На тайной тропе Памира

В 1932 году границу молодой Таджикской республики перешла банда Ибрагим-бека. Басмачи терроризировали население: сжигали кишлаки, убивали представителей Советской власти. На басмачей возлагали большие надежды англичане, мечтавшие получить господство над плодородными долинами Средней Азии. Они снабжали банды оружием и боеприпасами. На борьбу с басмачами в Таджикистан направились добровольческие отряды, среди бойцов находились наши земляки – рабочие ИЗТМ имени Куйбышева и железнодорожники.

Дядя Миша

Легендарный иркутский сыщик в то время был молод, а работать в милиции начал в шестнадцать лет. Это ещё в двадцатые годы. Перед поездкой в Среднюю Азию за плечами работника уголовного розыска уже было немало боевых эпизодов по разгрому банд в Приангарье и среди них атамана Кочкина, братьев Заректуевых.

Его давно уже нет в живых, но в память накрепко впечаталась встреча с ветераном, подполковником в отставке Михаилом Николаевичем Фоминым, которого в воровском мире называли дядя Миша. Он вспоминал молодость, горы Памира с белоснежными вершинами семитысячников. Дядя Миша показал мне серебряный портсигар, хотя никогда в жизни не курил, но на портсигаре была дарственная надпись «За мужество и отвагу. 1932 год».

Он вскинул брови, провёл пальцем по морщинкам лба и начал рассказ о днях, ставших историей той большой страны.

Утомлённые солнцем

...Бурный Пяндж резвился в ущелье, хлопьями пены покрывал камни, ворчал, подтачивая скалы. Жгучее солнце висело над долиной, и вязкий воздух, раскалённый, как и песок и камни под ногами, заставляли прятаться всё живое. Таинственный Памир сверкал снегами горных вершин, нетающими в любое время года. В недосягаемой вышине парили гордые птицы, струилась между камней коварная гюрза, а возле тропы подстерегали свои жертвы каракурты и скорпионы. Сухой кустарник и колючки дополняли выжженный солнцем пейзаж.

Взмокшие, белые от соли гимнастёрки, едкий пот, стекавший по лицу покачивающихся в сёдлах людей, изнуряли, тело просило отдыха, жажда не утолялась тёплой водой из фляжек. Лошади лениво месили копытами коричневую пудру тропы. Кавалерийская сотня, несколько дней назад выехавшая из Куляба, преследовала банду Ибрагим-бека.

Командир сотни – заводской работник, парторг сталелитейного цеха Владимир Чистотягов – решительный и отважный, уже испытанный в сабельных рубках первых столкновений, изредка оглядывался, подбадривая бойцов. Утром к месту ночёвки кавалеристов прилетел самолёт, сделал круг, пилот сбросил вымпел с картой. На ней указывалось местоположение бандитов, и указание - спешить по мере человеческих возможностей.

Земляки

В веренице всадников, растянувшихся по тропе, сидел в седле и Михаил. Круглолицый крепыш тяжело переносил жару, обливался потом, но не подавал вида, что невмоготу ему этот многодневный бросок сквозь марево колеблющегося раскалённого воздуха. Сейчас, как никогда, вспоминались Сибирь, Иркутск, холодные струи Ангары. В Пяндже вода, вырвавшаяся из ледников, не теплее, но попробуй, достань хоть на один глоток! - стены каньона обрываются отвесно на километровую глубину. Местные называли такие расщелины – сей.

Как хотелось подставить измученное тело под живительные струи воды! Михаил окликнул товарища, пулемётчика, как и он добровольца, рабочего завода Петра Карпова:

– Петя, вот печёт-то! У нас такого не бывает.

– Да, – оглянувшись, ответил Карпов, – такого пекла не испытывал.

– Ты сталь плавил, к жаре-то привычный!

– Из цеха выйдешь, проветришься, а тут...

И вновь в молчании конники продолжали путь. Тропа уводила всё дальше и выше в горы, ближе и ближе подступали скалы, сжимали ущелье. Палившее весь день солнце покатилось за гребни, заголубел снег, но духота осталась, а когда стало чернеть небо, освежающий ветерок взбодрил всадников, но им пришлось спешиться до рассвета.

Костров не разводили. Не снимая сёдел, стреножили коней и повалились на камни, забывшись в тревожном сне.

Михаил с Петром поудобнее устроились на небольшой осыпи между скал. Близкое небо сверкало звёздами, а схлынувшая духота прогнала сон, и товарищи потихоньку завели разговор, вспоминая родные места.

– Петь, разгромим банды, домой вернёшься?

– Я, наверное, в погранвойсках останусь: в этих краях ещё надолго понадобимся мы, и главная наша пролетарская задача, думаю, не пропустить ни единого врага на Памире.

– Ты где так славно пулемёт освоил?

– У нас при заводе в вечерней школе курсы военные были. Там к «Максиму» и прикипел, вот и пригодилось.

– А я домой: знаю, что нужен. В городе ещё дел хватит. С трудом в Среднюю Азию отпустили, с уговором, что вернусь после разгрома басмачей.

– Слушай, Миша, я вот вижу, что боец ты закалённый, хотя и молодой, и работа твоя важная, интересная, хотя и опасная, а я всю смену на одном месте, а мне хочется, как сейчас, вот и ушёл добровольцем, как только комсомол клич бросил.

Михаил долго рассказывал Петру о своей юности, об атамане Григории Кочкине, девять лет державшего в своих руках дороги на Север, неуловимого и жестокого властелина Приангарской тайги, с которым ему, молодому, пришлось столкнуться в смертельной борьбе. Сон сломил бойцов, когда сумрак, медленно растворяясь, обнажил вершины. Вскоре прозвучала команда: «По коням!».

По краю бездны

Тропа, по которой двигалась сотня, была обнаружена лётчиками. Мало знакомая даже местным жителям, она вела в труднодоступный район Памира, где без проводника легко потерять нить, ведущую за кордон, в Афганистан. Тропу хорошо знали лазутчики, басмачи и торговцы наркотиками. По ней сейчас уходил курбаши.

...Чем ближе становились ледники, тем больше чувствовалось их дыханье. Тропа становилась труднопроходимой, и вскоре бойцам пришлось оставить сёдла. Пропасть прижала конников к отвесной скале, нависшие каменистые карнизы грозили обрушиться и похоронить всё живое.

Настороженная тишина гнетуще действовала на бойцов. Изнурив людей пеклом долины, Памир подготовил сотне смертельное испытание. С диким ржанием, с грохотом камней сорвалась в пропасть лошадь, с ней вьюки и разобранный «Максим» принял Пяндж, укрыл в пене водоворотов. Ржанье погибающей лошади прокатилось по ущелью, эхо повторило его, испуганные животные пятились, обуянные паническим страхом. Это могло принести беду. Кавалеристы, натянув поводья, прижимали коней к скале, и, когда в тишине все успокоились, преследование продолжилось.

Бой за облаками

В расщелинах появился снег, из которого сочилась вода. Было сыро, и бездна, прикрытая туманом, напоминала о величии Крыши мира. Тропа становилась всё просторнее, стали попадать валуны, и вскоре яркая белизна ослепила глаза: приближался перевал.

Пахнуло дымком, и Чистотягов остановил сотню.

– Карпов, Фомин – в разведку, – приказал командир и направил с бойцами одного из проводников.

Прячась за камнями, разведчики выбрались к заснеженному гребню. Здесь как таковой тропы не было, но оборванная нить связывалась в этом районе: где-то через ледники проложен мост, а по ту сторону Пянджа – чужая страна.

Проводник сделал предостерегающее движение, Михаил и Пётр замерли, устремив свои взгляды по направлению его руки. За одним из выступов на фоне небесной синевы, словно каменное изваяние, стояла фигура в чалме и халате с винтовкой наперевес. Когда она скрылась, разведчики сделали бросок вперёд, пока караульный решил осмотреть другую сторону гребня.

Выглянув из-за камня, Михаил увидел плато среди хаотичного нагромождения скал, дымились костры, опоясанные патронташами люди в халатах жарили ломти баранины, винтовки стояли в пирамидах – басмачей было раза в три больше, чем бойцов в сотне. Спокойствие на стоянке говорило о том, что бандиты чувствовали себя в полной безопасности: граница была рядом.

– Только внезапность, – решил Чистотягов, – обстреляем, забросаем гранатами и предложим сдаться. Плато окружено скалами, врагам деться некуда, нельзя пропускать их к снегам. Большая надежда в этом бою на тебя, Карпов. У них пулемёты есть, но нет таких пулемётчиков.

И все вспомнили о храбром пулемётчике Кулябского гарнизона, похищенного басмачами, который под самыми страшными пытками (ему лили на голову кипящее масло) не стал предателем. Бывшего балтийского матроса басмачи хотели заставить служить себе, чтобы стрелял он в своих товарищей и обучал стрелять их, но герой предпочёл смерть. Его сейчас вспоминали добрым словом, потому что были у бандитов пулемёты, но грозны они только в умелых руках. Сегодня это решало исход боя.

Плато окружили незаметно. Караульного ловко убрал восточным ножом один из проводников, как гюрза, проскользнув к часовому. Очередь из «Максима» в сомкнувшиеся над костром халаты, повалив их в зашипевший от бараньего сала огонь, эхом прокатилась над Памиром, вызывая камнепады, оживляя снега. Захлопали в ответ английские винтовки. Замешательство среди басмачей прекратилось, как только смолк пулемёт. Они рассыпались по плато, спрятались за камни, защёлкали затворами.

– Выдайте курбаши и сдавайтесь, жизнь гарантируем! – прокричал Чистотягов.

– Аллах поможет нам, – раздалось в ответ с новыми выстрелами. Пули с визгом крошили камень, один из осколков больно оцарапал щёку Михаилу, и он почувствовал, как тёплая струйка скользнула за воротник. «Огонь!» – прозвучала команда, и горы вздрогнули от дружного залпа.

Когда смолк пулемёт, Михаил подполз к Карпову. Руки Петра сжимали гашетку, а голова уткнулась в них, безвольное тело распласталось среди камней. Фомин перевернул товарища, увидел залитое кровью лицо и застывшие синие глаза, устремлённые к вершинам Памира. Он бережно положил Карпова и, поправив ленту, повёл стволом «Максима», заставив врагов плотнее прижаться к камням.

Басмачи продолжали огрызаться. Позиционный бой длился уже несколько часов, солнце вот-вот грозило скрыться за горы. Чистотягов принял решение:

– Приготовить к бою гранаты!

Дым от разрывов закрыл плато, вопли раненых смешались с грохотом, какого ещё не слышали эти места.

Огонь прекратили, а когда воцарилась тишина, над валуном вынырнула винтовка с развевающимся белым платком. Вскоре стали подниматься и люди с поднятыми руками. Потянулись вереницей к победителям. Чистотягов поправил на голове фуражку, одёрнул гимнастёрку и, положив руку на кобуру «Маузера», приготовился к приёму пленных. Михаил держал наготове пулемёт...

Михаил Николаевич щёлкает портсигаром.

– Всё, эта была последняя банда, – говорил он, – с басмачеством в Средней Азии тогда покончили, но в том последнем бою среди пленных не оказалось самого Ибрагим-бека: он не рискнул уходить с большой группой, решил отсидеться. Позднее его выдали Советской власти бывшие сообщники курбаши, начавшие новую жизнь в своей республике.

• Расскажите об этом своим друзьям!

• Дурит погода (Рассказ)
  
  От редакции: В июле 1961 года началось наполнение Братского водохранилища. После его завершения уровень Ангары поднялся в иных местах более чем на 100 метров, и Братское водохранилище стало самым крупным в мире искусственным водоемом, который поглотил бесчисленное количество мелких и крупных деревень.
• Симфония юбилея
  
  На прошлой неделе исполнилось 50 лет народному артисту России, почетному гражданину Иркутской области и города Иркутска Денису Мацуеву. За свою карьеру знаменитый пианист успел покорить главные концертные залы мира, стать лауреатом множества престижных премий и наград, а также оказаться в центре политических скандалов, стоивших ему карьеры на Западе.
• «У немцев одна Германия»
  
  150 лет назад родился писатель-антифашист Томас Манн.
• А была ли эскадра?
  
  В истории нашего Отечества так много поводов для споров, что невольно задумываешься: это у нас история такая запутанная или мы сами, толкующие ее всяк по-своему, так ее запутали?
• Таким был Ножиков
  
  15 июня исполнится 15 лет как завершил свою дорогу жизни первый всенародно избранный губернатор Иркутской области Юрий Ножиков (1934–2010). О том, каким он был, вспоминает президент Фонда сохранения памяти и развития наследия Ю. А. Ножикова, заслуженный юрист РФ Юрий Курин, в прошлом – один из заместителей Юрия Ножикова в областной администрации, председатель государственно-правового комитета.
• На Малый Курунгуй. Размышления в пути
  
  «Правда – в памяти, у кого нет памяти, у того нет жизни». Валентин Распутин
• Самостоянье человека – залог величия его
  
  Отзыв о книге Галины Макагон «На изломе» о знаменитом роде Замащиковых из Заларинского района.
• На изломе
  
  В минувшую пятницу в поселке Залари произошло, без всякого преувеличения, большое историческое событие – в районном Доме культуры «Родник» состоялась презентация книги с одноименным названием, вынесенным в заголовок этого материала, неутомимого и последовательного исследователя истории Сибири, сотрудника краеведческого музея поселка Залари Галины Николаевны Макагон.
• Мы бережно храним их имена
  
  От редакции: Как и обещали, очередной выпуск «Перевала» мы посвящаем Усольскому городскому литературному объединению имени Юрия Аксаментова. В этом году объединению исполнится уже 67 лет. Сегодня вы познакомитесь с информацией об этом ЛИТО его руководителя Инны Коноплевой, с рассказом Александра Балко и стихами поэтов-юбиляров из этого творческого объединения города Усолья-Сибирского.
• «Сиськи-масиськи»: от перегрева к охлаждению
  
  Как разговаривает с нами, простыми смертными, верховная – прежде всего, федеральная – власть? Очень много комплиментов, высоких оценок в наш адрес: мол, главное богатство страны – люди.
• Железнодорожники в тылу и на фронте
  
  Несмотря на то, что Восточно-Сибирская железная дорога была магистралью тыла, ее коллективу пришлось непосредственно заниматься перевозками воинских частей и соединений. В тяжелейшем для Москвы и всей страны октябре 1941года сибирские железнодорожники получили задание ГКО скрытно и как можно быстрее перебросить под Москву часть войск из Дальневосточного и Забайкальского военных округов.
• «Нынче ветрено и волны с перехлестом…»
  
  На прошлой неделе исполнилось 85 лет со дня рождения Иосифа Бродского.
• Три фронта Равиля Замалетдинова
  
  В праздничном номере нашей газеты, посвященном Дню Победы, мы уже рассказывали об участнике Великой Отечественной войны Равиле Серазетдиновиче Замалетдинове, который бил врага на Западном фронте с фашистской Германией, участвовал в боях на Восточном фронте с милитаристской Японией. Сегодня – продолжение рассказа о том, как он, уже на трудовом своем фронте, за многие годы работы геологом прошел большой путь, одерживая и здесь победы при открытии новых месторождений и минералов Восточной Сибири.
• «Тихий Дон» навсегда
  
  120 лет назад родился Михаил Шолохов.
• Как воевали наши деды
  
  Великая Отечественная не обошла ни одну семью. Если не на фронте, то у станков и в поле ковали Победу миллионы советских людей. Так и в нашей семье Кушкиных: отца не призвали в армию потому, что он работал на секретном тогда иркутском авиазаводе и имел бронь, а его папа и младший брат сражались в рядах Красной армии. Так выпало, что их мимолетная встреча произошла нежданно, но о ней они узнали лишь после... войны, когда на всю страну прогремел художественный фильм «Встреча на Эльбе».
• «Дорога долгая была»
  
  Из старинного сибирского села Хомутово, что под Иркутском, в годы Великой Отечественной ушли на фронт 600 жителей. Почти каждый третий не вернулся. А вот его судьба сберегла.
• Его судьба – театр
  
  15 мая исполнилось 125 лет со дня рождения Николая Охлопкова.
• Жизнь, блокада, Ленинград: к 115-летию со дня рождения Ольги Берггольц
  
  До Великой Отечественной войны Ольга писала детские книжки, которые называли милыми, славными, приятными, но не более. А потом стала поэтом, олицетворявшим стойкость Ленинграда.
• И снова май, девятое число...
  
  В последнее время заметил одну, на первый взгляд странную, закономерность: чем дальше от Великой Отечественной войны, тем больше к ней интерес. И не только историков (как «работающих на политику», так и свободных от этих догм) или старшего поколения, у которого война оставила неизгладимый след в судьбе.
• И победителей судят. (Рассказ)
  
  Торжественное собрание, посвященное Дню Победы в Великой Отечественной войне, подходило к концу. Традиционный доклад секретаря парторганизации М. Суханова, праздничный приказ начальника РЭС Н. В. Варламова с вручением грамот, премий и благодарностей – все как по накатанной дорожке, по отработанному годами сценарию, без лишних вопросов катилось к завершению, впереди ждал праздничный стол.