Как уничтожали русскую историческую науку

Мы то и дело спрашиваем себя: почему в стране с такой могучей исторической школой почти нет, по существу, серьёзных современных историков? Этот вопрос порождает другой: не потому ли, что без малого 80 лет назад наша национальная историческая школа была уничтожена, в том числе и физически?

«Дело историков»

Интеллектуальный геноцид

В 1929–1930 годах по доносу «красной профессуры» из «школы Покровского» арестовали разом свыше 150 выдающихся русских учёных, в том числе и мирового уровня – С.Ф. Платонова, Е.В. Тарле, С.В. Бахрушина, Ю.В. Готье, Н.В. Измайлова, Н.П. Лихачёва, М.К. Любавского, С.В. Рождественского... Всего же в орбиту «дела историков» было вовлечено несколько сот человек, так или иначе пострадавших. Не пощадили даже престарелого племянника Ф.М. Достоевского – А.А. Достоевского, который по основной специальности был вообще-то географом.

Вроде бы дело-то давнее, да ведь настоящие историки – не инкубаторные цыплята, и не один десяток лет нужен, чтобы подготовить одного хорошего. «Дело историков» (оно же «академическое»), устроенное ленинградским ГПУ с подачи Я. Агранова и Я. Петерса, можно назвать как хотите: погромом или интеллектуальным геноцидом, или ещё как – сути дела это не изменит. Целое поколение русских историков вырвали из научной и творческой жизни, а некоторых из жизни вообще, учеников же запугали так, что своих учеников, способных поднять знамя нашей исторической науки, они не имели.

«Большинство поставило крест на научной работе, не писало бесстыдных статей, жило скромно по ссылкам. Мы добывали хлеб уроками языков и случайными заработками. В этом заключался наш подвиг. Так текла жизнь большинства моих однодельцев... Мирно и скромно закончили они своё печальное житие», – вспоминал отсидевший по «делу историков» С.В. Сигрист (А. Ростов). У нас всё пишут, насколько мы отстали в генетике из-за «дела генетиков». А в истории насколько отстали из-за «дела историков»? А в славистике («дело славистов»)?

Кстати, место действия «исторического дела» – Ленинград – вовсе не означает, что репрессии имели некий локальный характер, ведь удар пришёлся на всю Академию наук, до 1934 года находившуюся в Северной столице.

«Общество историков-марксистов»

Но «дело историков», в отличие от других «дел», началось вовсе не в 1929 году, а ещё раньше, в первые послереволюционные годы. В 1920-м в Московском университете произошло небывалое, не случавшееся доселе ни в одной стране мира: взяли и упразднили... два опорных гуманитарных факультета – юридический и историко-филологический. То есть, проще говоря, отменили изучение русского закона, истории и культуры. Значительная роль в этом принадлежала тогдашнему заместителю наркома просвещения, историку Михаилу Николаевичу Покровскому (1868–1932), автору русофобских и антиправославных книг «Русская история с древнейших времён» (1910–1913), «Русская история в самом сжатом виде» (1920).

Сначала Покровский стал требовать, чтобы Московский университет включил в свой состав «красную профессуру» – и в немалом количестве. Здесь, правда, была одна странность: в списке этой «профессуры» мы увидим не так много твёрдых «большевиков-ленинцев», зато есть явные «неленинцы»: «махист» Богданов-Малиновский, меньшевики Ларин-Лурье, Суханов-Гиммер, Стеклов-Нахамкис...

Из-за Нахамкиса, кстати, старые профессора неожиданно упёрлись, сочтя предложенную сделку «совершенно недостойной университета и неприемлемой». Фамилия, что ли, на них подействовала, невольно ассоциировавшаяся с хамством? Покровский же в ответ, как в непристойном анекдоте о групповом сексе с женой приятеля, сказал «буржуазии» что-то вроде: «Тогда мы вас вычёркиваем», – и всех, кого надо, назначил сам.

Получив таким образом необходимый перевес в голосах, Покровский без помех провёл в университете свою удивительную «реформу» по ликвидации юридического и историко-филологического факультетов.

Это было самое начало его бурной деятельности на исторической ниве в СССР. В 1925 году он создаёт «Общество историков-марксистов», которое сразу же начинает истерические проработочные кампании против всевозможных «враждебных» исторических школ (Платонова, Тарле, покойного Лаппо-Данилевского и других). Неистовствовали в партийной печати соратники Покровского: Адоратский, Альтман, Ванаг, Гольденберг, Горин, Зайдель, Лукин, Попов, Ротштейн, Рязанов-Гольдендах, Томсинский, Фридлянд, Цвибак, – кто сейчас помнит самые их фамилии? Что написали эти люди? Какую-то вздорную и совершенно нечитабельную чепуху. Да и не она вовсе была главным трудом их жизни, а «дело историков», то есть уничтожение русской исторической науки.

До поры до времени кампания против «платоновцев» осуществлялась в рамках травли, правда, очень ожесточённой. Всё изменилось в 1929 году, когда Покровский узнал, что неизлечимо болен раком. Между тем его политика цели достигла только в Московском университете, а в Ленинграде, на уровне Академии наук, нет. Никаких шансов на лидерство в советской исторической науке у «покровцев» после смерти вождя не было. Он хоть чего-то написал, а они? Подобно тому, как рапповцы имели репутацию литературных громил, а не властителей читательских дум (причём даже в партии), так и «покровцы» негласно считались историческими недоучками и «бастардами», как бы громко ни визжали.

Впрочем, не судьба соратников больше всего волновала Покровского, а то, конечно, что будет с его именем после смерти.

Если на вершине академической исторической науки по-прежнему останутся С.Ф. Платонов, С.В. Бахрушин, Е.В. Тарле, Ю.В. Готье и другие, то через несколько лет все совершенно забудут, кто такой Покровский. (Так, кстати, ныне и произошло: кто похвастается, что читал Покровского?) А вот если заблаговременно пересажать и перестрелять старую профессуру, то на зачищенном поле академической истории останется одна заметная фигура для посмертного официозного почитания –он, Покровский.

«Утаённые» архивы

И вот 21 октября 1929 года особая правительственная комиссия во главе с Я.И. Фигатнером, направленная в Академию наук по доносам «покровцев», обнаружила в одной из комнат Библиотеки АН запечатанный пакет, в котором оказались подлинные экземпляры отречения от престола Николая II и его брата великого князя Михаила. Никто их, конечно, не прятал: как передало их Временное правительство в АН, так они там и лежали. Кстати, оно много ещё чего передало «для истории»: в частности, архивы политических партий, шифры жандармского управления, дела провокаторов и т.п. Все, кому надо, об этих документах знали (особенно Покровский, который вёл переговоры о передаче их в Центрархив РСФСР, им же возглавляемый), но, конечно, не кричали на каждом углу. А тут вдруг оказалось, что чекисты их якобы ищут уже 12 лет. Эта провокация была явно направлена против выдающегося нашего историка Сергея Фёдоровича Платонова (1860–1933), в течение нескольких лет руководившего и Библиотекой АН, и Пушкинским Домом.

В Ленинград срочно прибыли «два Якова» – высокопоставленные чины ГПУ Я.Х. Петерс и Я.С. Агранов. 24 октября они и третий Яков – Фигатнер – начали в малом конференц-зале АН в присутствии двух стенографисток допросы академиков. «Я решительно готов не принять этого выражения: «сокрытие документов». Я решительно протестую. Академия наук не скрывала... Эти документы мы сберегли, и вы их получили», – заявил С.Ф. Платонов. Впрочем, чекисты не возражали, были вежливы и даже извинились за то, что «потревожили». В конце встречи Платонов спросил их: «Ведь вы так же, как я, не придаёте политического значения этим документам, а лишь историческое?» – и получил успокаивающий утвердительный ответ. В итоге пожали друг другу руки и, улыбаясь, расстались. Но берегись Агранова, улыбающегося на прощание! Ведь он в 1921 году так же вежливо улыбался здесь, в Питере, поэту Гумилёву и профессору Таганцеву, вскоре расстрелянным.

6 ноября 1929 года вице-президент АН А.Е. Ферсман написал «Докладную записку», в которой основным виновником сокрытия «важных политических документов» назвал именно Платонова, хотя он уже больше года не директорствовал в Библиотеке АН, а возглавил её в 1925-м, то есть после появления там «утаённых» архивных материалов. Сергею Фёдоровичу было предложено подать в отставку с постов академика-секретаря Отделения гуманитарных наук и члена Президиума АН, что он и сделал через два дня. Однако это ничего не изменило. В ночь на 12 января 1930 года Платонов был арестован вместе со своей младшей дочерью Марией по подозрению «в активной антисоветской деятельности и участии в контрреволюционной организации».

На допросах в ЛенГПУ Платонов был так же неосторожно откровенен, как и в 1926-м писатель Михаил Булгаков в Московском ГПУ. В частности, историк заявил следователю А.А. Мосевичу: «Касаясь своих политических убеждений, должен сознаться, что я монархист. Признавал династию и болел душой, когда придворная клика способствовала падению бывшего царствующего Дома Романовых».

Но то, что в 1926-м сошло с рук Булгакову, не сошло в 1930-м Платонову.

От признания в монархизме всё и закрутилось. «Политически важные архивы» были отложены в сторону. Какие тут, в самом деле, архивы, если запахло «монархической организацией» в Ленинграде!

Причём в ЛенГПУ посчитали, что 69-летний Платонов должен быть не только главой этой организации, но и кандидатом в премьер-министры будущего монархического правительства. И хотя следом за своим «признанием» Сергей Фёдорович добавил: «Клятвенно утверждаю, что к антиправительственной контрреволюционной организации не принадлежал и состава её не знаю, действиями её не руководил ни прямо, ни косвенно, средств ей не доставлял и для неё денег от иностранцев или вообще из-за границы не получал. Считал бы для себя позором и тяжким преступлением получать такие деньги для междоусобия в родной стране» – это уже Мосевича не интересовало.

Кстати, это был не первый случай, когда следователь-провокатор поймал на слове простодушного академика. С.В. Сигрист писал: «Когда Мосевич спросил, как мог набожный Платонов пригласить заведовать отделением Пушкинского Дома еврея Коплана, то получил ответ: «Какой он еврей: женат на дочери покойного академика Шахматова и великим постом в церкви в стихаре читает на клиросе». После этого Коплан получил пять лет концлагеря!».

Зачистка Академии

Пошли повальные аресты академических соратников С.Ф. Платонова, учеников и близких – в частности, взяли старшую дочь Нину. Среди арестованных оказалась и ученица историка Наталья Сергеевна Горская-Штакельберг, красавица, за которой ухаживал Сталин, будучи в ссылке в Курейке (она была дочкой его домохозяйки, учительницы Горской). «Мать сумела съездить в Москву и добиться приёма Сталиным, который был в прекрасном настроении после победы на XVI партсъезде над правыми – Бухариным и другими. Он утешил мать: «Всё при вас устрою». Позвонил начальнику ОГПУ в Ленинград и приказал сейчас же выпустить Н.С. Штакельберг и прекратить следствие в её отношении, ибо Сталин за неё ручается» (С. Сигрист).

Но не всем так повезло, как Н. Горской-Штакельберг... Первая серия приговоров была вынесена 10 февраля 1931 года «тройкой» ГПУ при Ленинградском военном округе. Расстрел с заменой на 10 лет заключения получил П.В. Виттенбург, 10 лет лагерей – С.К. Богоявленский, В.А. Бутенко, П.Г. Васенко, Ф.А. Мартинсон, Ф.И. Покровский, М.Д. Приселков, Н.А. Пыпин, С.П. Розанов, С.И. Тхоржевский, М.А. Шангин, Э.Э. Шольц, Б.М. Энгельгардт и ещё несколько человек. У остальных были сроки от 3 до 8 лет.

10 мая 1931 года последовали более жестокие приговоры. Были расстреляны «участники военного заговора», бывшие гвардейские офицеры, занявшиеся после революции наукой: Ю.А. Вержбицкий, П.И. Зиссерман, В.Ф. Пузинский, П.А. Купреянов, А.С. Путилов. Прочие члены «военной секции» получили как минимум по 10 лет лагерей.

8 августа Коллегия ОГПУ вынесла приговор главным обвиняемым. Расстрелять или посадить в лагерь столь известных учёных всё же не решились: они получили от 3 до 5 лет ссылки. Платонов был выслан в Самару, Тарле – в Алма-Ату, Готье – в Самару, Любавский – в Уфу, Н. Лихачёв – в Астрахань, Рождественский – в Томск, Бахрушин – в Семипалатинск...

Любопытно, что Покровский сам читал оригиналы допросов историков, а также лично сдавал в секретный отдел ОГПУ все приходившие к нему письма от репрессированных учёных с просьбами о помощи с припиской: «Так как эти письма могут представлять интерес для ОГПУ, мне же они совершенно не нужны, пересылаю их вам». Дескать, может быть, что-нибудь ещё найдёте, чтобы накинуть им срок!

Отрезвление

Но самое поучительное, в том числе для ситуации, складывающейся у нас сегодня с гуманитарными науками, произошло после «зачистки» Академии наук. Сталин до поры до времени верил «покровцам», что они и есть настоящие советские историки, которых «не пущают» в серьёзную науку историки антисоветские. Соответственно, когда их, наконец, ликующей, галдящей толпой «запустили в закрома», он ждал от них результата. Но тут вышла заминка. Результата не могло быть в принципе.

И дело даже не в очевидной бесталанности «покровцев». Будь они и семи пядей во лбу, никакой пользы от них государство всё равно не имело бы. Ибо, согласно основной исторической концепции их «гуру», у Российского государства не было истории, потому что и государства не было. А что же было? Ну, говоря современным языком, «экономические отношения между хозяйствующими субъектами». А всё остальное придумали «продавшиеся царизму историки».

Теперь представьте, что вы читаете исторический труд, в котором каждое событие рассматривается сквозь призму торжества формулы «товар-деньги-товар» или «деньги-товар-деньги». Помимо того, что читать это нормальному человеку невозможно, где здесь критерий патриотизма? Хоть русского, хоть советского? Такие критерии на свой, русский лад, хорошо понимали «платоновцы», да их разогнали, а «покровцы» не понимали никакого патриотизма, ибо «дед» их учил, что его не существует.

А между тем на страну, лишившуюся вдруг настоящей исторической науки, грозно и неумолимо надвигалась ИСТОРИЯ в виде новой мировой войны.

А, извините, если верить, что всем верховодит принцип «товар-деньги-товар», то, получается, народу не так уж и важно, какой у него будет хозяин: интернационал-социалистический или национал-социалистический. Это важно исключительно с точки зрения патриотизма.

Когда же Сталин, наконец, понял, что от нового «синклита историков» ему никакого патриотизма ждать не приходится, даже советского, и что они, скорее всего, вовсе и не историки, а экономисты, он рассвирепел. В какой-то жалости к жертвам ГПУ его заподозрить трудно, но хозяином он был рачительным. Он не мог не спросить себя: а зачем были потрачены немалые силы и средства государства на «дело историков»? Чтобы нанести прямой вред этому самому государству, оказавшемуся благодаря «покровцам» без истории, без идеологии патриотизма, и посадить себе на шею ораву горластых бездарей? Или чтобы просто потакать неутолимой злобе подлого, съедаемого раком человека?

После смерти Покровского в 1932 году начался «обратный отсчёт»: сначала в виде критики взглядов «гуру», а потом и всей «школы», «упразднившей в сущности историческую науку и преподавание истории в школе», как сказано в партийном постановлении 1936 года. А в книге статей «Против исторической концепции М.Н. Покровского» (1939) было уже написано: «Так называемая «школа Покровского» неслучайно оказалась базой для вредительства со стороны врагов народа, разоблачённых органами НКВД, троцкистско-бухаринских наймитов фашизма, вредителей, шпионов и террористов, ловко маскировавшихся при помощи вредных, антиленинских исторических концепций М.Н. Покровского» (А. Панкратова).

Вот так, из огня да в полымя! Сгинули в НКВД преемник Покровского Лукин, Ванаг, Горин, Зайдель, Рязанов, Томсинский, Фридлянд, Цвибак и другие «покровцы», развязавшие «дело историков». Расстреляны «три Якова», давшие ему официальный ход – Агранов, Петерс и Фигатнер...

В 1937 году были переизданы «Очерки по истории Смуты в Московском государстве ХVI–XVII вв.» С.Ф. Платонова, а его учебник по русской истории, тоже переизданный, предназначался даже для школ партийных пропагандистов. Тогда же Президиум ЦИК СССР снял судимость с Е.В. Тарле, который вскоре был восстановлен в звании академика. Впоследствии историк трижды становился лауреатом Сталинской премии, был награждён тремя орденами Ленина и двумя – Трудового Красного Знамени. Сталинскую премию и орден Трудового Красного Знамени получил и С.В. Бахрушин, освобождённый из ссылки в 1933 году. Он воспитал таких известных историков, как Б.А. Рыбаков и М.Н. Тихомиров. В 1933 году вернулся в Москву Ю.В. Готье, в 1939-м его избрали действительным членом АН СССР.

А вот С.Ф. Платонов не вернулся из куйбышевской ссылки: он умер 10 января 1933 года. Та же судьба постигла Д.Н. Егорова (1931), С.В. Рождественского (1934), М.К. Любавского (1936), скончались в лагере В.А. Бутенко (1931) и А.Г. Вульфиус (1941)... Дорого стоило «дело историков» русской науке...

В середине 30-х годов государство, конечно, частично «исправило» чудовищную ошибку 1929–1930 гг. Но ведь можно посмотреть на это дело иначе.

Допустим, некий царь-государь взял и ударил сам себя державным скипетром по голове, поверив лукавым докторам-придуркам, что так лечится головная боль. А потом, когда, естественно, стало ещё больней и на лбу вздулась шишка, начал охаживать этим скипетром псевдолекарей...

А может быть, лучше бы с самого начала не экспериментировать со своей головой? Глядишь, и докторам-провокаторам меньше бы досталось.

Государству стоит заботиться о своей голове, а то у нас оно всё бережёт руки-ноги, бицепсы-трицепсы... А между тем без головы цена этим бицепсам из железа небольшая. Девяносто первый год помните?

Источник: stoletie.ru

• Расскажите об этом своим друзьям!

• Дурит погода (Рассказ)
  
  От редакции: В июле 1961 года началось наполнение Братского водохранилища. После его завершения уровень Ангары поднялся в иных местах более чем на 100 метров, и Братское водохранилище стало самым крупным в мире искусственным водоемом, который поглотил бесчисленное количество мелких и крупных деревень.
• Симфония юбилея
  
  На прошлой неделе исполнилось 50 лет народному артисту России, почетному гражданину Иркутской области и города Иркутска Денису Мацуеву. За свою карьеру знаменитый пианист успел покорить главные концертные залы мира, стать лауреатом множества престижных премий и наград, а также оказаться в центре политических скандалов, стоивших ему карьеры на Западе.
• «У немцев одна Германия»
  
  150 лет назад родился писатель-антифашист Томас Манн.
• А была ли эскадра?
  
  В истории нашего Отечества так много поводов для споров, что невольно задумываешься: это у нас история такая запутанная или мы сами, толкующие ее всяк по-своему, так ее запутали?
• Таким был Ножиков
  
  15 июня исполнится 15 лет как завершил свою дорогу жизни первый всенародно избранный губернатор Иркутской области Юрий Ножиков (1934–2010). О том, каким он был, вспоминает президент Фонда сохранения памяти и развития наследия Ю. А. Ножикова, заслуженный юрист РФ Юрий Курин, в прошлом – один из заместителей Юрия Ножикова в областной администрации, председатель государственно-правового комитета.
• На Малый Курунгуй. Размышления в пути
  
  «Правда – в памяти, у кого нет памяти, у того нет жизни». Валентин Распутин
• Самостоянье человека – залог величия его
  
  Отзыв о книге Галины Макагон «На изломе» о знаменитом роде Замащиковых из Заларинского района.
• На изломе
  
  В минувшую пятницу в поселке Залари произошло, без всякого преувеличения, большое историческое событие – в районном Доме культуры «Родник» состоялась презентация книги с одноименным названием, вынесенным в заголовок этого материала, неутомимого и последовательного исследователя истории Сибири, сотрудника краеведческого музея поселка Залари Галины Николаевны Макагон.
• Мы бережно храним их имена
  
  От редакции: Как и обещали, очередной выпуск «Перевала» мы посвящаем Усольскому городскому литературному объединению имени Юрия Аксаментова. В этом году объединению исполнится уже 67 лет. Сегодня вы познакомитесь с информацией об этом ЛИТО его руководителя Инны Коноплевой, с рассказом Александра Балко и стихами поэтов-юбиляров из этого творческого объединения города Усолья-Сибирского.
• «Сиськи-масиськи»: от перегрева к охлаждению
  
  Как разговаривает с нами, простыми смертными, верховная – прежде всего, федеральная – власть? Очень много комплиментов, высоких оценок в наш адрес: мол, главное богатство страны – люди.
• Железнодорожники в тылу и на фронте
  
  Несмотря на то, что Восточно-Сибирская железная дорога была магистралью тыла, ее коллективу пришлось непосредственно заниматься перевозками воинских частей и соединений. В тяжелейшем для Москвы и всей страны октябре 1941года сибирские железнодорожники получили задание ГКО скрытно и как можно быстрее перебросить под Москву часть войск из Дальневосточного и Забайкальского военных округов.
• «Нынче ветрено и волны с перехлестом…»
  
  На прошлой неделе исполнилось 85 лет со дня рождения Иосифа Бродского.
• Три фронта Равиля Замалетдинова
  
  В праздничном номере нашей газеты, посвященном Дню Победы, мы уже рассказывали об участнике Великой Отечественной войны Равиле Серазетдиновиче Замалетдинове, который бил врага на Западном фронте с фашистской Германией, участвовал в боях на Восточном фронте с милитаристской Японией. Сегодня – продолжение рассказа о том, как он, уже на трудовом своем фронте, за многие годы работы геологом прошел большой путь, одерживая и здесь победы при открытии новых месторождений и минералов Восточной Сибири.
• «Тихий Дон» навсегда
  
  120 лет назад родился Михаил Шолохов.
• Как воевали наши деды
  
  Великая Отечественная не обошла ни одну семью. Если не на фронте, то у станков и в поле ковали Победу миллионы советских людей. Так и в нашей семье Кушкиных: отца не призвали в армию потому, что он работал на секретном тогда иркутском авиазаводе и имел бронь, а его папа и младший брат сражались в рядах Красной армии. Так выпало, что их мимолетная встреча произошла нежданно, но о ней они узнали лишь после... войны, когда на всю страну прогремел художественный фильм «Встреча на Эльбе».
• «Дорога долгая была»
  
  Из старинного сибирского села Хомутово, что под Иркутском, в годы Великой Отечественной ушли на фронт 600 жителей. Почти каждый третий не вернулся. А вот его судьба сберегла.
• Его судьба – театр
  
  15 мая исполнилось 125 лет со дня рождения Николая Охлопкова.
• Жизнь, блокада, Ленинград: к 115-летию со дня рождения Ольги Берггольц
  
  До Великой Отечественной войны Ольга писала детские книжки, которые называли милыми, славными, приятными, но не более. А потом стала поэтом, олицетворявшим стойкость Ленинграда.
• И снова май, девятое число...
  
  В последнее время заметил одну, на первый взгляд странную, закономерность: чем дальше от Великой Отечественной войны, тем больше к ней интерес. И не только историков (как «работающих на политику», так и свободных от этих догм) или старшего поколения, у которого война оставила неизгладимый след в судьбе.
• И победителей судят. (Рассказ)
  
  Торжественное собрание, посвященное Дню Победы в Великой Отечественной войне, подходило к концу. Традиционный доклад секретаря парторганизации М. Суханова, праздничный приказ начальника РЭС Н. В. Варламова с вручением грамот, премий и благодарностей – все как по накатанной дорожке, по отработанному годами сценарию, без лишних вопросов катилось к завершению, впереди ждал праздничный стол.