Мадонна блокады

[sigplus] Критическая ошибка: Папка галереи изображений TXTS/2015/26-06-olga_bergolc как ожидается будет относительно пути базовой папки изображений, указанной в панели управления.

"Никто не забыт, ничто не забыто". Эти строки Ольги Берггольц выбиты на стене мемориального комплекса "Пискаревское кладбище". В Российском государственном архиве литературы и искусства (РГАЛИ) с 1975 г. хранится личный фонд Ольги Федоровны, в том числе и дневники, которые она вела на протяжении всей жизни - с 1923 г. по 1971 г. - предельно откровенно, без самоцензуры и редактирования. Долгое время эти тетради находились на закрытом хранении. Сначала по распоряжению госорганов, затем по воле наследников. Рассказывает "Российская газета".

Научный коллектив РГАЛИ подготовил публикацию всего корпуса дневников О.Ф. Берггольц, но их издание начнется с военного цикла - "Блокадного дневника", который выходит в издательстве "Вита-Нова". Эти тетради, пронзительно откровенные, пугающе беспощадные к окружающим и к себе, дождались своего часа. После кончины Михаила Юрьевича Лебединского, сына Марии Федоровны Берггольц (сестры поэтессы), мы получили разрешение от жены Михаила Юрьевича, Галины Анатольевны Лебединской, официальной наследницы и распорядительницы архива О.Ф. Берггольц, начать подготовку к изданию. 24 июня в Музее современной истории России пройдет вечер памяти Ольги Берггольц, на котором будет представлен проект первого полного издания ее дневников.

Конечно, закономерно было бы опубликовать сначала записи детско-юношеского периода. Нарушить академическую традицию нас заставила незаживающая рана ленинградской трагедии - темы, до сих пор не изжившей своей остроты. В годы блокады Ольга Берггольц написала едва ли не самые проникновенные свои произведения - "Февральский дневник", "Ленинградскую поэму". О ее подвижнической работе на радио в дни войны сказано много, она заслуженно носила титул "Мадонна блокады", но что в эти страшные годы происходило в жизни и душе самой поэтессы, что она переживала, свидетелем чего была, о чем думала "под свист снарядов", знал только дневник.

* * *

Голод и смерть - важнейшие действующие лица в исторической драме. Опыт голода и выживания встроен в тело. В невыносимых условиях жажда выжить, не только физически, но и духовно, - самое главное. В дневниковом повествовании Ольги Федоровны Берггольц действительность с каждой страницей стремительно повышает градус страданий и делает еще более мучительным предощущение истинной трагедии. Читая ее дневники, особенно за 1941 г., поражаешься беспощадности в оценке собственных поступков. Но именно этот ежедневный суд над собой помогал ей выжить в этих нечеловеческих условиях.

{gallery}TXTS/2015/26-06-olga_bergolc{/gallery}

На страницах дневника она воспроизводит страшные картины осажденного города:

...Люди, падающие на улицах, страшнее падающих бомб. ...Смерть бушует в городе, он уже начинает пахнуть, как труп. Даже экскаваторы не справляются с рытьем могил, трупы лежат штабелями, в конце Мойки и в переулках, и улицы из штабелей трупов. Между этими штабелями ездят грузовики. ...Лед и адская стужа, и свирепые бомбежки сверху, - ад, ад, в том смысле слова, так, как из века в век представлял его человек".

Происходящее было настолько страшным, что иногда возникало желание все бросить:

Нет. Мне надо перестать вести дневник. Это садизм".

Но она продолжала день за днем записывать. Именно предельная откровенность этих записей сделала их на многие десятилетия закрытыми, хотя сама Ольга Федоровна послевоенные годы посвятила написанию автобиографической повести "Дневные звезды", в основе которой лежали именно дневники военных лет. С этими тетрадями была связана целая история. Во время очередной поездки Ольги Федоровны и ее мужа Г.П. Макогоненко на дачу в 1949 г. они заметили (или им обоим показалось), что их преследует черный автомобиль. Неудивительно, что они в ужасе пытались любым способом избавиться от опасных документов.

Из дневников О. Ф. Берггольц:

В день отъезда Юра прибежал из издательства дико взволнованный и сказал, чтобы я уничтожила всякие черновики, кое-какие книжонки из "трофейных" и дневники... мы поехали, ощущение погони не покидало меня... Обернувшись, увидела мертвенные фары, прямо идущие на нас, обернулась на какой-то раз и вдруг вижу, что это луна, обломок луны, низко стоящий над самой дорогой..."

На следующий день после мнимой погони дневники были прибиты к внутренней стороне дачной скамейки и навсегда приобрели эту отметку. Именно эти тетради Ольга Федоровна особенно берегла: хранила отдельно в закрытом ящике письменного стола или прибивала к обратной стороне кресла.

Окончательно архив О.Ф. Берггольц был приобретен в государственную собственность в начале 1985 г. В связи с рекомендациями Секретариата ССП и указаниями Главного архивного управления решено было поместить дневники на закрытое хранение. Что же так пугало чиновников в этих тетрадях? Ответ - в самих дневниках, которые О.Ф. Берггольц вела с девизом "Абсолютная честность и правда". Сегодня мы уже можем открыть их и прочитать эту книгу, книгу "радости и скорби".

***

Оленька, Лялька, как звали ее родные и друзья, родилась 16 мая (по старому стилю - 3 мая) 1910 г. в Петербурге, в семье уроженца г. Риги, заводского врача Фридриха Христофоровича Берггольца. Семья жила на рабочей окраине в районе Невской заставы. Мать - Мария Тимофеевна, младшая сестра - Мария (Муська), дедушка и бабушка, няня Авдотья. В доме всегда соблюдали пост и отмечали церковные праздники, именины, по воскресеньям семья посещала службу. С раннего возраста христианство для Оли не было просто красочной обрядовостью, и, несмотря на внешние обстоятельства, оно послужило основой ее мировоззрения и мировосприятия.

Я нашла то слово; теперь я готова. Это слово - любовь, любовь... Любовь великое слово: когда я повторяю его, - я возношусь на небо...

Хочется любить весь мир, все, все, все. Да я и люблю сейчас весь мир и все, все люблю... Боже, душа разрывается... Христос Воскресе! Весь мир!! Бог, великий, нескончаемый!"

В двадцатые годы в поэтической гостиной особняка возле Невского проспекта, среди взрослых литераторов, девочка с золотыми косами впервые читала свои стихи. Когда чтение закончилось, к девочке подошел известный детский писатель - огромный Корней Иванович Чуковский, обнял за плечи и пропел-прогудел: "Ну, какая хорошая девочка! Какие ты стишки прекрасные прочитала!" И повернулся ко всем: "Товарищи, это будет со временем настоящий поэт".

В 1926 г. ее приняли в комсомол, в том же году она окончила среднюю школу, сразу же пошла работать курьером в "Красную газету", ее первые стихи стали публиковаться в заводской стенгазете. Она поступила на Высшие курсы искусствознания при Институте истории искусств. На курсах читали лекции Борис Эйхенбаум, Юрий Тынянов, выступали Владимир Маяковский, Всеволод Мейерхольд, Николай Заболоцкий, Даниил Хармс.

В 1926 г. в литературной группе "Смена" она познакомилась с молодым поэтом Борисом Корниловым, незадолго до этого приехавшим в Ленинград из приволжского города Семенова, что под Нижним Новгородом. И в ее жизнь ворвалась первая большая Любовь. Ему - 19, ей - 16 лет. Дневник перестал быть "дневничком-дурачком", как шуточно называла его Ольга, он превратился в книгу-исповедь, в которую она заносила глубокие переживания, восторженные слова любви, не смея сказать их любимому.

Брак с Корниловым, от которого родилась первая дочь Ира, был счастливым, но коротким. Нелегкий быт, соперничество двух ярких индивидуальностей привели к разводу. Но первую любовь она не забудет никогда. Когда в 1938 г. Бориса Корнилова расстреляют по приговору за антисоветскую деятельность, Берггольц напишет:

Теперь - ты прав,

мой первый и пропащий,

пою другое,

плачу о другом...

Развод стал импульсом к активной самостоятельной деятельности. В 1931 г. Ольга Берггольц поступает на работу в газету завода "Электросила". Она знакомится с Горьким, чье покровительство придает ей уверенность в творчестве.

Так она встречает 1930-е годы, по ее выражению, "глухонемое время", не ведая, что уготовано ей судьбой пройти все круги ада и выжить, несмотря ни на что. Берггольц, как член Ленинградской ассоциации пролетарских писателей, со всей своей горячностью окунулась в гущу литературной борьбы. В это же время Ольга познакомилась со своим вторым мужем - студентом филологического факультета Николаем Молчановым. Стремительную жизнь не могло остановить даже рождение второй дочери Майи. Быт по-прежнему был спартанский: ели на столе, застеленном газетой, посуды в доме почти не было, а сама Ольга, как вспоминают, почти всегда ходила в красной косынке и кожаной куртке. Однако уже скоро на страницах дневников появляются записи (1932 г.), отражающие сомнения в правильности происходящего.

Люди живут плохо. Плохо живут люди. Тяжело жить. Злюсь и раздражаюсь, и недоумеваю. Скоро пятилетку будут вспоминать как годы гражданской войны... И как внедрить старые тягостные песни ("Я сегодня решила покончить с собой, Моя милая, добрая мама..."), которые вполголоса поют женщины, выключая радио, по которому передаются в массе засахаренные, слюнявые передачи".

Но все меркнет на фоне личной трагедии. В 1933 г. от острого инфекционного заболевания умерла младшая дочь Майя, а спустя три года, в 1936-м, от болезни сердца старшая Ирина.

О, девочки, дочки мои, Ирочка и Майка, ведь вы были, были у меня, какие ручки у вас были, какие ласковые. Все другое - тлен. Как могла я не беречь каждую минуту с вами? ...Эти четыре дня в больнице, эти глаза любимой доченьки, и невозможность спасти ее... маячит в памяти зрительной, как сидела она за сеткой кровати, как улыбалась. Господи, как она улыбалась!"

За смертью дочерей последовала тяжелая беременность, выкидыш, болезнь мужа. Но все это было только первым актом страшной трагедии. В 1937 г. Ольгу Берггольц исключают из кандидатов в члены ВКП(б), исключают из Союза писателей, начинается травля.

Я - точно отверженная. Меня жалеют, мне соболезнуют, со мною любезны и - меня сторонятся, жалеют нехорошо, как жалкую, и, наверное, несколько презирают, как брезгуют".

***

В декабре 1938 г. Ольга Берггольц по ложному обвинению была арестована.

Из материалов следственного дела:

Бергольц Ольга Федоровна, уроженка г. Ленинграда, русская, писатель была арестована 14 декабря 1938 г. УНКВД по Ленинградской области. Бергольц О.Ф. было предъявлено обвинение в том, что она являлась активной участницей контрреволюционной террористической организации, ликвидированной в г. Кирове, готовившей террористические акты над т. Ждановым и т. Ворошиловым; в том, что квартира Бергольц в г. Ленинграде являлась явочной квартирой террориста Дьякова Л.Д., который в 1937 г. приезжал к ней и совместно с ней намечал план убийства т. Жданова, т.е. в пр.пр. ст. 58-8, 58-10 и 58-11 УК РСФСР".

Беременная, она полгода провела в тюрьме, где после побоев родила мертвого ребенка. Позже она напишет о своей страшной трагедии:

Двух детей схоронила я на воле сама. Третью дочь погубила - до рожденья - тюрьма".

В июле 1939-го ее выпустили на свободу, по некоторым сведениям, благодаря заступничеству влиятельного тогда уже секретаря Союза писателей Александра Фадеева.

Тяжелые воспоминания, обиду и боль она изливает в дневнике, который продолжала вести после освобождения. Предельной откровенностью дышат эти строки. Немногие современники Ольги Берггольц решались доверять бумаге свои мысли:

Я еще не вернулась оттуда. Оставаясь одна дома, я вслух говорю со следователем, с комиссаром, с людьми - о тюрьме, о постыдном, состряпанном мне деле . Все отзывается тюрьмой - стихи, события, разговоры с людьми. Она стоит между мною и жизнью".

"Вынули душу, копались в ней вонючими пальцами, плевали в нее, гадили, потом сунули ее обратно и говорят: живи".

***

Духовным освобождением и периодом "жестокого короткого расцвета" для Ольги Берггольц стала война. Эта тема очень остро прозвучала в ее военных стихах: "Благодарю ж тебя, благословляю, жестокий мой, короткий мой расцвет" ("Дорога на фронт". 1942), "Я счастлива. И все яснее мне, что я всегда жила для этих дней, для этого жестокого расцвета" ("Твой путь". 1945).

Одной из первых в ее военном дневнике появилась такая запись:

Так вот, 22 июня 1941 года, когда была объявлена война, - тюрьма отошла и простилась. Не совсем, - я прятала эти дневники, и одна из первых мыслей была, что меня могут выслать или арестовать только за то, что я уже была арестована без всяких поводов. Но это быстро прошло. Я погрузилась в работу, другие - массивные мысли и чувства овладели душой, довоенная подавленность исчезла, что страшнее всего, что и у меня и у Коли совсем исчезло пресловутое томящее "чувство временности", как будто именно для этих гибельных дней войны мы и жили, ждали только ее".

В. К. Кетлинская, руководившая в 1941-м Ленинградским отделением Союза писателей, вспоминала, как в первые дни войны к ней пришла Ольга Берггольц - "что и где нужно делать? На вид - по-прежнему девочка, но девочка взволнованная и собранная, внутренне готовая и к страданию, и подвигу". Кетлинская направила Ольгу Берггольц в распоряжение литературно-драматической редакции ленинградского Радиокомитета. Ее тихий голос стал голосом долгожданного друга в застывших и темных блокадных ленинградских домах, стал голосом самого Ленинграда.

Помимо общего бедствия и невыносимых испытаний в жизни Берггольц происходила личная драма. В больнице от болезни, голода и общего физического истощения умирал муж - Николай, она разрывалась между Радиокомитетом и больницей. В состоянии бессилия и усталости ей стало трудно контролировать свои поступки, за которые она потом тяжко раскаивалась:

Во второе мое посещение госпиталя на Песчаной, - его опухшие руки, в язвах и ранах, - как он озабоченно подставлял их сестре, чтобы она перевязала их, и озабоченно бормотал, все время бормотал, мешая мне кормить его, расплескивая драгоценную пищу. И я пришла в отчаяние, в ярость и укусила его за большую опухшую руку".

***

В холодной квартире блокадного Ленинграда, под вой и грохот снарядов, ей хотелось тепла, простого человеческого участия. Сестра Муся и мать были в Москве, отец жил на другой стороне города, болел, и Ольга носила ему драгоценные крохи продовольственного пайка. В таком одиночестве она нашла лишь один способ почувствовать, что еще жива. Этим живительным источником стала любовь. В Радиокомитете вместе с ней работал Г.П. Макогоненко, возглавлявший в 1941-1942 гг. литературно-драматическое вещание и выполнявший функции редактора передач "Говорит Ленинград". Именно он стал ее большой любовью и третьим мужем. Но эта любовь была мучительна от того, что сердце терзало чувство вины и боль утраты. Николай Молчанов умер в больнице 29 января 1942 года. Его смерть и свою измену Ольга до конца жизни не могла себе простить.

Через полтора месяца после смерти мужа случилась еще одна беда - из Ленинграда выслали отца, работавшего в амбулатории и медпункте при Комбинате тонких и технических сукон. Официальной причиной являлась немецкая фамилия, но настоящей причиной был отказ Федора Христофоровича записывать рассказы больных и передавать их в органы госбезопасности. Ольга пыталась отстоять отца, но не смогла. Только после войны в 1947 г., в зените славы, ей удалось вернуть отца в Ленинград. Однажды Берггольц встретила "своего" следователя, который к этому времени стал главным прокурором города. Узнав ее, предложил: "Чем могу быть Вам полезен?" На ее просьбу сразу согласился, мол, какие пустяки. Измученный скитаниями, отец, вернувшись в Ленинград, вскоре умер в 1948 году.

***

Победу Ольга Берггольц встречала в ореоле "Ленинградской мадонны". Слава ее была оглушительна, были опубликованы лучшие ее книги - "Февральский дневник", "Говорит Ленинград" и "Ленинградская поэма". После войны наступила короткая передышка. Она ездила по стране, выступала со стихами военных лет, писала новые. Однако все чаяния на коренные изменения после Победы были разрушены. Ответом был торжествующий сталинский византизм... А в образе врага был интеллигент - "антипатриот, космополит, перерожденец". 14 августа 1946 г. вышло постановление Оргбюро ЦК ВКП (б) о журналах "Звезда" и "Ленинград", в котором писатель Михаил Зощенко и поэт Анна Ахматова назывались выразителями чуждой советскому народу идеологии, "гнилой безыдейности, пошлости и аполитичности". Ольга Берггольц со свойственной ей пылкостью бросилась в бой и угодила за это в некое "закрытое письмо", в результате чего ее книги подверглись критике со стороны руководителей Союза писателей Москвы и Ленинграда, а вскоре и вовсе оказались под запретом. Но она продолжала встречаться с Ахматовой, часто бывала у нее дома, прятала рукописи.

В этом духовном подполье она не хотела жить, важно было говорить и быть услышанной, необходимо было ощущать свою причастность к жизни страны, чувствовать свою нужность народу. В 1949 г. она отправляется в деревню Старое Рахино писать репортажи о послевоенной жизни и восстановлении хозяйства. И вот какие записи появляются в дневнике:

Все это в селе - победители, это и есть народ-победитель. Как говорится, что он с этого имеет? Колхоз все более отчуждается от крестьян. И это у тех, кто с верой и энтузиазмом отдали колхозному строительству силы, жизнь, нервы... Баба, умирающая в сохе, - ужасно, а со мной - не то же ли самое?"

Дневник, который вела Ольга Берггольц в Старом Рахине, поражает беспощадной жесткостью описания безысходных драм послевоенной деревни.

***

Вокруг Берггольц образовывалась пустота. Не выдержав пристрастия Ольги Федоровны к алкоголю, после долгих лет борьбы с ее болезнью ушел муж, Георгий Макогоненко. Из дневника:

Год назад Юра ушел от меня. Перед этим непрерывные его измены, одна пошлее другой, и моя нестерпимая ревность, и все чаще - запои и больницы. После разрыва с Юрой (окончательного, в этом я могу признаться себе) и общая идея исчезает окончательно, суррогатов для нее нет и не может быть. Человеческое и женское одиночество беспросветно".

В последние годы жизни Ольги Федоровны, по словам ее сестры, были только "боль, вино и одиночество". Позже она записывает в дневнике: "Передо мной обратный путь за Невскую и все, что тогда было..." И этот путь к Богу, к которому она все чаще, как в далеком детстве, обращается со словами любви и надежды:

* * *

Поэты часто любят повторять, что вся их жизнь, их биография - в их произведениях. Хочется добавить: и в дневниках, и в письмах...

• Расскажите об этом своим друзьям!

• «Мы недооценили противника»
  
  Когда руководству вермахта стало ясно, что блицкриг провалился.
• Крушение. Рассказ (ч.3)
  
  – Летать стали на «боингах», свои авиазаводы еле-еле существовали, и только потому, что армия не могла остаться без истребителей, бомбардировщиков. А профсоюз не помог и не вступился, он завял, о нем у нас даже никто не вспоминает. Вы-то лучше меня это знаете, – она понимающе взглянула на Свистунова. – Муж с завода не стал уходить, иногда по вечерам и даже в праздники занимался извозом на машине, как говорят у них, таксовал. Слава богу, гараж рядом с домом… удобно. Я ужасно переживала, потому что он чаще всего выезжал вечером, сейчас такой беспредел, бандит на бандите… Выживали кое-как, а потом неожиданно поступил заказ, и работа появилась, не в таком объеме, как раньше, но жить стало получше.
• Возвращение к Можайскому (ч.2)
  
  Подведу итоги сказанного ранее.
• Вначале была война: к 100-летию Иннокентия Смоктуновского
  
  Будущий народный артист СССР, один из лучших актеров советского кинематографа («король и шут в одном лице») родился 28 марта 1925 года в деревне Татьяновка – ныне это Шегарский район Томской области – в семье Михаила Петровича Смоктуновича и Анны Акимовны Махневой, в которой был вторым из шестерых детей.
• Крушение. Рассказ (часть 2)
  
  Дома Лариса встретила своего мужа с расстроенным выражением лица.
• Возвращение к Можайскому (ч.1)
  
  21 марта исполняется 200 лет со дня рождения Александра Федоровича Можайского.
• День весеннего равноденствия. Рассказ
  
  Это было не сегодня, а сегодня рассказано, то есть вошло в этот солнечный день, как явь. Могло случиться вчера, а не более пятидесяти лет назад, как на самом деле. Есть большая разница: одно – когда о чем-то рассказывает очевидец, другое – когда рассказывают о том времени, когда его очевидцев ни одного не осталось. В первом случае давнее полно неостывшего трепета, и слова, о нем сообщающие, наполнены воздухом и дыханием.
• До и после Колымы: дороги судьбы Георгия Жжёнова
  
  22 марта исполняется 110 лет со дня рождения народного артиста СССР Георгия Жжёнова.
• Можем повторить?
  
  Тема Второй мировой и Великой Отечественной войн, казалось бы, по своему масштабу несовместима с конъюнктурщиной и суетливостью.
• Достойны, но не удостоены. Герои-фронтовики без звезды Героя
  
  Еще в апреле 2020 года дума Иркутска обратилась к руководству страны с инициативой о присвоении посмертно звания Героя Российской Федерации уроженцу Прибайкалья, летчику Николаю Ковалеву за подвиги, совершенные в период Великой Отечественной войны.
• Крушение. Рассказ
  
  Он пришел домой подавленным. Работы больше нет. Вставали простые жизненные вопросы: на что жить, есть, пить. Нависла пустота, в душе пропасть, казалось, что наступила непоправимая безвыходность.
• «Лучший образ Остапа Бендера»: памяти Сергея Юрского
  
  К 90-летию со дня рождения Сергея Юрского.
• Ползучая интервенция или как выжить пенсионеру
  
  Точнее было бы назвать эту статью «Вопль беспомощного пенсионера!». А заодно и засвидетельствовать еще, что та ценовая интервенция, которая и невооруженным глазом видна каждому и повсюду на ценниках, вовсе даже и не ползучая, а прямо-таки скачущая во весь опор!
• Взвод младшего лейтенанта
  
  Дмитрий Гаврилович Сергеев (07.03.1922 – 22.06.2000) после окончания Омского пехотного училища в звании младшего лейтенанта воевал на Брянском фронте командиром стрелкового взвода. В составе 1-го Белорусского фронта дошел до Берлина. Был награжден орденом «Отечественной войны» II степени, медалями «За боевые заслуги», «За взятие Берлина».
• Золотая пилюля
  
  Ох, и дорого же стало болеть в нашем «социально ориентированном государстве»! Я уж не говорю про «гениально» организованную систему медицинской помощи, когда граждан просто толкают обращаться в платные клиники из-за того, что в государственных не хватает врачей.
• Тонкий стиль, изысканность манер: к 100-летию Юлии Борисовой
  
  Юлию Борисову считают настоящей легендой, ослепительной звездой театральной сцены. Таких актеров, как она, единицы, но благодаря их творчеству этот мир становится светлее и добрее. В Борисову были влюблены все ее партнеры, но она ни разу не предала тех, кого любит – ни семью, ни родной театр, которому отдала семьдесят лет своей жизни.
• За любовь, за женщин, за весну…
  
  В заботах и делах как-то незаметно пришла весна. А с нею март и праздник, посвященный нашей дорогой и любимой половине человечества – мамам, женам, подругам, сестрам, дочерям… И, конечно же, ее Величеству Любви.
• Есть женщины в русских селеньях… памяти Риммы Марковой
  
  К столетию со дня рождения актрисы Риммы Марковой.
• Россия и Гражданская война
  
  105 лет назад, 7 марта 1920 года части Красной армии вошли в Иркутск.
• Жил, как воевал
  
  Одним из первых наших земляков, вступивших в бой с фашистами, был уроженец Зимы Георгий Александрович Ибятов (1908–1998). Он встретил войну под Брестом, контуженным попал в плен, бежал и сражался в партизанском отряде до конца войны. Ему бы домой, к родным, а воина-победителя в… фильтрационный лагерь. Разобрались, выпустили, реабилитировали и... наградили орденом. Жестокие удары судьбы его не сломили и не озлобили. Сибиряк жил, как воевал, – по чести и совести, став легендой иркутского спорта.