- ПУТЕВОДИТЕЛЬ:
- ЧТО ПРОИСХОДИТ?
- Новости: выбор тем
- НАШИ ПЕНСИИ И ПРАВА
- Пенсии и деньги: выбор тем
- Права и возможности: подробней
- Наша безопасность: темы
- ЗДОРОВЬЕ
- Здоровье: каталог болячек
- ДОМ, БЫТ И ДАЧА
- Дом, быт и дача: выбор полезных тем
- Еще полезные «не мелочи»
- НАШИ ВНУКИ
- Темы «внуковедения» — выбор
- СТИЛЬ ЖИЗНИ
- Психология и стиль: выбор тем
- ДЛЯ УМА И ДУШИ
- Чтение: темы
- Музыка из прошлого
- ...И еще для души!
- СОТРУДНИЧЕСТВО
Журналист и писатель Леонид Млечин: Историю придумывать нельзя |
| Григорий Саркисов, lgz.ru |
| 24 Декабря 2022 г. |
|
Юбилей СССР оказался поводом поговорить с газетчиком в третьем поколении, тележурналистом, создателем серии телефильмов о мировой, советской и российской истории Леонидом Млечиным. А история Советского Союза – это всегда повод для споров и неоднозначных субъективных оценок...
– Леонид Михайлович, почти всё снятое и написанное вами так или иначе касается советского периода нашей истории. Что такое СССР? Нечто построенное по принципу «отречёмся от старого мира, отряхнём его прах с наших ног»? Или это всё же продолжение Российской империи, как и новая Россия после 1991 года? – Однозначных ответов в истории не бывает. Я бы не стал называть Советский Союз «автоматическим» продолжением Российской империи. 1917 год был временем, перечеркнувшим прошлое, и этим объясняются многие беды, испытанные нами в ХХ веке. Мы, воспитанные на большевистской историографии, очень неуважительно относимся к старой России. В нашем восприятии это какое-то жалкое, дряхлое, ни на что не годное государство, терпевшее сплошные неудачи, всё и всем проигрывавшее. Но думать так – ошибка. Россия в начале ХХ века входила в пятёрку самых развитых стран – а это цель, к которой мы стремимся сегодня. Как же можно считать «неудачницей» такую страну? У России были великолепные перспективы. Есть исследования зарубежных математиков и экономистов, просчитавших варианты моделей развития старой России. Даже по худшему сценарию в социальном плане мы сегодня были бы между Германией и Великобританией, а население страны превышало бы 300 миллионов человек, – в стране с высокоразвитой экономикой, передовой наукой, развитой социальной инфраструктурой. – На уроках истории нам рассказывали о реакционной роли царизма... – А давайте посмотрим на факты. Политические реформы, проведённые с осени 1905-го по весну 1906 года, привели к тому, что у нас возникла конституционная монархия, когда император Николай II отказался от многих привилегий. Первая революция, 1905–1906 годов, к которой мы относимся как к «неудаче», закончилась самым удачным для России образом – компромиссом между властью и обществом: власть поступилась привилегиями, а общество отказалось от радикализма, и после 1906 года в России исчезают все радикалы. Оставайся всё так, мы и о Ленине не знали бы – разве что спецы по Швейцарии были бы в курсе, что некий херр Ульянов был членом швейцарской социал-демократической партии. Мы видим в России до 1917 года реальное разделение властей: очень самостоятельную Думу, независимый суд. Не было «телефонного права», и не потому, что с телефонами ещё было плоховато, – просто никому и в голову не приходило диктовать судье решение. Старая Россия была стремительно развивающимся государством. Несмотря на все усилия большевиков, страна ещё долго ощущала на себе благотворную «инерцию» этого «серебряного», а по сути, «золотого века» России. – Бьёте по стереотипам? – В том-то и беда, что нас долго приучали мыслить навязанными стереотипами. Было принято ругать царскую Россию, а ведь это государство заслуживает всяческого уважения. В Первую мировую войну Россия была единственным воюющим государством, которое не вводило продовольственных карточек, а в Германии и Австро-Венгрии тогда только от голода умерло около 600 тысяч человек! Нам рассказывали о «продажности царских министров», при этом обычно приводили в пример нехватку снарядов в русской армии. Но тогда снаряды закончились у всех воюющих стран, ведь никто не ожидал такой долгой войны. Россия быстро решила эту проблему: прошёл съезд промышленников, было решено инвестировать большие средства в военные предприятия, и к концу 1916 года мы уже выпускали больше всех снарядов и артиллерии. – Принято считать, что в 1922 году были заложены фундаментальные основы советской империи. Немалую роль сыграла национальная политика большевиков – от «коренизации кадров» до разделения страны на национальные «квартиры». Выходит, в 1922 году под СССР были заложены «мины замедленного действия», взорвавшиеся спустя много десятилетий? – Наверное, мы переоцениваем «оформительскую» роль событий декабря 1922 года. Большевики взяли власть, чтобы совершить мировую революцию, границы не имели для них значения, – предполагалось, что государств вообще не будет, а возникнет некая единая общность без конфессиональных или этнических различий. – Эта инерция большевистских представлений дожила до 1922 года? – Эта инерция дожила до 1991 года. Идею мировой революции никто не отменял: в неё до конца верил Сталин, и КПСС до последнего момента продолжала финансировать зарубежные компартии. Но в начале двадцатых годов прошлого века тяга народов к «самостийности» оказалась не только российским, но и общемировым фактором. Именно в это время создаётся большое количество новых государств – и в Европе, и на Ближнем Востоке, и в Азии. Лозунг «самоопределения наций» был не «чисто большевистским», а общемировым. И Вудро Вильсон приехал с этим лозунгом подписывать Версальский мирный договор 1919 года. – Странно, что большевики поддержали лозунг «империалистических хищников»... – Они приняли бы любой лозунг, который помог бы им прийти к власти. Большевики выдвинули два основных популистских лозунга: немедленный мир, потому что солдаты хотели вернуться домой, и самоопределение наций. Но к 1922 году выяснилось, что мировая революция задерживается, и большевики создали государство. На бумаге это назвали «федерацией», но федерацией тут и не пахло – было создано и просуществовало почти семьдесят лет унитарное государство. Что касается национальной политики, то она прошла разные этапы в разных республиках – где-то разрешали национальную литературу, где-то относились к этому плохо, где-то поддерживали «коренизацию кадров», где-то этому противились. Но это были уже частности, не имевшие принципиального значения.
– Почему же в 1991 году СССР потерпел крах? Нас разорили «звёздные войны» Рейгана? Или на Старую площадь пробрались мальчиши-плохиши, продавшиеся буржуинам за ящик печенья и бочку варенья? Или в 1922 году большевики что-то не так записали в Союзный договор? – СССР развалился не потому, что в 1922 году «что-то не так записали». Я бы вообще не переоценивал значение 1922 года в нашей истории. В фундамент Союза изначально были заложены изъяны, и главным изъяном стала унитарность. Такое государство существует только до той поры, пока оно остаётся тоталитарным. Как только исчезает страх и власть заговаривает о «социализме с человеческим лицом» – режим разваливается. – Выходит, по-вашему, СССР был обречён на гибель, как только коммунисты решили изменить режим питания и перешли от каннибализма к вегетарианству? – Беда в том, что большевистская система пробуксовывала с самого начала. Вот только один пример: развалив империю, кормившую до 1917 года полмира, большевики потом десятилетиями не могли прокормить собственное население. – У вас несколько книг из серии «Жизнь замечательных людей». Среди «замечательных» – Хрущёв, Брежнев, Шелепин, Фурцева. Что было характерно для этой новой советской элиты? – Там были разные люди, в том числе одарённые от природы, с несомненными лидерскими качествами – тот же Брежнев или Фурцева. Но это были люди малограмотные, ничему системно не учившиеся и убеждённые в том, что это не мешает им руководить страной. Система выталкивала «наверх» людей, главной задачей которых было «не ошибиться» – безопаснее было изображать бурную деятельность и соблюдать законы аппаратной жизни. Добавим к этому, что в годы революции, Гражданской войны и репрессий страна лишилась образованного слоя, само слово «интеллигент» стало ругательным. Это была катастрофа. – СССР создавался сразу после Гражданской войны. Спрошу вас как автора вышедшей в 2018 году книги «Россия против России. Гражданская война не закончилась» – у нас продолжается «война всех со всеми»? – С этой книгой вышло так: мы несколько лет снимали фильм о Гражданской войне, а уже потом я взялся за книгу. Обычно бывает наоборот: сначала выходит книга, потом по ней пишется сценарий и снимается фильм. Съёмки проходили в разных местах, от европейской части России до Дальнего Востока. Меня потрясло то, что я тогда узнал о Гражданской войне, она была худшим, что могло случиться с нашей страной. Да, в годы Великой Отечественной войны были колоссальные потери, но существовала линия фронта, и в тылу при всех трудностях люди не убивали друг друга. А в Гражданской войне нет разделения на фронт и тыл. Здесь везде – бой, здесь все ненавидят всех и все убивают друг друга. Одним из тяжелейших результатов Гражданской войны стало почти полное уничтожение образованного класса. Мы не пережили катарсиса, «белые» и «красные» так и не осознали, что произошло со страной. Мы вошли в новую Россию с теми же болячками Гражданской войны и до сих пор не забыли «формулу ненависти»: кто не с нами – тот враг, а если враг не сдаётся, его уничтожают. Мы не ищем правды о той войне, а потом удивляемся, отчего это конфликты прошлого перекочевали в сегодняшнюю жизнь. – Гражданские войны, революции и прочие события предопределены ходом исторического развития или это результат стечения случайных обстоятельств? – В разные периоды я по-разному отвечал себе на этот вопрос. Воспитанный на марксизме, я исходил из того, что всё в жизни определяют исторические закономерности. Потом мне стало казаться, что колоссальную роль в истории играет случайность. Ну, пристрелили бы французы ефрейтора Адольфа Гитлера, скажем, в первой битве на Сомме в октябре 1916 года под Ле Баргюр или умер бы он от отравления ипритом в ночь на 14 октября 1918 года – и не было бы Второй мировой войны. Мне говорят: нашёлся бы кто-то другой. Да не нашёлся бы – не было второго такого! И не было бы 50 миллионов погибших. А помните, Троцкий писал в своих воспоминаниях: «Если бы в октябре 1917 года в Петрограде не было ни меня, ни Ленина, не было бы и Октябрьского переворота». И ведь прав был Лев Давидович: не случись они тогда с Лениным в Петрограде, история России пошла бы по другому пути. Да, страна прошла бы через трудный период, была бы у нас какое-то время военная диктатура. Но в двадцатые годы военное управление было практически во всех европейских странах, настоящие военные диктатуры были в Польше при Пилсудском или в Литве при Сметоне. И что? Кто, кроме историков, сегодня вспоминает это? Да, в Португалии был Салазар, а в Испании – Франко. Но все эти страны вернулись к нормальному государственному устройству. – Многие считают развал СССР результатом предательства советских элит. – Знаете, в разгар Первой мировой войны императрицу Александру Фёдоровну обвиняли в том, что она «передавала секреты немцам». Кто-то распустил дикий слух, что в ставке Николая II в Могилёве императрица увидела некую секретную карту и тут же сообщила немцам о стратегических замыслах российского генштаба. Но что могла увидеть и понять на карте далёкая от военных дел дама? Как могла она «тут же сообщить» в Берлин? По мобильному телефону, что ли? Да и могла ли желать зла своей стране эта искренне верующая православная женщина, патриотка России, ненавидевшая Вильгельма II? – Про большевиков рассказывали ещё и не такое... – Считаю нелепыми разговоры о том, что они «развалили Россию, потому что им заплатили немцы». Да, Берлин ассигновал деньги на разложение армий и населения воюющих с Германией стран. Но это были очень небольшие деньги – Германия была к тому времени разорена войной. Тем не менее она пыталась расшатать ситуацию у всех своих противников. Вышло так, что в России дело не ограничилось только разложением войск, а случилась революция. Но если кивать только на «берлинские деньги», то получится, что мы, такие продажные, сдали страну за пачку-другую дойчмарок. Это чушь, оскорбительная для России. – Если история «многовариантна», значит, к ней применительно сослагательное наклонение? – А почему бы и нет? В победе большевиков в октябре 1917 года огромную роль сыграли личности Троцкого и Ленина. Точно так же свою роль мог сыграть министр обороны Советского Союза маршал Устинов. Если бы он не умер в декабре 1984 года от пневмонии, заработанной во время учений «Щит-84» и празднования юбилея Словацкого восстания, генсеком после смерти Черненко стал бы не реформатор Горбачёв, а осторожнейший Дмитрий Фёдорович и мы бы до сих пор жили при советской власти. – Давайте немного поговорим о вашей телевизионной карьере. С 1997 по 2014 год вы проработали на канале «ТВ Центр». Говорят, вас пригласил сам Анатолий Лысенко? – Да, это так. В конце восьмидесятых мне позвонил Влад Листьев, сказал, что он из программы «Взгляд» и приглашает меня по поручению Анатолия Лысенко, который, оказывается, читал мои детективы. В «Останкино» меня провели в кабинет Лысенко, мы поговорили о моих книгах, и в программе у Листьева меня представили «детективщиком». А вскоре Лысенко пригласил меня на работу на телевидение. Анатолий Григорьевич был настоящим книгочеем. Он мог позвонить и спросить: «Ты эту книгу читал? Обязательно прочитай! Там для тебя будет море тем!» Лысенко удивительно точно понимал природу телевидения, придумывал уникальные форматы программ, находил профессионалов, способных реализовать его идеи, и, кстати, никогда в этих людях не ошибался. Его уход из жизни стал для меня огромной личной потерей, это трагедия для всех, кто знал Анатолия Григорьевича и работал с ним. – Вы известны и как автор детективов. А у вас никогда не было желания исследовать тему убийства Джона Кеннеди? – Нет, убийством Кеннеди я специально не занимался. Но у меня есть фильм о Ли Харви Освальде, о его жизни в Минске. Здесь помогли дружеские связи с товарищами из белорусского КГБ, они дали возможность заглянуть в материалы о пребывании Освальда в Союзе, встречался я и с людьми, дружившими с Освальдом в Минске. – В США бытует версия, что Освальд мог быть завербован КГБ. – А советские спецслужбы подозревали, что он может быть американским шпионом. Его и поселили в Минске, потому что в то время там не было иностранцев. Когда он уехал в Америку, с облегчением вздохнули – одной проблемой стало меньше. Освальд был странным человеком и окончательно свихнулся, вернувшись в Штаты. Правда, минские знакомцы Освальда уверяли меня, что он был «хорошим парнем». Но ведь и самый отмороженный террорист не всегда стреляет и взрывает и вполне может показаться кому-то «хорошим парнем». – Вы написали добрую сотню книг. Писательство для вас – способ ухода от малоприятной действительности? – Нет, какой тут «уход», когда пишешь исторические вещи! Тут, наоборот, влезаешь в такую реальность и испытываешь такой стресс, что мало не покажется. Но это и удовольствие – придумывать сюжет новой книги. Писательство – это игра, порой сложная, порой увлекательная.
– О чём ещё не сказал Леонид Млечин? – Сейчас мы делаем новый цикл на ОТР и почти закончена новая книга – о неудачниках в истории. Вот, например, эрцгерцог Фердинанд, убийство которого в Сараево стало прологом Первой мировой войны. Для читателей Гашека это жалкий персонаж. Но Фердинанд вовсе не был ничтожеством. Или другой мой герой, немец ван дер Люббе, который поджёг Рейхстаг в 1933 году. Его часто изображают глупцом, которым играли «втёмную». А он уже тогда понял опасность германского фашизма и хотел своим поступком поднять немецких рабочих на сопротивление нацистам. Таких персонажей набралось на целую книгу. – Вы как-то сказали, что «секрет противоречит человеческой природе». Мы должны всё знать? – Да, мы должны всё знать, даже если речь идёт о неприятной правде. Нельзя жить во власти иллюзий, это опасно для жизни. – Раз уж мы заговорили цитатами из Млечина, приведу ещё одну – «играть с историей преступно». – Я имел в виду, что историю нельзя придумывать. Хочешь фантазировать – пиши романы. В истории врать и опасно, и вредно. История мстительна, она не прощает лжи и незнания. Но история и не поваренная книга, она не даёт рецепты на все случаи жизни. – Но и без мифологизации историческая наука не обходится. Вот вы как-то сказали, что «мифические фигуры отодвинули в тень настоящих героев войны». Имели в виду историю Великой Отечественной войны? – Да, мифов хватает, и мы забываем реальных героев. Я счастлив, что мне удалось сделать фильм об Александре Печерском, герое восстания в нацистском концлагере Собибор. Это единственное успешное восстание в лагере смерти. Он заслуживал восхищения за свой подвиг, но при жизни не услышал ни слова благодарности. За всю жизнь я подписал только одно групповое письмо, когда мы просили президента Путина наградить Печерского, и в 2016 году герой был посмертно удостоен ордена Мужества. – Самое время спросить, чего бы вы пожелали молодым коллегам-журналистам? – Пожелал бы заниматься только любимым делом. Журналистика – не «праздничная» профессия, а тяжёлый каждодневный труд, и работа эта не гарантирует от бездны проблем и разочарований. Когда я шёл в журналистику, я это знал, потому что вырос в журналистской семье и, видимо, сразу получил прививку от разочарований в профессии. Это как раз тот случай, когда прививка избавляет от иллюзий. На нашем сайте читайте также:
|
