Почему в Гражданской войне не победили антибольшевистские силы? |
Сергей Рязанов, argumenti.ru |
29 Октября 2022 г. |
100 лет назад, в 1922-м, большевики подавили как белогвардейское, так и крестьянское сопротивление – завершилась Гражданская война. Одна из главных причин поражения антибольшевистских сил заключается в том, что белые и зелёные не стали единой силой. Почему офицерско-интеллигентская контрреволюция не сомкнулась с контрреволюцией крестьянской? Об этом состоялся разговор с доктором исторических наук Антоном Посадским, профессором Поволжского института управления им. Столыпина. Третий сноп– Красная пропаганда изображала беляка барином и карающим казаком с нагайкой, а белая изображала красных босяцким хулиганьём, латышскими стрелками и пленными немецкими солдатами. При этом с обеих сторон воевали преимущественно крестьяне-середняки, в основном мобилизованные. – Поскольку крестьяне составляли 4/5 населения России, то за этот ресурс и шла борьба между красными и белыми. И те и другие могли быть для крестьян безобразно тяжелы. Мобилизация, изъятие продовольствия. Иногда деревни кормили воюющих добровольно (так было, например, с чапаевскими полками, пока те воевали в родном Заволжье), но чаще происходило иначе. Кроме того, в прифронтовой полосе население нещадно гоняли по всяким повинностям, среди которых наиболее тяжёлой была подводная. Всем нужны были колёса, так что крестьянина с телегой могли угнать на несколько недель, да ещё и в сезон сельскохозяйственных работ, что оборачивалось для него катастрофой. Важны ожидания. От белых ждали больше, чем от красных. С красными всё было понятно: они шли со знаменем воинствующего разделения – «трудящиеся против угнетателей», «грабь награбленное». Красные не обещали правопорядка. А белые – обещали. От белых ждали нормальной, цивилизованной власти. Казалось, придёт централизованное управление, важные люди, царские генералы – и наведут порядок. А с приходом белых этого не происходило, порядка не возникало. Если белая власть охраняет лишь саму себя в городах и на станциях, а в деревне по-прежнему нет никакой власти – какой же это порядок? Набирать призывников и пороть уклоняющихся – вот и вся власть? Это не могло приниматься с добрым чувством. При красных цивилизованного порядка тоже не было, но, повторюсь, от красных этого и не ждали, а от белых ждали. Соответственно, отсутствие порядка било по белым сильнее, чем по красным. – Многие историки ставят белым в укор то, что они отказались узаконить «чёрный передел», совершённый крестьянами в 1917–1918 годах, когда те силой прирезали себе помещичьи земли. Оказалось, толку от этого передела мало: средний крестьянский надел составлял пять-семь гектаров, а после передела увеличился лишь на треть гектара. Так что крестьяне получили от этого не столько пользу, сколько головную боль – стали бояться, что белые накажут их за самоуправство. Почему же белые не решились успокоить крестьянина и признать за ним эту жалкую треть гектара? Чего в их принципиальности было больше – правовой культуры или же классовых помещичьих интересов? – Это не вопрос принципиальности, это вопрос устройства жизни. Если государство решает закрыть глаза на то, что произошло нарушение права собственности, – значит, нужен какой-то новый правовой механизм, чтобы урегулировать ситуацию. В рамках Особого совещания при деникинском правительстве писали проекты, как совместить данность, когда крестьяне уже являются фактическими собственниками земли, и юридическую управляемость. И на юге, и на востоке исходили из того, что крестьяне продолжат пользоваться той землёй, которой пользуются, – вопрос заключался в том, сколько они должны за это заплатить. Деникинская политика «третьего снопа» предполагала, что крестьянин должен отдавать треть урожая владельцу земли. Условия вроде бы щадящие, но для крестьянина малосимпатичные: помещики были для деревни уже перевёрнутой страницей. Кто-то, конечно, назовёт эту позицию белых излишне щепетильной, но как иначе можно действовать в рамках права? Революция – да, не щепетильничает, она щедро раздаёт чужое. Как результат – в глазах деревни белые проигрывали красным в скоростях: большевики одним махом позволили присвоить помещичьи земли, а белые уже год вымучивают аграрный закон, – и всё никак. Прибавьте к этому красную пропаганду, пугавшую крестьян реставрацией помещичьего строя. На паёк– Позволив крестьянам, как те думали, присвоить помещичью землю, большевики вскоре объявили весь земельный фонд государственным. Выяснилось, что из собранного тобой урожая твоё только то, что тебе оставят, – а заберут у тебя гораздо больше, чем каждый третий сноп. Здесь мы подходим к крестьянским антибольшевистским восстаниям, на фоне которых меркнет всяческое недовольство крестьян белыми, – к восстаниям на Тамбовщине (1920–1921) и в Западной Сибири (1921–1922). Участие в них суммарно приняли свыше 150 тысяч человек. – Крестьяне восставали против большевиков и раньше: в конце 1918-го десятки уездов Центральной России выступили против мобилизации, в 1919-м произошла массовая Чапанная война в Поволжье. Но действительно в 1920-м ситуация стала принципиально иной. Белые фронты к тому моменту исчезли либо отдалились – соответственно, белая альтернатива для крестьян улетучилась. Если кто-то до сих пор мог терпеть красных из опасений, что вернутся помещики, то теперь этот довод потерял силу. Обещанных белых ужасов не будет, господа в Париж уплыли. А красные ужасы – вот они. Вместо помещика – коммуна из петроградских рабочих, то есть чужих и неумелых людей, которые в глазах крестьян часто были хулиганьём. Мужика посадили на паёк в его собственном доме, решили за него, сколько ему нужно для выживания. А если вдруг у тебя осталось больше, чем съешь сам, продать это нельзя, потому что частная торговля запрещена, – военный коммунизм. Да ещё и гонения на церковь. И тогда-то, видя, что всё зашло куда-то не туда, многие красные командиры поворачивают оружие, становятся на защиту крестьянства. Выходцы из низов, сделавшие в РККА генеральские карьеры. Те самые, кто вытягивал на себе первый период красной борьбы, создавал партизанские отряды. Они видят: у власти «портфельщики»-бюрократы, и вообще всё не так, как мечталось в восемнадцатом году, – нужно это исправлять! И вот тогда вспыхнуло – сначала на Тамбовщине, а затем в Западной Сибири. А ещё в Приуралье, в Поволжье – вся Нижняя и Средняя Волга оказалась в огне восстаний. Здесь же упомянем и махновцев. А в менее горячей форме сопротивление было практически везде: акции неповиновения, разграбление ссыпных пунктов... Последняя фаза Гражданской войны – это главным образом не борьба красных с белыми, а борьба красных с так называемыми зелёными. И борьба эта далась большевикам крайне нелегко. Настоящая крестьянская война – шутка ли! – Своим ответом вы заставили меня взглянуть на эти восстания по-новому. Я привык интерпретировать их так: под красными народу оказалось хуже, чем под белыми. А вы говорите, самая ожесточённая борьба крестьянства против красных вспыхнула отчасти из-за того, что другая (белая) сторона практически ушла со сцены. Получается, если бы белые победили красных, то затем аналогично столкнулись бы с крестьянской войной? – С войной – сомневаюсь. Но с необходимостью военного умиротворения разгулявшейся страны – да, столкнулись бы, вне всякого сомнения. Тут не нужно гадать – вспомним гражданскую войну начала XVII века, называемую Смутным временем. Конец Смуты принято относить к 1613 году, когда наконец произошло избрание на царство новой династии, однако на успокоение страны ушло ещё пять-шесть лет как минимум. Тогдашняя разномастная вольница – это казаки. Пришлось кого в сыру землю зарыть, кого в степь выгнать, а кого на службу взять. Белые были бы вынуждены заниматься примерно тем же. Не срослось– Мы подошли к главному вопросу: почему офицерско-интеллигентская (белая) контрреволюция не сомкнулась с контрреволюцией крестьянской (зелёной)? Ваш коллега К. Александров объясняет это так. Заблаговременно осознать, что несут с собой красные, могли в первую очередь не середняки, а зажиточные крестьяне. В Испании и в Финляндии таких крестьян оказалось достаточно, поэтому гражданские войны там закончились иначе. А в России этот слой был малочисленным, что обусловлено запаздыванием крестьянских реформ, осуществлённых сначала Александром II, а затем Столыпиным. – Убедительная схема. Добавлю, что произошло ещё одно запаздывание: не успела сложиться русская политическая нация. Она частично явила себя именно в белом движении. Учащаяся молодёжь, в том числе совсем юная, гимназического возраста, целыми классами уходившая на юг, к Деникину, считая, что в опасности сама Россия, – это пример граждан, осознающих себя частью большого целого. С крестьянами было иначе: их патриотизм обычно не простирался дальше губернии. На фронтах Первой мировой войны уже в 1917-м у офицеров порой руки опускались. «Братец, если мы сейчас с тобой отступим – немец скоро до Днепра дойдёт!» – говорил офицер солдату из мужиков, на что мужик отвечал: «А мне-то что, я вятский». Массовая школа – вот что воспитывает в людях общенациональное гражданское сознание. И хотя к 1917 году до 70% молодых мужчин на селе были грамотными, этого оказалось недостаточно – лозунг белых «За единую Россию!» крестьяне в массе своей не восприняли. – Кстати, приверженность белых лозунгу о «единой и неделимой» сегодня кто-то тоже ставит им в укор. Мол, проявили негибкость, когда отказались от сотрудничества с какими-либо сепаратистами – польскими, финляндскими, украинскими... В свою очередь, президент В. Путин в своей громкой прошлогодней статье «О единстве русских и украинцев» противопоставил белых и красных: одни сражались за единство России, а другие реализовали проект «Украина», с которым мы вынуждены иметь дело сегодня. – На мой взгляд, белый подход «ни пяди земли Антанте за помощь» – это то, что стоит назвать принципиальной позицией, а вот неготовность сотрудничать с представителями окраин действительно можно понимать как негибкость. Согласен, большевики реализовали проект «Украина», навязали русским людям украинскую идентичность. Но справедливости ради заметим: авторы проекта – не большевики. Стоит «благодарить» Александра I, который, присоединив к России основную часть коренной польской территории, не присоединил (хотя имел очевидные возможности в 1809 и 1815 гг.) австрийскую Галицию – последний элемент древнерусского наследия, остававшийся за пределами Российской империи. Александр зачем-то оставил её Австрии, при поддержке которой там и возникнет проект «Украина». Но это уже тема для совсем другого разговора. На нашем сайте читайте также:
|
|