Девяностые. Начало (4)

Главы из книги Игоря Широбокова «С Ельциным и без него, или Политическая шизофрения».

Предыдущие публикации:

• Девяностые. Начало
• Девяностые. Начало (2)
• Девяностые. Начало (3)

Должностной оклад подправлялся с помощью конвертов с надбавками, премиями и прочими денежными начислениями, а многие жизненные блага представлялись практически бесплатно. Это, повторюсь, была отлаженная система стимулирования органов государственного управления, в которой что-то доставалось даже приближенной уборщице. Убрать привилегии означало то же самое, что слить масло из двигателя автомобиля – несколько километров еще проехать можно, но дальше мотор неизбежно заклинит.

Народных депутатов, непримиримых борцов с привилегиями, очень быстро развернули лицом к стойлу, то бишь к кормушке. В перерывах между заседаниями съездов в столовой Кремлевского дворца стали разворачиваться бойкие торговые точки, в которых можно было приобрести приличный кейс, французские духи, фломастеры, книги – в условиях тотального дефицита это был оазис изобилия. Торговля всегда шла бойко, с толчеей и очередями. Когда Российский Верховный Совет заселился в знаменитый Белый дом на набережной, в нем почти отсутствовал обслуживающий персонал: не работали телефоны, не было справочников, бумаги, скрепок и еще тысячи мелочей, без которых невозможно работать. Желающих идти сюда за одну скудную зарплату, когда у российской власти по существу еще не было власти, не наблюдалось. Но постепенно обжились, законодатели нарастили властные мускулы, потеснили союзные органы – и вот уже в Белом доме полно секретарей, референтов, советников, телефонистов, машинисток, – жизнь бьет ключом, в буфете продают продовольственные пайки с дефицитной колбасой и сосисками, случаются выезды на базы за туфлями и прочей одежкой, всегда в наличии билеты на самые модные спектакли... И, наконец, всему депутатскому корпусу выделили для продажи отечественные легковушки – бери, что хочешь, что тебе по карману. Деньги тогда имелись, а товары в магазинах отсутствовали, и самым вожделенным и недосягаемым для многих приобретением считался автомобиль. Можно было и отказаться, но – козе понятно! – таким красивым жестом депутат осчастливил бы не своих избирателей, а лишь кого-то из чиновников Белого дома...

Геннадий Алексеев купил «Волгу». Он, как профессиональный водитель, ценил надежность, доступность в ремонте и обслуживании. Погнал машину своим ходом из Москвы в Иркутск. В дороге из графика выбился и опоздал на съезд...
Вот тут он и получил сполна за депутатские привилегии от земляка-депутата. Про эту «Волгу» узнала вся область. Правда, про свою «Волгу» депутат-разоблачитель скромно умолчал...

Словом, за что боролись – на то и напоролись. Привилегии оказались живучими и заразными, как грипп. Комплекс вины за отступление от принципов долго мучил Алексеева, даже как-то надломил его. Мне показалось, что он стал реже приезжать в Иркутск, выступать в коллективах. Мало того, он оказался единственным из всех депутатов, работающих на постоянной основе в Верховном Совете, кто продолжал жить в гостинице «Россия», упорно отказываясь от служебной квартиры. Было стыдно воспользоваться еще одной депутатской «привилегией». Но надо представлять, что это за пытка – годами жить в гостинице. В такой гостинице! «Россия» считалась до девяностых годов одной из самых престижных в Москве. Но! Летом ее стеклянный куб насквозь прокаливался солнцем как гигантский аквариум, и человеку там было так же уютно, как рыбе в духовке. Зимой стеклянные стены насквозь продувались студеным ветром. Но это все мелочи по сравнению с тем, что там каждую ночь устраивали темпераментные «джигиты», сделавшие «Россию» своей вотчиной: визг, писк, удалые песни и разборки... Дело доходило до того, что тогдашний председатель Верховного Совета Руслан Хасбулатов, сам чеченец по национальности, подписал распоряжение о выселении чеченцев из гостиницы. Этот жест мало что изменил, но из Чечни тут же приспела «черная метка»: Хасбулатов и Руцкой приговариваются к смерти... «Россия» становилась криминальным притоном (впрочем, название гостиницы можно смело раскавычить – чаша сия постигла всю страну). Как-то один из депутатов, профессиональный сыщик, позвал меня на ночную экскурсию вокруг гостиницы. «Вот, – показывал он, как экспонаты в музее, – сутенеры, девочками торгуют... А эти наркотиками занимаются... Осторожно! Тут сделки с оружием, близко не подходим... Полгода, понимаешь, изучаю здесь обстановку, и опыт мне говорит, что при таком скоплении криминалитета в гостинице должны появляться трупы. Но по отчетам их нет. Либо милиция в связке, либо есть какие-то подземные туннели, куда сбрасывают тела...»

В такой вот уютной обстановке жил несколько лет Алексеев, хотя имел все возможности получить жилье. Так он себя наказывал за льготное приобретение.

Ленин когда-то назвал Льва Толстого «зеркалом русской революции» – за, якобы, противоречивость и непоследовательность философских воззрений, примиренчество и богоискательство. А по Алексееву, я так думаю, можно было ставить диагноз партийному руководству. Кастовая замкнутость, непрошибаемый консерватизм, неспособность ориентироваться в новой реальности и самостоятельно принимать решения – это далеко не полный список очевидных болячек. КПСС всегда твердила, что она партия трудового народа, что рабочий класс – гегемон нашего общества. И вот рабочий коллектив выдвигает такого гегемона – умницу, трудягу, порядочного и неравнодушного человека. Казалось бы – вот ваше знамя! Подхватывайте его, делайте своим рупором в Верховном Совете! Ничего подобного – он не из «обоймы», не включен в разнарядки – и потому чуждый элемент, не свой, «неправильный» рабочий. Крепко сомневаюсь, что Геннадий поддался бы на обработку партийных функционеров, но ведь даже попытки не было, не удосужились даже понять человека – сразу зачислили во вражеский стан. И когда стало видно, что водитель лидирует в предвыборной гонке, даже тогда партийное руководство с упорством маньяка продолжало спускать всех собак на Алексеева, подталкивая в толстые зады своих ставленников. Результат известен – проиграли. Проиграли всё – выборы, власть, устоявшийся режим и идеологию. А могло ли быть иначе?

Ну вот, рассказал о двух коллегах по депутатскому корпусу – и пока достаточно. Неблагодарное и тяжелое это дело – рисовать портрет человека. Вольно или невольно вылепляются характеристики и оценки – а кто я такой, чтобы давать оценку ближнему? Сам себя-то как следует не знаешь... Я ничего не сказал об Юрии Абрамовиче Ножикове, но о нем в последующих главах – у нас было много совместной работы. Что касается меня самого, то я в этой книге о себе и рассказываю – о моих наблюдениях, ощущениях, переживаниях – они глубоко личностны, они и есть Я.

Вести из Иркутска

«Уважаемый Игорь Иннокентьевич! Внимательно следим за Вашей работой на съезде Народных депутатов. Вы делаете исторический прорыв из тоталитарного прошлого в демократическое будущее, за что Россия будет Вам благодарна во веки веков. Не дайте себя обмануть банде коммунистов – кровавых безбожников. Им нельзя верить, не соблазняйтесь на их сладкие посулы – обманут. Это видно даже по их главарю Полозкову, с первого взгляда видно, что он порожден дьяволом. Смело идите за Ельциным, за ним божья правда, только Ельцин спасет Россию! Ваш стратегический ум уже распознал, я надеюсь, что агрессивно-послушное большинство на съезде направляется не только со Старой площади, где засело ЦК, и не только с площади Дзержинского, где плетет свои сети КГБ. Нити заговора держит в своих руках мировой сионизм. Их представителями в нашей стране являются Лигачев, Лукьянов, Крючков (тогдашние секретарь ЦК КПСС, Председатель Верховного Совета СССР и председатель КГБ. – Прим. автора). В группе иркутских депутатов агентами еврейского влияния являются секретарь обкома Спирин и бывший охранник ГУЛАГа Попов. Работа по выявлению других агентов продолжается. Большой нашей победой надо считать перевербовку Федосеева, он может принести большую пользу в логове врага. Но должен предупредить, что он может оказаться двойным агентом. Поосторожнее с ним! Всецело доверяйте Ножикову, я с ним тоже состою в переписке.

С вашим отъездом криминальная обстановка в Иркутске значительно ухудшилась. Председатель горисполкома Говорин возглавляет коммуно- сионистско-бандитский заговор. Он по-прежнему пытается подменить герб Иркутска, где хочет в зубах у бабра изобразить звезду Давида на голубом фоне. Понятно: опора на евреев и голубых. В его безусловном подчинении находится генерал Титаренко, обрушивший на Вас всю мощь коррумпированного репрессивного аппарата. Суд тоже коррумпирован, так что поддержки и справедливости от него Вам ожидать не следует. Надо опираться на Высшие силы, которые я Вам готов предоставить. Сообщаю еще, что секретарь обкома Потапов уселся во второе кресло – председателя областного Совета и в отсутствии Ножикова хочет занять и его кресло тоже. Глупо. Даже на двух креслах нельзя усидеть, а на трех и вовсе невозможно. Упадет.

Недавно я получил аудиенцию у Богородицы, небесной Императрицы Одигитрии. Она согласилась стать моей женой, обещала всяческую поддержку Нашему Делу и назначила меня Верховным Главнокомандующим, а также Императором Планеты. Мы с ней назначаем Вас божьим повелением Генерал-Стратегом Единого Антисионистского Фронта.

С уважением, А. Я. С., Всевышний»

Сам факт письма меня не удивил. Уважаемый автор уже несколько лет писал мне, разоблачая заговоры и происки. Но так высоко он никогда не воспарял. А тут надо же – муж Одигитрии, Всевышний! Не иначе – прочитал «Розу Мира» Даниила Андреева... И все же приятно получать письма от самого Всевышнего, к тому же и Верховного Главнокомандующего! Ну, и оказанная высокая честь наполняла гордостью – как же без этого. Только одного я не мог взять в толк: какие же погоны мне теперь положено носить, как Генерал-Стратегу?.. В благодарность за назначение я решил использовать письма моего адресата при написании книги. В конце концов, каждый имеет право на свою правду – демократия у нас или что?..

Как я дошел до жизни такой

Без этой главы будут непонятны некоторые пассажи из письма уважаемого адресата про «разгул коррупции и преступности» в Иркутске, про генерала Титаренко и пр.

Дошел я до жизни такой, опираясь на свое журналистское перо, аки на посох. Сам я не думал и не стремился дойти до депутатства, это мой профессиональный «посох» сделал такую загогулину. Поэтому придется начинать хоть и не с самого начала (это все-таки не мемуары), но достаточно издалека.

Восьмой класс я окончил вполне ровно по всем предметам, с преобладанием пятерок. Поэтому никого не удивил своим выбором – поступать в престижную одиннадцатую школу с математическим уклоном. Поступить-то я поступил, решил какие-то хитрые конкурсные задачки, но на этом все мои математические устремления пропали бесследно. Причиной была Она – девочка, за которой я, как за магнитом, потащился в математическую школу, где она и показала мне всю тщетность моих пылких ухаживаний. Через четыре года никуда она не денется и станет моей женой, но это когда еще будет! Стимулов для учебы после любовного фиаско больше не было, фактически перестала существовать и сама учеба. Я из кожи выпяливался, чтобы показать, какой я, выражаясь по-современному, крутой и отчаянный парень из Свердловского предместья, мне сам черт не брат, а эти прилизанные мальчики и девочки из центральной школы должны знать свое место... Но мальчики и девочки эти, сплошь будущие ньютоны, ландау, пифагоры и лобачевские, не очень-то уважали кулаки и крутизну, предпочитая мозги и способности, так что я, несмотря на все потуги, оставался каким-то лишним, невостребованным человеком. К тому же двоечником. Шпаной я брезговал из-за её тупой агрессивности и трусливой жестокости, да и драться не любил, хотя и занимался боксом. Наверное, это пространство пустоты вокруг и заставило меня заглянуть в самого себя, попытаться понять, что там происходит и как все это соотносится с внешним миром. Какие-то моменты я попытался высказать в сочинении на вольную тему и – жизнь моя перевернулась. Людмила Михайловна Мозжухина, завуч школы и наша преподавательница литературы, поглядывая на меня с веселым изумлением, торжественно зачитала это сочинение, а потом читала каждое, и, что удивительно, класс одобрительно принимал мои неуклюжие упражнения в словесности. Так я занял свою нишу в классе и школе, нашел друзей и единомышленников, нашел себя. Были и зарисовки, юморески, рассказики. С ними я пришел в областную «Молодежку» и сразу был напечатан. С десятого класса стал своим в газете, а после окончания университета еще десять лет с ней не расставался.

Пишу эти строки, испытывая яростное сопротивление внутреннего оппонента (опять раздвоение!). Намеченный шов повествования требует последовательной и ровной линии, а потому надо бы сразу приступить к предвыборной ситуации, обозначив молодежный этап двумя-тремя легкими стежками, но та субличность во мне, которая прожила эти годы, отчаянно пищит и бунтует, требуя на них задержаться – дескать, как раз там было посеяно то, что взойдет через десятилетия. В конце концов я сдаюсь молодому бунтарю, строго предупредив его, что никакой развернутой картины он от меня не получит, я лишь остановлюсь на некоторых фрагментах, важных для понимания будущего. На том и договорились.

• Расскажите об этом своим друзьям!