Фабрики зерна и мяса

Конечной целью коллективизации, проведенной в СССР в 30-е годы, было современное, индустриальное аграрное производство по типу города. Что стало с советским обществом после ее окончания? Была ли ей альтернатива? Об этом рассказал крестьяновед Александр Никулин в ходе своей лекции в Сахаровском центре. «Лента.ру» записала основные тезисы его выступления.

В конце XIX — начале XX века в России начинает происходить демографическая революция. Население увеличивается, особенно крестьянское. Возникает опасная проблема аграрного переселения, которая ведет к обнищанию деревни. Она усугубляется тем, что в стране в этот период еще существуют феодальные пережитки после реформ 1861 года: остаются помещичьи хозяйства, чем недовольны крестьяне, периодически возникают идеи земельного передела.

События первой русской революции 1905-1907 годов показали, что сельское население — это взрывоопасная сила, и с ним надо что-то делать. Столыпин пытался трансформировать крестьянство справа, через развитие капиталистического фермерства, но не успел добиться значимых результатов. Советские власти нашли решение этой проблемы слева, в жесточайшей коллективизации.

Российская деревня при сталинском колхозном строе превращается во внутреннюю колонию, из которой советская власть черпает ресурсы на развитие промышленности, науки, образования. В течение нескольких десятилетий колхозники считаются людьми второго сорта без паспорта и зарплаты. Фашистская армия во время оккупации советских территорий не распускала колхозы, полагая, что они являются весьма эффективными аппаратами централизованного выкачивания ресурсов из села.

Колхозный строй также породил громадную иерархию бюрократии, которая нависла и над городом, и над деревней. В этой уравниловке человек был лишен того, чем обладал обыкновенный крестьянин, — собственного труда на своей земле по своему усмотрению. Человек не принадлежал себе, это была полная забитость и подчиненность громадной бюрократической верхушке и незаинтересованность в собственном труде.

Что стало с деревней после коллективизации

В ходе коллективизации многие люди, в особенности молодежь, верили в социализм, в то, что из нищеты они создадут великое социалистическое будущее, и многие искреннее и самоотверженно трудились. Сомневающихся в социализме ожидали драконовские меры сталинского государства. Коррозия этой крестьянско-колхозной социалистической нравственности настает в 1960-е годы.

Иногда говорят, что великий удар по крестьянству нанес Сталин в 1929-1930 годах. Но нет, крестьянская этика и культура в основном сохранялись до начала 1960-х. Именно в это время старый тип крестьянина, совестливо и бережно относившийся даже к колхозному добру, уходит в прошлое. Возникает позднесоциалистический поденщик, часто алкоголического типа, которому все равно, где работать, в селе или в городе. Происходит массовый исход крестьян в города, деревня умирает, ее население деградирует — становится резервацией старушек и их сыновей-алкоголиков.

После коллективизации оказалось, что крестьянство было очень живучим, что оно, несмотря на все бедствия, исчезало медленно, на протяжении нескольких поколений. Опыт показывает, что возможны варианты трансформации и развития сельского населения, если делу дают правильный ход.

У нас сейчас многие кусают локти и говорят, что, если бы в СССР в конце 1950-х годов был наш Дэн Сяопин, который предоставил бы возможность рыночного социалистического развития села, тогда бы советская экономика и село рванули так же, как рванул Китай в 1980-е и 1990-е годы. Но Никита Хрущев был романтиком, верившим в преимущества сверхкрупного огосударствленного аграрного производства. Он, ортодоксально, пусть и не злодейски по-сталински, полагал, что на селе все крупное индустриальное лучше всего крестьянско-семейного, которое необходимо извести до конца.

В результате мы получили то, что получили. В 1970-е и 1980-е годы из-за потока нефтедолларов советская власть стала щедро финансировать развитие колхозов и совхозов, и до сих пор сельские жители с ностальгией вспоминают брежневскую эпоху, полагая, что это и были золотые годы деревни.

В это время наконец инвестиции пошли в сельское хозяйство, и если Сталин старался в деревню вкладывать меньше, а изымать из нее больше, то тут советская власть, казалось, возвращала свой долг. Ведь те же самые члены брежневского политбюро почти все были крестьянскими сынами, помнили эту деревню, и от нефтяных сверхдоходов увеличивали вложения в колхозное и совхозное производство и строительство.

Но так как схема аграрного управления была старая, забюрократизированная, малоинициативная, то и отдача от нее была невелика. Отсюда и родилась метафора Егора Гайдара о том, что село — это «черная дыра» агропрома, неэффективная и ненужная. В 90-е годы, когда закончилось это щедрое советское финансирование из нефтедолларов, произошел страшный спад и во многом распад постсоветского сельского хозяйства. В конце 1990-х годов по своим показателям оно вернулось лишь к уровню начала 1960-х.

Более того, эта извечная ставка на сверхкрупное аграрное производство имеется и сейчас. Существуют сторонники аграрного прогресса, которые говорят, что гигантские капиталистические агрохолдинги все сами собой отрегулируют, что они — магистральный путь прогресса для современной России. Однако если так все замечательно, то отчего весь остальной мир не идет по этому пути? По-прежнему даже в США, а тем более в Европе, основой сельскохозяйственного производства является фермер, который состоит во многих кооперативах, работающих фактически по чаяновской модели семейного крестьянского хозяйства.

Крестьянин как человеческий тип в России все-таки сохранился, выжил, просто сейчас это «редкая птица». Если в 1920-е годы крестьян было 100 миллионов человек, то сейчас, по моим оценкам, их несколько десятков тысяч. Плюс, конечно, остатки, фрагменты крестьянской ментальности разбросаны и растворены в характерах миллионов современных горожан-сельчан, которые так ценят и любят сельско-дачно-деревенский образ жизни.

В некоторой степени сейчас крестьянские идеалы возрождаются и в России. Они связаны с идеями новой экологии, новых (старых) отношений между человеком и природой. Например, в недавнем труде голландского профессора Ван Дер Плога «Чаяновский манифест» доказывается, что идеалы семейного сельского хозяйства в условиях современной экономики, науки и техники получают второе дыхание.

Была ли предопределена сталинская коллективизация?

Есть мнение, что такая ускоренная коллективизация и индустриализация оправданы тем, что иначе бы СССР не подготовился к войне. Но это тема вечных споров в исторической науке. Противники альтернативного видения истории говорят, что история жестко детерминирована, все равно ничего не изменишь.

На мой же взгляд, в этом вопросе большую роль сыграл субъективизм политических деятелей, конкретные особенности политической борьбы, в которой не была предопределена победа Сталина. Что касается так называемых правых, им не повезло, у них не было такого коварного и опытного политического деятеля. Бухарин был ребенком в политико-административных интригах по сравнению со Сталиным.

Сталин оказался гениальным крестьяноборцем. Он любил читать труды немецкого военного теоретика Клаузевица, который писал, что противнику надо нанести такое поражение, чтобы на несколько поколений отбить у него охоту к новой борьбе. Советскому вождю удалось перебороть и сломить самый великий, обширный и древний социальный класс в стране.

Есть экономико-математические модели, просчитывающие, что было бы, если бы все развивалось эволюционно и постепенно. Во-первых, не произошло бы такого гигантского скачка в росте тяжелой промышленности и провала сельского хозяйства и легкой промышленности. Экономические результаты математической рыночно-нэповской модели развития социализма к 1940 году были бы примерно такими же, как и у сталинской России, но без чудовищного голода и понижения жизненного уровня населения.

Когда Сталин проводил в 1937-38 годах перепись, то был рассержен, обнаружив «непредвиденную» убыль населения в несколько миллионов человек от голода и репрессий, — а он рассчитывал, что у него все и повсюду возрастает. По мнению Теодора Шанина (профессор, президент Московской высшей школы социальных и экономических наук — прим. «Ленты.ру»), если бы СССР развивался не через террор бюрократической коллективизации, а через рыночное кооперирование крестьянства, то Красная армия остановила бы немцев уже где-то под Смоленском.

Другие с этим спорят и сомневаются, хватило ли бы впрок индустриальных ресурсов, потому что Сталин безмерно заготовил и танков, и самолетов. Но в массе своей они к 1941 году оказались устаревшими, плохо управляемыми и уязвимыми, так что многое пришлось начинать заново.

Цена прогресса

Сейчас есть ряд современных российских и даже западных либеральных историков, которые, в целом, считают, что коллективизация удалась: индустриализацию провели, войну выиграли. Есть соответствующие экономико-статистические подсчеты, согласно которым советская Россия находилась в типичном состоянии страны третьего мира: много крестьян, надо проводить индустриализацию. В итоге СССР рванул вперед, создал громадную индустриальную державу, люди получили всеобщее образование, в 1961 году запустили Юрия Гагарина в космос.

Но какой ценой? В ответ намекают, что это все происходило по Мальтусу. Существовала проблема аграрного перенаселения, советских крестьян было слишком много, девать их было некуда с точки зрения рационального прогресса, в общем — лишние рты, чужие на празднике избранных к новой жизни. Хотел — не хотел Сталин, а пять миллионов погибло во время коллективизации, еще двадцать миллионов лишних ртов погибло в Великой Отечественной войне. Так Советский Союз освободился от бремени аграрного перенаселения, взамен получив машины социалистической индустриализации.

На мой взгляд, все это — образцы людоедско-прогрессистского мировоззрения негуманных людей, считающих, что во имя мировой революции и всемирного прогресса можно пойти на любое преступление. С точки зрения такого макропрогресса все эти жертвы коллективизации — дело житейское, в истории все так делается. Главное же, все более-менее хорошо закончилось. Но закончилось ли? Фатально унылая опустошенность современных сельско-городских пространств России — вот главное наследие коллективизации, с которым наши политики не приложат ума, что делать.

Альтернативы сталинской коллективизации

В начале XX века в Российской империи было три великих вопроса: рабочий, национальный и аграрный, и последний был самым сложным и популярным. В России насчитывалось огромное количество аграрных партий, их программ, брошюр по аграрному вопросу.
На мой взгляд, предпочтительнее были бы альтернативы энэсов (народно-социалистическая партия), которые были самым миролюбивым крылом народников. Они планировали сделать ставку на крестьянство и развитие его хозяйства в рыночно-кооперативных формах, как бы мы сейчас сказали, «зеленой революции». Но в условиях ожесточенных военных и классовых противостояний 1917 года этот путь оказался малореальным.

В 1920-х годах предлагались три основных альтернативных политических программы, предшествовавшие коллективизации. Во-первых, это точка зрения, которая существовала в среде левых коммунистов, сформулированная Троцким и Преображенским. Они соглашались, что из крестьянства надо выжимать все соки на индустриализацию, но через усиление его рыночного налогообложения.

Во-вторых, была буржуазно-либеральная точка зрения, так называемой старой русской профессуры, в лице Николая Кондратьева и Льва Литошенко. Они говорили, что не надо пугать страну кулаком, необходимо развивать рыночную экономику, делать ставку на этого самого кулака — крупного фермера. Само по себе развитие такого сельско-феремерского капитализма приведет к быстрому росту всей экономики. Но противники такой идеи считали это опасным: опять начнется эксплуатация, возрастет сельская нищета, возникнет буржуазия, сначала сельская, потом городская, которая и свергнет советскую власть.

Также существовала социалистическая точка зрения Бухарина и Чаянова, которые предлагали делать ставку не на буржуазного фермера американского типа, как предлагали Кондратьев и Литошенко, а на кооперированное среднее крестьянство. Крестьяне бы входили в специальные большие и малые отраслевые кооперативы, функционировавшие на рыночных основаниях. Благодаря развитию кооперации развивалось бы в целом крестьянство, некапиталистическое, враставшее в социализм и предоставляющее для его развития достаточно ресурсов.

Почему этот план не сработал? Критики говорили, что это все хорошо, и они даже согласны с этими идеями, но на практике мало чего удается, аграрное развитие идет недостаточно быстро. На самом деле такой крестьянско-кооперативный социализм Чаянова — Бухарина буксовал из-за партийно-бюрократического контроля над свободой рыночных действий крестьян, сельских кооперативов и организаций. Крестьянство и крестьянская кооперация, находясь под жестким авторитарным контролем партийной бюрократии, не имели достаточно свободы для проявления экономической самостоятельности и инициативы.

Здесь надо упомянуть также об опыте построения социализма и коллективизации в других странах. После войны возникла целая система мирового социализма и коллективизацию проводили в большинстве социалистических стран. Советскому примеру последовали многие государства социалистического лагеря. Практически везде коллективизация была проведена, но все-таки менее жестоко. С невероятной жестокостью она велась прежде всего в СССР и отчасти в годы большого скачка в Китае (этот эксперимент там тоже привел к чудовищному голоду).

Помимо Прибалтики, Западных Украины и Белоруссии, коллективизация проводилась в Венгрии, Чехословакии, ГДР, Румынии, Болгарии, Албании и отчасти в Югославии. В Польше она вызвала сильные протесты крестьянства. Польша, пожалуй, стала единственной восточноевропейской страной, где существовало лишь незначительное число совхозов — государственных предприятий. В основном она осталась крестьянской, не коллективизированной.

Во всех социалистических странах колхоз оказывался менее производительным по сравнению с формами семейного крестьянского или фермерского хозяйства. На поздних этапах социализма порой проводились очень многообещающие аграрные эксперименты. Иногда социалистические власти всерьез пытались заинтересовать во взаимном сотрудничестве колхозы и личные подсобные хозяйства, чтобы они не взаимно обворовывали друг друга как конкуренты, и чтобы члену социалистического сельскохозяйственного кооператива было интересно и выгодно трудиться как в общественном производстве, так и в своем личном подсобном хозяйстве.

Наиболее удачная форма была выработана венгерскими кооперативами 1970-1980-х годов, успешно использовавшими чаяновские идеи интеграции семейного и крупно-кооперативного аграрного производства. Тогда произошло так называемое венгерское чудо. Оказалось, что такие социалистические колхозы вполне конкурентоспособны даже с западными формами фермерства.

Источник: lenta.ru

• Расскажите об этом своим друзьям!

• «…Я знаю о своем невероятном совершенстве»: памяти Владимира Набокова
  
  Владимир Набоков родился в Петербурге 22 апреля (10 апреля по старому стилю) 1899 года, однако отмечал свой день рождения 23-го числа. Такая путаница произошла из-за расхождения между датами старого и нового стиля – в начале XX века разница была не 12, а 13 дней.
• «Помогите!». Рассказ Андрея Хромовских
  
  Пассажирка стрекочет неумолчно, словно кузнечик на лугу:
• «Он, наверное, и сам кот»: Юрий Куклачев
  
  Юрий Дмитриевич Куклачёв – советский и российский артист цирка, клоун, дрессировщик кошек. Создатель и бессменный художественный руководитель Театра кошек в Москве с 1990 года. Народный артист РСФСР (1986), лауреат премии Ленинского комсомола (1980).
• Эпоха Жилкиной
  
  Елена Викторовна Жилкина родилась в селе Лиственичное (пос. Листвянка) в 1902 г. Окончила Иркутский государственный университет, работала учителем в с. Хилок Читинской области, затем в Иркутске.
• «Открывала, окрыляла, поддерживала»: памяти Натальи Крымовой
  
  Продолжаем публикации к Международному дню театра, который отмечался 27 марта с 1961 года.
• Казалось бы, мелочь – всего один день
  
  Раз в четырехлетие в феврале прибавляется 29-е число, а с високосным годом связано множество примет – как правило, запретных, предостерегающих: нельзя, не рекомендуется, лучше перенести на другой год.
• Так что же мы строим? Будущее невозможно без осмысления настоящего
  
  В ушедшем году все мы отметили юбилейную дату: 30-ю годовщину образования государства Российская Федерация. Было создано государство с новым общественно-политическим строем, название которому «капитализм». Что это за строй?
• Первый фантаст России Александр Беляев
  
  16 марта исполнилось 140 лет со дня рождения русского писателя-фантаста Александра Беляева (1884–1942).
• «Необычный актёрский дар…»: вспомним Виктора Павлова
  
  Выдающийся актер России, сыгравший и в театре, и в кино много замечательных и запоминающихся образов Виктор Павлов. Его нет с нами уже 18 лет. Зрителю он запомнился ролью студента, пришедшего сдавать экзамен со скрытой рацией в фильме «Операция „Ы“ и другие приключения Шурика».
• Последняя звезда серебряного века Александр Вертинский
  
  Александр Вертинский родился 21 марта 1889 года в Киеве. Он был вторым ребенком Николая Вертинского и Евгении Скалацкой. Его отец работал частным поверенным и журналистом. В семье был еще один ребенок – сестра Надежда, которая была старше брата на пять лет. Дети рано лишились родителей. Когда младшему Александру было три года, умерла мать, а спустя два года погиб от скоротечной чахотки отец. Брата и сестру взяли на воспитание сестры матери в разные семьи.
• Николай Бердяев: предвидевший судьбы мира
  
  Выдающийся философ своего времени Николай Александрович Бердяев мечтал о духовном преображении «падшего» мира. Он тонко чувствовал «пульс времени», многое видел и предвидел. «Революционер духа», творец, одержимый идеей улучшить мир, оратор, способный зажечь любую аудиторию, был ярким порождением творческой атмосферы «серебряного века».
• Единственная…
  
  О ней написано тысячи статей, стихов, поэм. Для каждого она своя, неповторимая – любимая женщина, жена, мать… Именно о такой мечтает каждый мужчина. И дело не во внешней красоте.
• Живописец русских сказок Виктор Васнецов
  
  Виктор Васнецов – прославленный русский художник, архитектор. Основоположник «неорусского стиля», в основе которого лежат романтические тенденции, исторический жанр, фольклор и символизм.
• Изба на отшибе. Култукские истории (часть 3)
  
  Продолжаем публикацию книги Василия Козлова «Изба на отшибе. Култукские истории».
• Где начинаются реки (фрагменты книги «Сказание о медведе»)
  
  Василию Владимировичу в феврале исполнилось 95 лет. Уже первые рассказы и повести этого влюблённого в природу человека, опубликованные в 70-­е годы, были высоко оценены и читателями, и литературной критикой.
• Ночь слагает сонеты...
  
  Постоянные читатели газеты знакомы с творчеством Ирины Лебедевой и, наверное, многие запомнили это имя. Ей не чужда тонкая ирония, но, в основном, можно отметить гармоничное сочетание любовной и философской лирики, порой по принципу «два в одном».
• Композитор из детства Евгений Крылатов
  
  Трудно найти человека, рожденного в СССР, кто не знал бы композитора Евгения Крылатова. Его песни звучали на радио и с экранов телевизоров, их распевали на школьных концертах и творческих вечерах.
• Изба на отшибе. Култукские истории (часть 2)
  
  Было странно, что он не повысил голос, не выматерился, спокойно докурил сигарету, щелчком отправил её в сторону костра и полез в зимовьё.
• Из полыньи да в пламя…
  
  120 лет назад в Иркутске обвенчались Александр Колчак и Софья Омирова.
• Лесной волшебник Виталий Бианки
  
  На произведениях Виталия Валентиновича выросло не одно поколение людей, способных чувствовать красоту мира природы, наблюдать за жизнью животных и получать от этого удовольствие.