Когда дети недостаточно несчастны |
05 Мая 2015 г. |
В детских фотографиях времен нацистской оккупации любители истории обнаружили крамолу. Возмутило их, что на фото нет трупов, пыток и прочих ужасов, а идет обычная будничная жизнь. Полетели жалобы по инстанциям. В классной комнате у нас – как, должно быть, и у многих моих ровесников – хранился набор разноцветных тоненьких книжек с общим заглавием «Пионеры-герои». Не знаю, как другим, но мне случалось проводить за этими книжками целые перемены. Валя Котик. Зина Портнова. Марат Казей. Лида Матвеева. И многие, многие другие. Дети, рано повзрослевшие в безжалостном мире войны. Дети, ищущие свой путь во тьме и бездорожье, отважно противостоящие жестокости и насилию взрослых. Их истории казались живыми и близкими; о многом говорили они робкому детскому сердцу, «не знавшему войн» – и тем привлекательнее казались от того, что мы знали: это не сказка, все это было на самом деле. Однако тоненьким детским книжкам прискорбно не хватало подробностей. Подвиги и приключения детей-героев описывались в них яркими красками, однако за кадром оставалась та обстановка, в которой они совершались – обыденная жизнь на войне и в оккупации. Сейчас, много лет спустя, этот пробел для меня отчасти заполнен. Выставка «Брянщина в объективе войны. Детские судьбы» Мы видим их ровесников, их младших братьев и сестер, их родных и соседей. Видим, как они одевались (по большей части плохо – жизнь в оккупации была тяжела и в чисто бытовом смысле), как жили, как добывали хлеб себе и родным, где и как учились – если все же продолжали учиться; в каких ситуациях могли столкнуться с оккупантами и что-то о них разузнать или как-то им навредить. Одна за другой проходят перед нами бытовые сценки. Вот рынок – дети наравне со взрослыми таскают тяжелые мешки. Вот прачка: ей приходится целыми днями стирать на немцев, чтобы прокормить своих маленьких сыновей. Вот похороны деревенской женщины, подорвавшейся на мине: вместе со взрослыми плачут у гроба босоногие дети. Вот ребята играют отстрелянными гильзами: опасная игра – но далеко не единственная опасность, подстерегающая ребенка на войне. А вот трагическая сцена: схвачены гестапо подростки, помогавшие партизанам – и мы догадываемся, какая участь их ждет... И лица, лица, детские и взрослые. Веселые, задумчивые, хмурые. Забавные мордашки малышей, для которых все вокруг игра, и взгляды исподлобья у детей постарше. Умное и смелое лицо русского мальчика, угнанного на работы в Германию: «Его участь, к сожалению, неизвестна», – сообщает комментарий. И тут же – улыбчивая физиономия мальчишки – этнического немца: у него, как видно, в оккупации проблем не было, а при отступлении гитлеровской армии вся его семья уехала вместе с немцами в Германию... и как-то сложилась дальше его судьба? Какой-то трепет охватывает, когда понимаешь, что все это – настоящее, и за каждым детским лицом – целая жизнь. Некоторые из этих детей живы по сей день и делятся с историками и краеведами своими воспоминаниями. А остальные? Многие ли пережили войну? И что было с ними дальше?.. К сожалению, выставка «Детские судьбы» в Брянске продлилась недолго. Причиной тому стал шум, поднятый организацией «Суть времени», и усердие не по разуму местных чиновников. В детских фотографиях любители истории обнаружили крамолу. Возмутило их, что на фото нет трупов, пыток и прочих ужасов, а идет обычная будничная жизнь; а главное, дети на фотографиях не забиты, не замучены, а на вид вполне бодры, и некоторые даже улыбаются. «На лицах детей в оккупированной Брянщине – улыбки!» – возмутился представитель «Сути времени». Что же, выходит, в оккупации жилось не так уж плохо? Да это же оправдание фашизма! Караул, диверсия!.. Полетели жалобы по инстанциям, и местные власти, испугавшись, прикрыли выставку от греха подальше. Впрочем, нет худа без добра: из скромного зала областной библиотеки архивные фотографии переместились в интернет, а благодаря скандалу о них узнали и посмотрели тысячи людей со всех уголков страны. Трагикомическая история с запретом детских улыбок стоит, казалось бы, в длинном ряду последних «запретительных» скандалов. Та же взбудораженная провластная «общественность», ищущая, на что бы еще вознегодовать и в чем бы усмотреть диверсию, тот же чиновничий страх «как бы чего ни вышло». Но в гонении на улыбки есть один важный оттенок, на который хотелось бы обратить внимание. Как ни странно, защитники советской идеологии здесь сливаются в экстазе с ненавистными им истерическими антисоветчиками. «Совкоборцы» тоже любят изображать наше прошлое (только в их случае это вся советская эпоха целиком) в виде какого-то Мордора, ада на земле, где не оставалось места для нормального человеческого бытия, где обитали только мучители и мученики, палачи и рабы. И страшно корежит и крючит их от мысли, что и в СССР, и даже (о ужас!) при Сталине русские, в большинстве своем, оставались людьми. Что улыбались и смеялись, влюблялись, рожали и растили детей, что в жизни их – пусть и незаслуженно тяжелой – было место не только для ужасов и мучений, но и для радости, и гордости, и любви, и вообще для всей палитры жизненных красок. По совкоборческим понятиям это «оправдывает злодеяния большевиков». Если не всех замучили, то какие к ним могут быть претензии? По-видимому, так же мыслят и соратники «Сути времени». Пришли немцы – и аллес капут: жизнь кончилась, начался кромешный ад, страдания и муки в режиме 24/7. Взрослые русские (те, что не ушли в партизаны) были раздавлены и низведены до животного состояния, а дети превратились в одичалых зверенышей. В это надо верить. А сказать или показать, что это было не так, что даже в этих тяжелейших и неестественных условиях жизнь продолжалась – значит «оправдать фашизм». Отсюда и странное, даже дикое на взгляд нормального человека негодование оттого, что русские дети на фотографиях недостаточно несчастны. В обеих этих картинах мира, на первый взгляд, противоположных, есть важнейшая общая черта: в них отсутствуют русские как субъект. Русские люди – их лица, их самоощущение, их судьбы – не имеют никакого самостоятельного значения и ценности: они воспринимаются лишь как иллюстрация к тем или иным идеологическим конструктам. Человеческое лицо, жизнерадостное или хмурое, пригодно лишь к одному: демонстрировать, что в такую-то эпоху при таких-то обстоятельствах простым людям жилось хорошо или плохо. Улыбается – значит, ему хорошо; а раз в оккупации, и вдруг хорошо – значит, «оправдание фашизма». Интересно, что сказали бы ревнители идеологической чистоты вот об этой фотографии? Гражданская война в Югославии. Жительница Сараево идет по осажденному, измученному бомбежками городу. Идет пешком на работу – нарядная, как на бал. Не кланяется взрывам, не прячется по подворотням. Эта женщина недавно потеряла мать, ей и ее семье знакомы все тяготы полуголодной жизни под обстрелом: но она идет с гордо поднятой головой, и на лице ее – улыбка. Это знаменитое фото никто не пытался запрещать или прятать на том основании, что оно, мол, «смягчает» или «оправдывает» ужасы осады Сараево. Напротив: широко распространенное западными информационными агентствами, оно сыграло свою пропагандистскую роль в югославском конфликте. А затем приобрело и гораздо более широкое значение, став символом мужества и гордости мирных людей на войне. Символом того, как и в нечеловеческих обстоятельствах мы находим в себе силы оставаться людьми. В бесконечных спорах и разговорах о новейшей российской истории остро не хватает этой сердцевины. В идеологических построениях всех цветов и направлений напрочь отсутствуют русские – не как объект, а как субъект. Не безликие безгласные «жертвы», пригодные лишь на то, чтобы поминать их всуе с трибун и спекулировать ими в политических играх – живые люди с именами, лицами и неповторимыми судьбами. Не только щепки в водовороте истории, но и ее творцы. Те, кто не просто «выживал» среди горестей и бед, но и продолжал жить. И этот неугасимый огонь жизни, без которого бессмысленна любая идеология – передал нам, своим потомкам. Немцы-захватчики, с простодушным любопытством туристов фотографировавшие «русских дикарей», давно лежат в земле. А русские дети, что улыбаются нам с этих старых фотографий – быть может, живы и сейчас. А если и нет, то живы их дети и внуки, и правнуки так же щербато улыбаются солнышку и весеннему небу. Они не просто выжили на войне – они сохранили себя. Для нас. И еще мне вспоминается рассказ, услышанный в Донецке: о том, что даже в самые страшные, голодные, убийственные дни войны ни на день не прекращал работу городской кукольный театр. Артисты устраивали для малышей бесплатные представления в школах, парках, даже просто во дворах. Потому что самое страшное на войне – не голод и холод, даже не кровь и смерть; самое страшное – когда исчезает радость из глаз детей. Пока дети продолжают играть и улыбаться жизни – еще не все потеряно.
Тэги: |
|