Девяностые. Начало (19) |
04 Сентября 2021 г. |
Главы из книги Игоря Широбокова «С Ельциным и без него, или Политическая шизофрения». 2007 год
С Владимиром Кузьмичом у нас были принципиально разные и непримиримые позиции по АО «Лензолото» и освоению месторождения рудного золота «Сухой Лог», по созданию АО «Финпром», по строительству аэропорта «Иркутск – новый», по перепрофилированию Байкальского ЦБК и ряду других вопросов, которые сегодня уже не припомнить. С просьбой о помощи ко мне обратились старательские артели. Они добывали до 70 % всего золота, которое шло в зачет объединению «Лензолото». При этом монополист принимал у старателей драгоценный металл по 70 рублей за грамм, а сдавал государству уже по 508 рублей. Почувствуйте, как говорится, разницу… Артели требовали равных условий, как предписывал закон «О предприятиях и предпринимательской деятельности», и добивались возможности сдавать золото государству напрямую, без посредников. В ответ ершистых старателей лишили лицензий на недропользование и потребовали выкупать у государственных объединений технику, которая испокон веков на заработанные старательские деньги приобреталась. Промывочный сезон срывался, многие артели под угрозой разорения заключали контракты на добычу золота с развивающимися странами Латинской Америки и Африки… А России развиваться не надо, России золото не нужно? Переписка с правительством, разными ведомствами и структурами заняла несколько томов. И ситуацию удалось разрешить подписанием правительственного постановления «О мерах по содействию частной инициативе в горнодобывающей промышленности». А следом – другая напасть. Началась приватизация «Лензолото» с прицелом на освоение крупнейшего в России месторождения «Сухой Лог». При этом был допущен целый букет нарушений: регистрировалось закрытое акционерное общество, а не открытое, как предписывалось законодательством, коллектив из приватизации исключался, область тоже оставалась в стороне, зато появлялся равноправный акционер в лице австралийской фирмы «Стар технолоджи лимитед», зарегистрированной в офшорной зоне на каких-то островах… Битва была нешуточной. Мы добивались, чтобы освоение «Сухого Лога» проводилось силами российских инвесторов и на законных основаниях. Яковенко поддерживал «Лензолото» и «Стар». Кстати, время прошло, а капиталы австралийской фирмы так и не дошли до Бодайбинского района. Да и «был ли мальчик»? Еще одно любимое детище Кузьмича – АО «Финпром». Полное название: «Государственная финансово-промышленная компания». Тонкость здесь в том, что «государственная» заведена в кавычки. А создано акционерное общество, чтобы аккумулировать финансовые средства и другие ресурсы в интересах области. Привлекаются государственные средства. Но – в акционерное общество. Но – государственное лишь в кавычках… Мы с В. Игнатенко, председателем областного совета, пытались остановить «бульдозер» на пути к строительству сомнительного сооружения, но – тщетно. Оставалось писать протесты в прокуратуру и Администрацию Президента, «ябедничать», как выражался Яковенко. Вот выдержки из справки: «…АО «Финпром» было зарегистрировано 30 апреля 1993 года с уставным капиталом 900 млн рублей в нарушение ст. 6 и 12 Закона «О предприятиях и предпринимательской деятельности» за счет имущества, находящегося в областной собственности и финансовых активов области. В нарушение ст. 7 и 9 Закона РФ «О конкуренции и ограничении монополистической деятельности на товарных рынках» администрация Иркутской области прокручивает через «Финпром» бюджетные и внебюджетные средства. Так, распоряжением первого заместителя главы администрации за счет дивидендов СП «Игирма-Тайрику» перечислено «Финпрому» 120 835 тыс. рублей, затем передано 503,7 млн рублей и 800 тыс. долларов, а также все облигации государственного валютного займа на сумму валютных средств областного валютного фонда и финансовые средства от экспортно-импортных операций на сумму 350 млн рублей. «Финпрому» выделен беспроцентный кредит на сумму 110 тыс. долларов и кредит на сумму 80 млрд рублей с процентной ставкой, равной 1/3 от ставки Центробанка. В нарушение указа президента «Финпрому» передается государственная доля акций приватизированных предприятий, а также средства от приватизации, нежилые помещения, находящиеся в областной собственности, и многое другое. Акционерное общество выступает одновременно генеральным заказчиком и подрядчиком строительства международного аэропорта «Иркутск-новый», сооружение которого недопустимо на выбранной площадке из соображений безопасности и секретности. Тем не менее, договор на строительство уже заключен с фирмой International Airoport Consorcium…» Я получил заключение ФСБ, Министерства обороны, разговаривал с секретарем Совета безопасности, облетел с военными выбранную площадку на вертолете – вывод однозначный: строить нельзя. Современные технические средства позволяют с такого расстояния считывать важную информацию, а для переноса стратегических объектов у России нет средств. Казалось бы, вопрос ясен. Однако первый заместитель не привык отступать. Работа не то чтобы кипела, но лес под взлетные полосы «Финпром» продолжал вырубать. Яковенко показал мне и официальные документы: Министерство обороны выбор площадки согласовало… Я глазам своим не верил. Не может быть! Но прояснить историю с этим согласованием мне так и не довелось – ушел в отставку. Насколько мне известно, со сменой руководства в стране и области вопрос о строительстве международного аэропорта на спорной площадке больше не поднимался, а «Финпром» после громких скандалов «почил в бозе». О перепрофилировании Байкальского целлюлозно-бумажного комбината я довольно подробно писал в предыдущей книге «Урочище Енхок», поэтому повторяться не буду. Достаточно много пришлось работать над законом «О Байкале», по постановлению правительства о перепрофилировании БЦБК от 2 декабря 1992 года, встречаться с Е. Гайдаром, проводить согласительные комиссии в комитете по экологии, писать статьи в центральные газеты, выступать по российскому телевидению. В Иркутске радикальные экологи и общественники требовали немедленного закрытия комбината (что было неприемлемо не только по экономическим, но и экологическим соображениям – очистные сооружения БЦБК обслуживали всю инфраструктуру немаленького города, и без них все коммунальные и промышленные отходы хлынули бы в озеро), другая же позиция заключалась в том, чтобы не мешать работе комбината, приносящему области устойчивую валютную выручку. Как человек сугубо прагматичный, Яковенко придерживался, конечно же, последней точки зрения, а с этой позицией приходилось бороться. Я же полагал, что, думая о будущем, а не только о сегодняшнем дне, целлюлозное производство с берегов Байкала необходимо убирать непременно, но действовать надо продуманно и комплексно, без кавалерийских шашек. Владимир Кузьмич, возможно, думал точно так же, но вечно голодный областной бюджет ежедневно требовал подкормки и диктовал свои условия поведения… Я считаю себя человеком неконфликтным (допускаю, что не все с этим согласятся), а писать приходится о конфликтах – возможно, потому, что они являются пружиной последующих действий и поступков. Политика, как правило, из таких пружин и конструируется. Если врага нет – его следует придумать, это наилучшим образом объединяет команду и, как сейчас выражаются, электорат. Ближайшее окружение надо разделять, чтобы всецело над ним властвовать. Не обойтись без системы сдержек и противовесов, обострений и послаблений… Все это известно с древнейших времен и вполне откровенно сформулировано Макиавелли еще в средневековье. Ничего не изменилось с тех пор. Если дела в области складывались неплохо, то это заслуга мудрого руководства, если не ладились – происки Москвы. Я же представлял в области Кремль – со всеми вытекающими отсюда последствиями… Ладно, политические маневры понять можно, без них порой не обойтись. Но когда противостояние становится устойчивой потребностью, когда часть целого провоцирует цепную реакцию распада – это уже опасно. А такие симптомы в областной администрации стали проявляться все чаще. Приведу один эпизод, говорящий о многом. Я был по должности назначен членом Военного совета Забайкальского пограничного округа. Штаб располагался в Чите, а охраняемая граница растянулась почти на четыре тысячи километров, от Благовещенска до Барнаула. Отношения с соседями – Китаем и Монголией – в новых экономических и политических условиях выстраивались непросто, требовали иных подходов. Проблем у пограничников хватало. Командующий округом Виктор Петрович Войтенко при наших встречах недоумевал: «Вот ведь какой парадокс получается. Вы у нас единственный гражданский член Военного совета, и как раз с вашей иркутской администрацией мы не можем найти общего языка. Я даже с губернатором встретиться не могу. Другие президенты и губернаторы сами ищут встречи, а тут… как сопредельное недружественное государство… Тяжко вам там приходится, представляю…» Что мне оставалось? «Будем пытаться, – отвечал я. – Не мытьем, так катаньем. Ведь что-то их должно прошибить. Ведь в России живут…» Пограничники обслуживали в области международные рейсы в двух аэропортах и на железной дороге. Помощи – никакой. Назревал даже вопрос, чтобы снять пограничный контроль и тем самым закрыть международные рейсы через Иркутск. Но запугать команду губернатора и такой мрачной перспективой не удавалось. «Пусть попробуют! Пусть только сунутся!» – звучало в ответ на мои увещевания. Как будто речь шла о неприятельских войсках. И – никаких встреч с командующим. Генерал-лейтенант Войтенко так и не переступил губернаторского порога. Соседние области брали шефство над пограничными заставами, помогали их отстраивать и обустраивать, готовили для мальчишек в зеленых фуражках концерты и продуктовые посылки. В 300 километрах от Иркутска расположилась застава в Мондах. В советские времена через этот пограничный переход бесконечным потоком шли из Монголии фуры со скотом – маршрут кратчайший и отработанный. А еще Монды открывали заманчивую перспективу для развития туризма. Маршрут «озеро Байкал – озеро Хубсугул» через богатую минеральными источниками Тункинскую долину мог привлечь немало отечественных и зарубежных туристов. Но пограничный переход не имел элементарных условий, там и пограничникам приходилось несладко на пронизывающем ветрами высокогорье, а о туристах и говорить нечего. «Интурист» брался решить эту задачу и построить все необходимое, от области только требовалось выделить деляну для заготовки леса. Как и следовало ожидать, эта вовсе не обременительная схема помощи была с негодованием отвергнута. Возможно, только потому, что исходила от меня… Вскоре наступила и кульминация. Самолет командующего приземлился в аэропорту, а губернатор в очередной раз под благовидными предлогами уклонился от встречи. Тогда я быстро организовал поездку в Монды журналистов, театра пантомимы при «Байкальском клубе» и нескольких женщин из комитета солдатских матерей. Это был первый шаг к установлению шефства над заставой. И первый блин не вышел комом, поездка, по общему признанию, удалась. Но оценка администрации была другой. По возвращении я был затребован к губернатору. Срочно, немедленно, едва ли не под конвоем. Разнос был показательным, при заместителях. Юрий Абрамович не говорил, а кричал, что не позволит,.. что он знает, как обделываются такие дела,.. что он будет привлекать меня к уголовной ответственности… За что? За какие «дела»? Понять было невозможно. Тут явно присутствовала какая-то подоплека, искаженная информация, поданная «ближайшим окружением» – истинных причин происходящего абсурда я так и не уяснил. Но кульминация заключалась не в угрозах и обвинениях, а в реплике, которую произнес заместитель губернатора В. Баландин, отвечавший за правоохранительный блок и работу с армией. Когда я стал говорить какие-то банальности, что мы все живем в России и охрана ее границ наша общая забота, вот тогда-то Баландин и произнес под молчаливое согласие собравшихся: «Мы не в России живем. Мы живем в Иркутской области».
|
|