Одиссея Ремигиуса Пашкявичуса

«Вот здесь и была наша первая вертолётная площадка, – кивнул на большую лужу в центре деревни Ремигиус. – Отсюда четверть века назад мы, 20–25-летние литовцы, прилетев из Нижнеангарска, начали свой путь по БАМу».

Ремигиус Пашкявичус продолжает служить БАМу

В глазах Пашкявичуса, одного из вожаков первого литовского отряда на всесоюзной комсомольской стройке, блеснула влага воспоминаний. Жить здесь, в стиснутых мрачными гольцами местах, они начинали красиво, ломая кусок хлеба на всех.

По краям деревенской улочки Старый Уоян стояли кряжистые избы с подслеповатыми окнами с одностворчатыми ставнями. Эти домишки были немыми свидетелями того события конца мая 1975 года. В стёклах этих старых окон отражались их юношеские хрупкие фигуры, звучали голоса с характерным прибалтийским акцентом.

Тогда родина послала их покорять эти дикие необжитые места. Хотя все они, четыре десятка бойцов отряда, не могли на тот момент и топорища сделать. Через несколько дней после приезда, затащив два лёгких чемодана в палатку, Ремигиус Пашкявичус пошёл валить лес под будущую трассу.

Говорят, в те времена эйфории, бурной, выплескивающей через край юношеской энергии, умело направляемой рукой государства, в Старом Уояне умирал последний в деревне тунгусский шаман. Он проклял белых людей за то, что те привезли сюда, в дикий северный край, водку. Тогда тунгусы, не одурманенные зельем и венерическими болезнями, ещё жили своим вековечным укладом. Разводили олешек, били зверя, шили из камуса обувь, а из кусочков шкур животных кроили свои, абсолютно непонятные приезжим узоры. Они не умели обижать тайгу. ...Мы как по команде обернулись. Через дорогу, около старого дома, по-стариковски усталыми глазами, смотрел на нас десятилетний мальчик-эвенк. Через распахнутые настежь ворота усадьбы был виден махонький огородик и загончик для кабана. Чуть дальше белел лёд речки Переплюйки, на котором полулёжа коротал время деревенский безработный, таская из лунки короткой зимней удочкой окушков.

Обрусели, потеряли свои национальные корни эти несколько очнувшихся от беспробудного пьяного угара тунгусских семей. А в местную лавку ежедневно, ящиками, продолжал поступать технический спирт. Неужели и этому мальчику с глубоким умным взглядом суждено сгинуть в пьяном угаре?

Пашкявичус любит этот простодушный, с детской душой народ. Любит потому, что он учил его не обижать скованную вечной мерзлотой, суровую, но такую ранимую здешнюю землю. А их, обидчиков, до сих пор на БАМе немерено. Было ещё больше. Тогда, в семидесятые, на строительство магистрали слетелись сотни, если не тысячи дармоедов, растащивших чуть ли не половину БАМа. Именно они, облепив святое дело, вызывали неприязнь и обиду у коренного народа. До сих пор эвенки связывают имя бамовца с человеком пришлым, временщиком, который выбил зверя в тайге, выловил рыбу в речках, под корень извёл вековечный ритм и нравы малого народа.

Мог ли всё это предвидеть молодой человек, выросший на асфальте литовского городка Мариямполе? Разве мог он знать, что жизнь, а по большому счёту собственная воля, забросит его за тысячи километров от дома к северным гольцам? Что он влюбится, как какой-нибудь пылкий юнец, в девчонку и в эту суровую землю и людей, умевших ладить с тайгой, а значит, и с собой?

Ещё тогда, в Литве, Ремигиус каким-то седьмым чувством ловил себя на душевной невостребованности. Душно и тесно было ему в городе. Давили городские улочки и размеренный цивилизованный ритм. Хотя внешне жизнь у парня складывалась удачно. Удалось поступить в престижную Каунасскую сельскохозяйственную академию. Проучился два с половиной курса, и вдруг приходит неожиданное решение бросить учёбу. Родные за голову схватились. Дескать, чего тебе ещё надо, бедовый ты наш?! Дом – полная чаша, друзья отличные, учись только. Ремигиус поступил по-мужски, на своём настоял.

Потом была работа на заводе электриком. Как-то во время обеденного перерыва встретился на заводской проходной с секретарём горкома комсомола.

– Слушай, Ремигиус, есть путёвка на БАМ. Поедешь? – без предисловий предложил приятель Пашкявичуса.

– Поеду, – неожиданно даже для самого себя согласился он.

– Тогда два дня на сборы, и вперёд на восток, – подбодрил комсомольский активист.

Стела с памятью о славном комсомольском прошлом Нового Уояна встречает гостей посёлка.

В архиве первого командира первого литовского отряда бамовцев есть показательно идеологическая фотография. Они, бойцы отряда, стоят с секретарём ЦК комсомола Литвы и держат в руках плакат. На нём аккуратно выведено: «На этом месте руками литовских строителей будет построен посёлок Новый Уоян». Показательная в том смысле, что своё обещание литовцы блестяще выполнили. Благоустроенный посёлок с полной социальной инфраструктурой был действительно построен. Возведён не абы как, а по-хозяйски, с прибалтийской основательностью и колоритом. Таких ухоженных домов с крышами под черепицу, просторными квартирами не встретишь по всей трассе западного участка БАМа. Ремигиус по праву считает, что Новый Уоян стал самым лучшим посёлком на этой северной магистрали. И это понятно. Здесь всё напоминает ему о далёкой родине. Прибалтийская архитектура, которая разработана и воплощена исключительно из литовских материалов, улицы – проспект Литовский, Каунасская улица, улица Статибинику, переулок Драугистестес – согревают и тешат душу. Как же нам не хватает сегодня именно такой идеологии: наступательной, позитивной, с определением конкретных целей.

– Из песни слов не выкинешь, было и другое, – усмехается первый литовский командир. – Ордена, медали и даже «звёздочки» раздавались порой тем, кто всю бамовскую стройку просидел в теплушке, чистя картошку, но умел ввернуть «нужное» словечко на комсомольском собрании.

Ремигиус лёгкой жизни не искал. Когда просеку пробили, пошёл работать в «Литбамстрой» возводить дома, потом сплавлял баржи с бамовскими грузами по Нижней Ангаре.

Приходилось наведываться на малую родину. Всеми правдами и неправдами, даже по сто килограммов груза провозил на самолёте. Там, на трассе, литовские парни бедовали без столярного и слесарного инструмента. Наверное, первые полгода, когда все они, сорок литовцев, жили в шести палатках, и были для Ремигиуса самым счастливым временем. Тогда они поняли, что могут сделать в этой жизни кое-что. Парни гордились этим и прощали многое друг другу. Через год, два, десять лет жизнь разбросает их по разным уголкам, но тогда они и думать об этом не могли. Считали, что БАМ, а значит, и они есть и будут. Это было заблуждением, но таким сладким, чистым и по-юношески благородным. Может, потому многие литовцы-первостроители, вернувшись с северной трассы через несколько лет на родину, стали видными людьми в своей маленькой стране. Даже те, кто сбежал с БАМа, не выдержав суровых испытаний. Тем не менее большинство прибалтийских ребят, прошедших школу трассы, имели полное право говорить: «Я работал на БАМе!». Все они, сильные и слабые духом, были первыми.

Ремигиуса уоянский край околдовывал медленно, но верно, десятками ниточек привязывая душу литовца к северным гольцам. Получило продолжение давнее школьное увлечение стендовой стрельбой. Пашкявичус стал одним из удачливых и метких охотников посёлка. Появились, как и у всех уоянцев, свои, сокровенные участки тайги – ягодные, рыбные, кедровые. Разве можно забыть и первую радость от полученного урожая на земле, скованной вечной мерзлотой?! И, главное, Ремигиус нашёл здесь свою супругу, из местных, усть-баргузинскую. Родилась у них девочка.

Всё шло путём в интернациональной семье, пока БАМ развивался в своей традиционной форме – строился. Рыночные реформы наотмашь ударили по неподготовленной во многом магистрали. Прежний БАМ умер, но этого не могли и не хотели понять его пионеры, лучшие годы своей жизни отдавшие трассе. Ремигиус после завершения строительства и ликвидации БАМа пошёл работать в Ново-Уоянский восстановительный поезд. Но поезд ликвидировали, и первый литовский командир, временно оставшись не у дел, решает себя попробовать в Литве.

Теперь ему предстояло на себе ощутить тот сидром тоски по северу, которые испытывали многие его соплеменники при возвращении на родину. Дело даже не в психологических особенностях возвращенцев. Уоян даже физиологически привязывал людей к себе. Некоторые местные врачи считают, что особенность земли, и именно высокогорный, с недостатком кислорода воздух и вода с низким содержанием йода делают с человеческим организмом чудеса. Прожившему здесь десять и более лет мучительно трудно адаптироваться в других краях.

Ремигиус не находил себе места. Внешне всё было логично и правильно. Страна с более высоким уровнем жизни, чем в России, родина и БАМ, заброшенный даже российским правительством, с его нищетой, безработицей и неуверенностью в завтрашнем дне. Какой тут может быть выбор? Пашкявичус этот выбор сделал вновь, как тогда, тридцать с лишним лет назад, он вернулся в свой Уоян.

Он работал до пенсии в ремонтной бригаде жилищно-коммунальной службы посёлка. Супруга трудилась рядом, на уоянских очистных сооружениях. Радует дочь. Закончила улан-удэнскую академию культуры. Часто ездит на родину отца. Кое-кто из своих, литовских, первостроителей, несмотря на смутные времена, остались в Уояне. Приехала из Литвы чета Полтораскас, Ирена и Витас, живут в посёлке Янина...

– Может, Ремигиус, с моей стороны и глупо задавать вам такой вопрос, но не задать его я просто не могу. Что же такое бамовец? – спросил я при прощальном рукопожатии с командиром.

Пашкавичус, на секунду задумавшись, ответил тяжело и, похоже, выстрадано:

– Бамовец – это национальность.

• Расскажите об этом своим друзьям!

• Вратарь всех времен: памяти Валерия Колчанова
  
  13 апреля 2025 года на 80-м году скончался легендарный иркутский футбольный голкипер Валерий Григорьевич Колчанов.
• Переправа
  
  Константинов Герольд Александрович (1925–2000), кавалер орденов Красная Звезда, Отечественной войны 1-й степени, на фронт ушел в 1943 году 18-летним после окончания пехотного училища.
• «Главное – работа, за которую не стыдно»
  
  Ветеран из Иркутска Николай Иванович Галкин – командир экипажа легендарного Т-34.
• Иван Львович Марков. Стихи
  
  Ветеран труда, ветеран военной службы, к. т. н., член-корреспондент АН авиации и воздухоплавания Иван Львович Марков – потомственный сибиряк (родился в деревне Шорохова Киренского района в большой крестьянской семье). После школы, окончив в 1970 году ИВАТУ по специальности «авиационный техник», был направлен на Северный флот на должность старшего техника корабля. Литературным творчеством занялся во время учебы в академии Жуковского (1980–1984 гг.), где был внештатным литсотрудником газеты академии «Вперед и выше». Там же начал писать и стихи, но, как выражается сам Иван Львович, больше в стол. После 1993 года в связи увольнением со службы по выслуге лет связей с ВС РФ не потерял, многие годы занимался производственными и экологическими проблемами (переработка затонувшей древесины), ведет активную общественную работу (в Совете ветеранов Октябрьского округа Иркутска, в составе ТОСа «Городок ИВАТУ»), помогая людям защищать их интересы и… продолжает писать стихи. Сегодня у него премьера в нашем «Перевале».
• Сирота
  
  Виктор Николаевич Калинкин родился в 1950 году в Забайкалье. Окончил отделение журналистики Иркутского государственного университета. Работал в районных, городских и областных газетах. С 1982 по 2002 год был собственным корреспондентом центральной газеты «Лесная промышленность» по Иркутской области. Автор документальных книг «Гигант на Ангаре», «Помним Братск», многих очерков, опубликованных в журналах и коллективных сборниках. Награжден почетными грамотами Министерства лесной, целлюлозно-бумажной и деревообрабатывающей промышленности СССР, Федеральной службы лесного хозяйства России, почетной грамотой Верховного Совета РСФСР.
• Давайте уважать прошлое!
  
  Как-то в нашей редакции собрались отметить день рождения одного из нас коллеги – бывшие журналисты и редакторы различных СМИ. Нас было тогда шесть человек, и все разных возрастов – от 45 до 85. В ходе этого сабантуйчика мы, кроме всего прочего, вспоминали и нашу прежнюю жизнь (каждый свою). И как-то сам собой возник спор: а когда, черт побери, нашему народу все же «жилося весело, вольготно на Руси»? Какой период СССР и какого правителя тех времен можно бы было назвать лучшим и худшим по отношению государства к своим подданным?
• Вселенная звука: непревзойденный Бах
  
  Исполнилось 340 лет со дня рождения Иоганна Себастьяна Баха.
• «Желаю всем мира и благополучия»
  
  Продолжаем рассказы жителей Иркутска, в детстве – узников фашистских концлагерей. Эти немолодые уже люди пронесли через всю жизнь тяжелые воспоминания об испытаниях, выпавших на их неокрепшие детские души, но не сломившие их дух.
• Крушение. Рассказ (ч.5)
  
  Придя в квартиру, он быстро заварил крепкий чай, сел у окна и, отхлебывая маленькими глоточками, еще раз пропускал через себя слова, сказанные Любовью Васильевной:
• Известное о Неизвестном
  
  Исполнилось 100 лет со дня рождения знаменитого скульптора, ветерана Великой Отечественной войны.
• И стали они жить вместе…
  
  Ветеранов Великой Отечественной войны в Иркутске осталось очень мало. 80-летие Победы встретят всего 28 жителей областного центра, которые в свое время защищали Родину от фашистских захватчиков.
• Легенда советского джаза Леонид Утесов
  
  Исполнилось 130 лет со дня рождения Леонида Утёсова. Он не считал себя певцом, говорил, что голоса как не было, так и нет, но в то же время добавлял, что поет сердцем.
• «Мама отдала свою жизнь, чтобы спасти наши»
  
  Иркутский городской совет ветеранов и газета «Мои года» начинают печатать воспоминания людей, в детстве узников фашистских концлагерей. Сейчас они живут в Иркутске.
• Крушение. Рассказ (ч.4)
  
  Все вспоминалось без внутреннего трепета, а как о чем-то постороннем. Потом вспомнил, как ездил на похороны матери.
• 98-летний ветеран трех войн Алтай Дадуев: «День Победы отмечаем всей семьей»
  
  На оргкомитете администрации Иркутска под руководством мэра Руслана Болотова по подготовке к празднованию 80-летия Победы в Великой Отечественной войне еще в феврале было принято решение о проведении в городе ряда мероприятий.
• «Мы недооценили противника»
  
  Когда руководству вермахта стало ясно, что блицкриг провалился.
• Крушение. Рассказ (ч.3)
  
  – Летать стали на «боингах», свои авиазаводы еле-еле существовали, и только потому, что армия не могла остаться без истребителей, бомбардировщиков. А профсоюз не помог и не вступился, он завял, о нем у нас даже никто не вспоминает. Вы-то лучше меня это знаете, – она понимающе взглянула на Свистунова. – Муж с завода не стал уходить, иногда по вечерам и даже в праздники занимался извозом на машине, как говорят у них, таксовал. Слава богу, гараж рядом с домом… удобно. Я ужасно переживала, потому что он чаще всего выезжал вечером, сейчас такой беспредел, бандит на бандите… Выживали кое-как, а потом неожиданно поступил заказ, и работа появилась, не в таком объеме, как раньше, но жить стало получше.
• Возвращение к Можайскому (ч.2)
  
  Подведу итоги сказанного ранее.
• Вначале была война: к 100-летию Иннокентия Смоктуновского
  
  Будущий народный артист СССР, один из лучших актеров советского кинематографа («король и шут в одном лице») родился 28 марта 1925 года в деревне Татьяновка – ныне это Шегарский район Томской области – в семье Михаила Петровича Смоктуновича и Анны Акимовны Махневой, в которой был вторым из шестерых детей.
• Крушение. Рассказ (часть 2)
  
  Дома Лариса встретила своего мужа с расстроенным выражением лица.