Чем отличается 2016 год от 1916-го |
31 Декабря 2015 г. |
Разговор с историком о том, что общего у нашей эпохи с той роковой, 100-летней давности. Государь Николай II и наследник цесаревич Алексей на передовой проходят вдоль строя войск, 1916 год. Фото из открытых источников Оглянемся на век назад, в год 1916-й, последний предреволюционный — и подивимся, как много параллелей возникает с нашим временем. Тоже смутным, тревожащим неизвестностью, скрытой от нас уже за ближним поворотом. «С того и мучаюсь, что не пойму, куда несет нас рок событий...» — есенинская строка вновь как диагноз, определяющий состояние русской души. Поговорить об этих параллелях мы решили с историком и писателем Арменом ГАСПАРЯНОМ, автором выходящей в свет книги «Русская революция. Тайные смыслы». То, что происходит вокруг нас, очень похоже на 1916-й? Посмотрите, Армен Сумбатович: Россия воюет, на дворе нарастающий экономический кризис, уровень жизни россиян падает, турки снова наши враги, депутаты краснобайствуют, интеллигенция прячет фигу в кармане... — Сходства наблюдаются, но лишь внешние. Сегодня, как и тогда, есть персонажи, считающие, что оздоровление страны невозможно без смены самих устоев. Это у нас традиционное представление о прогрессе еще со времен декабристов. — То есть смуты устраивает не народ, а элита? — Если говорить про 1916 год, то да, это был заговор политической элиты, которая решила снести слабого царя, а заодно и государство. К этой мысли пришли разные головы. Представьте, что у нас объединяются Жириновский, Зюганов и, скажем, Железняк и начинают методично демонтировать русское государство изнутри — через законотворческую деятельность. А ведь тогда так и было. Департамент полиции не знал, как бороться с подрывной деятельностью элит, поскольку никогда прежде с таким вызовом не сталкивался. Тем более когда сам император на все смотрел сквозь пальцы. Сегодня «настоящих буйных мало», там нет фигур, равных по интеллекту Гучкову, Милюкову, Родзянко или Набокову. То, что мы видим сегодня в рядах оппозиции, смахивает на политический балаган. — А можно сравнивать Госдумы? — Сегодняшняя Госдума — спокойный законотворческий орган. А в 1916-м Дума была другой: кипучий Гучков, харизматичный Родзянко, энергичный Керенский со своей программой, князь Львов, Милюков: Слишком много векторов и идей. Все понимали, что страна гибнет. Но спасение ее депутаты видели через дворцовый переворот. Тогдашняя Дума была трибуной, на которую Николай II не обращал внимания — и зря, между прочим. Именно в Думе началось крушение русской государственности, и случилось это 1 ноября 1916-го, когда прозвучала речь Милюкова «Глупость или измена?». Как писал позднее Деникин, элита российская оказалась лишенной патриотизма при том удивительном подъеме державного духа, который царил в августе 1914-го. — А что армия? — Русская армия к тому времени прошла череду унижений, начиная с Русско-японской войны, затем всплеск патриотического подъема 1914 года и апатию 1915-го. К 1916-му армия была усталой и разочарованной. Абсолютный кризис во всем. Фронту требуется 67 млн снарядов, а промышленность на пике всех усилий может дать только 7 млн. Из-за непопулярной войны армия превращалась в изгоя. Сейчас отношение в обществе к нашей армии совершенно другое — после Крыма, после того, как мы увидели новую технику, действия наших ВКС в Сирии. Это видно и по реакции общества на гибель пилота, сбитого турками. — Тогда как относиться к разговорам о назревающей, как и столетие назад, революционной ситуации в России? — А что может сегодня послужить причиной революционного всплеска? Например, абсолютное разрушение всей экономики, как это произошло век назад. Но сегодняшняя российская экономика, несмотря на все сложности, демонстрирует стойкость и живучесть. И потом, в 90-е годы страна уже переживала экономический коллапс, но революционной ситуации не возникло. Коммунисты пытались взять реванш, но к 1996 году и они поняли, что одно дело — галдеть на митинге, и совсем другое — попытаться решить скопившиеся тяжелейшие проблемы в стране. Прием закладов в ломбард в Петрограде, февраль 1916 года Наконец, нет движущей силы революции. Пролетариата нехватка, офисный люд на эту роль не годится: он легко возбуждается, но еще быстрее остывает. Разве те девицы, только что окончившие школу и вообразившие себя координаторами движения дальнобойщиков, способны организовать революцию? Вспомните, какими были деятели революции 100 лет назад — у каждого по нескольку ходок в тюрьму и на каторгу, за свои убеждения они шли на риск и гибель. Нынешние борцы с режимом, вещающие в «Твиттер» из ресторанов, говорящие с народом на непонятном языке (и я со своим образованием не всегда понимаю, о чем они), не годятся в идеологи и вожди. — Но зато наши оппозиционеры вхожи в посольства, их принимают и слушают за рубежом. — Что ж, давайте и здесь проведем параллели. Когда современная оппозиция открыто ходит за советами к чужим послам и бравирует такими контактами, даже у далекого от политики обывателя возникает больше недоверия, чем уважения. Когда-то Милюков гордился теплыми отношениями с послами Франции и Великобритании, как, впрочем, и балабол Гучков. В новой истории в рот Западу смотрели Шеварднадзе, Яковлев, Горбачев — и чем они закончили? А прибавили веса Борису Ельцину его «калинки-малинки» с другом Колем и другом Биллом? Нет, в народе глубоко сидит недоверие к Западу, и это, кстати, хорошая прививка от Майданов и цветных революций. — То есть, по-вашему, все сравнения наступающего года с 1916-м хромают? — Почти все. А главная разница знаете в чем? Тогда случилась полная импотенция власти. Сейчас же и в Кремле, и дальше по вертикали все-таки есть воля. — Оптимистичный вывод. Но ведь отсюда легко прийти и к такому заключению: не хочешь развала страны — не перечь власти, не подрывай основы. — Да нет, это легковесная мысль. В обществе у каждого своя роль и задача, и никто не требует, например, от СМИ гладить власть по шерстке. Спорьте, критикуйте, разоблачайте. Только не забывайте, во имя чего. Вот вам еще одна цитата о том времени, что мы вспоминаем. Иван Солоневич: «Надо было каждому негодяю, кто выступал против монархии, прилюдно бить лицо. Вот тогда они бы лежали в больнице и размышляли о том, что они сделали. Может, они бы извлекли для себя урок. Но это надо было делать в 16-м году...» В том обществе для многих вполне образованных, нормальных людей, вчерашних студентов, на глазах у которых появился Манифест 1905 года, Госдума и прочие свободы, кумиром становится террорист Савинков. Для нас сейчас любой терроризм — это дикость и боль, а тогда русское общество аплодировало убийству великого князя Сергея в Москве, убийству Плеве и даже убийству Столыпина. В СМИ царила больше чем свобода — вседозволенность. Разрушительная по своей силе речь Милюкова выходит как стенограмма, без купюр. Царь на нее никак не реагирует, хотя должен был послать конвой за таким депутатом. Ему предлагалось проявить волю, но он дважды отказывался, а когда согласился, было поздно: в столице начался бунт. Николай повел себя, как через сотню лет Янукович. Сегодня у государства есть свои СМИ и свое экспертное сообщество, которое умеет донести свою точку зрения. У Николая не было никого, на кого можно положиться. Даже черносотенцы и те провалились после «дела Бейлиса». — А церковь? — Когда был свергнут царь, Священный синод слал поздравительные телеграммы. А ведь с начала войны РПЦ активно участвовала в жизни стран: проходили молебны, сбор средств для армии, священники шли на фронт. Конечно, к 1916-му сказывалась общая атмосфера в обществе — открываешь газету, а в ней о Помазаннике Божьем ни одного доброго слова. Государство расшатывали методично, день за днем. О том, к чему это приводит, мы теперь знаем. Хорошо бы не забывать уроки той истории. Ибо если она повторится, то не фарсом, а снова трагедией. Будем надеяться, что у России все-таки серьезная прививка от смуты.
|
|