НА КАЛЕНДАРЕ
ЧТО ЛЮДИ ЧИТАЮТ?
2024-10-23-01-39-28
Современники прозаика, драматурга и критика Юрия Тынянова говорили о нем как о мастере устного рассказа и актерской пародии. Литературовед и писатель творил в первой половине XX века, обращаясь в своих сочинениях к биографиям знаменитых авторов прошлых...
2024-10-30-02-03-53
Неподалеку раздался хриплый, с привыванием, лай. Старик глянул в ту сторону и увидел женщину, которая так быи прошла мимо прогулочным шагом, да собака неизвестной породы покусилась на белку. Длинный поводок вытягивалсяв струну, дергал ее то влево, то вправо. Короткошерстый белого окраса пес то совался...
2024-11-01-01-56-40
Виктор Антонович Родя, ветеран комсомола и БАМа рассказал, что для него значит время комсомола. Оказывается, оно было самым запоминающимся в жизни!
2024-10-22-05-40-03
Подобные отказы не проходят бесследно, за них наказывают. По-своему. Как могут, используя власть. Об этом случае Бондарчук рассказал в одном из интервью спустя годы: «Звонок от А. А. Гречко. Тогда-то и тогда-то к 17:20 ко мне в кабинет с фильмом. Собрал генералитет. Полный кабинет. Началась проработка....
2024-10-30-05-22-30
Разговор о Лаврентии Берии, родившемся 125 лет назад, в марте 1899-го, выходит за рамки прошедшего юбилея.

Жили-были Шубины в Иркутске

06 Декабря 2021 г.

alt

В Иркутске на улице Лапина находится один из первых деревянных домов города – 1781 года постройки. Он пережил большой пожар 1879 года, пожар 1997 года, а в 2007 году все-таки сдался: частично выгорел и с тех пор стоял в запущенном виде. О его жителях, семье Шубиных, долгое время не было ничего известно, и вот занавес тайны приоткрылся – волею случая.

Жили-были Шубины в Иркутске

Эту жуткую историю о нашей иркутской большой и дружной семье Шубиных мне довелось узнать ещё в 2006 году. Меня она сильно поразила, и я записала её в тетрадь.

Мне пришлось волею судьбы познакомиться с дочерью репрессированного в 1941 году иркутянина Шубина Иннокентия Петровича. Её зовут Лидия Иннокентьевна Шубина (по мужу Оленина), она приехала из Волгограда в семидесятидвухлетнем возрасте на свидание с Иркутском. Об этом свидании она мечтала с двенадцати лет. А толчком к поездке стала телевизионная передача «Прогулки по России», где показали родной Иркутск, дом-памятник предков Лидии Иннокентьевны с табличкой «Дом Шубиных. Исторический охраняемый памятник. Девятнадцатый век».

«С великим волнением, с трепещущим сердцем просмотрела я всё это, – рассказывала Лидия Иннокентьевна, – а длился показ Иркутска считанные минуты. Но всё в душе у меня перевернулось, и желание побывать в Иркутске, спрятанное в уголке сердца, вдруг выплеснулось наружу, доведя меня до полуобморочного состояния. А когда я немного пришла в себя, то уже точно знала, что поеду в Иркутск. Я поняла, что должна побывать на родине в конце жизни, увидеть всё своими глазами, найти свой отчий дом».

И тут Лидии Иннокентьевне попалась на глаза газета «Здоровый образ жизни» с моей заметкой о деревне, где я живу, о земле-кормилице, о том, как мы с мужем лечимся народными средствами и травами. Лидия Иннокентьевна написала мне письмо-просьбу приютить её на время свидания с Иркутском.

Я ответила ей приглашением, завязалась переписка. Лидия Иннокентьевна написала мне три письма, в которых она поведала мне о своей семье, о своей жизни в Иркутске, когда ещё был жив её отец.

Первое письмо от Лидии Иннокентьевны я получила в феврале 2006 года, а в конце июля встречала поезд «Волгоград – Улан-Удэ».

Каждый день, пока гостила у меня в деревне Лидия Иннокентьевна, я внимательно слушала её рассказы о жизни семьи Шубиных.

«…Уничтожили всех родственников отца, братьев Шубиных: Николая Петровича, Феодосия Петровича, жену и дочь Феодосия тоже расстреляли; затем – Акранида Петровича, Павла Петровича, Ольгу Петровну. Бабушка, Шубина Антонина Ефимовна, не вынесла такого горя и бросилась в Ангару с моста, когда забрали последнего сына, моего папу. Её тело нашли через несколько дней и быстро похоронили, не раскрывая гроб».

Рассказывала Лидия Иннокентьевна эту жуткую историю, глядя куда-то вдаль, видимо, призывала свою память подсказать ещё что-то из того, о чём рассказывала ей мать и друзья её отца…

Вспомнив и смахнув слёзы, Лидия Иннокентьевна снова рассказывала:

– Мы были «врагами народа», все нас боялись, сторонились, не общались ни с кем из нашей семьи и ни в чём не помогали. Старшего брата моего, Шубина Леонида Иннокентьевича забрали на войну, он сгорел в танке под Ярославлем. Младшая сестрёнка Оленька умерла в три года и пролежала мёртвая всю зиму во дворе, так как никто не хотел помочь её схоронить, как ни просила мать об этом близких соседей и знакомых.

Мы жили большой дружной семьёй в большом доме по улице Железнодорожной (потом выяснилось – по 3-ей Железнодорожной). Нас было семь человек: бабушка, папа, мама, братья Леонид и Юра, я и маленькая Оля. Папа работал на электростанции. Он был добрым, мягким человеком, очень любил нас, детей. Мама очень любила наряжаться, она была красивая в молодости, ходила в театры, в кино, в гости. Мы оставались с бабушкой, которая хорошо готовила и вкусно нас угощала. Старший брат Лёня работал на Иркутском заводе тяжёлого машиностроения имени Куйбышева. Младший брат Юра упал на лёд, ударился головой и вскоре умер в больнице. Когда Оли ещё не было, папа водил меня в рощу, в институт Штамма (я предполагаю, что ныне это курорт «Ангара»). Мы часто ходили в парк на «Циклодром», катались на качелях, на лошадях; летом там было очень много цветов. С Лёней мы ходили купаться на Иркут. С мамой там полоскали бельё, даже зимой возили его на санках. На тех же санках катались с горы – от школы вниз, ведь тогда машин почти не было…

Наутро мы с Лидией Иннокентьевной встали пораньше, ведь нам предстояло найти её отчий дом на улице Железнодорожной. Я объяснила ей, что Железнодорожных улиц много – семь или восемь, и нам предстоит порядком походить по ним. Но желание Лидии Иннокентьевны было непоколебимо. И мы начали свои поиски с улицы Второй Железнодорожной, советуясь со старыми людьми и углубляясь дальше в сторону улицы Чайковского. Уже подустали порядком. Мы шли по улице Кайской. И вдруг моя Лидия Иннокентьевна радостно встрепенулась, стала быстро оглядываться и почти закричала:

– Таня, Таня, мы нашли, вот моя улица! Вот по этой дороге я ходила в школу! А вот здесь стоял наш дом, – Лидия Иннокентьевна показала на площадку, огороженную железобетонным забором, где велось строительство высотного здания. Она подошла вплотную к стройплощадке, встала на колени, опершись на меня, взяла горсть земли, и, поцеловав, разрыдалась… Какими словами передать то, что творилось при этом в душе бедной женщины? Со слезами выливалась из её сердца боль, скопившаяся за многие годы.

Я попыталась её утешить, дала попить воды, когда Лидия Иннокентьевна поднялась с колен. Затем мы подошли к дому напротив, ещё не снесённому, постучали. Вышла молодая женщина. Когда мы объяснили всё, она позвала то ли мать, то ли тётю, та узнала Лидию Иннокентьевну, они обнялись… И снова слёзы, и снова воспоминания.

Воспоминания… Сколько их ещё было у Лидии Иннокентьевны… Однажды мы с ней поехали от вокзала на трамвае в центр города. Трамвай въехал на мост и встал – видимо, поломался.

–Таня, это какая-то мистика, – сказала Лидия Иннокентьевна. – Как раз на этом месте моя бабушка от горя бросилась в Ангару…

Через несколько минут трамвай тронулся, в открытое окно повеял прохладный ветерок, как бы возвращая нас в настоящее время…

«Когда арестовали папу в 1941 году, мы остались втроём: мама, я и Оленька, ей было 3 годика. Мы пошли с Оленькой в баню. Выйдя из неё, мы решили посидеть на крылечке, оно было бетонное. Оля простудилась, заболела корью и умерла, потому что лечить было нечем, и кушать тоже было нечего. Сестрёнка всю зиму пролежала во дворе дома, так как никто не хотел помочь схоронить её, – снова и снова вспоминала Лидия Иннокентьевна эту жуткую историю. – Это уже происходило в Затоне, так как дом родительский конфисковали. Приехали две грузовые машины, сгрузили всё до последней мелочи, увезли большую библиотеку дяди Коли. Осталось только то, что было на нас. А нас выгнали на улицу. Мама увела нас в Затон, там мы нашли приют в бараке, где была уйма клопов. Соседи дали кое-что из постели и одежды. Мама пошла работать в речной порт, вытаскивала брёвна из Ангары, сильно заболела. Потом её поставили работать на судах – ремонтировать их, красить и так далее. Нам очень помогал выжить капитан Андрулайтис. Меня устроили в школу, хоть и не везде хотели принимать дочь врага народа.

Однажды зимой или ранней весной мы с мамой шли по льду Ангары, и я провалилась в полынью. Мама закричала, попыталась меня вытащить, но не могла. Это увидели пленные японцы, работавшие в порту. Один молодой японец быстро подбежал и вытащил меня. Мама долго благодарила его.

Однажды к нам в затон пришёл папин друг и сказал, что в Иркутске нам оставаться опасно, нужно куда-нибудь уехать и никому не сообщать, куда. И как-то ранним утром 1946 года пришли папины друзья, посадили нас в товарный поезд и отправили из Иркутска, как оказалось, навсегда.

Мне было 12 лет. Мы уехали к тёте в Сочи. Мама устроилась работать на курорт санитаркой, потом буфетчицей. Я училась в школе. Мама часто ссорилась с сестрой, та была вечно всем недовольная, злая женщина. Мама выпросила маленькую комнату на курорте, а сама однажды уехала в Москву. Приглянулась богатой паре отдыхающих и они забрали её как домработницу с собой. А я осталась одна. Мне было 14. Конечно, тётке я была не нужна. И я поехала искать маму. Не помню, кто мне дал денег, я села на поезд и поехала, не зная, где живёт мама. По дороге я познакомилась с девушкой-москвичкой, и она пригласила меня первое время пожить у неё.

Однажды эта подруга принесла мне красивое пальто, наверное, дорогое и сказала, что его нужно продать, а деньги разделить пополам. Я согласилась, так как мне не на что было питаться. Пальто продали, деньги поделили. А на следующий день пришла милиция и стала нас допрашивать.

Следователь сказал мне, что если я расскажу, откуда взялось это пальто, то он меня сразу же отпустит. Мне шёл шестнадцатый год. И я рассказала, что знала. Меня осудили на 6 лет заключения. Я попала в колонию с заключёнными, в основном торговыми работниками. Там меня научили шить, я зарабатывала деньги, участвовала в художественной самодеятельности, пела в хоре, в ансамбле выступала. Я была сыта, обута, одета, и эти 6 лет я вспоминаю, как жизнь в раю. Нигде и никогда я не жила лучше, чем в заключении. Это парадокс, но это горькая правда, такой была у меня жизнь на воле.

Вот так прожила я свою жизнь. И единственной отдушиной на протяжении этих горьких лет была для меня мечта: побывать на родине, в Иркутске. И вот, наконец, моя мечта исполнилась, и теперь я могу умереть со спокойной душой».

В течение месяца, пока гостила у меня Лидия Иннокентьевна, она поведала мне почти всё о своей жизни. Она рассказывала мне о себе и когда мы собирали грибы в лесу, и вечерами, когда, управившись со всеми делами, я присаживалась отдохнуть на скамью возле дома, а Лидия Иннокентьевна устраивалась возле меня, всё восхищаясь красотой природы, тишиной и чудным воздухом.

Мы побывали с Лидией Иннокентьевной у Вечного Огня, прочли все фамилии погибших иркутян на мемориальной доске, но имени брата Лидии Иннокентьевны, Шубина Леонида, сгоревшего в танке, мы не нашли. Я думала – вот погиб парень в бою за Родину, сгорел заживо, а помнит о нём только одна сестра да этот Вечный Огонь. Но память народа не сожжёшь, не уничтожишь. Народ вечно будет помнить и хорошее, и плохое.

Когда мы ездили с Лидией Иннокентьевной по делам, мы побывали в отделе по охране памятников культуры и истории Иркутска. Когда мы нашли этот дом, вошли в отдел и объяснили, кто мы, вернее, что Лидия Иннокентьевна – дочь Шубина И. П. – у сотрудниц был настоящий шок, они смотрели на нас, как будто мы свалились с Луны.

Понемногу, придя в себя, они выслушали Лидию Иннокентьевну, записали её рассказ, сообщили ей, что дом Шубиных является охраняемым памятником. Они подарили Лидии Иннокентьевне фотографию дома и с великим облегчением (я заметила) проводили нас. Мы сходили к этому памятнику девятнадцатого века, к дому, где жила семья Шубиных: дедушка, бабушка, братья и сёстры отца. Они были патриотами своего города, жили активной жизнью, посещали революционные кружки, были знакомы с Кировым, т. е. Сергеем Мироновичем Костриковым, который с осени 1908 по 1909 жил в Иркутске, восстанавливал революционное подполье после разгрома 1906–1907 годов. Время было суровое в Иркутске, как и по всей России. Сергею Мироновичу приходилось скрываться от слежки, скитаться. Какое-то время он проживал в доме Шубиных, соблюдая конспирацию, затем сменил квартиру. Иркутское подполье социал-демократического центра оживало. С. М. Киров с помощью революционно настроенных рабочих смог восстановить партийную работу в Иркутске. Во избежание нового ареста Сергею Мироновичу пришлось покинуть Сибирь.

Вот кто такие были Шубины. И за это они все поплатились своими жизнями.

  • Расскажите об этом своим друзьям!