сказанные по поводу открытия крупных месторождений урана в Казахстане аэропартией № 35: «Если бы в русском языке было слово более значимое чем «выдающееся», то открытия, сделанные аэропартией, я бы назвал этим словом! (Путь к урану, стр. 68). Так что, товарищи, я поздравляю присутствующих аэропоисковиков с высокой оценкой наших работ!».

Всем нам было приятно это слышать. Убедительно ли то было для других спецов Сосновки, покажет время.

В конце дня в тесной комнатке аэропартии успешную защиту отчета отметили небольшой рюмкой со скромной закуской.

Тут же мы узнали и о том, что к нам в Сосновку прибывает группа аэропоисковиков во главе с «Батькой Махно» для расширения аэропоисков и для создания новой аэропартии с нашим номером 325 и частью наших кадров. А наш оставшийся коллектив аэропартии под номером 326 будет выполнять поиски урана на севере, и выполнять спецзадание Правительства по оценке территории на уран – будущего дна Братского моря, в случае создания Братской ГЭС.

Радость и грусть бывают рядом. Пути господни неисповедимы. Приказу надо подчиняться! Чувствовалось, осиротеет наша аэропартия.

Снова север – сезон 1956 года

Начало сезона отмечали в майский праздничный вечер в маленьком клубе ТЭЦ (своего клуба еще не было). Как обычно по тем временам – доклад руководителя или секретаря парторганизации, а затем концерт, после концерта раздвигались скамейки в зале – танцы, хороводы, шутки.… При этом работает буфет, а вокруг веселые группировки, звон стаканов, тосты за находку и за осенние встречи!..

Но более всего ярко запомнился концерт художественной самодеятельности нашей Сосновки. Вел его артистично геолог Радий Иннокентьевич Панфилов, отточенной техникой пляски заворожил всех геолог Эдуард Федорович Саклешин.

Но развеселила всех (на весь вечер) четверка самых рослых парней во главе с Сергеем Дорошковым (двухметрового роста),  почти голых, волосатых, костистых, на бедрах которых были только белые, воздушные балеринки. Они исполнили под музыку баяна «Танец маленьких лебедей»… Это незабываемо!..

А потом было прощанье с друзьями, с жильцами нашей общаги – кто куда, по просторам Сибири, большинство в Забайкалье.

Наша аэропартия – на север в Усть-Кут, где пристроилась наша база недалеко от местного аэропорта.

Ввиду незначительных наземных объемов работ отрядов проверки было немного: отряд предварительной проверки Сергея Дорошкова (он сам пожелал поработать в отряде наземной проверки), в том числе и я – геолог, а также Володя Верхотин и новый хороший парень после флотской службы, оператор  Юра Пономарев; четверо поисковых рабочих, в том числе Коля Голубев, Аркаша Шимов, Историн и Ваня с его женой Машей – таборщицей, поварихой.

Отряд детальной проверки под руководством нового человека в аэропартии, но знакомого нам с Сергеем по институту Михаила Пуляевского. В этот отряд была определена Галя и несколько опытных парней из прошлогодней партии.

Третий отряд был гидрогеологический с целью опробования стоков малых рек на уран.

И само собой – летный отряд с  опытными операторами Лешей Тарасовым, Сашей Ленским, Чикичевым Володей (по паспорту – Фрунз Яковлевич).

Забавно то, что вскоре навестить нас в партию прибыл новый начальник  Сосновской экспедиции (человек со стороны) Гурий Иванович Антипов. Он ознакомился со структурой партии, а после  названного Абалаковым  гидрогеологического отряда и его задач, заявил:

- Все реки и речушки стекаются в Лену. Так может не надо содержать лишний отряд, а взять большую валовую пробы воды из Лены, опробовать ее основательно и сделать соответствующий вывод.

Все промолчали. Я же свой вывод о новом начальнике сделал  и, кажется, не ошибся. Тем, кто «сверху» видней, кого назначать… Сезон полевой был каким-то беспросветно пустым.

Мы все лето передвигались от одной «породной» или бесперспективной аномалии к другой на старой отремонтированной нами лодке-баржонке, зацепленной за катер БМК. Днями, неделями по Лене или Киренге к намеченной цели. А на баржонке – разговоры, шахматы… и редкая разминка на отлогом берегу, чтобы из бочек заправить катер, размять ноги и сварить горячий чай или бухулер из тушенки и макарон…, а потом в обратную сторону. Еще хуже, когда через месяц снова такой же рейс к  аномалии, находящейся вблизи той, на которой недавно побывали.

Вот когда зарождались у меня мысли о рациональной системе организации труда в летной партии, и даже в стране!.. Но что поделаешь, работали, как было приказано, и как могли, руководствуясь совестью. Геологические проверки аномалий в районе не радовали.

Запомнились несколько случаев полевого сезона.

Арест оператора

Однажды в Усть-Куте мы сдали месячный отчет, переночевали и собирались отплывать. Вдруг нагрянула милиция, повязала Аркадия       Шимова и нагло отправила  его в местную кутузку. Что это? Нам грубо ответили: «Он ночью убил местного жителя». Вот тебе и на!

- Он же спал с нами в палатке! – доказывали мы.

Ничего не помогало. Я обращался в райком партии, к заместителю начальника милиции, к местному прокурору… Стена! Дни пошли впустую – мы на базе. Сергей предлагает: «А что если обратиться в КГБ?».

Так и сделали. Я составил письмо с намеком о простое отряда «спецпоиска» в результате ошибки милиции – напрасном аресте нашего товарища. Все подписались… И, что вы думаете, Читатель, - через сутки нашли настоящего убийцу и немедленно выпустили из-под стражи Аркадия. Вот тебе и КГБ! Я еще больше стал уважать эти «органы».
В обиход отряда вошли чувство и слово – солидарность. Мне пришлось еще годы поработать вместе с этим поисковым рабочим-оператором. Но удивительно то, что в практику моей жизни вошел его житейский совет: «Петрович, лучшей обуви для таежных и других трудных условий летом-осенью и зимой (!), чем мягкие резиновые сапоги на два-три размера больше ноги, с толстой войлочной стелькой и двойными толстыми носками или хорошими портянками – ничего нет! Это спасение в болоте и сугробе…».

Я дарю вам, Читатель, этот совет. Жизнь доказала правоту Аркаши Шимова – добросовестного, улыбчивого парня. Совет пригодился мне в северных зимних походах, но об этом чуть позже.

Знакомство с дедом Кутимским

Это было в верховье Киренги, в устье речушки Кутима.

Наш отряд на этот раз вертолетом «МИ-4» направили на проверку группы аномалий в Акиткане. С борта вертолета мы заметили добротный дом с хозяйскими постройками во дворе и, рядом, удобную площадку для посадки «МИ-4». Прекрасное место временной подбазы для вылетов и выходов на аномалии.

Сели. Нас встретили трое – худощавый рослый дед с настороженным взглядом, похожая на него бабка и крупная собака «лайка».

Мы сразу представились: «Геологи». Затем высказали просьбу, чтобы хозяева разрешили нам  оставить лишнее снаряжение на считанные дни наших выходов в горы.

Дед доброжелательно, протянув к нам руки, приветливо сказал: «Добрым людям мой дом всегда рад! И платы никакой не надо. Вы мои гости. Разгружайтесь. Располагайтесь…».

Пока хозяйка дома угощала пилотов чистой водой, мы часть снаряжения перенесли в отведенный нам  бревенчатый ларь – пустой, сухой, огромный, пригодный и для ночлега. Двор был чистый, без намека на какое-либо огородничество или домашнюю живность. Однако на задах двора было бревенчатое  здание для скота с емким верхним сеновалом под добротной крышей.

- Вот где лучшее место для ночлега! – воскликнул я. Все одобрили эту мысль. И пока мы обитали у деда Кутимского, он служил нам райской спальней. А за сеновалом был огромный, огороженный лиственным жердяным забором выгон для скота – травянистый, пустой, одинокий. Жилой дом был под стать двору – пятистенный, большой, пустой. В кухне – стол, две скамейки, вешалка с телогрейками и полушубками; в зале – занавешенные полка, видимо для белья, широкая деревянная кровать, покрытая одеялом и покрывалом из разноцветных лоскутков, а в углу – Чудотворная икона Божией Матери. Посреди дома большая русская печь, на которой под потолком виднелся большой тулуп, видимо, как лежанка для прогрева старческих костей или простудной хвори. Вот и все богатство обедневших, одиноких стариков.

Оставив все лишнее, мы сразу улетели на «куст» аномалий в верховья Кутимы.… Это были не забайкальские степи! Это была горно-таежная глушь со скалистыми гольцами Акитканского хребта.

Порой нас с точки на точку прилетал и перебрасывал вертолет, а иногда с грудой мешочков проб и образцов вывозил к деду Кутимскому, чтобы потом – на новые аномалии.

За дни пребывания в Кутиме – крохотном поселке из нескольких домиков, расположенном от нашего пристанища вдоль берега вниз по Киренге, мы освоились, поближе познакомились с хозяевами и трагическими временами, поросшими быльем.

Оказалось, что семья Кутимских – он, жена и сын, уже взрослый парень, в двадцатые годы по призыву Ленина – «осваивать сибирские земли» - добрались до этих совсем нежилых, таежных, благодатных мест и обосновались навсегда. Они построили дом и все, что мы видели сегодня. С каким трудом это им далось, представить невозможно. Кормились охотой, рыбалкой, таежными дарами и собственным подсобным хозяйством. Постепенно к основателю поселка подселялись другие одинокие люди и семьи. Дед всем им помогал, чем мог, надеясь на коллективную советскую жизнь и помощь в старости…. Он поведал мне об этой «помощи».

В конце тридцатых годов прибыл человек с наганом и удостоверением  «уполномоченный» -  по своему усмотрению раскулачивать зажиточных селян, передавая их имущество, всякую живность и другие излишки в колхозы или совхозы (в данном случае в зверосовхоз), а  непослушных и несодействующих указанию – арестовывать.

Такой «уполномоченный» с группой соседей пришел во двор к Кутимским. Селяне отводили глаза, но выводили скот, коня, визжащих поросят и уносили в мешках кур, а из дома -  пригодную одежонку…. Отец, мать и сын смотрели на это с застывшими лицами, глазами, полными тоски и боли.

Тогда дед только и сказал:

«Ружье и винтовку не отдам – в тайге они… ищите сами».

Уполномоченный предложил:

«Не хочешь ареста, пиши заявление в «Охотсоюз» - будешь получать зарплату и боеприпасы за пушнину и мясо. Будешь равный среди равных. Союз тебя – мародера, перевоспитает!».…

Так закончилась трудовая романтика «первопроходца» в освоении отдаленных северных земель – по призыву вождя трудового народа.

- А где ваш сын? – спросил я.

Он словно вскрывая рану, пояснил:

«Я ведь коня своего жеребеночком, так же как и поросят маленьких и кур, и плуг старенький из Казачинска на плоту сплавлял. Собольи шкурки  там сдал и купил все нужное…. И кусок земли расчистил от  леса, и распахал постепенно, и пшеницу стал сеять, и мельницу на горном ручье построил, и пшеницу перемолол – все для людей.… А когда эти люди все растащили, и мельницу зачислили в совхоз, вот тогда сын мельником определился. И отделился от людей и от меня с матерью. Один живет на воде и хлебе, да рыбу иногда ловит…. И молчит. Как немой живет. Мельницу бережет. По заказу зерно мелет селянам. Ни с кем не общается, в себя ушел…».

- Вот мы со старухой одни доживаем. - Он погладил собаку и добавил – да вот с нами еще верный пес Соболь. Он еще молодой, а нам же со старухой уже под восемьдесят каждому…

Не знаю, как вам, Читатель,  эта история воспринимается, а я, вспоминая своего отца, слесаря паровозного депо, а затем чекиста, и временами уполномоченного ЧК и советской власти по раскулачиванию, в этой исповедальной повести - каюсь и за отца своего, и за советскую власть тех времен.

Осознаю и облегчаю душу свою тем, что не советская власть виновата в бедах тех времен, а мещане, забравшиеся на стулья этой власти. Невольно вспоминаю поэта Маяковского, трагически покончившего жизнь в это мрачное время и его резкие емкие слова:

«Подернулась тиной советская мешанина, и вылезло из-за спины РСФСР мурло мещанина».

Так хочется, чтобы зарастающие тропы черного прошлого не возобновились новыми шагами с кандалами на ногах и в душе нашей. Простите меня, Читатель, за грусть вскрытую.

Я не только иногда слушал о прошлой жизни  семьи Кутимских. Я наблюдал и видел особый образ жизни двух стареющих людей, и, как мне казалось, никогда не поддающихся болезням. Казалось, их не тяготит прошлое, они наслаждаются в своем безмятежном спокойствии красотой окружающей природы.

Вот тогда у меня зародилась мысль, что общепризнанная формула – «Жизнь – это движение», не совсем верна.

Мне представляется жизнь, как поочередная смена движения и покоя, напряжения и расслабления. Вся природа живет такой жизнью,        начиная от  клетки до главного мотора жизни – сердца. Это закон природы.

И мы с вами, Читатель, то движемся, то спим, восстанавливая силы. Периоды разные – день и ночь, молодость и старость.

У стариков Кутимских не было суеты. Они утром поднимались не с восходом солнца, как многие агитируют стариков.

Удивительно то, что с утра они шли к маленькой баньке, стоящей от их двора отдельно, метрах в двадцати от ворот – на мысу речных террас Киренги и Кутимы, на травяной полянке под тремя огромными, вечно зелеными соснами. Вид на речную гладь и предгорную даль - душеуспокаивающий.

Банька размером чуть больше, чем два на два метра. Внутри, вдоль стен – две лежанки. Одна повыше, другая на уровне обычной скамейки. Как говорится, жар по потребности. В углу железная печь, обложенная крупной речной галькой и мелкими валунчиками. Одна стенка печи обнажена, около которой место для двух ведер с водой – одно для запарки веника и подбрасывания горячей воды на камни для пару-жару, другое – ополоснуться, когда захочется.

И никаких отделений для мойки, отдыха и раздевания. Выход сразу на улицу, где у двери лавочка на двоих и навес над головой от дождя. Тут же и одежда висит.… А за банькой – дрова наколотые.

Утром банька с вечера теплая…. Первым идет дед Кутимский. Растапливает. Приносит воду. Сидит на лавочке. Смотрит вдаль или достает из темного чердачка веник и замачивает. Ждет бабку.

Соболь подходит с хозяйкой. А потом… они греются, парятся, отдыхают, глядя в знакомую даль … и так до часов четырех дня.

Да, да, я не видел, чтобы они что-нибудь ели. Бабка первая одевается и идет к ближней соседке метрах в ста. Обратно несет в сеточке картошку, трехлитровую банку молока, иногда булку хлеба и … килограмма два костистого мяса.

Впервые видя это, я дико удивлялся. Но все прояснилось, глядя на их ужин.

Она во дворе под навесом на железной печке варила в котле мясо минут двадцать, а потом пекла в печке картошку в мундире. К шести часам все готово…

В белом нательном белье  в накинутой на плечи телогрейке, в галошных шлепанцах шествует к уютному столику у печурки под навесом сам дед. На этот раз Соболь следует за ним.

Обрабатывая свои дневники или образцы пород, я наблюдал за назревшим пиршеством. Были сомнения с недоваренным мясом.

Но все стало на свои места, когда бабка вывалила все мясо в         большую миску для собаки.

А дед и бабка, в каком-то торжественном молчании, наслаждались печеной картошкой, разламывая ее и подсаливая, а затем неторопливо с наслаждением проголодавшихся людей, употребляли ее и запивали небольшими глоточками молока. Трапеза всегда более часа. Не еда – наслаждение.

Дед и бабка не изучали премудростей питания индийских йогов. Их природная мудрость и опыт в борьбе за здоровье и продление жизни привели к целесообразному питанию – по потребности. И не  кем-то формально определенной, а их собственным разумным организмом.

Я спрашивал деда:

- Вы питаетесь по привычке экономно, а зачем собаке много мяса? Она ведь сидит вместе с вами, а не бегает?

Он отвечал:

- Собаке нужно к зиме накопить жирок. Когда я на охоте, она находит соболя или зверя и держит его до моего прихода. А я могу сразу не найти собаку - или уже стемнеет, или пойду в зимовье отдохнуть и поспать. А Соболь будет всю ночь держать зверька или зверя, и до тех пор, пока я не приду. Ему нужна энергия. Он верит мне. Он ждет меня  - охотника.

Похоже, что оставшееся в банке на дне молоко скисает к солнечному утру, и они выпивают его перед банькой. Это, видимо, их завтрак.
Вот и вся житейская мудрость питания, которая пригодна в старческие года или в периоды отдыха.

Можно улыбнуться, читая эти строки, но я их написал из любви к вам, Читатель, с пожеланием здоровья и долголетия. А вы определяйтесь сами. Забегаю вперед,  многие годы спустя, я узнал, что мой спортивный приятель Коля Хребтов из Киренска, а его отец рыбак знал Кутимского деда. Я спросил его:

- Сколько же прожили дед и бабка Кутимские?

Он узнал об этом у отца, и при следующей встрече ответил мне:- Оба прожили больше ста лет. Первым умер дед, а через несколько дней его бабка. Дед умер спокойно, вытянувшись во сне, а бабка – сидя под иконой, положив голову на стол…

Полвека прошло с тех дней - у Кутимских. Я многократно вспоминал своих добрых знакомых и размышлял о сроках жизни, причинах и условиях смерти.


И сегодня повторяю мнение геолога Ивана Ефремова:

– Человек должен жить полезно и долго, а умереть, как уставший путник в блаженстве и покое.

Чтобы не обрывать воспоминание о добрых людях на печальной ноте, добавлю небольшие эпизоды о веселых ужинах за большим столом во дворе после сбора всего отряда на подбазе у Кутимских. Подбив итоги проверки аномалий и собрав почту, пробы и образцы пород для отправки вертолетом на базу в Усть-Кут, весь отряд размещался за большим накрытым столом, где были горкой сваренные яйца, сковорода плова, жареная картошка, огурцы, помидоры и много того, что можно было купить в поселке. И, конечно же, не обходилось без «целебной» русской водки.
При полной готовности дед и бабка Кутимские вежливо и настойчиво приглашались к столу. Они не отказывались. Тосты, как всегда, за находку и, в данном случае,  за гостеприимных хозяев!.. Все выпивали по первой – полстакана водки.

Выпивали и дед с бабкой. Однако уважаемые старики, выпив свои полстакана и закусив небольшой порцией плова, и чуть-чуть еще чего-нибудь, выходили из-за стола со словами благодарности и усаживались у своей печурки под навесом, с улыбкой поглядывая на нашу молодую развеселую компанию…

Помню и то, как мы отблагодарили наших хозяев. После одной интересной аномалии, где поработали полным отрядом и, не дождавшись вертолета, мы сплавились с грехом пополам на трех плотах из срубленных сушин и причалили в устье Кутимы у баньки.

Вытащили на берег снаряжение и сами плоты. Разобрали их, распилили на чурки и раскололи на поленья, сложив огромную поленницу на солнцепеке рядом с банькой.

Дед, бабка и Соболь наблюдали за работой. Дед сказал:

«Спасибо, ребята».

Бабка прослезилась. Соболь глядел на нас доверчивыми глазами. А потом традиционный стол и те же самые по сто грамм старикам и по желанию – геологам-работягам.

Прощание было неожиданным и спешным. Вертолетчики торопили нас, а их поторапливал прогноз погоды. Мы всем отрядом обнимали стариков, желая им здоровья и долгой жизни. Они желали нам найти то, что ищем.

Под ногами, повизгивая, крутился пес Соболь из породы дружелюбных лаек. Он по-собачьи чутьем своим понимал – это конец, встречи больше не будет.

Память человеческая в большинстве зарастает или вяло теплится. Полюбившая доброго человека собака помнит его до конца дней своих, прощание навсегда – ей больнее всего.

Но бывают исключения. Я храню светлую память о труженике и страдальце прошлых времен деде Кутимском, кажется, теперь уж до    конца дней моих.

Маршрут на дно Братского моря

Наш маршрут по заданию – проверка нескольких аномалий радиоактивности на территории будущего дна Братского моря. Полет – Усть-Кут – Братск, а дальше тайга и болота. Как всегда – центровой табор. Это  мы с Сергеем решали сами – хватит тратить время на лишние переходы и перелеты!.. А потом разбивка на группы и даже пары, чтобы успеть проверить все аномалии. Задание особое – надо выполнять. И выполнили…, как поется в шуточной геологической песне:

«Искали рьяно мы,.. но ничего, конечно, не нашли»…

Если честно, то аномалии были в большинстве «породные», а по геологической обстановке – ожидать чего-либо серьезного – это надо быть пустым мечтателем, хотя – чем черт не шутит?! Геология – есть геология. Но и здесь давил «гипноз государственный» -  месторождение должно быть крупным и уникальным. Иначе, кто же может остановить строительство намеченной Братской ГЭС?! За влияние гипноза, каюсь!.. Но греха за качество проверки аномалий на душу не беру. Мы проверили намеченные аномалии добросовестно. Строй, страна, плотину, заливай леса и поля. Земли в России на всех хватит. Тепло и свет сегодня нужны и уран нужен. Но ты попробуй – найди его!.. Вот только леса красивые жаль. Стройные сосны, мачтовый лес… все в глубокую воду канет…

Встреча со змеиной семейкой

Мы с Юрой Пономаревым вышли маршрутом к работающему экскаватору, который разбирал взорванную скальную породу на берегу Ангары, а рядом  стоящим бульдозером эта порода должна сталкиваться в воду для создания строительной площадки Братской плотины. Маршрут закончен, но мы заметили человека, бегущего к нам. Он кричал: «Ребята, понять ничего не могу! Огромный клубок змей среди глыб взорванной породы! Что делать, не знаю!».Я с любопытством залез на крупную глыбу и увидел то, во что поверить трудно. Да, это действительно был огромный клубок змей, плотно переплетенных, но уже начавших расползаться. Юра спрашивает у экскаваторщика:- Где бульдозерист? - Мужик отвечает:

- Его нет. Я сам отталкиваю бульдозером породу. - Тогда я ему закричал:

- Не теряй времени, заводи бульдозер, плотно закрывайся в кабине и толкай клубок змей в Ангару. Иначе они вам не дадут работать!

Он запрыгнул в бульдозер. С первого раза завел двигатель, влез в кабину и начал заходить со стороны скального берега, захватывая глыбы и живой змеиный клубок, и все это столкнул в Ангару. Глыбы и клубок змей скрылись под водой, но через некоторое время мы увидели, как шустро плавают змеи. Они выныривали и плыли, сносимые вниз по течению. Вскоре они исчезли из поля зрения. Мы предложили ему продолжать чистить  площадку от глыб и отдельно ползающих змей.

Наш многостаночник красиво выругался и уже спокойно и планомерно начал очищать площадку.

Таков был финал наших отрицательных работ на уран в пользу строительства Братской ГЭС. Наш с Юрой вывод: не зря змеи в клубок собираются – значит, осень наступила. Надо торопиться допроверить аномалии в Акитканском хребте. Сергей через Братск запросил задание на «МИ-4» для переброски отряда в район Казачинска.

Спиной к спине под обстрелом. На следующий день мы были снова на Акиткане. Осень торопила. Сергей дал задание отряду доработать одну из аномалий. А мы решили вдвоем проверить другую аномалию на вершине в предгорьях хребта.

Когда же вертолетчик не смог подыскать площадку для высадки нас вблизи вымпела на аномалии, мы решили завернуть в палаточный брезент свои плащи и часть продуктов с котелком, топором и лопаткой. Все перевязали веревкой и сбросили с вертолета на приметную полянку у скалы вблизи вымпела. Сами же попросили подыскать площадку в долине, чтобы высадиться и пешком добраться до места сброса вещей.

Так и сделали. Но по закону подлости, летчик получил грозовое предупреждение и высадил нас в нескольких километрах от нужной аномалии. Сам срочно улетел. Тут началось то, что не забывается.

Прогноз подтвердился. Тучи черные появились над нами и стали посыпать нас крупным градом. Мы прижимались  к большим деревьям, чтобы спасти радиометры от града. А град хлестал нас по спинам, наказывая за глупость в том, что мы не взяли плащи с собой. Экзекуция продолжалась минут тридцать, но этого хватило, чтобы на нас не осталось ни одной сухой ниточки. Но осталось ощущение, что тебя долго хлестали прутьями. Еще хуже то, что после града стал моросить мелкий дождик. А идти надо только в гору на аномалию, где есть брезент, плащи и, главное – сухой стланик. В этом виделось наше спасение.

Я шел с планшетом впереди. Сергей шел за мной, полагаясь на мой опыт спортивной ориентировки. Когда я  говорю «шел» - это не совсем так. Мы буксовали в слое насыпанного града на таежный мох и болотистую мокроту. Когда же мы добрались почти до вершины, начались настоящие муки, особенно для Сергея. Крупный густой стланик не позволял через него перелазить. А там, где я мог пролезть между  корявых толстых ветвей, Сергею, рослому баскетболисту, требовались невероятные усилия. На груди у него радиометр «РП-6», гильза в руках и наушники на голове с электрическим кабелем к прибору.

Похоже, что именно в такие минуты помогает знаменитый русский мат. Но от Сергея, более чем за полвека, я не слышал мата, и сейчас вспоминаю его и удивляюсь этому. Таким был мой друг Сергей Дорошков.

Когда же мы, наконец, добрались до вершины и нашли намеченную полянку и скалу-ориентир, то уже не было сил искать сброшенный с вертолета наш мешок. К счастью, дождик прекратился и, как говорится, небо вызвездило, значит, к заморозку, а мы в мокрых рубашках и летних курточках. Что делать? Спасение одно – сбор сухих корней стланика под скалой и крупными глыбами, где не достал их град и дождь.

Сергей сел на глыбу и, держа руками заболевшее колено, проговорил:

«Все, Петрович, я приехал. Посижу. Дай отдохнуть…».

Я понимал его. Нашел сухих корней и разжег костер.  После чего – море по колено. Мокрых корней стланика на вершинах всегда много. Но фактически он внутри сухой и горит прекрасно. Главное не суетиться, и при малом костре продолжать делать запас дров. При вечерних сумерках большой костер ослепляет глаза и затемняет округу, и тогда дрова искать труднее. Потом я сделал большой костер, и мы стали сушить все, что было на нас. Как приятно, когда после мокроты и холода тело наслаждается теплом и оживает…

Однако известно много случаев, когда в подобных условиях погибали наши коллеги – геологи, не приняв необходимых мер и потеряв силу воли в борьбе за свою жизнь и жизнь товарищей.

Дальше я предложил Сергею:

- Ты сиди, колено грей, чаще поворачивайся, а я «спальный домик» строить буду. В поле видимости я собирал плитообразные глыбы горных пород и укладывал их рядом с костром в виде буквы «П», чтобы вместиться нам двоим, во весь рост. Когда высота стен буквы «П» стала чуть больше полметра, я примерил несколько крепких корней для перекрытия и несколько больших, но подъемных плит для будущей крыши, и уложил рядом с намеченной лежанкой.

Внутри буквы «П» я развел большой костер для нагрева глыб в полу и стенах домика. Сергей повеселел и стал предлагать свои услуги, но я по-дружески запретил ему помогать, требуя прогрева его ноги, колено которой стало «набухать»… Затем я выгреб остатки костра из будущей спальни и набросал на каменный пол более-менее сухой мох, и соорудил крышу.

Как же нам было хорошо, когда мы, спрятав под сухой скалой радиометры, расположились как на теплой перине, прижимаясь друг к другу спинами. Не зря есть выражение дружбы – «спиной к спине».  Рядом горел первый костер. Мы уже засыпали, когда случилось то, ради чего этот  длинный рассказ  поучительный и для читателя, если он окажется в подобных условиях.

Вдруг под нами раздался выстрел неожиданный, громкий в ночной тиши, а затем другой и еще два-три выстрела-взрыва. Мы пулей вылетели из своего домика, а нам вслед еще пара выстрелов. Каково, Читатель?!

- Ну что, Серега, - начал я весело, - сознавайся, сколько патронов было в карманах твоей куртки от твоего «задрипанного» нагана?.. Да пошарь по телу, не впились ли осколки в твое грешное туловище. Сергей виновато почесал в затылке и начал вспоминать, сколько же у него в резерве было патронов…. В этот момент грохнул еще один выстрел. Пришлось дать команду: «Покинуть зону обстрела!».

Спать уже расхотелось. Мы сели у костра. Сергей многократно сравнивал количество взорванных патронов на горячих камнях нашей лежанки, и сколько у него могло их быть, и сколько еще может взорваться.

- Вспомни школу, Сережа, - уравнение не решается, если количество неизвестных превышает хотя бы на единицу количество известных. А у тебя превышение на две единицы: первое – сколько еще на камнях? И второе – сколько было?.. Так что посидим и полезем спать в свою берлогу, отдавшись в руки судьбы. Сергей долго считал, потом вынул из подкладки куртки уцелевший патрон и сказал: «Кажется, можно укладываться спать…». Залезли, прижались спинами, и ушли в невесомость…

Но вдруг, снова ЧП. Под нами просох и загорелся мох. Опять вылезли, и снова без ругани. Я вытащил наружу загоревшийся мох. Потушил его. Затем нашел лужицу в выемке большой глыбы, намочил часть мха и выжал его на нашу каменную постель. Выжатый мох разложил у костра, чтобы просушить. Я заметил, когда макал мох в лужицу на глыбе, что края лужицы похрустывают тонким ледком. Значит, «за бортом» минусовая опасная температура. Не зря звезды в ясном небе стали ярче и крупнее.

- Пора, Сергей, - предложил я, - закладываем сухой мох, и в свою нору. Ты не забыл о том, что мы с тобой по военной профессии артиллеристы, которые верят, что в одну и ту же воронку  снаряд не попадает. У нас было два переполоха. Поверим, что третьего не будет…

Мы залезли в свою берлогу, снова прижались спинами и… проснулись, когда солнце с высоты небес посылало нам теплые лучи и напоминало – пора работать! Мы обошли полянку и скалу и увидели свой небесный дар в брезентовой упаковке. Баночкой начерпали из лужицы воды, вскипятили в котелке чай и прекрасно позавтракали. Все бы хорошо, но заболевшая нога Сергея не позволяла ему нормально передвигаться.

- Вот что, Сергей, ты грей и массируй ногу, а поисками и оконтуриванием аномалии займусь я, потом вместе подумаем, что делать дальше. - Он согласился.

Я отправился в маршрутное обследование аэроаномалии. В конце дня я вернулся, показал Сергею дневник с записями и схемой аномалии на геологической основе. Мои рекомендации сводились к тому, что аномалия вызвана повышенной радиоактивностью до 40-45 гамм на фоне 20-30 гамм, но представляет интерес по комплексу интрузивных и эффузивно-осадочных пород со следами дробления в отдельных образцах пород и подлежит регистрации в списке аномалий.

Наш ночлег был более комфортным и без пугающих выстрелов. А рано утром нас поднял самолет. Он кружил, а когда увидел нас, сбросил вымпел с запиской. Сергей прочитал и погрозил кулаком самолету вслед. Записка была краткой

– «Намечается выезд партии. Погода ухудшается. Попутно проверьте аномалии прошлых лет. Н.С.».

Как бы вы поступили, Читатель? Вопрос на вопросе, какие аномалии? Где их данные? Что делать в связи с погодой? Выходить,  или      прилетит вертолет, и готовить ему площадку, срубить два-три дерева при подходе к полянке? Сергей негодовал – в этом весь Николай Степанович и  предложил:

«Еще раз пройдемся вместе по аномалии, хочу тоже прочувствовать, что к чему…. Грузимся и топаем в свой отряд, к ночи дойдем, даже с     моей ногой».

Удача в маршруте - медведь помог. Так и сделали… Обратный ход под гору легче, хотя и грузу прибавилось. Стланик обошли стороной, но в долине густота зарослей заставляла не идти, а проламываться сквозь чащу…

И вдруг удача! По нашему ходу идет впереди медведь, как бульдозер, раздвигая чащобу…

- Ну что, Сергей, остались в нагане патроны? Готовься! Ты впереди идешь, как положено на тропе инвалиду. У тебя есть резерв времени, пока меня заднего медведь скрадет и будет кушать, ты не медли, стреляй с поправкой на свой наган, или убегай, прихрамывая, ведь секретные данные несешь!

Смеялись, но с медвежьего следа не сходили.

Довольно долго так благоприятно мы пользовались услугами крупного медведя.

Потом, к сожалению, медведь резко свернул в сторону, и нам пришлось снова ломать кустарник, оставляя на нем остатки своей заштопанной, перештопанной спецодежды.

Однако к ночи успели добраться до своего отрядного табора. Встреча, снятие груза с ноющих плеч, оперативный ужин, расспросы – куда? Когда? И сон праведника…

Надо же такое – утром прилетел вертолет «Ми-4». Нас с Юрой Пономаревым перебросили, как нам сказали, на предпоследнюю аномалию вблизи Казачинска. Весь отряд был вызван на базу. Вывозились и другие отряды…

Атомный взрыв – конец полевого сезона

Предпоследнюю аномалию сезона мы с Юрием Пономаревым проверили быстро. Она оказалась чисто породной – радиоактивность 25-30 гамм на фоне болот р/а 15-20 гамм. Но выход на Казачинск по таежным болотистым местам был трудноватым. Шли от темна до темна. Не хотелось ночевать в сыром лесу, да и осень давала о себе знать.Двигались к аэропорту, где был небольшой служебный домик, а рядом оказалась небольшая гостиница – деревянный дом, несколько комнаток и приветливая хозяйка, как говорят – мастерица на все руки. Двум таежным оборванцам с  большими рюкзаками за спиной и приборами на груди она сразу же предложила обсушиться, помыться, подавая полведра теплой воды, и пригласила в столовую комнатку, предложив бифштекс с глазуньей из пары яиц. Мы были в восторге, желая  вознаградить хозяйку, предлагая излишние деньги против коротенького меню с указанием сверхдешевых цен.

Она, улыбаясь, отказывалась от лишних денег, спрашивая, что еще приготовить.

Я все это помню. Это истинное русское гостеприимство! Сохранится ли эта доброжелательность в будущие времена?

А потом безмятежный сон в чистой постели, в тепле и уюте… Утром все повторилось. Наконец-то мы в условиях лучше, чем дома. Мы, шутя, высказывали друг другу пожелания – ждать сколько угодно задания на проверку последней аномалии сезона.

Но Юра пошел на улицу проверить радиометр. Что это? Высокая радиоактивность.… А потом по догадке – не атомный ли взрыв где-нибудь на Новой Земле?

На ближнем стоге сена радиометр зашкалил на всех диапазонах – выше тысячи гамм (микрорентген в час)! Нам стало ясно – проверки последней аэроаномалии не будет.

Финальный «атомный свисток» закрыл полевой сезон 1956 года.

Через день самолет «АН-2» с нашими ребятами сел в Казачинске, имея задание забрать меня и Юру. Мы тепло попрощались с хозяйкой гостиницы, и через пару часов нас встретил Иркутск.

Итог - 1956 год прошел безрезультатно, но опыт приобретался.

Впереди отчеты, проекты, житейские заботы и  радости, спорт и новые друзья.… А жилье старое – Касьяновский проезд и переполненный нами – геологами частный дом. Но это уже хорошо. Это дом, где семья, добрые жильцы соседи, это место встречи с друзьями.

Содержание:

• «ЗАРОСШИЕ ТРОПЫ». Слово к читателю. Прощай, Колыма. Прощай, прошлое

• «ЗАРОСШИЕ ТРОПЫ». Секретная экспедиция. Уран Чары и медь Удокана

• «ЗАРОСШИЕ ТРОПЫ». Секретная экспедиция. Мой путь к урану в Стрельцовском прогибе

• «ЗАРОСШИЕ ТРОПЫ». Секретная экспедиция. Чёрные кресты на урановой Стрельцовке

• «ЗАРОСШИЕ ТРОПЫ». О геологах-работягах ... и несправедливости Родины

• «ЗАРОСШИЕ ТРОПЫ». Стрельцовка. Сентябрь 1962. Шаги к месторождению урана

• «ЗАРОСШИЕ ТРОПЫ». Новые «кресты» на стрельцовском уране

• «ЗАРОСШИЕ ТРОПЫ». О рождении Краснокаменска и "урановой жемчужины" России

• «ЗАРОСШИЕ ТРОПЫ». Главный инженер. Конкретные задачи

• «ЗАРОСШИЕ ТРОПЫ». Я урановый пенсионер. Я готов к исповеди. Эпопея урана

• «ЗАРОСШИЕ ТРОПЫ». О методах поисков урана - на опыте прошлых лет. Эпилог урановой эпопеи

• «ЗАРОСШИЕ ТРОПЫ». Приложения и фото-факты

• Расскажите об этом своим друзьям!

• «Помогите!». Рассказ Андрея Хромовских
  
  Пассажирка стрекочет неумолчно, словно кузнечик на лугу:
• «Он, наверное, и сам кот»: Юрий Куклачев
  
  Юрий Дмитриевич Куклачёв – советский и российский артист цирка, клоун, дрессировщик кошек. Создатель и бессменный художественный руководитель Театра кошек в Москве с 1990 года. Народный артист РСФСР (1986), лауреат премии Ленинского комсомола (1980).
• Эпоха Жилкиной
  
  Елена Викторовна Жилкина родилась в селе Лиственичное (пос. Листвянка) в 1902 г. Окончила Иркутский государственный университет, работала учителем в с. Хилок Читинской области, затем в Иркутске.
• «Открывала, окрыляла, поддерживала»: памяти Натальи Крымовой
  
  Продолжаем публикации к Международному дню театра, который отмечался 27 марта с 1961 года.
• Казалось бы, мелочь – всего один день
  
  Раз в четырехлетие в феврале прибавляется 29-е число, а с високосным годом связано множество примет – как правило, запретных, предостерегающих: нельзя, не рекомендуется, лучше перенести на другой год.
• Так что же мы строим? Будущее невозможно без осмысления настоящего
  
  В ушедшем году все мы отметили юбилейную дату: 30-ю годовщину образования государства Российская Федерация. Было создано государство с новым общественно-политическим строем, название которому «капитализм». Что это за строй?
• Первый фантаст России Александр Беляев
  
  16 марта исполнилось 140 лет со дня рождения русского писателя-фантаста Александра Беляева (1884–1942).
• «Необычный актёрский дар…»: вспомним Виктора Павлова
  
  Выдающийся актер России, сыгравший и в театре, и в кино много замечательных и запоминающихся образов Виктор Павлов. Его нет с нами уже 18 лет. Зрителю он запомнился ролью студента, пришедшего сдавать экзамен со скрытой рацией в фильме «Операция „Ы“ и другие приключения Шурика».
• Последняя звезда серебряного века Александр Вертинский
  
  Александр Вертинский родился 21 марта 1889 года в Киеве. Он был вторым ребенком Николая Вертинского и Евгении Скалацкой. Его отец работал частным поверенным и журналистом. В семье был еще один ребенок – сестра Надежда, которая была старше брата на пять лет. Дети рано лишились родителей. Когда младшему Александру было три года, умерла мать, а спустя два года погиб от скоротечной чахотки отец. Брата и сестру взяли на воспитание сестры матери в разные семьи.
• Николай Бердяев: предвидевший судьбы мира
  
  Выдающийся философ своего времени Николай Александрович Бердяев мечтал о духовном преображении «падшего» мира. Он тонко чувствовал «пульс времени», многое видел и предвидел. «Революционер духа», творец, одержимый идеей улучшить мир, оратор, способный зажечь любую аудиторию, был ярким порождением творческой атмосферы «серебряного века».
• Единственная…
  
  О ней написано тысячи статей, стихов, поэм. Для каждого она своя, неповторимая – любимая женщина, жена, мать… Именно о такой мечтает каждый мужчина. И дело не во внешней красоте.
• Живописец русских сказок Виктор Васнецов
  
  Виктор Васнецов – прославленный русский художник, архитектор. Основоположник «неорусского стиля», в основе которого лежат романтические тенденции, исторический жанр, фольклор и символизм.
• Изба на отшибе. Култукские истории (часть 3)
  
  Продолжаем публикацию книги Василия Козлова «Изба на отшибе. Култукские истории».
• Где начинаются реки (фрагменты книги «Сказание о медведе»)
  
  Василию Владимировичу в феврале исполнилось 95 лет. Уже первые рассказы и повести этого влюблённого в природу человека, опубликованные в 70-­е годы, были высоко оценены и читателями, и литературной критикой.
• Ночь слагает сонеты...
  
  Постоянные читатели газеты знакомы с творчеством Ирины Лебедевой и, наверное, многие запомнили это имя. Ей не чужда тонкая ирония, но, в основном, можно отметить гармоничное сочетание любовной и философской лирики, порой по принципу «два в одном».
• Композитор из детства Евгений Крылатов
  
  Трудно найти человека, рожденного в СССР, кто не знал бы композитора Евгения Крылатова. Его песни звучали на радио и с экранов телевизоров, их распевали на школьных концертах и творческих вечерах.
• Изба на отшибе. Култукские истории (часть 2)
  
  Было странно, что он не повысил голос, не выматерился, спокойно докурил сигарету, щелчком отправил её в сторону костра и полез в зимовьё.
• Из полыньи да в пламя…
  
  120 лет назад в Иркутске обвенчались Александр Колчак и Софья Омирова.
• Лесной волшебник Виталий Бианки
  
  На произведениях Виталия Валентиновича выросло не одно поколение людей, способных чувствовать красоту мира природы, наблюдать за жизнью животных и получать от этого удовольствие.
• Записки андрагога. Из дневника «Союза неугомонных»
  
  С 2009 года в Иркутске действует добровольческий образовательный проект «Высшая народная школа (ВНШ) для людей пенсионного возраста», девиз которой «Не доживать, а жить!» В этом году школке исполняется 15 лет…