Сержант мамка

Исковерканный репрессиями и скомканный войной жизненный путь моей мамы, гвардии сержанта Антонины Игнатьевны Филипповой, кажется мне высоким примером до конца выполненного материнского и солдатского долга.

Мама моя, сражавшая в одном полку с Егоровым и Кантария, водрузившими Знамя Победы над Рейхстагом, в голодном 1946 году, уже дома, на берегу Чулыма, была на волосок от гибели. Сложенный бабьими руками воз сена сполз с телеги на крутом речном повороте. Она шла сбоку и нетерпеливо подёргивала вожжи, торопилась к своему шестимесячному первенцу. Громада волглой травы ахнула на неё. Холодным приученным войной рассудком поняла: пришла смерть, вот-вот переломит её. Спасла Антонину берёза. Гибкая, тонюсенькая, она поддержала на весу громаду сена. Баба Надя, шедшая рядом, причитая, как по покойнику, схватила вилы. Откуда только силы взялись, в считанные минуты разбросала завалившийся воз! Вызволенная из плена, мамка ещё долго смотрела в лазурное июльское небо.

Антонину, двадцатилетнюю девчонку, взяли на фронт в 1943 году. Из райцентра пришёл циркуляр: призвать добровольцем идеальную комсомолочку, дочь заведующей сельским детским садом, где Тоня работала нянечкой. Заведующая, пошушукавшись с военкомом, повестку переписала. Дочь сгинувшего в ГУЛАГе более подходила для «добровольной» отправки на фронт.

Она смутно помнила картинки из далёкого детства, как отец Игнат вставал по ночам, тяжко вздыхал и крутил самокрутки – шла коллективизация. Твёрдых правил был человек, истинный кержак. Знал, что кусок хлеба надобно зарабатывать собственным горбом. Не обделён был, как сейчас говорят, даром предпринимательства. Ещё во времена столыпинской реформы дед взял выгодный подряд на поставку шпал для Транссиба. На вырученные деньги закупил лучший по тем временам американский сельхозинвентарь и зажил, заработал на своей землице с хозяйским расчётом и сибирским трудолюбием.

Много лет спустя старший сын Игната, Василий, взяв за руку, водил меня по его полю, теперь заросшему дурманом, и говорил: «Смотри и помни, Саня, это была наша земля...» Дед Игнат жизнью за неё заплатил. Обвинённый властями в неведомом для него троцкизме, он был сослан в угольные копи Кузбасса и сгинул там. Многодетную семью Филипповых, или, как тогда величали её в селе, Береговыми (дом с крутого берега Чулыма переносили всем деревенским миром), выселили. Семья буквально пошла по миру. Пятерых детей баба Надя схоронила из-за голода, а с пятью более удачливыми выпросила на постой заброшенную баню.

Мама предпочитала о войне молчать, видимо, страшное детство приучило раз и навсегда обо всех пережитых тягостях хранить глубокую тайну. Помнила она, как баба Надя собрала все документы, связанные с жизнью и судьбой Игната, и сожгла их в печи. Ну, казалось, что бы ей не рассказать о той великой битве, непосредственным участником которой она стала?! Её прославленная, многократно отмеченная правительством орденами, 150-я Идрицко-Берлинская дивизия, была в страшной молотилке под Старой Руссой, освобождала Латвию, Литву, Польшу, Германию, участвовала в штурме Берлина. Имела Антонина Игнатьевна исключительно солдатские награды: медали «За отвагу», «За боевые заслуги», «За освобождение Варшавы», «За победу над Германией». Комдив Шатилов наградил её орденом Красной Звезды за мужество и стойкость в страшном бою, когда санбату, к которому она была прикомандирована, пришлось отбиваться от эсэсовцев в пригороде Берлина. Тогда усталость от боёв была настолько нечеловечески велика, что не хватило сил дойти до штаба дивизии и получить боевую награду. Может, в те победные дни припомнилась и девичья обида, причинённая ей самим маршалом Жуковым. Он глубокой ночью пытался соединиться по телефону с комдивом Шатиловым. Тоня, измотанная как и все, бессонными ночами и не прекращавшимися боями, в тот день дежурила на линии и прикорнула за коммутатором. Рассвирепевший полководец, прознавший о конфузе телефонистки, распорядился посадить её на гауптвахту, как будто не знал, что её не так-то просто найти в зоне боевых действий! Обустроили гауптвахту свои же бойцы в брошенном товарном вагоне, набросав туда охапки сена, шепнув, оглядевшись по сторонам, что выпустят из неволи штрафницу «как только, так сразу». Тоня безутешно рыдала от обиды, как будто не понимая, какой серьёзный дисциплинарный поступок она совершила. Хотя и тогда, в пригородах Берлина, она знала, что её старший брат Василий был отправлен в штрафбат за драку с парнями в родном селе. Драчун выжил и на фронте и пришёл домой после Победы, увешанный орденами и медалями.

Помнится меня, деревенского парнишку, распирало от гордости, когда маму ежегодно приглашали в канун Дня Победы в нашу сельскую школу, недавно отметившую полуторосотенный юбилей, где и Тоня в то очень не простое время успела закончить семь классов. На всю немаленькую деревню лишь она одна прошла невредимой фронтовыми дорогами.

Стыдно вспомнить, но мы с братом тогда беззастенчиво растаскивали мамкины солдатские награды. Меняли их на всякую дрянь – деревянные «шмайсеры», никчёмные детские железяки и прочие безделушки. Вот когда наш класс затихал, надеясь услышать захватывающие воспоминания об атаках, пальбе, поверженных врагах, она скромно, как-то по-казённому, пересказывала путь своей славной гвардейской 150-й Идрицко-Берлинской дивизии.

Я долго уговаривал маму поделиться воспоминаниями о войне. Ведь ей действительно было о чём рассказать! Но она отмалчивалась и начисто отметала все мои попытки узнать больше того, что она рассказывала в школе. Изумлялся я детским умишком: ну как же так, неужто не кокнула ни одного фрица?! Она же всё может – и огород в полгектара перекопать, и косить, и нас, окаянных, кормить-одевать, а тут такая мелочь – фрица кокнуть! Но она молчала, лишь задумчиво гладила наши выжженные нещадным летним солнцем волосёнки.

Изредка в избу, поддерживаемую в чистоте и уюте заботами двух женщин – бабы и мамы – наведывались родственники. Помнится, дядя Гена, муж мамкиной сестры, рассказывал о своём первом бое:

– Мне, тогда зелёному лейтенанту, взвод дали, сплошь новобранцы – узбеки. И сразу приказали идти в атаку. Немцы так лупили, что они, бедные, как по команде, завалились в картофельную ботву, прямо на пригорке, идеальная цель, всех перестреляют! Я их пинаю: «Вперёд! – кричу– вперёд!». А они назад побежали... Стыдно, больно, слеза закипает... Прыгаю через какой-то ручеек – раз! – жахнуло. Растянулся и думаю: вот она, оказывается, – смертушка какая лёгкая, без боли и мучений. Только чувствую, как по ноге что-то липкое тянется. Потрогал – осколок, на излёте вцепился, кровь бежит. Вот она, война-то какая – страх, грязь, позор и больше ничего.

С шлейфом этой проклятой войны мы и жили: трудно, скудно, без мужицкой руки и догляда. Из последних силёнок мамка снарядила брата на учёбу в техникум, в далёкий, как нам казалось, город. Тут подоспело и мне в первый класс идти. Надо же такому случиться, что брат, пойдя искупаться, утопил новые, только что купленные ботинки. Тогда мамка моя, сильный, всё могущий сделать человек, страшно убивалась, надрывно плакала, как по покойнику. Тарабанила кулачками по Генкиной груди и всхлипывала: «Что ты наделал, что ты натворил...». Гена, не знавший, куда себя деть, вдруг глухо выдавил: «Лучше бы я сам утонул».

Меня всё это потрясло и испугало. Оказалось, что мамка моя – такая же, как все, не всесильная и не железная, просто женщина, которая, надрываясь, тянет нас. А как же война, победа, геройство? В детском смятением я бросился к ней...

Её демобилизовали по первому списку, сразу после взятия Берлина, вместе со стариками и такими, как она, девчонками, успевшими хлебнуть фронтового лиха. В России их забрасывали цветами, встречали хлебом, салом, самогоном. В райцентре, в честь прибывших фронтовиков, прямо на привокзальной площади власти накрыли столы. Но гвардии сержант Филиппова, выскочив из вагона, мимо столов рванула прямо в родное село и одним духом отмахала шесть вёрст. Звенели на груди медали, оттягивал плечи вещмешок, а она, задыхаясь, не бежала – летела по Московскому тракту, не чувствуя ног под собой!

А до этого счастливого мига была война, страшная для неё, дочери репрессированного отца, вдоволь хлебнувшей и голода, и холода, и людского небрежения. Когда деда Игната арестовали, бабу Надю выгнали из родного дома со злорадным напутствием председателя сельсовета: «Иди, Надёжа, куда хош!». И она пошла, под вой своих детей, цепляющихся за подол. Нашлись добрые люди, в бане приютили. Но навалился голод, и выжили не все.

...Как-то мама призналась, что стук колёс до гробовой доски связан у неё с отправкой на фронт. Тогда их, выпускниц краткосрочных курсов связисток, набили в телячьи вагоны. Помнит лютый холод и среди ночи прокуренный голос старшой: «Девки, на другой бок, по-во-ра-чи-вайсь!».

– Знаешь, сынок, ты теперь взрослеешь, скажу тебе, что самым страшным для нас, фронтовых девчонок, были не бомбёжки и артобстрелы, а ночи, – призналась на одном из семейных торжеств в честь Победы моя мамка. – Война, какими бы лозунгами её ни прикрывали, делает многих людей зверьми. Веришь – нет, но редкую ночь дремала без пистолета в кармане. Был у меня трофейный браунинг, однополчане подарили.

...Антонина Игнатьевна встретила майскую Победу на речке Шпрее. Увидев салюты, услышав победную стрельбу, она бросила в мутную воду этой речки подаренный браунинг...

На снимках: символ героизма России, знамя 150-й гвардейской стрелковой дивизии, которое было водружено над поверженным рейхстагом; бойцы родного полка в Берлине; автор строк с сержантом мамкой. Такой она была в послевоенные годы.

Фото из семейного архива

• Расскажите об этом своим друзьям!

• Полководцы Великой войны: рейтинг от Сталина
  
  А действительно – кто был лучшим с точки зрения Верховного главнокомандующего? Расхожая точка зрения – Жуков. Вот и Парад Победы 24 июня 1945 года принимал именно он. А командовал парадом Рокоссовский, что тоже символично – его нередко называют «вторым после Жукова». Однако львиная доля возвышения обоих полководцев (особенно Жукова) приходится на 1970-е годы и позже. А как ситуация выглядела в годы войны и первое время после Победы, пока страну возглавлял Сталин?
• Правда о Победе
  
  История – служанка политики, взгляд на прошлое, исходящий из сиюминутной конъюнктуры? Или все-таки наука, одна из сфер наших знаний, требующая точности и беспристрастности?
• «А иначе зачем на земле этой вечной живу?»
  
  К 100-летию со дня рождения Булата Окуджавы и Юлии Друниной.
• Люди доброй воли Иммануила Канта
  
  Философ Иммануил Кант не бывал в Иркутской области. Он практически никогда не покидал родного Калининграда, триста лет назад и до 1946 года называвшегося Кенигсбергом. Но его философские труды, его идеи шагают и по Сибири. Особенно актуально их вспомнить в апреле.
• Золотой век Зои Богуславской
  
  Зоя Богуславская – знаменитая российская писательница, эссеист, искусствовед и литературный критик, автор многочисленных российских и зарубежных культурных проектов, заслуженный работник культуры РФ.
• БАМ – ССО – ВЛКСМ
  
  На прошлой неделе побывал сразу на нескольких мероприятиях, связанных с аббревиатурами, вынесенными в заголовок, и нахлынули воспоминания. Правда, они (воспоминания) выстроились в голове в обратном порядке, нежели в заголовке. Впрочем, так и было в истории. И в жизни…
• Чутье. Рассказ Владислава Огаркова
  
  Эту историю поведал Эдуард Копица, мой знакомый, живший в северном Усть-Илимске. Водитель грузовиков и автобусов, простой и светлый человек, он очень любил природу и многое знал о ней. Увы, ушедший туда, откуда не возвращаются.
• День Победы: страницы жизни Виктора Секерина
  
  Виктор Павлович Секерин в 70-е годы заведовал кафедрой и аспирантурой на факультете иностранных языков КГПИ. Он поражал эрудицией, смелостью, раскованностью, ораторским мастерством. Сердце его не выдержало перегрузок в 58 лет. О его жизни и пойдет речь.
• Защитники, или Воспоминания новоявленного бравого солдата Швейка о превратностях воинской службы
  
  Почти вся история человечества прошла в войнах и вооруженных конфликтах. Причин тому множество, всех их и не перечислить, да и такой задачи автор не ставит. Куда интереснее вопрос о роли подготовки военных кадров для успешной защиты Отечества. Автору на примерах своей биографии представилась возможность рассказать, как его в очень давнюю эпоху готовили защищать свою страну. И первым моим рассказом будет повествование о начале моей воинской «карьеры» в послевоенной Одессе. Александр Табачник
• Не судьба?
  
  Судьба некоторых книг складывается словно по драматическому сюжету. Недавно мне довелось ознакомиться с повестью Г.П. Баранова «Злой Хатиман. Записки военного разведчика», которая могла прийти к читателям ещё в конце 80-­х. Но не пришла. И вот тут интересно разобраться – почему...
• Фронтовик, писатель, гражданин: сто лет Виктору Астафьеву
  
  1 мая исполнится 100 лет со дня рождения Виктора Астафьева
• Какой была в СССР бытовая техника
  
  Президент Владимир Путин сказал, что «в СССР выпускали одни галоши». Такое высказывание задело многих: не одними галошами был богат Советский союз, чего стоила бытовая техника!
• 90-е: лихие или бурные?
  
  «Эта песня хороша – начинай сначала!» – пожалуй, это и о теме 1990-х годов: набившей оскомину, однако так и не раскрытой до конца.
• «…Я знаю о своем невероятном совершенстве»: памяти Владимира Набокова
  
  Владимир Набоков родился в Петербурге 22 апреля (10 апреля по старому стилю) 1899 года, однако отмечал свой день рождения 23-го числа. Такая путаница произошла из-за расхождения между датами старого и нового стиля – в начале XX века разница была не 12, а 13 дней.
• «Помогите!». Рассказ Андрея Хромовских
  
  Пассажирка стрекочет неумолчно, словно кузнечик на лугу:
• «Он, наверное, и сам кот»: Юрий Куклачев
  
  Юрий Дмитриевич Куклачёв – советский и российский артист цирка, клоун, дрессировщик кошек. Создатель и бессменный художественный руководитель Театра кошек в Москве с 1990 года. Народный артист РСФСР (1986), лауреат премии Ленинского комсомола (1980).
• Эпоха Жилкиной
  
  Елена Викторовна Жилкина родилась в селе Лиственичное (пос. Листвянка) в 1902 г. Окончила Иркутский государственный университет, работала учителем в с. Хилок Читинской области, затем в Иркутске.
• «Открывала, окрыляла, поддерживала»: памяти Натальи Крымовой
  
  Продолжаем публикации к Международному дню театра, который отмечался 27 марта с 1961 года.
• Казалось бы, мелочь – всего один день
  
  Раз в четырехлетие в феврале прибавляется 29-е число, а с високосным годом связано множество примет – как правило, запретных, предостерегающих: нельзя, не рекомендуется, лучше перенести на другой год.
• Так что же мы строим? Будущее невозможно без осмысления настоящего
  
  В ушедшем году все мы отметили юбилейную дату: 30-ю годовщину образования государства Российская Федерация. Было создано государство с новым общественно-политическим строем, название которому «капитализм». Что это за строй?