- ПУТЕВОДИТЕЛЬ:
- ЧТО ПРОИСХОДИТ?
- Новости: выбор тем
- НАШИ ПЕНСИИ И ПРАВА
- Пенсии и деньги: выбор тем
- Права и возможности: подробней
- Наша безопасность: темы
- ЗДОРОВЬЕ
- Здоровье: каталог болячек
- ДОМ, БЫТ И ДАЧА
- Дом, быт и дача: выбор полезных тем
- Еще полезные «не мелочи»
- НАШИ ВНУКИ
- Темы «внуковедения» — выбор
- СТИЛЬ ЖИЗНИ
- Психология и стиль: выбор тем
- ДЛЯ УМА И ДУШИ
- Чтение: темы
- Музыка из прошлого
- ...И еще для души!
- СОТРУДНИЧЕСТВО
Задачи писателей в годы Великой Отечественной |
| Леонид Радзиховский, rg.ru |
| 29 Января 2023 г. |
|
Великая Отечественная – испытание не только физическое, не только испытание экономических сил страны, организационных сил государства, храбрости и мужества людей – на фронте и в тылу. 1941-й – это еще и идеологическое, политическое испытание. Какие задачи ставила война перед писателями?
Как известно, 22 июня по радио выступил Молотов. Историки до сих пор спорят, почему не Сталин, но в любом случае главное было сказано: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами». Эти слова прямо перекликались с церковными: «Не в силе Бог, а в Правде». Таких обращений к религиозным архетипам будет очень много. Самое известное — «Дорогие братья и сестры» Сталина. В минуту крайнего испытания люди и народы сами собой обращаются к Богу (в своей речи 22 июня о нападении Гитлера на Россию Черчилль сказал: «Да, бывают времена, когда молятся все»). И испытание было не только физическое, не только испытание экономических сил страны, организационных сил государства, храбрости и мужества людей — на фронте и в тылу. Нет. 1941-й — это еще и идеологическое, политическое испытание. Об этом сравнительно не так часто пишут у нас, но один из главных расчетов Гитлера в 1941-м был не только на собственно военный разгром СССР, а на то, что первые военные поражения разорвут систему власти изнутри. Причем в двух смыслах: национальные республики отпадут от ослабевшего русского центра, а в самой России начнется восстание против диктатуры партии. В 1914 г. Ленин сказал: «Превращение империалистической войны в войну гражданскую есть единственно правильный пролетарский лозунг». В 1941-м ту же мысль на свой лад повторяла немецкая пропаганда от Геббельса до рейхсминистра Восточных оккупированных территорий А. Розенберга: если сбить «большевистский обруч» с русской бочки, то Россия не будет сопротивляться. Немцы ставили на идеологическое поражение СССР: по их мысли, русский народ (тем более другие народы СССР) ненавидел «еврейский большевизм», с колхозами, НКВД, диктатурой Партии, запретом частной собственности, 1937 годом и т. д. Надо дать выход этой ненависти: превратить внешнюю войну во внутреннюю, гражданскую. Да, в СССР нет организованной пятой колонны — но есть антисоветские настроения, неизбежные после Гражданской войны и террора 1930-х. Власть ослабнет — они вырвутся на поверхность. Поэтому, если «для своих» в Германии прямо говорили, что русские — унтерменши, «рабы для нашей культуры», их число необходимо радикально уменьшить и превратить в полуживотных, способных только читать вывески и выполнять приказы немецких хозяев, то агитация для русских была прямо противоположной. Азы любой пропаганды: народ, с которым воюют (русский в данном случае), — хороший, немецкая армия и государство воюют вовсе не против народа, а, наоборот, за его «освобождение от большевистского режима». Не коричневый волк — а добрая бабушка. Вот эта идеология «освобождения России» была и в «Русской освободительной армии» Власова и для «добровольных помощников» немецкой армии из числа русских («хи-ви») и просто для любых полицаев и коллаборантов. Эта пропаганда (в сочетании, конечно, с успехами немецкой армии 1941–1942 гг., когда победу Гитлера называли неизбежной) имела немалый успех. Достаточно сказать, что этих «хи-ви», сражавшихся против Красной Армии, по оценкам российских историков, было около 1 млн! И это не считая армии Власова, полицаев, различных национальных частей (прибалтийских, грузинских и т. д.). Конечно, огромное большинство становилось пособниками немцев не из-за пропаганды, а просто по шкурным соображениям, из страха, голода (военнопленные) и т. д. Но немало было и идейных противников СССР, ВКП (б), Сталина. Так, в 1942–1944 годах, по данным российских историков, было 90 тыс. перебежчиков из Красной Армии. Все это определяло важнейшие задачи советской пропаганды, в том числе и работы писателей. Поднимать русские патриотические чувства, национальную гордость. Сеять ненависть к безжалостному врагу, жажду мести. Разоблачать немецкую пропаганду — при том что многие немецкие тезисы, например, о колхозах, диктатуре Партии и НКВД, антисемитские лозунги и т. д., советская пропаганда должна была просто игнорировать, эти опасные темы в советских СМИ в принципе не обсуждались. Наконец, вести антифашистскую контрпропаганду среди войск противника. Последнее делалось с большим размахом, в том числе немецкими антифашистами, жившими в СССР (писатели В. Бредель, Фр. Вольф), но без заметного эффекта. За всю войну было менее 1 тыс. немецких перебежчиков в Красную Армию — хотя те немногие советские немцы, которые воевали (огромное большинство, как известно, были высланы и использовались только на вспомогательных работах), сражались ничуть не хуже, чем граждане СССР других национальностей. Как же писатели и ССП справлялись с такими задачами? Первый митинг писателей Москвы прошел 22 июня. Фадеев еще раз зачитал речь Молотова. Среди стандартных слов и призывов выделялись слова поэта И. Уткина: «Мы не дети и не преуменьшаем силу нашего врага. Враг опасен. Но это тот враг, с которым мы, может быть, больше всего хотели бы сражаться». Да, такое настроение у многих было: у тех идейных антифашистов в СССР, кто не сомневался в неотвратимости столкновения, считал 1939–1941 гг. лишь передышкой, а в душе оценивал договора с Германией как «похабные». Вс. Вишневский: «Решительный день пришел. Фашизм должен погибнуть. Он не минует гибели. Пусть вспомнит гитлеровская банда, что русская армия уже дважды в истории была в Берлине». Из Вешенской 26 июня пришла телеграмма Наркому обороны: «Дорогой тов. Тимошенко! Прошу зачислить в фонд обороны СССР присужденную мне Сталинскую премию. По Вашему зову готов в любой момент стать в ряды РККА и до последней капли крови защищать социалистическую Родину. Полковой комиссар запаса РККА М. Шолохов». С 27 июня в Москве стали выставляться «Окна ТАСС» — агитплакаты. Тексты к ним писали московские поэты, в том числе Маршак, Демьян Бедный, Кирсанов. Но Война — совсем не цветочки. А многочисленные «ягодки». Одна из больных тем — народное ополчение. 4 июля 1941 г. принято сов. секретное постановление Госкомитета обороны «О добровольной мобилизации трудящихся Москвы и Московской области в дивизии народного ополчения». Пункт 1. «Мобилизовать в дивизии народного ополчения по городу Москве 200 тыс. человек». Насколько это было добровольно? Нет никаких сомнений, что масса людей записывалась и в армию, и в ополчение по собственному желанию. Но далеко не все. Например, членов ССП вызывали в Союз повестками или по телефону, к Бахметьеву. «Дело обставлялось так, будто речь пойдет об уплате членских взносов. Бахметьев и его жена (?!) возглавляли тогда оборонную комиссию Союза. Они предлагали явившемуся присесть, брали у него членский билет, после чего советовали уважаемому товарищу записаться по призыву Сталина в ополчение, недвусмысленно давая понять, что в противном случае данный билет останется у них в столе». Что ж, с позиций сегодняшнего дня звучит дико. А в 1941-м? Война. Вот такая. ВОВ. Не парадная. На жизнь и смерть. Другое дело, что «чета Бахметьевых» отчиталась, многие немолодые-необученные ополченцы погибли, а вот никакого военного толка от гибели каждого из них по отдельности не было. Хотя, наверное, от загубленных дивизий народного ополчения какой-то жестокий военный смысл в целом все же был. На нашем сайте читайте также:
|
