- ПУТЕВОДИТЕЛЬ:
- ЧТО ПРОИСХОДИТ?
- Новости: выбор тем
- НАШИ ПЕНСИИ И ПРАВА
- Пенсии и деньги: выбор тем
- Права и возможности: подробней
- Наша безопасность: темы
- ЗДОРОВЬЕ
- Здоровье: каталог болячек
- ДОМ, БЫТ И ДАЧА
- Дом, быт и дача: выбор полезных тем
- Еще полезные «не мелочи»
- НАШИ ВНУКИ
- Темы «внуковедения» — выбор
- СТИЛЬ ЖИЗНИ
- Психология и стиль: выбор тем
- ДЛЯ УМА И ДУШИ
- Чтение: темы
- Музыка из прошлого
- ...И еще для души!
- СОТРУДНИЧЕСТВО
Почему Солженицын не пошел к Рейгану на президентский обед |
| Александр Палладин, lgz.ru |
| 25 Июня 2022 г. |
|
40 лет назад за океаном случилось нечто, о чём тогда наши СМИ не обмолвились ни полсловечком. В апреле 1982-го печать США сообщила о намерении президента Рейгана устроить обед в честь группы советских диссидентов, оказавшихся на Западе.
Затевалось мероприятие незаурядное, приуроченное к возобновлению долго Вашингтоном оттягивавшихся советско-американских переговоров по разоружению. Тем самым демонстрировалась «двухколейная» политика рейгановской администрации в отношении нашей страны. По одной колее с частыми, продолжительными остановками плёлся советско-американский диалог, а по другой, разбрасывая зловещие искры, на всех парах мчался локомотив конфронтации. В Вашингтоне всё чаще и громче стали говорить о допустимости «ограниченных» ядерных конфликтов, а главный кремленолог Белого дома Пайпс фактически предъявил нам ультиматум: или отказ от советского строя, или война. Словом, званый обед для диссидентов замышлялся важной пропагандистско-политической акцией. Недоставало лишь личности, способной придать этой затее должные лоск и звучание. Те 7–8 фамилий, что значились в списке приглашённых, ни уму, ни сердцу рядового американского потребителя ничего не говорили. И вот новое сообщение: обед с Рейганом почтит Александр Солженицын. Интерес к обещанному мероприятию мигом возрос: остальным приглашённым Солженицын был не чета, объяснять американцам, кто он и что он, не требовалось. Сказать, что он стал в США властителем дум, было бы преувеличением (там вообще к литературе подход иной, чем у нас). Тем не менее кое-где «Архипелаг ГУЛАГ» даже включили в список внеклассной литературы для тамошних школьников. И это при том, что других современных произведений русскоязычных авторов подавляющее большинство американцев не знало, да и знать не желало, в чём я не раз убеждался в теле- и радиодискуссиях с местными чиновниками, политологами и журналистами. Обещанный визит Солженицына в Вашингтон подавался наподобие того, как заокеанское телевидение рекламирует мыльные оперы: прервёт ли русский отшельник своё многолетнее добровольное заточение? готов ли он отречься от ереси, приведшей к его отлучению от американского общества? состоится ли, таким образом, его примирение с местным образом жизни и мыслей?.. Ещё пуще любопытство публики раздразнили слухи о том, что в Белом доме колеблются: звать-таки Солженицына в гости или не звать? Тут опять дам некоторые пояснения, исходя из того, что видел и читал сам. (До командировки в Соединённые Штаты я пять с половиной лет проработал в Канаде, так что практически вся жизнь Солженицына за океаном – в той, разумеется, части, какая предавалась огласке, – протекала на моих глазах.) По приезде в США Солженицын поселился в самом что ни на есть медвежьем углу – малюсеньком, нанесённом лишь на самые крупномасштабные карты городке Кавендиш в столь же крошечном штате Вермонт. Край этот славится первозданной природой и слывёт исконной обителью янки, но Солженицыну, должно быть, приглянулся тем, что напоминает Русский Север, а расположен вдали от шума и суеты американской жизни. В поисках полного уединения писатель наглухо отгородился даже от немногочисленных – менее полутора тысяч душ – жителей Кавендиша, купив два гектара земли с непривычным для американцев забором, жилым коттеджем и трёхэтажным зданием, где в придачу к рабочим помещениям оборудовал часовню и классную комнату для занятий со своими детьми, – и с тех пор не казал оттуда носа. Соседи Солженицына не на шутку обиделись. В США принято в пределах своего «комьюнити» активно друг с другом общаться, а здесь в кои-то веки мировая знаменитость пожаловала – и на тебе, нос от местных воротит. Когда волна недовольства докатилась до усадьбы Солженицыных, её хозяин послал жену на воскресную службу в поселковую церковь – объясниться с народом. Там она поблагодарила жителей Кавендиша за гостеприимство и призвала с пониманием отнестись к поведению мужа, полностью поглощённого литературным трудом. Поскольку американцы и сами народ работящий, общественность Кавендиша полученными разъяснениями удовольствовалась. Зато Курт Воннегут в интервью одной из американских газет об образе жизни русского собрата по перу отозвался неодобрительно: «Он не интересуется своими соседями, он всё ещё как бы в СССР». Только ли в одержимости Солженицына своими грандиозными литературными замыслами было дело? Думаю, нет. И тут самое время вспомнить его выступление в 1978 году в Гарвардском университете и то, что за этим последовало. К тому времени слава Солженицына в США достигла апогея. Триумфально обставили и его визит в самый престижный американский вуз, куда его пригласили, чтобы вручить почётный диплом. Тысячи людей, невзирая на дождь, собрались в сосновой роще поглазеть на легендарную личность, бросившую вызов системе, к которой американцы в ту пору относились с враждебной подозрительностью. Апофеозом должна была стать речь виновника торжества – её предвкушали будто слово пророка. Во френче, с необычной, по американским стандартам, окладистой бородой и той особой духовностью в облике, какой выделяются православные верующие, Солженицын в тот день и впрямь походил на пророка. Когда славословия в его адрес смолкли и он достал из нагрудного кармана текст выступления, толпа затаила дыхание, взирая на своего кумира с умилённым восторгом. Схваченное телекамерами, это общее выражение лиц держалось на экране ещё минут десять, пока выступавший через переводчицу воздавал хвалу тем, кто его поддержал в годину испытаний. Но потом Солженицын перешёл к сути дела, и телеобъектив зафиксировал незабываемую метаморфозу: лица присутствовавших стали вытягиваться, мрачнеть, каменеть. Тишина, с какой внимали оратору, из упоённой сделалась гнетущей, с телеэкрана почти ощутимо повеяло холодом отчуждения. Через пару дней, оправившись от шока, заокеанская пресса сменила милость на гнев и разразилась откликами, смысл которых сводился к тому, что Солженицын на поверку оказался-де человеком неблагодарным, строптивым, совсем не таким, каким они его себе представляли. Зато теперь, мол, стало понятно, что он замшелый консерватор, монархист и чуть ли не крепостник. После чего о нём ни слуху ни духу на долгие годы. Чем же Александр Исаевич американцам так досадил? А тем, что пренебрёг одной их особенностью: крайне болезненным восприятием критики в собственный адрес. В США плюрализм мнений даже в те времена имел не столь уж широкие, как казалось со стороны, рамки. Солженицын же посмел за них выйти, пустившись в рассуждения о достоинствах и недостатках западной демократии. Отметив, что на Востоке люди беднее в материальном отношении, зато богаче в духовном, чем люди на Западе, он упрекнул последних в гордыне: привыкли всех и вся мерить на свой аршин и считают собственное общество образцом для подражания. Между тем, по Солженицыну, в западной модели демократии нарушен закон равновесия прав и обязанностей, за что она расплачивается падением нравственности. Вот, стало быть, что предшествовало приглашению Солженицына на приём в Белый дом четыре года спустя, вот почему там, не особо стесняясь, прикидывали, что будут с этой встречи иметь, и вот отчего вся эта история вызвала в США такой резонанс. Тем сильнее оказался конфуз, когда Александр Исаевич на президентский обед не явился. Тогда уязвлённая администрация Рейгана распустила слух: мол, Солженицын не пожелал сесть за один стол с остальными диссидентами из-за... своего антисемитизма. Что-что, а манипулировать прессой Белый дом умел. Солженицын, однако, предпринял ответный ход, через жену предложив газете «Вашингтон пост» опубликовать текст своего письма Рейгану с изложением истинных причин отказа принять приглашение на званый обед. Газета находилась в оппозиции к главе Белого дома и тут же напечатала сей примечательный документ под заголовком «Солженицын отвечает Рейгану: «Покорно благодарю». Своё послание президенту США Александр Исаевич снабдил грифом «лично, конфиденциально», из чего следовало, что для посторонних глаз оно не предназначалось, пока привходящие обстоятельства не побудили автора предать его огласке.
«Дорогой господин Президент! Я восхищаюсь многими аспектами Вашей деятельности, радуюсь за Америку, что у неё наконец такой Президент, не перестаю благодарить Бога, что Вы не убиты злодейскими пулями (имеется в виду покушение на Рейгана, совершённое 30 марта 1981 года Джоном Хинкли. – А.П.). Однако я никогда не добивался чести быть принятым в Белом доме – ни при Президенте Форде (этот вопрос возник у них без моего участия), ни позже. За последние месяцы несколькими путями ко мне приходили косвенные запросы, при каких обстоятельствах я готов был бы принять приглашение посетить Белый дом. Я всегда отвечал: я готов приехать для существенной беседы с Вами, в обстановке, дающей возможность серьёзного эффективного разговора, – но не для внешней церемонии. Я не располагаю жизненным временем для символических встреч. Однако мне была объявлена (телефонным звонком советника Пайпса) не личная встреча с Вами, а ланч с участием эмигрантских политиков. Из тех же источников пресса огласила, что речь идёт о ланче «для советских диссидентов». Но ни к тем, ни к другим писатель-художник по русским понятиям не принадлежит. К тому же факт, форма и дата приёма были установлены и переданы в печать прежде, чем сообщены мне. Я и до сегодняшнего дня не получил никаких разъяснений, ни даже имён лиц, среди которых приглашён на 11 мая. Ещё хуже, что в прессе оглашены также и варианты, и колебания Белого дома, и публично названа, а Белым домом не опровергнута, формулировка причины, по которой отдельная встреча со мной сочтена нежелательной: что я являюсь «символом крайнего русского национализма». Эта формулировка оскорбительна для моих соотечественников, страданиям которых я посвятил всю мою писательскую жизнь. Я – вообще не «националист», а патриот. То есть я люблю своё отечество – и оттого хорошо понимаю, что и другие также любят своё. Я не раз выражал публично, что жизненные интересы народов СССР требуют немедленного прекращения всех планетарных советских захватов. Если бы в СССР пришли к власти люди, думающие сходно со мною, – их первым действием было бы уйти из Центральной Америки, из Африки, из Азии, из Восточной Европы, оставив все эти народы их собственной вольной судьбе. Их вторым шагом было бы прекратить убийственную гонку вооружений, но направить силы страны на лечение внутренних, уже почти вековых ран, уже почти умирающего населения. И уж конечно открыли бы выходные ворота тем, кто хочет эмигрировать из нашей неудачливой страны. Но удивительно: всё это – не устраивает Ваших близких советников! Они хотят – чего-то другого. Эту программу они называют «крайним русским национализмом», а некоторые американские генералы предлагают уничтожить атомным ударом – избирательно русское население. Странно: сегодня в мире русское национальное самосознание внушает наибольший страх: правителям СССР – и Вашему окружению. Здесь проявляется то враждебное отношение к России как таковой, стране и народу, вне государственных форм, которое характерно для значительной части американского образованного общества, американских финансовых кругов и, увы, даже Ваших советников. Настроение это губительно для будущего обоих наших народов. Господин Президент. Мне тяжело писать это письмо. Но я думаю, что если бы где-нибудь встречу с Вами сочли бы нежелательной по той причине, что Вы – патриот Америки, – Вы бы тоже были оскорблены. Когда Вы уже не будете Президентом, если Вам придётся быть в Вермонте – я сердечно буду рад встретить Вас у себя. Так как весь этот эпизод уже получил исказительное гласное толкование и весьма вероятно, что мотивы моего неприезда также будут искажены, – боюсь, что я буду вынужден опубликовать это письмо, простите. С искренним уважением, С той поры Солженицын так и не припал на колено перед власть имущими США, как это, например, сделал – в буквальном смысле – Михаил Барышников на гала-концерте в честь переизбрания Рейгана президентом. Книги Солженицына продолжали издавать и переиздавать, но в силу высокой стоимости и низких тиражей они были доступны лишь страстным любителям беллетристики, а таких за океаном, по нашим меркам, немного. Та самая ситуация, которую в одной из теледискуссий со мной признал, оправдывая ограниченный кругозор соотечественников, тогдашний директор Информационного агентства США Чарльз Уик: «В нашей стране не существует запретов на публикации, но то, что публикуется, подчас имеет хождение лишь в узком кругу». Словом, в Соединённых Штатах у Солженицына не стало былого «паблисити». Лишь шесть лет спустя по случаю его 70-летия журнал «Тайм» напечатал интервью с ним, где было повторено многое из того, о чём говорилось в письме Солженицына Рейгану: не иссякает поток лживых слухов и домыслов, продолжают приклеивать ярлыки – «обскурантист», «монархист», «националист». В сущности, об этом Солженицын сказал ещё раньше, выступая в Гарвардском университете: «Безо всякой цензуры на Западе осуществляется придирчивый отбор мыслей модных от мыслей немодных – и последние, хотя никем не запрещены, не имеют реального пути ни в периодической прессе, ни через книги, ни с университетских кафедр». На нашем сайте читайте также:
|
