- ПУТЕВОДИТЕЛЬ:
- ЧТО ПРОИСХОДИТ?
- Новости: выбор тем
- НАШИ ПЕНСИИ И ПРАВА
- Пенсии и деньги: выбор тем
- Права и возможности: подробней
- Наша безопасность: темы
- ЗДОРОВЬЕ
- Здоровье: каталог болячек
- ДОМ, БЫТ И ДАЧА
- Дом, быт и дача: выбор полезных тем
- Еще полезные «не мелочи»
- НАШИ ВНУКИ
- Темы «внуковедения» — выбор
- СТИЛЬ ЖИЗНИ
- Психология и стиль: выбор тем
- ДЛЯ УМА И ДУШИ
- Чтение: темы
- Музыка из прошлого
- ...И еще для души!
- СОТРУДНИЧЕСТВО
Поэма «Василий Теркин»: читатели думали, что герой – реальный человек |
| Валерий Бурт, portal-kultura.ru |
| 29 Января 2023 г. |
|
В сентябре 1942-го в «Красноармейской правде» началась публикация поэмы «Василий Теркин. Книга про бойца». Очень скоро стало ясно, что произведение Александра Твардовского — бесспорно, одно из лучших в нашей литературе о войне и русском солдате.
Бойцы с нетерпением ждали продолжения, передавали друг другу вырезки из газет со стихотворными строчками, заучивали их наизусть. Теркин обрел невиданную популярность, стал близок каждому. Хвалили поэму многие, в том числе литературные корифеи. Борис Пастернак охарактеризовал «Теркина» как «чудо растворения поэта в народной стихии». Иван Бунин выразил небывалый (для него) восторг, заметив: «Это поистине редкая книга: какая свобода, какая чудесная удаль, какая меткость, точность во всем и какой необыкновенный народный, солдатский язык — ни сучка, ни задоринки, ни единого фальшивого, готового, то есть литературно-пошлого слова». Строки Твардовского легки, проворны, ритмичны, несмотря на то, что поэма писалась долго и трудно. Бывало, взбудораженный руганью критиков, вконец расстроенный, он отставлял перо в сторону, потом, терзаясь сомнениями, брал в руки вновь. Ответственный, совестливый «отец» не мог отказаться от своего «ребенка», задорного, неунывающего героя, уроженца Смоленской глубинки. Известно, что в отечественной литературе «Василий Теркин» существовал и раньше, являясь к читателю в ином обличье. В вышедшем в 1892 году романе Петра Боборыкина тезка и однофамилец главного персонажа Твардовского — предприимчивый купец. Когда-то книгу о нем хотя бы раз держали в руках едва ли не все русские книгочеи, но после революции ее по понятным причинам забыли. Вспомнил о ней некий дотошный читатель поэмы Александра Твардовского и в письме упрекнул: «Неужели вами руководило соображение родственности этого, уже описанного, типа и созданного вами? Но ведь это оскорбление для бывалого солдата Васи Теркина!». Александр Трифонович в ответ сообщил, что о романе узнал уже тогда, когда значительная часть поэмы была напечатана и что совпадению имен героев он никакого значения не придал: «Просто есть такая русская фамилия Теркин, хотя мне раньше казалось, что эту фамилию мы «сконструировали», отталкиваясь от глаголов «тереть», «перетирать» и т. п.». Колоритный персонаж появился на свет во время советско-финской кампании, когда будущий главред «Нового мира» работал корреспондентом газеты «На страже Родины». После того, как Твардовский и его коллеги придумали Теркина, тот стал периодически фигурировать на страницах издания. Полнокровный, живой образ русского солдата поэт собирался создать позднее и уже сделал предварительные наброски. Но не только «классический» портрет служивого, неунывающего весельчака-балагура был предметом его творческих раздумий. Спустя несколько лет, в годы еще более страшной войны, Александр Твардовский в одном из стихотворений-воспоминаний напишет: «Из записной потертой книжки / Две строчки о бойце парнишке, / Что был в сороковом году / Убит в Финляндии на льду. / Лежало как-то неумело / По-детски маленькое тело. / Шинель ко льду мороз прижал, / Далеко шапка отлетела. / Казалось, мальчик не лежал, / А все еще бегом бежал, / Да лед за полу придержал». Что же касается бойца Василия, то его пришлось задействовать на других фронтах. О начале Великой Отечественной Александр Трифонович узнал в подмосковной деревне Грязи, где «только что устроился... с надеждой на доброе работящее лето со своими бумагами и тетрадками». Планы рухнули, и он отправился на войну на второй день после того, как прогремели ее первые залпы. Писал репортажи, стихи, тяжело переживал, горько недоумевал, спрашивая себя о том, почему Красная Армия так долго отступает и несет чудовищные потери: «О чем бы я ни думал, я вновь возвращаюсь к мысли об Иване, на которого свалилась вся тяжесть войны». Своей работой был поначалу недоволен. Однажды «невыполнением боевого задания» вызвал нарекания главного редактора, в чем тут же повинился: «В первой поездке я с непривычки (потому что ничего подобного не видел в Финляндии) немного опешил и вернулся без единой строчки». К тому времени он являлся, ни много ни мало, лауреатом Сталинской премии, полученной за поэму «Страна Муравия», но это обстоятельство никак не выделяло его среди других военкоров. От него, как и от всех товарищей по ремеслу, требовалось писать просто, незатейливо, непременно с оптимизмом и без всякого новаторства. А хотелось творить по-настоящему, оставить для истории и литературы правдивые, незабываемые образы солдат, каждодневно и еженощно делавших свою трудную, смертельно опасную работу. Времени на сочинение стихов почти не было, но какие-то часы и минуты для пронзительной военной поэзии Твардовский выкраивал. В его строчках страшное лихолетье отражено не менее реалистично, чем в «лейтенантской прозе» или написанных фронтовиками мемуарах.
А сколько разрушено крова, Погублено жизни самой. Иной — и живой и здоровый — Куда он вернется домой, Найдет ли окошко родное, Куда постучаться в ночи? Все — прахом, все — пеплом-золою, Сынишка сидит сиротою С немецкой гармошкой губною На чьей-то холодной печи. Поник журавель у колодца, И некому воду носить. И что еще встретить придется — Само не пройдет, не сотрется, — За все это надо спросить... О войне поэт не перестанет писать и впоследствии. Она его не отпустит, будет настигать в периоды раздумий-переживаний, заставит мысленно отождествлять себя с теми, кто уже никогда ничего не скажет: «Я убит подо Ржевом, / В безымянном болоте, / В пятой роте, / На левом, / При жестоком налете». Твардовский беспрестанно переезжал с места на место и всюду слышал надсадный вой и оглушительный грохот сражений. Репортерская доля тоже была трудной и опасной. Однажды поэт-военкор чуть не погиб во время авианалета. Позже шутил по этом поводу: «Планшеткой голову от бомб прикрывал. Помогло». В мае сорок второго побывал в Москве и, захватив наброски к поэме, собирался основательно взяться за любимое дело, намереваясь при этом ни в коем случае не обойтись «без правды сущей, правды, прямо в душу бьющей, да была б она погуще, как бы ни была горька». Печатать «Василия Теркина» начали в разгар великой битвы на Волге. Ценными советами и замечаниями помогала автору жена Мария Илларионовна, которая с дочерьми находилась в эвакуации в Чистополе. Перед публикацией он обычно посылал ей фрагменты, а супруга немедля реагировала. Обнародование строф поэмы принесло Твардовскому и его герою невиданную славу. «Теркина» читали по радио, перепечатывали центральные газеты, в том числе «Правда». Фронтовики, думая, что Василий — реальный персонаж, завалили автора письмами, в которых просили дать адрес легендарного солдата, чтобы написать ему, подружиться с замечательным русским парнем. Вася Теркин? Кто такой? Скажем откровенно: Человек он сам собой Необыкновенный. При фамилии такой Вовсе неказистой, Слава громкая — герой — С ним сроднилась быстро. Видимо, не ожидавший такой популярности Твардовский был даже немного смущен, писал жене: «Я понимаю, на нашем безрыбье здесь возможна переоценка. Но факт налицо: я здесь что-то угадал. Есть что развивать, наращивать... Если война не сомнет меня (психически), если я одолею ее мучительным писанием, то я буду серьезный автор и смогу послужить Родине». Однако вскоре коммунистические идеологи разглядели в произведении «недостаточную партийность», их возмутило, что здесь нет ни слова о руководящей роли ВКП(б). Да и та самая правда фронтовой жизни, описание тяжкого солдатского быта, картины мучительных отступлений двух первых лет войны ставились Твардовскому в вину... Шел наш брат, худой, голодный, Потерявший связь и часть, Шел поротно и повзводно, И компанией свободной, И один, как перст, подчас. Полем шел, лесною кромкой... Шел он, серый, бородатый, И, цепляясь за порог, Заходил в любую хату, Словно чем-то виноватый Перед ней. А что он мог!.. Выговаривали и за то, что бойцы в поэме славят не Сталина, а Отчизну: «И дождался, слышит Теркин; / — Взвод! За Родину! Вперед! / И хотя слова он эти — / Клич у смерти на краю — / Сотни раз читал в газете / И не раз слыхал в бою, — / В душу вновь они вступали / С одинаковою той / Властью правды и печали, / Сладкой горечи святой». Упоминаний о Сталине нет ни в письмах Александра Трифоновича, ни в его дневниковых записях военных лет. Поэт справедливо полагал, что в атаку наших солдат поднимало не только имя вождя. Иногда пригождалось и обычное матерное выражение, которое для русского человека — в любом горячем деле верный помощник: «Что в бою — на то он бой — / Лишних слов не надо; / Что вступают там в права / И бывают кстати / Больше прочих те слова, / Что не для печати». Как бы то ни было, готовившееся в Воениздате печатание двухмиллионного тиража поэмы было отложено без разъяснений. В декабре 1943 года Твардовский написал письмо секретарю ЦК, кандидату в члены Политбюро Георгию Маленкову: «На «Теркина» пала тень неизвестного, но столь авторитетного осуждения... и журналы, обращаясь ко мне за стихами, стали просить «что-нибудь не из Теркина». Редактор фронтовой газеты, где я работаю и где Теркин печатался по мере написания новых глав, попросту сказал мне: «Кончай». Приехав в Москву, аудиенции у Маленкова не дождался, однако и в немилость у высшего руководства не впал. Продолжил трудиться и как поэт, и как военкор, а по поводу любимой поэмы сетовал в рабочей тетради: «Теркина до поры до времени мне не «рубать». Личные записи той поры отражают широкий диапазон настроений — от мрачно-отчаянного «ничего не пишется» до исполненного оптимизма предчувствия: «В работе, может быть, еще я воскресну». Жена его приободряла: «Сам ты в эту болезнь вошел, сам из нее и выйдешь. Я твердо знаю одно: ты с делом справишься, ты замечательный поэт; в твоей работе ты железный, терпения у тебя на сорок монастырей хватит». И она была права, вслед за черной полосой последовала белая: поэму продолжили печатать, а Твардовский вместе со своим главным героем дружно воспрянули. Теперь поэт если и глядел в будущее с тревогой, то имела она совершенно иной эмоциональный оттенок: «Я порой стою, как над пропастью, — страшно и сладко думать, что еще удастся... повысказать». На первом послевоенном заседании комитета по Сталинским премиям генсек по традиции решал, кого первым делом продвинуть в лауреаты. Александр Фадеев рассказывал потом автору «Теркина»: не увидев в списке Твардовского, Сталин удивился, а ему сказали, что поэма, дескать, не завершена, еще печатается в периодике и вообще неведомо, чем там все закончится. Однако вождь уже все решил: «Не думаю, чтобы он слишком испортил ее при окончании», — и своим красным карандашом вписал нужную фамилию в список представленных к Сталинской премии 1-й степени за 1944–1945 годы. Поток читательских писем тем временем не иссякал. Кто-то просил, а кто-то требовал, чтобы Теркин оставался у всех на виду, принимал участие в обустройстве послевоенной жизни. Одни читатели отправляли его в колхоз или на стройку, другие хотели, чтобы он остался в армии, обучал молодых солдат. Были и те, что присылали стилизованные «под Твардовского» строчки: «Может, он сейчас в забое / Выполняет норму втрое, / Чем дают ему по плану? / Может быть, подходит к стану, / И с веселой поговоркой, / Всем известный Вася Теркин». Спустя годы Александр Трифонович показал героя в новой поэме — «Теркин на том свете». И опять пришлось пройти сквозь тернии жестокой критики. Но это уже была совсем-совсем другая история... На нашем сайте читайте также:
|
