На тайной тропе Памира

В 1932 году границу молодой Таджикской республики перешла банда Ибрагим-бека. Басмачи терроризировали население: сжигали кишлаки, убивали представителей Советской власти. На басмачей возлагали большие надежды англичане, мечтавшие получить господство над плодородными долинами Средней Азии. Они снабжали банды оружием и боеприпасами. На борьбу с басмачами в Таджикистан направились добровольческие отряды, среди бойцов находились наши земляки – рабочие ИЗТМ имени Куйбышева и железнодорожники.

Дядя Миша

Легендарный иркутский сыщик в то время был молод, а работать в милиции начал в шестнадцать лет. Это ещё в двадцатые годы. Перед поездкой в Среднюю Азию за плечами работника уголовного розыска уже было немало боевых эпизодов по разгрому банд в Приангарье и среди них атамана Кочкина, братьев Заректуевых.

Его давно уже нет в живых, но в память накрепко впечаталась встреча с ветераном, подполковником в отставке Михаилом Николаевичем Фоминым, которого в воровском мире называли дядя Миша. Он вспоминал молодость, горы Памира с белоснежными вершинами семитысячников. Дядя Миша показал мне серебряный портсигар, хотя никогда в жизни не курил, но на портсигаре была дарственная надпись «За мужество и отвагу. 1932 год».

Он вскинул брови, провёл пальцем по морщинкам лба и начал рассказ о днях, ставших историей той большой страны.

Утомлённые солнцем

...Бурный Пяндж резвился в ущелье, хлопьями пены покрывал камни, ворчал, подтачивая скалы. Жгучее солнце висело над долиной, и вязкий воздух, раскалённый, как и песок и камни под ногами, заставляли прятаться всё живое. Таинственный Памир сверкал снегами горных вершин, нетающими в любое время года. В недосягаемой вышине парили гордые птицы, струилась между камней коварная гюрза, а возле тропы подстерегали свои жертвы каракурты и скорпионы. Сухой кустарник и колючки дополняли выжженный солнцем пейзаж.

Взмокшие, белые от соли гимнастёрки, едкий пот, стекавший по лицу покачивающихся в сёдлах людей, изнуряли, тело просило отдыха, жажда не утолялась тёплой водой из фляжек. Лошади лениво месили копытами коричневую пудру тропы. Кавалерийская сотня, несколько дней назад выехавшая из Куляба, преследовала банду Ибрагим-бека.

Командир сотни – заводской работник, парторг сталелитейного цеха Владимир Чистотягов – решительный и отважный, уже испытанный в сабельных рубках первых столкновений, изредка оглядывался, подбадривая бойцов. Утром к месту ночёвки кавалеристов прилетел самолёт, сделал круг, пилот сбросил вымпел с картой. На ней указывалось местоположение бандитов, и указание - спешить по мере человеческих возможностей.

Земляки

В веренице всадников, растянувшихся по тропе, сидел в седле и Михаил. Круглолицый крепыш тяжело переносил жару, обливался потом, но не подавал вида, что невмоготу ему этот многодневный бросок сквозь марево колеблющегося раскалённого воздуха. Сейчас, как никогда, вспоминались Сибирь, Иркутск, холодные струи Ангары. В Пяндже вода, вырвавшаяся из ледников, не теплее, но попробуй, достань хоть на один глоток! - стены каньона обрываются отвесно на километровую глубину. Местные называли такие расщелины – сей.

Как хотелось подставить измученное тело под живительные струи воды! Михаил окликнул товарища, пулемётчика, как и он добровольца, рабочего завода Петра Карпова:

– Петя, вот печёт-то! У нас такого не бывает.

– Да, – оглянувшись, ответил Карпов, – такого пекла не испытывал.

– Ты сталь плавил, к жаре-то привычный!

– Из цеха выйдешь, проветришься, а тут...

И вновь в молчании конники продолжали путь. Тропа уводила всё дальше и выше в горы, ближе и ближе подступали скалы, сжимали ущелье. Палившее весь день солнце покатилось за гребни, заголубел снег, но духота осталась, а когда стало чернеть небо, освежающий ветерок взбодрил всадников, но им пришлось спешиться до рассвета.

Костров не разводили. Не снимая сёдел, стреножили коней и повалились на камни, забывшись в тревожном сне.

Михаил с Петром поудобнее устроились на небольшой осыпи между скал. Близкое небо сверкало звёздами, а схлынувшая духота прогнала сон, и товарищи потихоньку завели разговор, вспоминая родные места.

– Петь, разгромим банды, домой вернёшься?

– Я, наверное, в погранвойсках останусь: в этих краях ещё надолго понадобимся мы, и главная наша пролетарская задача, думаю, не пропустить ни единого врага на Памире.

– Ты где так славно пулемёт освоил?

– У нас при заводе в вечерней школе курсы военные были. Там к «Максиму» и прикипел, вот и пригодилось.

– А я домой: знаю, что нужен. В городе ещё дел хватит. С трудом в Среднюю Азию отпустили, с уговором, что вернусь после разгрома басмачей.

– Слушай, Миша, я вот вижу, что боец ты закалённый, хотя и молодой, и работа твоя важная, интересная, хотя и опасная, а я всю смену на одном месте, а мне хочется, как сейчас, вот и ушёл добровольцем, как только комсомол клич бросил.

Михаил долго рассказывал Петру о своей юности, об атамане Григории Кочкине, девять лет державшего в своих руках дороги на Север, неуловимого и жестокого властелина Приангарской тайги, с которым ему, молодому, пришлось столкнуться в смертельной борьбе. Сон сломил бойцов, когда сумрак, медленно растворяясь, обнажил вершины. Вскоре прозвучала команда: «По коням!».

По краю бездны

Тропа, по которой двигалась сотня, была обнаружена лётчиками. Мало знакомая даже местным жителям, она вела в труднодоступный район Памира, где без проводника легко потерять нить, ведущую за кордон, в Афганистан. Тропу хорошо знали лазутчики, басмачи и торговцы наркотиками. По ней сейчас уходил курбаши.

...Чем ближе становились ледники, тем больше чувствовалось их дыханье. Тропа становилась труднопроходимой, и вскоре бойцам пришлось оставить сёдла. Пропасть прижала конников к отвесной скале, нависшие каменистые карнизы грозили обрушиться и похоронить всё живое.

Настороженная тишина гнетуще действовала на бойцов. Изнурив людей пеклом долины, Памир подготовил сотне смертельное испытание. С диким ржанием, с грохотом камней сорвалась в пропасть лошадь, с ней вьюки и разобранный «Максим» принял Пяндж, укрыл в пене водоворотов. Ржанье погибающей лошади прокатилось по ущелью, эхо повторило его, испуганные животные пятились, обуянные паническим страхом. Это могло принести беду. Кавалеристы, натянув поводья, прижимали коней к скале, и, когда в тишине все успокоились, преследование продолжилось.

Бой за облаками

В расщелинах появился снег, из которого сочилась вода. Было сыро, и бездна, прикрытая туманом, напоминала о величии Крыши мира. Тропа становилась всё просторнее, стали попадать валуны, и вскоре яркая белизна ослепила глаза: приближался перевал.

Пахнуло дымком, и Чистотягов остановил сотню.

– Карпов, Фомин – в разведку, – приказал командир и направил с бойцами одного из проводников.

Прячась за камнями, разведчики выбрались к заснеженному гребню. Здесь как таковой тропы не было, но оборванная нить связывалась в этом районе: где-то через ледники проложен мост, а по ту сторону Пянджа – чужая страна.

Проводник сделал предостерегающее движение, Михаил и Пётр замерли, устремив свои взгляды по направлению его руки. За одним из выступов на фоне небесной синевы, словно каменное изваяние, стояла фигура в чалме и халате с винтовкой наперевес. Когда она скрылась, разведчики сделали бросок вперёд, пока караульный решил осмотреть другую сторону гребня.

Выглянув из-за камня, Михаил увидел плато среди хаотичного нагромождения скал, дымились костры, опоясанные патронташами люди в халатах жарили ломти баранины, винтовки стояли в пирамидах – басмачей было раза в три больше, чем бойцов в сотне. Спокойствие на стоянке говорило о том, что бандиты чувствовали себя в полной безопасности: граница была рядом.

– Только внезапность, – решил Чистотягов, – обстреляем, забросаем гранатами и предложим сдаться. Плато окружено скалами, врагам деться некуда, нельзя пропускать их к снегам. Большая надежда в этом бою на тебя, Карпов. У них пулемёты есть, но нет таких пулемётчиков.

И все вспомнили о храбром пулемётчике Кулябского гарнизона, похищенного басмачами, который под самыми страшными пытками (ему лили на голову кипящее масло) не стал предателем. Бывшего балтийского матроса басмачи хотели заставить служить себе, чтобы стрелял он в своих товарищей и обучал стрелять их, но герой предпочёл смерть. Его сейчас вспоминали добрым словом, потому что были у бандитов пулемёты, но грозны они только в умелых руках. Сегодня это решало исход боя.

Плато окружили незаметно. Караульного ловко убрал восточным ножом один из проводников, как гюрза, проскользнув к часовому. Очередь из «Максима» в сомкнувшиеся над костром халаты, повалив их в зашипевший от бараньего сала огонь, эхом прокатилась над Памиром, вызывая камнепады, оживляя снега. Захлопали в ответ английские винтовки. Замешательство среди басмачей прекратилось, как только смолк пулемёт. Они рассыпались по плато, спрятались за камни, защёлкали затворами.

– Выдайте курбаши и сдавайтесь, жизнь гарантируем! – прокричал Чистотягов.

– Аллах поможет нам, – раздалось в ответ с новыми выстрелами. Пули с визгом крошили камень, один из осколков больно оцарапал щёку Михаилу, и он почувствовал, как тёплая струйка скользнула за воротник. «Огонь!» – прозвучала команда, и горы вздрогнули от дружного залпа.

Когда смолк пулемёт, Михаил подполз к Карпову. Руки Петра сжимали гашетку, а голова уткнулась в них, безвольное тело распласталось среди камней. Фомин перевернул товарища, увидел залитое кровью лицо и застывшие синие глаза, устремлённые к вершинам Памира. Он бережно положил Карпова и, поправив ленту, повёл стволом «Максима», заставив врагов плотнее прижаться к камням.

Басмачи продолжали огрызаться. Позиционный бой длился уже несколько часов, солнце вот-вот грозило скрыться за горы. Чистотягов принял решение:

– Приготовить к бою гранаты!

Дым от разрывов закрыл плато, вопли раненых смешались с грохотом, какого ещё не слышали эти места.

Огонь прекратили, а когда воцарилась тишина, над валуном вынырнула винтовка с развевающимся белым платком. Вскоре стали подниматься и люди с поднятыми руками. Потянулись вереницей к победителям. Чистотягов поправил на голове фуражку, одёрнул гимнастёрку и, положив руку на кобуру «Маузера», приготовился к приёму пленных. Михаил держал наготове пулемёт...

Михаил Николаевич щёлкает портсигаром.

– Всё, эта была последняя банда, – говорил он, – с басмачеством в Средней Азии тогда покончили, но в том последнем бою среди пленных не оказалось самого Ибрагим-бека: он не рискнул уходить с большой группой, решил отсидеться. Позднее его выдали Советской власти бывшие сообщники курбаши, начавшие новую жизнь в своей республике.

• Расскажите об этом своим друзьям!

• Вратарь всех времен: памяти Валерия Колчанова
  
  13 апреля 2025 года на 80-м году скончался легендарный иркутский футбольный голкипер Валерий Григорьевич Колчанов.
• Переправа
  
  Константинов Герольд Александрович (1925–2000), кавалер орденов Красная Звезда, Отечественной войны 1-й степени, на фронт ушел в 1943 году 18-летним после окончания пехотного училища.
• «Главное – работа, за которую не стыдно»
  
  Ветеран из Иркутска Николай Иванович Галкин – командир экипажа легендарного Т-34.
• Иван Львович Марков. Стихи
  
  Ветеран труда, ветеран военной службы, к. т. н., член-корреспондент АН авиации и воздухоплавания Иван Львович Марков – потомственный сибиряк (родился в деревне Шорохова Киренского района в большой крестьянской семье). После школы, окончив в 1970 году ИВАТУ по специальности «авиационный техник», был направлен на Северный флот на должность старшего техника корабля. Литературным творчеством занялся во время учебы в академии Жуковского (1980–1984 гг.), где был внештатным литсотрудником газеты академии «Вперед и выше». Там же начал писать и стихи, но, как выражается сам Иван Львович, больше в стол. После 1993 года в связи увольнением со службы по выслуге лет связей с ВС РФ не потерял, многие годы занимался производственными и экологическими проблемами (переработка затонувшей древесины), ведет активную общественную работу (в Совете ветеранов Октябрьского округа Иркутска, в составе ТОСа «Городок ИВАТУ»), помогая людям защищать их интересы и… продолжает писать стихи. Сегодня у него премьера в нашем «Перевале».
• Сирота
  
  Виктор Николаевич Калинкин родился в 1950 году в Забайкалье. Окончил отделение журналистики Иркутского государственного университета. Работал в районных, городских и областных газетах. С 1982 по 2002 год был собственным корреспондентом центральной газеты «Лесная промышленность» по Иркутской области. Автор документальных книг «Гигант на Ангаре», «Помним Братск», многих очерков, опубликованных в журналах и коллективных сборниках. Награжден почетными грамотами Министерства лесной, целлюлозно-бумажной и деревообрабатывающей промышленности СССР, Федеральной службы лесного хозяйства России, почетной грамотой Верховного Совета РСФСР.
• Давайте уважать прошлое!
  
  Как-то в нашей редакции собрались отметить день рождения одного из нас коллеги – бывшие журналисты и редакторы различных СМИ. Нас было тогда шесть человек, и все разных возрастов – от 45 до 85. В ходе этого сабантуйчика мы, кроме всего прочего, вспоминали и нашу прежнюю жизнь (каждый свою). И как-то сам собой возник спор: а когда, черт побери, нашему народу все же «жилося весело, вольготно на Руси»? Какой период СССР и какого правителя тех времен можно бы было назвать лучшим и худшим по отношению государства к своим подданным?
• Вселенная звука: непревзойденный Бах
  
  Исполнилось 340 лет со дня рождения Иоганна Себастьяна Баха.
• «Желаю всем мира и благополучия»
  
  Продолжаем рассказы жителей Иркутска, в детстве – узников фашистских концлагерей. Эти немолодые уже люди пронесли через всю жизнь тяжелые воспоминания об испытаниях, выпавших на их неокрепшие детские души, но не сломившие их дух.
• Крушение. Рассказ (ч.5)
  
  Придя в квартиру, он быстро заварил крепкий чай, сел у окна и, отхлебывая маленькими глоточками, еще раз пропускал через себя слова, сказанные Любовью Васильевной:
• Известное о Неизвестном
  
  Исполнилось 100 лет со дня рождения знаменитого скульптора, ветерана Великой Отечественной войны.
• И стали они жить вместе…
  
  Ветеранов Великой Отечественной войны в Иркутске осталось очень мало. 80-летие Победы встретят всего 28 жителей областного центра, которые в свое время защищали Родину от фашистских захватчиков.
• Легенда советского джаза Леонид Утесов
  
  Исполнилось 130 лет со дня рождения Леонида Утёсова. Он не считал себя певцом, говорил, что голоса как не было, так и нет, но в то же время добавлял, что поет сердцем.
• «Мама отдала свою жизнь, чтобы спасти наши»
  
  Иркутский городской совет ветеранов и газета «Мои года» начинают печатать воспоминания людей, в детстве узников фашистских концлагерей. Сейчас они живут в Иркутске.
• Крушение. Рассказ (ч.4)
  
  Все вспоминалось без внутреннего трепета, а как о чем-то постороннем. Потом вспомнил, как ездил на похороны матери.
• 98-летний ветеран трех войн Алтай Дадуев: «День Победы отмечаем всей семьей»
  
  На оргкомитете администрации Иркутска под руководством мэра Руслана Болотова по подготовке к празднованию 80-летия Победы в Великой Отечественной войне еще в феврале было принято решение о проведении в городе ряда мероприятий.
• «Мы недооценили противника»
  
  Когда руководству вермахта стало ясно, что блицкриг провалился.
• Крушение. Рассказ (ч.3)
  
  – Летать стали на «боингах», свои авиазаводы еле-еле существовали, и только потому, что армия не могла остаться без истребителей, бомбардировщиков. А профсоюз не помог и не вступился, он завял, о нем у нас даже никто не вспоминает. Вы-то лучше меня это знаете, – она понимающе взглянула на Свистунова. – Муж с завода не стал уходить, иногда по вечерам и даже в праздники занимался извозом на машине, как говорят у них, таксовал. Слава богу, гараж рядом с домом… удобно. Я ужасно переживала, потому что он чаще всего выезжал вечером, сейчас такой беспредел, бандит на бандите… Выживали кое-как, а потом неожиданно поступил заказ, и работа появилась, не в таком объеме, как раньше, но жить стало получше.
• Возвращение к Можайскому (ч.2)
  
  Подведу итоги сказанного ранее.
• Вначале была война: к 100-летию Иннокентия Смоктуновского
  
  Будущий народный артист СССР, один из лучших актеров советского кинематографа («король и шут в одном лице») родился 28 марта 1925 года в деревне Татьяновка – ныне это Шегарский район Томской области – в семье Михаила Петровича Смоктуновича и Анны Акимовны Махневой, в которой был вторым из шестерых детей.
• Крушение. Рассказ (часть 2)
  
  Дома Лариса встретила своего мужа с расстроенным выражением лица.