- ПУТЕВОДИТЕЛЬ:
- ЧТО ПРОИСХОДИТ?
- Новости: выбор тем
- НАШИ ПЕНСИИ И ПРАВА
- Пенсии и деньги: выбор тем
- Права и возможности: подробней
- Наша безопасность: темы
- ЗДОРОВЬЕ
- Здоровье: каталог болячек
- ДОМ, БЫТ И ДАЧА
- Дом, быт и дача: выбор полезных тем
- Еще полезные «не мелочи»
- НАШИ ВНУКИ
- Темы «внуковедения» — выбор
- СТИЛЬ ЖИЗНИ
- Психология и стиль: выбор тем
- ДЛЯ УМА И ДУШИ
- Чтение: темы
- Музыка из прошлого
- ...И еще для души!
- СОТРУДНИЧЕСТВО
Влетел в зал как смерч: самый известный скандал с участием Ломоносова |
| Евгений Александров, portal-kultura.ru |
| 23 Мая 2023 г. |
|
280 лет назад за произошедший в стенах Академии инцидент Михайло Ломоносов был арестован. Причиной ЧП стала приверженность нашего великого ученого православной вере, научной истине и твердым моральным принципам.
Иностранное засильеВ созданной Петром Великим петербургской Академии наук в XVIII столетии правили бал преимущественно иноземцы. Встречались среди них и по-настоящему яркие, полезные нашему обществу личности, и щепетильные в научных делах ученые-бессребреники, и всевозможные вертопрахи, авантюристы, приехавшие в Россию «на ловлю счастья и чинов». У многих наших соотечественников складывалось впечатление: чужаки слишком рьяно поддерживают друг друга, не пуская к вершинам научного олимпа русских самородков. Того же мнения (причем основанного на богатом личном опыте) придерживался и Михайло Ломоносов. Рослый, плечистый, закаленный в жизненных трудностях сын Русского Севера, еще ребенком ходивший с отцом в далекие походы по Белому морю, он обладал недюжинной физической силой. Когда учился в Германии, однокашники и даже преподаватели перечить ему побаивались. Агенты прусского короля однажды забрили его в гренадеры, но Ломоносов и тогда не растерялся, сметая все преграды, сбежал в Россию. Примиряться с неправдой, несправедливостью он не умел, а это свое качество называл «благородной упрямкой». За истину Михайло Васильевич готов был постоять и в ученой полемике, и в кулачном бою. Богатырь от наукиКак-то раз на Васильевском острове на молодого ученого напали три головореза. Первого он сшиб с ног могучим ударом, второго обратил в бегство, а третьему, «держа под ногами, грозил, что тотчас же убьет, если не откроет он ему, как зовут двух других разбойников и что они хотели с ним сделать. Этот сознался, что они хотели только его ограбить, а потом отпустить». «Ну же, каналья, так я же тебя и ограблю!» — вскричал Ломоносов и снял с него кафтан, чтобы впредь неповадно было воровать. Трезвенником наш гений, конечно, не был, хотя и пьяницей его называли лишь недоброжелатели, создававшие миф о диком, неуемном поморе, чье высокое положение обуславливалось якобы лишь тем, что при дворе высоко ценили его торжественные оды во славу Елисавет. В действительности адъюнкт Ломоносов был куда образованней большинства академиков. Некоторые из них и латынь-то (в то время главный язык науки) толком не знали, о химических опытах представления не имели, не способны были написать дельный трактат по физике или математике. А русскому ученому все это давалось легко. Поэтому он, забывая подчас о политесе, не стеснялся указывать «неучам» на их истинное место в науке. Конфликты с выходцами из Германии, конечно, случались, хотя он не испытывал ни малейшего предубеждения по отношению к этому народу. Немкой являлась жена великого просветителя, той же национальности были многие из его любимых учителей. Другое дело — сосед, садовник Академии Иоганн Штурм, который не столько ухаживал за цветниками и кустарниками, сколько занимался ростовщичеством. Возможно, за это, а еще за склочный характер Ломоносов его откровенно презирал. При всей своей практичности гениальный помор время от времени у этого гобсека одалживался. В своих взаимоотношениях они оба вели себя крайне несдержанно, почти как герои коммунальных склок у Зощенко. Садовник-ростовщик сливал в цветник Ломоносовых нечистоты, натравливал своих собак на соседских кур, а в ответ получал увесистые тумаки. Однажды немец в честь своего дня рождения устроил пирушку. Двадцать перепившихся сынов Пруссии, Курляндии и Саксонии зашли в ломоносовский палисад и принялись горланить песни. Из окна кабинета русского ученого в них полетели кочаны капусты и даже бревна. Затем хозяин дома со словами «Будет вам медведя дразнить!» выбежал на улицу и стал гонять по дворам обнаглевших инородцев. Все это нам известно из обстоятельного доноса, который на ломаном русском накатал Штурм: «Я и моя зупруга с балкон поливать его водами и случайно может быть ронялись цветочными горшками». И хотя зачинщиком пьяного дебоша являлся садовник, штраф пришлось платить Ломоносову. Кукиш и арестОднако самый известный скандал с участием нашего великого ученого произошел в апреле 1743 года. Немецкое засилье и презрение иноземцев ко всему русскому приводило Михаила Васильевича в отчаяние. В ту пору он еще не был академиком, но это не мешало ему осознавать: по способностям и заслугам Ломоносов давно превзошел заезжих мудрецов. Неудивительно, что у него накопилось множество обид и за себя, и за отечественную науку, и за Россию, которую инородцы не понимали да и не хотели понимать (притом что некоторые из них считались знатоками нашей истории и русского языка). В тот приснопамятный весенний день он влетел в зал заседаний, подобно смерчу, потрясая кулаками. Чопорные служители науки пытались ему как-то противодействовать, но — куда там, укротить медведя им было явно не по силам... Михайло Васильевич шумел, дрался, поносил иностранцев за некомпетентность и презрение к России, называл их ворами, мошенниками, сукиными детьми, обещал им «поправить зубы». Секретарю Академии Христиану Винсгейму показал кукиш и принялся скверно бранить плохо говоривших по-русски (однако рассуждавших о происхождении России и русского языка) коллег. Секретарь заявил: «Не сомневайтесь, господин Ломоносов, что все ваши слова я занесу в протокол». Михаил Васильевич ответил: «Да, да, пишите, я смыслю столько же, сколько и профессор, а притом я природный русский!» Ученые в тот момент в страхе перед ним расступались. Как его угомонили — история умалчивает. Против ломоносовских кулаков и филиппик у них имелось одно оружие — донос. А скандал получился знатный. Позже один из оппонентов русского гения, историк Август Людвиг Шлецер вспоминал: «Нередко приходил он в Канцелярию и Конференцию подвыпивши; его природная грубость (даже когда он был трезв) переходила в дикость: он вырывал тогда листы из протокола, все дрожало перед ним и никто не осмеливался указать пьяному дверь». Немцы сделали все, чтобы демарш Ломоносова представить обыкновенным пьяным дебошем, чтобы императрица не обратила внимания на то, что талантливый адъюнкт из Холмогор боролся за честь Родины. Что ж, этот замысел практически себя оправдал. Историограф, пруссак, так и не выучивший язык страны, в которой служил, Готлиб Зигфрид Байер первым попытался обосновать пресловутую норманнскую теорию. По его мысли, прибывший в Ладогу небольшой отряд викингов за несколько лет превратил «темную страну» в сильное государство. Норманнам доводилось во многих странах устанавливать новые династии. Однако Байер и Миллер со товарищи представляли русский народ совершенно неспособным к самостоятельному развитию. Для немцев это была идея фикс. К тому времени они полностью «обнулили» роль славян в истории Германии и смотрели на Российскую империю как на поле для идеологической (и политической) экспансии. Вот и с Ломоносовым почти расправились. В отношении русского ученого последовал суровый приговор: «за неоднократные неучтивые, бесчестные и противные поступки как по отношению к Академии, так и к комиссии и к немецкой земле» Михаилу Васильевичу назначили наказание плетьми и ссылку в Сибирь. Потом санкции смягчили. «Виновному» предстояли годичное пребывание под арестом и выплата крупного штрафа. По некоторым сведениям, ему даже пришлось провести какое-то время в тюремном подвале. Как бы там ни было, больше полугода ученый пребывал под домашним арестом (под надзором в кабинете, в чертогах Академии). Он тогда по своему обыкновению работал, писал трактаты по химии и стихи, однако тосковал по воле и семье. Свободу ему, своему пииту, вернула императрица Елизавета Петровна, приказавшая: «Адъюнкта Ломоносова от наказания освободить, но ежели он и впредь в таковых предерзостях явится, то поступлено будет с ним по указам неотменно». Кроме того, следовало извиниться перед обиженными немцами. Свои извинения он принес, но в такой язвительной форме, что враги стали опасаться его пуще прежнего. Мошенник МиллерСвоего рода реванш Михайло Васильевич взял через несколько лет, когда Герхард Фридрих Миллер представил в Академии свой новый труд — «Происхождение народа и имени российского». Там в популярной форме излагалась теория Байера. Ломоносов, к тому времени уже признанный властью и обществом академик, разбил эту теорию в пух и прах, публично посетовав: «Не было такого человека, который бы поднес ему к носу такой химический проницательный состав, от чего бы он мог очнуться». На сей раз официальный вердикт оказался в пользу русского: «Миллер во всей речи ни одного случая не показал к славе российского народа, но только упомянул о том больше, что к бесславию служить может». Этот норманист говаривал: «Ломоносов, будучи помещен в Канцелярию, как будто сотворен для огорчений многих из нас и особенно мне», — что не помешало немцу после смерти Михаила Васильевича опубликовать свою «историю России». Более того, в предисловии к изданию было указано, что использовались в данной работе черновые записи Ломоносова. При этом Миллер продолжал отстаивать идеи, которые наш ученый терпеть не мог, считал вредным шарлатанством... Нетрудно представить, как бы поколотил его Михайло Васильевич за такое мошенничество, если бы был жив. Уж он бы точно не потерпел подобного неуважения к родной истории. На нашем сайте читайте также:
|
