Альбом Риммы Конопаткиной (часть2) |
05 Февраля 2015 г. |
Иван метнулся в самую деревню – расспросить местных жителей: может кто временно на постой его многочисленную семью пустит. И вышла радость – один мужичёк сквозь прищур из-под кустистых бровей долго-долго разглядывал Ивана, вроде, как лошадь али корову покупал, потом крякнул и рубанул: – А чаво! Живите вон в том сарае. Тёплый он и не протекат. Лесу у нас полно. Глядишь, к зиме хату свою поставишь. Народ у нас добрый. Подмогут, чем могут. За пряслами земли не меряно. Раскопай огород да насади. Поторопись, можа, что ещё и нарастёт к зиме – картошка аль репа... Так и вышло. И дом Иван поставил, и огород засадил. Семенной картошки прикупил, а семена репы, свёклы и другой мелочи с собой Авдотья смекнула и прихватила. Вскоре все соседи прознали, что Авдотья мастерица по шитью. Тут и машинка швейная пришлась кстати, которую еле уговорила Ивана взять с собой. Обшивать стала всех нуждающихся. А заказов было – пруд пруди. И платили кто продуктами, кто денежкой. Вот так и кормились Конопаткины безбедно. Река Бирюса, на берегах которой посёлок притулился, кормилицей была. Берега её изумрудные чем только не заросли – ветреницей, калужницей, медуницей. Пройти спокойно по лугам невозможно – то и дело вспархивали из гнёзд разные птицы, потомство высиживая. Мальчишки погодки Леня и Анатолий удочки смастерили. Опыту поднабрались у деревенских ребятишек – приглядывались – какую наживку насаживать на крючки надо и мест приметных тайных навыведавали у новых друзей. И пошло-поехало! Иной раз щук, карасей столь натягают, что девчонки ворчат: – опять рыбу чистить. Надоело! Зато матушка не поспевала радоваться – тут тебе и жарёха, и ушица, и на пироги хватало. Всё удалось Ивану Конопаткину – и дом опять загляденье, и хозяйство справное. Живи да радуйся. А народ покладистый, казалось, со всей России здесь прижился. Рядышком селились украинцы, татары, буряты и белорусы. Хозяйства каждый по своему умению ладил – кто скот разводил, кто хлеб сеял, а кто картошкой свои наделы засаживал. Раздолье и труд в радость. Дом родной – интернат Пришло время детей в школу отдавать. Проблем с этим не было. В соседней деревне школа-интернат находилась, правда, далековато – километрах в пятнадцати-двадцати. Обеспечивали здесь жильём всех приезжавших из окрестных деревень детей от начала до конца учебного года. По очереди суетихинцы со своих подворий выделяли лошадку, садили ребятишек на телегу. Соломки подстилали, чтоб помягче было. Дороги-то тряские! И весь скарб необходимый сюда же и нагружался – одежонка, обутки, пропитание немудрящее на первую пору. Так и выросли, выучились писать и считать Конопаткины. Римме, живой и общительной девчонке, совсем не трудно было привыкать к новому месту жительства. Слёз горьких не проливала, когда повезли её вместе с другими суетихинскими ребятишками на телеге в последний день лета за несколько километров в другую деревню, где находилась школа. Когда-то в этом доме жил богатый сибирский купец. На диво были сооружены хоромы – большие светлые окна, стены из округлобокастых ошкуренных сосен, проконопаченных, сияющих солнечной желтизной, и крыльцо узорчатое. От всего этого веяло уютом и теплом. Шел 1934 год. Римме пошёл восьмой год, время тянуть не к чему было. В первый класс определили её осваивать грамоту и арифметику. Все эти науки давались девочке без особого труда. Очень интересными оказались занятия в танцевальном кружке и в школьном хоре. И замелькали её косички на всех мероприятиях и олимпиадах. Везде успевала. И хотя голос у Конопаткиной был не таким уж сильным, но весьма приятным, и слух отменным. За это запевалой в хоре Римму выбрали, солисткой... Время бежало вприпрыжку. Вот и аттестат об окончании восьми классов выдали Римме в 1942 году (шёл уже второй год войны) в интернате № 1 села Шелехово (Тайшетского района Иркутской области). Запомнила девочка ту школьную линейку, где на тщательно прометённом голиками и мётлами зелёном дворе зачитывали слова благодарности за отличную учёбу отличившимся школьникам. И свою фамилию Римма услышала. С документами об окончании восьмилетки и благодарностями за активное участие в жизни школы Римма вернулась в дом родной – в Суетиху. Кроме аттестата она привезла с собой и альбом, который был ей очень дорог. Первые записи в нём появились, когда война уже началась, – в 1941 г. Девчонки и мальчишки не осознали ещё всех тягот и потерь, которые впоследствии лягут на них тяжёлым грузом. А пока на самом взлёте их молодости, юности проявляться стали чувства, симпатии. В тетрадках альбомных можно было бесстрашно говорить, вернее, писать об этом. Пускай то была какая-то песня о любви, стишок незамысловатый или просьба вспоминать, не забывать писавшего. Мальчишки, вчерашние школьники, уходили на фронт. Альбому доверяли они свои чувства, первые, робкие. И эти признания в любви заставляли сердце хозяйки драгоценной тетради биться упоительно и радостно. Ведь всё это было впервые и дух захватывало. А какие романсы остались на страницах альбома! (а они были в большинстве своём запрещены) За «Хазбулатом удалым» из 25 куплетов, шли песни тюремного шансона жалостливые и тягучие по 30–45 куплетов каждая. Колючей проволокой окутана была вся страна. Отсюда и песни лагерные родились. Свой первый альбом Римма открыла стишком: Пишите, милые подруги, Пишите, милые друзья. Пишите всё, что вам угодно, Но только глупостей нельзя. Какие уж тут глупости?! Вот убористым почерком начертаны все 24 куплета «Раскинулось море широко». И затем опять стихотворение: Писать красиво не умею, Альбом украсить не могу, Одно желание имею – Не забывать меня прошу. Какая удача! В тетрадке за 1942 год в особом потаённом кармашке нашла я письмо от какого-то Васи. Дата 31 октября 1941 года. И опять нахлынули воспоминания... Бирюса вышла из берегов Весной в половодье река все подтопила – дома, огороды, дворовые постройки. Талые снега побежали стремительно с гор Саянских, захлестнули посёлок моря разливанные и в низины ринулись. Конопаткины спасали своё добро как могли. Скот вывели, кое-какую утварь на сушу вынесли. А у Риммы ещё и своя забота – спасти альбом. Уже несколько школьных тетрадей исписано. И всё дорого, всё о многом и важном говорило. Как бы вода не подпортила эти тонкие листочки. Хотя хозяйка надёжный «каркас» – облачение, футляр нашла – вложила одну за другой тетради в добротную твёрдую несгибаемую обложку, обтянутую тёмно-бордовым коленкором, по которому золотыми рублеными буквами чётко начертано: «Восьмая сессия Верховного совета СССР (стенографический отчет). Издание Верховного Совета СССР». Где взяла такое «сокровище» – неизвестно, но лучшей брони для сохранности своего альбома Римма и придумать не могла. Чуть вода отступила – Римма выудила альбом из верхнего ящичка комода и просушила на солнышке каждый листочек. Спасла память свою от стихийного бедствия. Дорожила очень. Вот и письмо от Васи, написанное на каком-то бланке, извлекла. Перечитала несколько раз. От Васи писем больше не приходило. А это был её хороший друг и аккомпаниатор. Сколько раз выступали вместе в сельском клубе! Позволю себе опубликовать выдержки из этого письма: – Здравствуй, Римма! Решил заняться письмами, ибо пока что у меня одно удовольствие... писать письма, играть, петь, учиться войне и воевать. «Человек всегда имеет право на учение, отдых и на труд». Ну, война это тоже труд только высшей степени, где учитываются моральные и физические качества человека. У меня, Римма, сейчас столько планов, имей это на будущее. И они не вылазят из головы, даже в ту минуту, когда угрожает смерть, а это бывает очень часто. А мне не верится, что я должен погибнуть. И всегда я остаюсь цел. То землёй завалит меня, то какое-то строение на меня рухнет. Один раз сильно оглушило. Но остался жив. А сейчас слух такой же, как и был. Хотя друзья говорили: «Теперь, Вася, ты не будешь играть ни на каких инструментах». А я уже с успехом играю на аккордеоне. Значит, слух в порядке. А это главное, ведь специальность моя зависит от слуха. Помнишь, Римма, в картине «Жди меня» майор говорит: «У мужчин хорошая примета, когда их очень ждут, они обязательно возвращаются». Вот если вы меня также ждёте, так я вернусь. Так? Это, конечно, я шучу. Но когда я вернусь, ты споёшь мне песню «Ночь на рейде», а я тебе сыграю. И вспомним войну, школу, работу. Идёт? Ты пела отлично. Привет всем. Остаюсь... А дальше песня «Черёмуха», стихи «Сижу за решёткой», романс «Чёрная шаль», «Сулико» и 12 куплетов тюремной лирики – «Прокурор». В 1943 году в альбом кто-то записал два варианта песни «Синий платочек». Шульженко, конечно, об этом и не знала. Вот первый вариант: Я работаю вместе со всеми И живу от письма до письма, Как сейчас я глаза твои вижу – Голубые родные глаза И слова я отчетливо слышу: «Без меня никого не люби, Без меня будь на фронте спокоен Я верна лишь тебе одному». Целый список адресов оставлен. И как ответ на японскую агрессию на Дальнем Востоке появляется «Приамурская ночь на Хасане»: Замечает дозор Среди бури ночной, Что японцы ползут У границы родной. Не пройдёт подлый враг Слышны взрывы гранат. «Разобьём тебя в прах» – Пулеметы твердят... Неизвестны нам судьбы тех, кто записал свои адреса в альбоме. Ни одного слова они о себе не оставили. Живы ли? Возможно, кто-то и вернулся. После Великой Победы 1945 г. изменилась тематика. Вот стихи Симонова «Жди меня», «Песня о Ленинграде», «Дымок от папиросы» и т. д. Вот и второй вариант «Синенького платочка»: Ты помнишь, меня провожала Под сенью холодных ветров Ты мне ничего не сказала, Но я тебя понял без слов. Скажу я тебе: между прочим – Сберёг я в жестокой борьбе Твой синенький скромный платочек, Согретый мечтой о тебе. Следом «Весенний вальс» (15.XII.46 г.), «Фронтовое танго» и песня без названия: Отгремела громом страшная война (размыто, не прочесть_________) Только мне от дорогого моего Ни ответа, ни привета – ничего. Поздно вечером, в студеном январе Проскрипела подворотня во дворе И приносит деревенский мой сосед Шитый шёлком, кровью крашеный кисет... (окончание следует)
Тэги: |
|