Любовь и война. Забыть невозможно… |
20 Сентября 2019 г. |
Она стояла на читинском вокзале – тоненькая девчушка с большими, слезно-блестящими глазами, и растерянно озиралась по сторонам. Люди сновали мимо нее, спешили куда-то по своим делам, но это были все чужие люди. Она так мечтала о встрече, так верила своему любимому, что помчалась на его зов без оглядки! Приехала в незнакомый город, а муж не встретил… Откуда-то сбоку вдруг появился капитан. Окинув ее хмурым взглядом и отдав честь, потребовал документы. Аннушка поежилась, подумав: «Какой строгий! А вдруг арестует?» Но документы достала и предъявила (уж с ними-то все было в порядке!) А капитан неожиданно спросил, не нужна ли ей помощь. Ох, слезы так и брызнули из глаз! Сквозь всхлипы и рыдания капитан сумел уловить суть проблемы: муж военный… вызов… приехала… не встретил… обманул… что делать? И, не меняя хмурого выражения лица, отчеканил: «Из-под земли достанем». Все оказалось не так страшно и жестоко. Ее ненаглядный Анатолий, подчиняясь приказу, сменил место службы – его перевели в Баду. До вокзала, на котором должна была произойти встреча с любимой Анечкой, он добирался на поезде, который… просто опоздал. Сейчас Анна Ильинична Фролова вспоминает эту историю с улыбкой. Она вообще очень улыбчивая – эта красивая женщина с аккуратной прической и искрящимися глазами. Только глядя в объектив фотоаппарата, Анна Ильинична вдруг становится торжественно-серьезной. Мы расположились в ее уютной квартирке, украшенной вышитыми салфетками, и рассматриваем старые фотографии. Вот Анна со своей маленькой дочкой, вот они же через несколько лет… Вот одна дочка, уже повзрослевшая… А где же более старые фотографии? Где Аннушкина молодость, озаренная беззаботностью и надеждами? Куда исчезли, запечатленные в кадре, моменты детства, школьных лет, первой любви?.. Огромным черным крылом их смела ВОЙНА. Нелегка доля жены военного: нужно быть всегда готовой вдруг сорваться с обжитого места, уехать в неизвестность, где все начинать сначала. Дали мужу приказ – отправиться в Минск для дальнейшего прохождения службы, значит, нужно быстро собрать чемоданы и ехать в Минск, а не куда-то еще. Вот уже три дня Аннушка обустраивает их новое гнездышко. Это только кажется легким – разложить вещи да расставить посуду. А сделать это так, чтобы глаз радовался и душа отдыхала – целое искусство, подвластное лишь женщине. Размеренный гул самолетов, скользивших по небесной глади, сегодня был почему-то особенно настойчивым. И когда в распахнувшуюся дверь вбежал взволнованный офицер, тревога остро кольнула ее сердце. А нежданный гость властным голосом произнес: «Скорее, нужно уезжать!» Документы, самые необходимые вещи… Аннушка, уже привыкшая к военным порядкам, понимала, что приказы просто так не отдаются, и споро собирала сумку. Потом она ринулась к двери, возле которой ее нетерпеливо ожидал офицер. «А как же Толя?» – спросила Аня и с надеждой взглянула в его глаза. «Ну, какой Толя, – раздражение пробилось в голосе военного, – когда война!» Война. Неожиданная, страшная, она ворвалась в их жизнь, в мгновение скрутила и сломала все, что казалось вечным и нерушимым. Тревожный гудок заглушил прощальные крики, медленно, словно нехотя, поезд тронулся, затем заторопился, уносясь от вскинутых рук, заполонивших перрон. Аня с тоской смотрела на город, скрывающийся за горизонтом, – ее муж, ее Анатолий остался там, по ту сторону вагонного окна, по ту сторону войны… по другую сторону жизни. В вагоне стало тихо-тихо, и только колеса выстукивали в унисон с тоской ее сердца: «Жив будь… жив будь… жив будь…» Громко и опасно застрекотал вдруг в небе самолет. Поезд резко затормозил, люди в панике выскакивали из вагонов, спасаясь от опасности, до этих пор им не знакомой. Кто-то падал, закрывая голову руками, кто-то бежал к редкому лесочку, темнеющему в нескольких метрах от насыпи. Какой-то военный выкрикивал приказы. Слышал ли его хоть кто-нибудь из охваченных страхом людей?! Пробегая мимо него, Аннушка уловила: «Фотографии с военными – уничтожить!» Она непрерывно шептала эти слова, пока бежала к лесу, она продолжала шептать их, когда, укрывшись за деревом, судорожно выхватывала из сумки какие-то бумаги и рвала их, рвала, захлебываясь слезами, проклиная свой страх, которого стыдилась, Гитлера, виновного в этом страхе, и немецкого летчика, так низко пролетающего над поездом и распластавшимися по земле людьми… Анна Ильинична вновь улыбается: «Добрый был немец, наверное, только листовки разбросал». Им тогда действительно повезло. Тех, кто ехал за ними, бомбили, многие погибли. Родственники думали, что и Анна погибла… А она рассказывает, как машинист долго гудел и терпеливо ждал, когда соберутся разбежавшиеся пассажиры, как потом поезд повез их дальше – в далекий Красноярск в эвакуацию. Там их поселили в школе. Нет, поселили – это громко сказано. Они расположились на полу, покрытом сеном и палатками, – усталые, растерянные люди, лишенные уверенности в завтрашнем дне. Аннушка съежилась в углу большой комнаты, набитой людьми. Где-то на другом конце помещения громко плакал ребенок. Кто-то уже спал тревожным сном, кто-то тихо переговаривался, наполняя комнату взволнованным гулом. Очень хотелось пить, но даже кружки у нее не было – она сломалась. Многие в пути просто потеряли свои вещи и теперь так же, как и Аня, мечтали о глотке горячего чая или теплом свитере, оставшемся на дне чемодана. Вошедший в комнату коренастый военный держал в руках связку новеньких (и от этого блестящих) алюминиевых кружек. Кружки звякали друг о друга, и эта незатейливая мелодия была для Ани сейчас слаще трелей соловья. Военный осторожно пробирался между сидящими на полу людьми и раздавал посуду всем, кому она была нужна. Аня протянула руку, и офицер поставили на ее ладонь вожделенный подарок. А потом выпрямился, оглядел сочувственным взглядом измученных людей и произнес: «Сколько вам суждено прожить, сколько будете помнить войну – берегите эту кружку». В руках Анны Ильиничны та самая кружка. Да, она ее сберегла, пронесла через всю войну. «Я отдам ее внуку», – сказала Анна Ильинична, поглаживая чуть поблекший алюминий, – потом, а сейчас никому не позволяю к ней прикасаться». Когда в далеком 41-м Анна слушала напутствие офицера, ее муж уже не чаял увидеть любимую. Но судьба все-таки подарила им еще одну встречу – долгую и счастливую. Анатолий Фролов был ранен в самом начале войны и попал в Новосибирский госпиталь. Туда и приехала разыскавшая его Аннушка. Она ухаживала за ним, помогла встать на ноги, и муж в скором времени вернулся на службу. Куда только не забрасывал его священный долг военнослужащего! И верная жена всегда была рядом, безропотно снося тяготы переездов. Сразу после госпиталя они уехали в Читу. А в 44-м они жили на Маньчжурке, где родилась у них дочь. Потом вновь Чита… Там мужу предложили учиться на морского летчика. Как получилось, что вместо учебы Анатолий попал на фронт? Трудно сказать. Только 18 апреля 1944 года он погиб. До конца войны оставалось совсем немного… Анна Ильинична провожала гостей, которые битый час расспрашивали и фотографировали ее. Она рассказала им все. Об Анатолии – самом добром, рассудительном и жалостливом мужчине, лучше которого она так никого и не встретила. О том, как он купил ей книгу «Анна Каренина», тетрадь и чернильницу, чтобы она училась читать и писать. Даже о его мечте рассказала! А мечтал ненаглядный Толя, чтобы окончила его Аннушка семь классов вечерней школы и стала работать бухгалтером… О дочери – умнице и красавице, о любимых внуках и правнуках, не оставляющих ее своим вниманием, тоже поведала Анна Ильинична. С жизнерадостной улыбкой проводила она своих гостей, поставила в кухонный шкаф алюминиевую кружку, вызвавшую столько восторгов у посетителей, и прошла в комнату. Разгладила по пути чуть сбившееся покрывало, вернула на место игрушку, которую убрали, чтобы не мешалась в кадре, присела, сложив руки на коленях. И вспомнила… Вспомнила то, что никогда и никому не рассказывала и не расскажет, то, что касается только их двоих – ее и любимого, незабвенного Анатолия.
|
|