Косыгин и Брежнев: разные по характеру, деловым качествам и не друзья |
Михаил Смиренский, argumenti.ru |
09 Декабря 2021 г. |
Когда речь заходит об эпохе правления СССР Леонидом Брежневым, неизменным уточнением тех лет тут же звучит слово «застой», с чем лично я абсолютно не согласен. Хотя бы потому, что экономика СССР находилась тогда в руках Алексея Косыгина – человека одаренного, уже побывавшего и успешным главой Госплана, и не менее успешным премьером правительства РСФСР, прошедшим школу сталинской экономики во время войны. Застой и полный развал советского наследия начался после прихода к власти велеречивого Горбачева и хронического алкоголика Ельцина. Брежнев и Косыгин: кто кого?Уровень советской экономики, на который Алексей Косыгин вывел страну, был столь функционален и прочен, что ни проамериканский Горбачев со своими «агентами влияния» Яковлевым и Шеварднадзе, ни запойный истерик Ельцин и Ко, как ни старались, не смогли убить ее окончательно. Одна лишь «оборонка» в СССР была для американцев на недосягаемой высоте, что бесило янки в погонах неимоверно, но... Противопоставить хоть что-то более значимое их военная промышленность была просто не в силах, что, кстати, наблюдается и сейчас, при Владимире Путине. Именно при Косыгине начали формироваться наши военно-космические силы, стремительно строились подводные ракетные атомоходы, советские боевые корабли вышли, к ужасу американцев, на постоянную службу в Мировой океан. Когда большой противолодочный корабль (БПК) Северного флота «Кронштадт» (на котором автору затем довелось служить) впервые вошел в Средиземное море, где до того блаженствовали лишь корабли 6-го флота США, янки были настолько обескуражены, что тут же запросили советского командира нелепым сигналом: «Что вы тут делаете?», на что немедленно получили полный флотского изящества ответ: «Что надо, то и делаем!». Именно тогда в США поняли, что битва за господство в Мировом океане ими проиграна в пользу СССР. С этим ощущением они (как и весь блок НАТО – авт.) живут и по сей день, по-клоунски размениваясь в угоду немощной Украине на дешевые театральные провокации в Черном море, ради поляков и литовцев – на Балтике, и время от времени теоретически замахиваясь на наш Северный морской путь и даже Арктику. Пусть их... Им ведь надо чем-то отчитываться перед своими налогоплательщиками и конгрессом – куда тратятся «военные» миллиарды из американского бюджета? Вранье в таких ситуациях – лучший способ, и американцы им владеют! Безусловно, генсек Брежнев, видевший и понимающий причины стабильно высокого роста авторитета своего премьера Косыгина, ревновал его, но... сделать ничего «против» не решался: сам был пугающе безграмотен не только экономически, но и грамматически, т.к. писал даже служебные записки без запятых. «Экономика должна быть экономной» - высший перл Брежнева, озвученный им же на каком-то партийном шабаше, забавляет экономистов всего мира до сих пор. Алексей же Косыгин, по поручению Сталина в 1941 г. организовавший и осуществивший без потерь масштабную эвакуацию советских заводов на восток страны, где они сразу же начали давать необходимую фронту продукцию, был немногословным блестящим практиком. Мало кто знает, что и «Дорога жизни», и снабжение продовольствием блокадного Ленинграда, чуть было не сданного немцам «красным маршалом» Ворошиловым, - полностью заслуги Алексея Николаевича. При этом ни он сам, ни придворные писатели не творили ему бравурных послевоенных мемуаров типа «Как я спасал Ленинград»: Косыгин был человеком не только стальной партийной закалки, но и просто скромным и порядочным, не любившим помпы и шумихи. Эту нишу полностью освоил генсек Брежнев, обожавший приемы, застолья и свет софитов: его трилогия «Малая Земля», конспектированием которой нас мучили еще в школе, снится мне иногда и сейчас. Брежнев любил охоту, часто внезапно с членами политбюро уезжавший в кремлевский заповедник «Завидово», где без устали стрелял по прикормленным животным. Косыгин же любил греблю на байдарке – одиночке. Брежнев устраивал шумные застолья, Косыгин на отдыхе предпочитал длительные одиночные прогулки, особенно в горах. Компанию ему составляли лишь необходимые по чину охранники, деликатно державшиеся на расстоянии. Известен случай, когда премьер, отдыхая на госдаче в подмосковном Архангельском, после длительной пешей прогулки по местным липовым аллеям, вознамерился пройти на режимную территорию. Контролер на КПП потребовал от премьера... пропуск, которого у того при себе не оказалось. – А вы меня не узнаете? – растерянно спросил Косыгин. « - Узнаю» - ответил тот, - «но без пропуска не имею права пропустить на территорию!» Охранники Косыгина, расчехлившие уже было свои «стечкины», были остановлены премьером. « - Этот человек прав! – сказал Алексей Николаевич. – Потрудитесь принести сюда мой пропуск.» Пока кто-то из службистов бегал в апартаменты члена Политбюро за необходимым документов, сам премьер с интересом беседовал о чем-то с принципиальным контролером. Будучи человеком максимально самодисциплинированным, Косыгин уважал это качество и в других. Пропуск принесли, Косыгин предъявил его и прошел на спорную территорию. « - Не вздумайте наказывать этого человека! – строго сказал премьер сбежавшемуся к месту конфликта начальству. – Лучше берите с него пример... А вас я благодарю за службу» - сказал Косыгин ошалевшему от ситуации принципиалу. На том и разошлись. Да, Косыгин и Брежнев были абсолютно разными и по характеру, и по деловым качествам людьми. Они не были друзьями (впрочем, это понятие для высшей кремлевской знати никогда не было в чести: со времен Сталина дружить в Кремле считалось делом смертельно опасным – могли заподозрить в сговоре со всеми «вытекающими» - авт.). Но именно этот разнохарактерный дуэт позволял на протяжении многих лет держать т.н. «партнеров» на Западе в постоянном нервном напряжении. – «Эти почтенные кремлевские старцы...» - так частенько западные СМИ называли в своих публикациях членов советского Политбюро. Называли без ерничества, а с уважением. Слово «санкции» отсутствовало тогда не только в дипломатическом сленге, но и, похоже, даже в словарях... Брежнев, в душе смирившись с тем, что и на международных переговорах Косыгин выглядит более убедительным и более влиятельным переговорщиком для западных лидеров, разделил и внешнюю политику «на двоих»: себе оставил нехлопотное общение с социалистическими вассалами, Косыгину же поручил «нагибать» капиталистов. Еще не вошедший пока в Политбюро глава МИДа Громыко был подчиненным премьера и именно тогда будущий «мистер нет» в полной мере познал всю железную волю и сталинскую хватку Косыгина. Не обошлось и без конфликтов... Два «мистера нет» и весельчак Брежнев.Андрей Громыко шагнул в большую дипломатию при Сталине, став в 1939 г. зав. отделом американских стран Народного комиссариата иностранных дел. Вскоре с согласия Сталина, заметившего молодого дипломата, его направляют в советское посольство в Вашингтоне. Уже в 1943 г. – самые сложные годы войны, когда лукавые американцы высчитывали, что им выгоднее: открывать «второй фронт», либо наблюдать из-за океана, как СССР в одиночку будет воевать практически со всей профашистской Европой, Громыко назначают полпредом (т.е. послом – авт.) СССР в США. Тогда-то выходец из простого белорусского села Старые Громыки и получил от западных коллег почетное и уважительное прозвище «мистер нет» за непримиримость и твердость при отстаивании советских позиций на важнейших переговорах. Именно Громыко вел секретные переговоры по организации встреч «на высшем уровне» в Ялте, Тегеране и Потсдаме. Лично контролировал процесс создания ООН и, не смущаясь, пускал в ход свое знаменитое «нет», если кто-то из участников (чаще всего – американцы и англичане) пытался ущемить позиции СССР. В те годы Громыко, пожалуй единственный из полпредов, получил право оперативно общаться со Сталиным напрямую, минуя министра иностранных дел СССР. При всей своей внешней сухости и безэмоциональности, Андрей Громыко не был лишен и чувства юмора, которым пользовался «редко, но метко». Например, в ходе каких-либо тяжелых переговоров он, дав оппонентам выговориться и уже было почувствовать свое якобы превосходство, молчавший подавал негромкую реплику: «Прошу принять небольшую поправку и добавить в окончательный вариант документа частицу «не». Это был высший мастер-класс и для советских, и для западных дипломатов, среди которых авторитет Громыко был очень высок. Косыгин, в подчинении которого, как премьера, тогда находился и МИД, прекрасно понимал, что Громыко как подчиненный, хоть и воспитанный в сталинском чинопочитании, тем не менее, человек самолюбивый, высоко профессиональный и с безупречной деловой репутацией на Западе. А так как именно Косыгину Брежнев делегировал право вести важные переговоры с представителями капиталистических стран, Алексей Николаевич понимал, что в его невольном дипломатическом тандеме с подчиненным министром вполне возможен «профессиональный конфликт интересов». Так и случилось. В 1966 г. Косыгин вел тяжелейшие переговоры с пакистанскими и индийскими властями, выступив посредником в их затянувшемся кровопролитном конфликте. Для этого в Ташкент прилетели премьер-министр Индии Лала Бахажур Шастри и президент Пакистана Мухаммед Айюб Хан. Вместе с Косыгиным на переговорах был, конечно, и Громыко, которого наш премьер, скорее сознательно, от непосредственного участия в дискуссиях негласно отстранил, оставив ему роль наблюдателя. По сути Косыгин на тех переговорах стал таким же мистером «нет», только по отношению к своему министру. Громыко промолчал, но обиду запомнил. Как вспоминают участники той встречи, переговоры, которым советский премьер задал неимоверно высокий ритм, проходили чрезвычайно тяжело: несколько дней с минимальными перерывами на сон и перекусы и высочайшим напряжением, где позиции каждой из сторон приходилось проговаривать буквально побуквенно. В конечном итоге Косыгину все же удалось убедить двух лидеров заключить перемирие и прекратить затянувшееся кровопролитие. В США, где за переговорами следили особо ревностно и не скрывая мечтали о том, чтобы СССР как посредник их провалил, хоть с завистью, но признали их итог как блестящую победу советской дипломатии. Впрочем, эта победа была сильно омрачена внезапной смертью индийского лидера Бахажура Шастри, у которого от напряжения случился инфаркт. На его похороны в Индию полетели Косыгин и Громыко. Там, после какой-то очередной официальной встречи, когда советская делегация уже рассаживалась по лимузинам, Андрей Громыко растерянно подошел к Косыгину: «Алексей Николаевич, я... папку с документами случайно оставил на столе в комнате переговоров. Подождете меня?..» - Забыли папку? Ну и ищите ее. А в резиденцию добирайтесь как хотите. - Косыгин хлопнул дверью лимузина и кавалькада церемонно выехала на улицу, оставив растерявшегося и, конечно, уязвленного Громыко во дворе. Папку он, слава Богу, нашел там, где и оставил. В резиденцию добрался на какой-то случайной машине. Жестоко? Конечно. Справедливо? Не уверен. Когда в резиденции Косыгин увидел вернувшегося с папкой Громыко, то не сдерживаясь, при всех, громко спросил того: «Ну что, о секретах наших уже наверное весь мир знает?». Громыко снова промолчал. Похоже, эта ситуация была тем редким случаем, когда тоже застегнутый на все пуговицы Косыгин все же личной эмоции «хочу» позволил взять вверх над корпоративным советским «надо». Громыко он недолюбливал. Впрочем, на внешнеполитических позициях СССР это не отразилось. Но искусный дипломат Громыко прекрасно понял, что в одиночку в этом служебно-личном противостоянии ему не уцелеть и по возвращении в Москву приложил все силы, чтобы войти в ближайшее окружении генсека Брежнева. Ему это удалось. Каким образом? По существующим международным стандартам первыми и абсолютно-властными лицами государств признавались президенты, короли и премьеры. Такой малопонятной должности как «генеральный секретарь» в этом списке, увы, не было. Понимал это и Брежнев. Знал это, конечно, и Громыко. Именно он поставил своей главной задачей поднять мировой авторитет именно «генерального секретаря» на непререкаемый уровень «равного среди равных». Ему это удалось и вскоре на Западе смирились с тем, что главой всего и вся в таинственном СССР является не премьер, но именно «генеральный секретарь КПСС». Брежнев в благодарность сразу ввел Громыко в высший ареопаг власти – Политбюро, сделав того по сути недосягаемым для премьера Косыгина, а МИД – самостоятельным и важнейшим политическим органом, подчиненным непосредственно генеральному секретарю. Косыгин понял, что этот локальный кадровый поединок он проиграл. И ничто человеческое им не чуждо...Алексей Косыгин как и Андрей Громыко, были по-настоящему кремлевскими долгожителями, проработав в высших эшелонах власти и при Сталине, и при Хрущеве, и при Брежневе... Сталин Косыгина ценил за работоспособность и отсутствие тяги к какой-либо сопутствующей большой власти роскоши. Хрущев часто злился тем, что немногословный Косыгин молча саботировал его волюнтаристские шатания в сельском хозяйстве, а подчас не стеснялся и поправлять I секретаря ЦК с четырьмя классами образования при принятии важных экономических решений. При этом Косыгина раздражали чрезмерная болтливость и упрямство Хрущева, в том числе – и на международном уровне. Карибский кризис зримо доказал, что Косыгин раздражался не зря... Участвовал ли Косыгин в подготовке и снятии Хрущева с его должностей в 1946 г.? Скорее всего – «да». Вспоминает многолетний управляющий делами Совмина Михаил Смиртюков. - «... Когда в 1964 г. за несколько месяцев до отправки на пенсию Хрущев в очередной раз уехал из Москвы, я предложил Косыгину восстановить Свердловский зал Кремля в первозданном виде, т.к. в нынешнем состоянии в нем была слабая акустика. «А если Никита Сергеевич будет не доволен, говорю, свалим все на меня». Косыгин обиделся: «Почему же? Решаем вместе, и отвечать будем вместе». И добавил: «Если будет перед кем...» Конечно, Косыгин был в курсе того, что Хрущеву готовят отставку: уж очень тот разозлил весь цэковский аппарат своим волюнтаризмом и безграмотностью. Говорят, что и сам Косыгин перед его отставкой вел разъяснительные беседы на эту тему с доверенными чиновниками из республиканских министерств. Характерно, что ни один из собеседников на Косыгина не донес. По воспоминаниям соратников Алексей Косыгин, фанатично преданный делу, в быту был человеком простым, хорошим собеседником и с отличным чувством юмора. Не терпел никакого подхалимажа и тем более – каких-либо подношений. Однажды наш дипломат через помощников презентовал ему дорогое охотничье ружье известной немецкой фирмы. Такие же он перед этим занес Брежневу и Подгорному. Те были рады и подарок конечно приняли. Вообще, у Брежнева на Кутузовском проспекте, где он проживал с семьей, была еще одна отдельная квартира «для подарков», где его жена Виктория Петровна тщательно сортировала и раскладывала наиболее ценные подношения мужу. У Косыгина, конечно, ничего подобного не было и в помине. Когда помощник попытался передать ему дареное ружье, Косыгин велел немедленно вернуть его тому самому дипломату – дарителю, добавив, что подобный подарок он может посчитать и взяткой. Говорят, дипломат, услышав такое, слег с сердечным приступом. Вообще, Косыгин в профессиональном общении был человеком непростым. Он лично и весьма придирчиво отбирал кадры в аппарат Совмина, вплоть до начальников управлений и при этом никогда не ошибался в протеже. Никогда не шел на поводу у высокопоставленных партаппаратчиков, желавших сунуть на «теплое местечко» кого-нибудь из друзей или родственников. Конечно, это вызывало раздражение, в том числе и у Брежнева, которому обиженные косыгинской несговорчивостью партаппаратчики регулярно «капали на мозги». Ко всему прочему, Косыгин своим личным указанием приказал всем директорам крупных советских заводов не пускать в свои дела местных партийных князьков, что лишало тех возможности сочинять бравурные приписки в Кремль. Эта инициатива, конечно, подавалась Брежневу чуть ли не как антипартийный саботаж премьера и вызывала у генсека сильное раздражение. Это раздражение и грамотное цэковское наушничество брежневского окружения делало отношения двух первых лиц страны все более сложными. Экономические реформы, проводимые Косыгиным, стали зримо тормозиться даже союзным Минфином. Конечно, все это отражалось и на здоровье премьера: начались проблемы с сердцем и легкими. Вообще, в биографии Косыгина был один случай, который, не имея отношения к его профессиональной деятельности, сильно подорвал здоровье премьера. Косыгин очень любил одиночную греблю на байдарке. Как-то он выгреб на середину Москвы-реки около своей резиденции в Архангельском. Охрана почему-то замешкалась и отстала. Внезапная волна... перевернула неустойчивую байдарку. Косыгин оказался под водой. Оперативно выбраться из лодки самостоятельно у него не получилось, благо, что подоспела охрана и вытащила уже потерявшего сознание премьера из воды. На берегу ему экстренно сделали искусственное дыхание и запустили уже остановившееся сердце. Подоспели медики. Клиника. Реанимация. Спасли. Но бесследно этот инцидент для изношенного сердца Косыгина не прошел. Вскоре у него случился инфаркт. Затем – второй. Оба тяжелые. Но Косыгин выкарабкался и в оба эти раза. Он восстанавливался в ЦКБ, когда ему позвонили из ЦК и передали просьбу Брежнева подать заявление об отставке. Этого звонка Алексей Николаевич Косыгин, блестящий экономист, патриот и реформатор не пережил: третий инфаркт оборвал его жизнь. Это случилось 18 декабря 1980 г. Брежнев пережил своего заклятого премьера на два года... На нашем сайте читайте также:
|
|