Сержант мамка

Исковерканный репрессиями и скомканный войной жизненный путь моей мамы, гвардии сержанта Антонины Игнатьевны Филипповой, кажется мне высоким примером до конца выполненного материнского и солдатского долга.

Мама моя, сражавшая в одном полку с Егоровым и Кантария, водрузившими Знамя Победы над Рейхстагом, в голодном 1946 году, уже дома, на берегу Чулыма, была на волосок от гибели. Сложенный бабьими руками воз сена сполз с телеги на крутом речном повороте. Она шла сбоку и нетерпеливо подёргивала вожжи, торопилась к своему шестимесячному первенцу. Громада волглой травы ахнула на неё. Холодным приученным войной рассудком поняла: пришла смерть, вот-вот переломит её. Спасла Антонину берёза. Гибкая, тонюсенькая, она поддержала на весу громаду сена. Баба Надя, шедшая рядом, причитая, как по покойнику, схватила вилы. Откуда только силы взялись, в считанные минуты разбросала завалившийся воз! Вызволенная из плена, мамка ещё долго смотрела в лазурное июльское небо.

Антонину, двадцатилетнюю девчонку, взяли на фронт в 1943 году. Из райцентра пришёл циркуляр: призвать добровольцем идеальную комсомолочку, дочь заведующей сельским детским садом, где Тоня работала нянечкой. Заведующая, пошушукавшись с военкомом, повестку переписала. Дочь сгинувшего в ГУЛАГе более подходила для «добровольной» отправки на фронт.

Она смутно помнила картинки из далёкого детства, как отец Игнат вставал по ночам, тяжко вздыхал и крутил самокрутки – шла коллективизация. Твёрдых правил был человек, истинный кержак. Знал, что кусок хлеба надобно зарабатывать собственным горбом. Не обделён был, как сейчас говорят, даром предпринимательства. Ещё во времена столыпинской реформы дед взял выгодный подряд на поставку шпал для Транссиба. На вырученные деньги закупил лучший по тем временам американский сельхозинвентарь и зажил, заработал на своей землице с хозяйским расчётом и сибирским трудолюбием.

Много лет спустя старший сын Игната, Василий, взяв за руку, водил меня по его полю, теперь заросшему дурманом, и говорил: «Смотри и помни, Саня, это была наша земля...» Дед Игнат жизнью за неё заплатил. Обвинённый властями в неведомом для него троцкизме, он был сослан в угольные копи Кузбасса и сгинул там. Многодетную семью Филипповых, или, как тогда величали её в селе, Береговыми (дом с крутого берега Чулыма переносили всем деревенским миром), выселили. Семья буквально пошла по миру. Пятерых детей баба Надя схоронила из-за голода, а с пятью более удачливыми выпросила на постой заброшенную баню.

Мама предпочитала о войне молчать, видимо, страшное детство приучило раз и навсегда обо всех пережитых тягостях хранить глубокую тайну. Помнила она, как баба Надя собрала все документы, связанные с жизнью и судьбой Игната, и сожгла их в печи. Ну, казалось, что бы ей не рассказать о той великой битве, непосредственным участником которой она стала?! Её прославленная, многократно отмеченная правительством орденами, 150-я Идрицко-Берлинская дивизия, была в страшной молотилке под Старой Руссой, освобождала Латвию, Литву, Польшу, Германию, участвовала в штурме Берлина. Имела Антонина Игнатьевна исключительно солдатские награды: медали «За отвагу», «За боевые заслуги», «За освобождение Варшавы», «За победу над Германией». Комдив Шатилов наградил её орденом Красной Звезды за мужество и стойкость в страшном бою, когда санбату, к которому она была прикомандирована, пришлось отбиваться от эсэсовцев в пригороде Берлина. Тогда усталость от боёв была настолько нечеловечески велика, что не хватило сил дойти до штаба дивизии и получить боевую награду. Может, в те победные дни припомнилась и девичья обида, причинённая ей самим маршалом Жуковым. Он глубокой ночью пытался соединиться по телефону с комдивом Шатиловым. Тоня, измотанная как и все, бессонными ночами и не прекращавшимися боями, в тот день дежурила на линии и прикорнула за коммутатором. Рассвирепевший полководец, прознавший о конфузе телефонистки, распорядился посадить её на гауптвахту, как будто не знал, что её не так-то просто найти в зоне боевых действий! Обустроили гауптвахту свои же бойцы в брошенном товарном вагоне, набросав туда охапки сена, шепнув, оглядевшись по сторонам, что выпустят из неволи штрафницу «как только, так сразу». Тоня безутешно рыдала от обиды, как будто не понимая, какой серьёзный дисциплинарный поступок она совершила. Хотя и тогда, в пригородах Берлина, она знала, что её старший брат Василий был отправлен в штрафбат за драку с парнями в родном селе. Драчун выжил и на фронте и пришёл домой после Победы, увешанный орденами и медалями.

Помнится меня, деревенского парнишку, распирало от гордости, когда маму ежегодно приглашали в канун Дня Победы в нашу сельскую школу, недавно отметившую полуторосотенный юбилей, где и Тоня в то очень не простое время успела закончить семь классов. На всю немаленькую деревню лишь она одна прошла невредимой фронтовыми дорогами.

Стыдно вспомнить, но мы с братом тогда беззастенчиво растаскивали мамкины солдатские награды. Меняли их на всякую дрянь – деревянные «шмайсеры», никчёмные детские железяки и прочие безделушки. Вот когда наш класс затихал, надеясь услышать захватывающие воспоминания об атаках, пальбе, поверженных врагах, она скромно, как-то по-казённому, пересказывала путь своей славной гвардейской 150-й Идрицко-Берлинской дивизии.

Я долго уговаривал маму поделиться воспоминаниями о войне. Ведь ей действительно было о чём рассказать! Но она отмалчивалась и начисто отметала все мои попытки узнать больше того, что она рассказывала в школе. Изумлялся я детским умишком: ну как же так, неужто не кокнула ни одного фрица?! Она же всё может – и огород в полгектара перекопать, и косить, и нас, окаянных, кормить-одевать, а тут такая мелочь – фрица кокнуть! Но она молчала, лишь задумчиво гладила наши выжженные нещадным летним солнцем волосёнки.

Изредка в избу, поддерживаемую в чистоте и уюте заботами двух женщин – бабы и мамы – наведывались родственники. Помнится, дядя Гена, муж мамкиной сестры, рассказывал о своём первом бое:

– Мне, тогда зелёному лейтенанту, взвод дали, сплошь новобранцы – узбеки. И сразу приказали идти в атаку. Немцы так лупили, что они, бедные, как по команде, завалились в картофельную ботву, прямо на пригорке, идеальная цель, всех перестреляют! Я их пинаю: «Вперёд! – кричу– вперёд!». А они назад побежали... Стыдно, больно, слеза закипает... Прыгаю через какой-то ручеек – раз! – жахнуло. Растянулся и думаю: вот она, оказывается, – смертушка какая лёгкая, без боли и мучений. Только чувствую, как по ноге что-то липкое тянется. Потрогал – осколок, на излёте вцепился, кровь бежит. Вот она, война-то какая – страх, грязь, позор и больше ничего.

С шлейфом этой проклятой войны мы и жили: трудно, скудно, без мужицкой руки и догляда. Из последних силёнок мамка снарядила брата на учёбу в техникум, в далёкий, как нам казалось, город. Тут подоспело и мне в первый класс идти. Надо же такому случиться, что брат, пойдя искупаться, утопил новые, только что купленные ботинки. Тогда мамка моя, сильный, всё могущий сделать человек, страшно убивалась, надрывно плакала, как по покойнику. Тарабанила кулачками по Генкиной груди и всхлипывала: «Что ты наделал, что ты натворил...». Гена, не знавший, куда себя деть, вдруг глухо выдавил: «Лучше бы я сам утонул».

Меня всё это потрясло и испугало. Оказалось, что мамка моя – такая же, как все, не всесильная и не железная, просто женщина, которая, надрываясь, тянет нас. А как же война, победа, геройство? В детском смятением я бросился к ней...

Её демобилизовали по первому списку, сразу после взятия Берлина, вместе со стариками и такими, как она, девчонками, успевшими хлебнуть фронтового лиха. В России их забрасывали цветами, встречали хлебом, салом, самогоном. В райцентре, в честь прибывших фронтовиков, прямо на привокзальной площади власти накрыли столы. Но гвардии сержант Филиппова, выскочив из вагона, мимо столов рванула прямо в родное село и одним духом отмахала шесть вёрст. Звенели на груди медали, оттягивал плечи вещмешок, а она, задыхаясь, не бежала – летела по Московскому тракту, не чувствуя ног под собой!

А до этого счастливого мига была война, страшная для неё, дочери репрессированного отца, вдоволь хлебнувшей и голода, и холода, и людского небрежения. Когда деда Игната арестовали, бабу Надю выгнали из родного дома со злорадным напутствием председателя сельсовета: «Иди, Надёжа, куда хош!». И она пошла, под вой своих детей, цепляющихся за подол. Нашлись добрые люди, в бане приютили. Но навалился голод, и выжили не все.

...Как-то мама призналась, что стук колёс до гробовой доски связан у неё с отправкой на фронт. Тогда их, выпускниц краткосрочных курсов связисток, набили в телячьи вагоны. Помнит лютый холод и среди ночи прокуренный голос старшой: «Девки, на другой бок, по-во-ра-чи-вайсь!».

– Знаешь, сынок, ты теперь взрослеешь, скажу тебе, что самым страшным для нас, фронтовых девчонок, были не бомбёжки и артобстрелы, а ночи, – призналась на одном из семейных торжеств в честь Победы моя мамка. – Война, какими бы лозунгами её ни прикрывали, делает многих людей зверьми. Веришь – нет, но редкую ночь дремала без пистолета в кармане. Был у меня трофейный браунинг, однополчане подарили.

...Антонина Игнатьевна встретила майскую Победу на речке Шпрее. Увидев салюты, услышав победную стрельбу, она бросила в мутную воду этой речки подаренный браунинг...

На снимках: символ героизма России, знамя 150-й гвардейской стрелковой дивизии, которое было водружено над поверженным рейхстагом; бойцы родного полка в Берлине; автор строк с сержантом мамкой. Такой она была в послевоенные годы.

Фото из семейного архива

• Расскажите об этом своим друзьям!

• Вратарь всех времен: памяти Валерия Колчанова
  
  13 апреля 2025 года на 80-м году скончался легендарный иркутский футбольный голкипер Валерий Григорьевич Колчанов.
• Переправа
  
  Константинов Герольд Александрович (1925–2000), кавалер орденов Красная Звезда, Отечественной войны 1-й степени, на фронт ушел в 1943 году 18-летним после окончания пехотного училища.
• «Главное – работа, за которую не стыдно»
  
  Ветеран из Иркутска Николай Иванович Галкин – командир экипажа легендарного Т-34.
• Иван Львович Марков. Стихи
  
  Ветеран труда, ветеран военной службы, к. т. н., член-корреспондент АН авиации и воздухоплавания Иван Львович Марков – потомственный сибиряк (родился в деревне Шорохова Киренского района в большой крестьянской семье). После школы, окончив в 1970 году ИВАТУ по специальности «авиационный техник», был направлен на Северный флот на должность старшего техника корабля. Литературным творчеством занялся во время учебы в академии Жуковского (1980–1984 гг.), где был внештатным литсотрудником газеты академии «Вперед и выше». Там же начал писать и стихи, но, как выражается сам Иван Львович, больше в стол. После 1993 года в связи увольнением со службы по выслуге лет связей с ВС РФ не потерял, многие годы занимался производственными и экологическими проблемами (переработка затонувшей древесины), ведет активную общественную работу (в Совете ветеранов Октябрьского округа Иркутска, в составе ТОСа «Городок ИВАТУ»), помогая людям защищать их интересы и… продолжает писать стихи. Сегодня у него премьера в нашем «Перевале».
• Сирота
  
  Виктор Николаевич Калинкин родился в 1950 году в Забайкалье. Окончил отделение журналистики Иркутского государственного университета. Работал в районных, городских и областных газетах. С 1982 по 2002 год был собственным корреспондентом центральной газеты «Лесная промышленность» по Иркутской области. Автор документальных книг «Гигант на Ангаре», «Помним Братск», многих очерков, опубликованных в журналах и коллективных сборниках. Награжден почетными грамотами Министерства лесной, целлюлозно-бумажной и деревообрабатывающей промышленности СССР, Федеральной службы лесного хозяйства России, почетной грамотой Верховного Совета РСФСР.
• Давайте уважать прошлое!
  
  Как-то в нашей редакции собрались отметить день рождения одного из нас коллеги – бывшие журналисты и редакторы различных СМИ. Нас было тогда шесть человек, и все разных возрастов – от 45 до 85. В ходе этого сабантуйчика мы, кроме всего прочего, вспоминали и нашу прежнюю жизнь (каждый свою). И как-то сам собой возник спор: а когда, черт побери, нашему народу все же «жилося весело, вольготно на Руси»? Какой период СССР и какого правителя тех времен можно бы было назвать лучшим и худшим по отношению государства к своим подданным?
• Вселенная звука: непревзойденный Бах
  
  Исполнилось 340 лет со дня рождения Иоганна Себастьяна Баха.
• «Желаю всем мира и благополучия»
  
  Продолжаем рассказы жителей Иркутска, в детстве – узников фашистских концлагерей. Эти немолодые уже люди пронесли через всю жизнь тяжелые воспоминания об испытаниях, выпавших на их неокрепшие детские души, но не сломившие их дух.
• Крушение. Рассказ (ч.5)
  
  Придя в квартиру, он быстро заварил крепкий чай, сел у окна и, отхлебывая маленькими глоточками, еще раз пропускал через себя слова, сказанные Любовью Васильевной:
• Известное о Неизвестном
  
  Исполнилось 100 лет со дня рождения знаменитого скульптора, ветерана Великой Отечественной войны.
• И стали они жить вместе…
  
  Ветеранов Великой Отечественной войны в Иркутске осталось очень мало. 80-летие Победы встретят всего 28 жителей областного центра, которые в свое время защищали Родину от фашистских захватчиков.
• Легенда советского джаза Леонид Утесов
  
  Исполнилось 130 лет со дня рождения Леонида Утёсова. Он не считал себя певцом, говорил, что голоса как не было, так и нет, но в то же время добавлял, что поет сердцем.
• «Мама отдала свою жизнь, чтобы спасти наши»
  
  Иркутский городской совет ветеранов и газета «Мои года» начинают печатать воспоминания людей, в детстве узников фашистских концлагерей. Сейчас они живут в Иркутске.
• Крушение. Рассказ (ч.4)
  
  Все вспоминалось без внутреннего трепета, а как о чем-то постороннем. Потом вспомнил, как ездил на похороны матери.
• 98-летний ветеран трех войн Алтай Дадуев: «День Победы отмечаем всей семьей»
  
  На оргкомитете администрации Иркутска под руководством мэра Руслана Болотова по подготовке к празднованию 80-летия Победы в Великой Отечественной войне еще в феврале было принято решение о проведении в городе ряда мероприятий.
• «Мы недооценили противника»
  
  Когда руководству вермахта стало ясно, что блицкриг провалился.
• Крушение. Рассказ (ч.3)
  
  – Летать стали на «боингах», свои авиазаводы еле-еле существовали, и только потому, что армия не могла остаться без истребителей, бомбардировщиков. А профсоюз не помог и не вступился, он завял, о нем у нас даже никто не вспоминает. Вы-то лучше меня это знаете, – она понимающе взглянула на Свистунова. – Муж с завода не стал уходить, иногда по вечерам и даже в праздники занимался извозом на машине, как говорят у них, таксовал. Слава богу, гараж рядом с домом… удобно. Я ужасно переживала, потому что он чаще всего выезжал вечером, сейчас такой беспредел, бандит на бандите… Выживали кое-как, а потом неожиданно поступил заказ, и работа появилась, не в таком объеме, как раньше, но жить стало получше.
• Возвращение к Можайскому (ч.2)
  
  Подведу итоги сказанного ранее.
• Вначале была война: к 100-летию Иннокентия Смоктуновского
  
  Будущий народный артист СССР, один из лучших актеров советского кинематографа («король и шут в одном лице») родился 28 марта 1925 года в деревне Татьяновка – ныне это Шегарский район Томской области – в семье Михаила Петровича Смоктуновича и Анны Акимовны Махневой, в которой был вторым из шестерых детей.
• Крушение. Рассказ (часть 2)
  
  Дома Лариса встретила своего мужа с расстроенным выражением лица.