Притяжение Севером (часть 8)

Главы из книги кинодокументалиста Евгения Корзуна

• Притяжение Севером (часть 1)
• Притяжение Севером (часть 2)
• Притяжение Севером (часть 3)
• Притяжение Севером (часть 4)
• Притяжение Севером (часть 5)
• Притяжение Севером (часть 6)
• Притяжение Севером (часть 7)

К морю Лаптевых

На пароходе мы устроились, прямо скажем, комфортабельно. Начал что-то снимать, но это было неинтересно. Мы переходили от пристани к пристани, большинство из них были убогими, а кое-где не было вовсе никаких сооружений. Бросали трап прямо на берег. При виде подходящего к селению парохода люди бежали к берегу, как муравьи. Это было одним из важных событий в их жизни. Я это очень хорошо понимал, поскольку сам был когда-то таким же.

К нам в старый, острожный Братск в 40–50-х годах приходили раз в неделю колесные пароходы «Лейтенант Шмидт» или «Бессарабия». Люди, а вместе с ними и я, бежали к пристани поучаствовать в этом событии. Кто-то торопился встречать родных и близких. Мужики спешили к пристани в надежде, что на пароходе есть пиво, которого в Братске никогда не было. И я когда-то бежал посмотреть на все это, нюхнуть пароходного запаха, отдающего городской цивилизацией.

Вот и здесь народ собирался, заполнял скатывающийся к воде берег против парохода, глазел. Получалось вроде митинга без знамен и транспарантов. Пассажиры с парохода тоже выходили из своих кают посмотреть на глазеющих с берега. Потом увидел, что к нашему пароходу мчатся две «казанки». Они сразу подрулили к корме. Пошел обмен, осетры разных размеров. Через пару минут они уже говорили с директором ресторана. Осетров быстро выгрузили на палубу, а вниз ушел ящик водки и соответствующий дефицит. На следующий день мы обедали в ресторане. В меню значилась осетрина жареная. Небольшой ломтик стоил причитающихся мне командировочных за сутки. «Выхлоп» от этой сделки, наверное, был ощутим. Мне такой осетринки не захотелось вовсе.

По мере продвижения на север, несмотря на летнее время года, тепло куда-то уходило. Однажды в солнечный день пахнуло не прохладой, а студеным, как из ледника, ветром. Мы пересекли полярный круг. Надо было доставать теплое белье, перчатки. В Тикси рассчитывал снять несколько сюжетов. Мы бывали там редко, а материал с этих широт всегда интересовал зрителя.

По приезде узнал, что сухогруз, стоящий в бухте, завтра уходит на восток в Певек. Речников я снял, а вот бы рейс в Ледовитом океане! Мне сказали, что моряки с этого судна в порту оформляют документы. Бросился туда и, к счастью, встретил их там. Это был второй помощник капитана со товарищи. Второй помощник сказал, что такой вопрос может решить только капитан, но он капитан «молодой», это у него только второй самостоятельный рейс, может перестраховаться и не взять. Я расстроился. Все так хорошо начиналось – и на тебе… Что делать?

– А вы можете, – посоветовал мне второй помощник капитана, – принести на борт какую-нибудь бумажку от властей, чтобы было похоже, что это не только ваше личное желание.

Мы договорились встретиться на причале у вельбота в определенное время. Решил, что надо идти в райком партии и заручаться поддержкой там. Мне уже не хотелось снимать сюжеты в Тикси. Я уже был весь во льдах… мерещился путь героев-челюскинцев. Где-то там, в тех широтах, произошла трагедия… От сильнейшего сжатия льдами был раздавлен и поглощен океаном пароход «Челюскин», ведомый знаменитым капитаном Ворониным. Это его именем был назван ледокол, на котором мы шли зимой из Дудинки в Мурманск.

В райкоме партии завотделом культуры был якут лет на 8-10 старше меня. Беда в том, что я в свои 28 выглядел только на 22-23 года, не больше. Ну, никакой солидности, а поэтому, видимо, никакого доверия. Якут выслушал меня со вниманием и одобрением моих планов, но когда речь зашла о поддержке, он как-то стал меняться, выяснять что-то. Зачем вам, дескать, лезть в эти льды, не лучше ли заняться чем-нибудь другим. В общем, понял, что бумажку лучше у него не просить, а ему ее не давать.

Если бы речь шла о съемках какой-нибудь полярной станции или любом редко снимаемом объекте, я бы откланялся и ушел. Тут речь шла о Ледовитом океане, о маршруте, на котором погиб «Челюскин». Ведь эта эпопея породила звание Героя Советского Союза. Очень хотелось пройти по этому трагическому маршруту. Меня его поведение взбесило… Сколько ходил по поселку, по морпорту, не встретил ни одного якута, везде работали русские. А в райкоме партии сидит. Нигде себе места больше не нашел! Я понимал, что этот якут послан сюда из Якутска руководить несмышленым русским народом. Я диву даюсь – как это Робинзон, кое-чему научив Пятницу, не перешел под его начало? А теперь Якутия, уже и не Якутия, а Саха, эта самая Саха празднует День независимости. А я до сих пор никак не могу понять, как часть России, Саха, может праздновать независимость от самой же России? Я видел в Черске два государственных флага над мэрией. Якутский на высоком древке, а на низеньком – российский флаг. А не наоборот. Что якутский выше российского – неслучайно. Это «цветочки», «ягодки», полагаю, надо ожидать!.. Мы сами под демократическим соусом, заискивающие, закладываем основы сепаратизма, а потом с ним воюем, кладем жизни российских граждан и не перестаем ахать и охать.

Тогда же, сидя в кабинете завотделом райкома партии, я был на грани срыва и думал, как мне убедить этого трусливого партийного чиновника дать мне бумажку. И я довольно резко и прямолинейно спросил его:

– Чего вы боитесь? Я что, с Луны свалился? К вам часто приезжают операторы с нашей студии? Давайте позвоним в Якутск в обком партии и поговорим с секретарем о возможной мне помощи.

Это были, видимо, самые удачные слова, сказанные мной по запальчивости. Якут понял, что если мне не поможет, то я сам могу позвонить с телеграфа и представить дело в невыгодном для него свете. Он отработал «задний ход». Бумага на бланке райкома оказалась у меня в кармане. Я кинулся собираться в гостиницу, вельбот доставил нас на борт сухогруза «Сыктывкар».

Второй помощник капитана проводил меня до самых дверей капитанской каюты, молча указал на трафарет «Капитан» и исчез, дальше, мол, я тебе не помощник. Стучу и захожу. Передо мной чисто выбритый с идеальным пробором, в элегантном двубортном костюме и соответствующем галстуке с позолоченной заколкой в виде самурайского меча человек лет 36-38. В руках у него несколько сервировочных ножей и вилок. За его спиной «по науке» накрытый стол, под стать его пробору и костюму… Я опешил. Первая мысль – ему не до меня… Я искренне смутился, но все же сумел членораздельно объяснить причину своего визита на борт судна и добавил, что тиксинский райком партии тоже присоединяется к моей просьбе и подал бумагу, добытую в неравном бою. Капитан неторопливо развернул бумагу, прочел, затем поднял на меня глаза и, улыбнувшись, произнес:

– Милости просим, как мы тут все друг другу надоели, наконец-то свежее лицо!

Лев Сергеевич и вторая встреча с «Лениным»

Я не верил своим ушам. Груз сомнений и неизвестности разом свалился с плеч! Капитан поднял телефонную трубку и сказал:

– Лев Сергеевич, зайдите, пожалуйста, ко мне.

Через несколько минут в каюту зашел человек буднично одетый, из-под форменной куртки выглядывал серый шерстяной свитер, на глазу как будто бельмо.

– Лев Сергеевич, у нас гости. Где мы их поселим?

Потом сам себе ответил: «Прикажите приготовить каюту», – и назвал место, – минут через 25-30 жду вас на ужин».

У капитана были гости с берега. Судя по манере держаться и темах, затрагиваемых в разговоре, публика была не из простых. Скорее всего, это были выходцы из Питера, работающие на Крайнем Севере. «Сыктывкар» – судно ленинградской приписки, многие из команды жили в Питере, в том числе Лев Сергеевич и капитан. Им было о чем поговорить. Капитан, наполняя рюмки, каждый раз приговаривал: «Торопиться нам некуда, во льды мы всегда успеем…»

Кажется, за тем столом во льды хотелось мне одному, но это, как я сейчас понимаю, было от романтизма-с, от чувств-с, не более… А для моряков льды были тяжелой работой и стоили большого нервного напряжения. Много аварий происходит среди льдов и в наши дни, даже когда есть в наличии такие мощные ледоколы, помогающие проходить тяжелые участки. За каждую аварию капитан несет ответственность. Теперь я капитана, кажется, понимаю.

Лев Сергеевич оказался человеком очень коммуникабельным и доброжелательным. Он занимал должность первого помощника капитана, так на морском языке именовалась должность парторга-комиссара. Мое пребывание на борту корабля было его прямой заботой. Потом выяснилось, что он профессиональный моряк – штурман дальнего плаванья.

На должность парторга его привел печальный случай, для него целая трагедия. Будучи в отпуске в Ленинграде, занимаясь ремонтом квартиры, стал шлямбурить стену. Мизерный острый кусочек бетона, отколовшись, угодил в глаз. Зрачок помутнел, и глаз стал видеть недостаточно, чтобы пройти медицинскую комиссию для вождения судов.

До того, как у Льва Сергеевича случилась эта беда, он принял в качестве капитана ледокол «Ермак». Лев Сергеевич оказался последним капитаном этого исторического ледокола, построенного по чертежам адмирала, С. О. Макарова. К тому времени «Ермак» уже отслужил свое. Он был реликвией! Ледокол столько сделал для России царской и советской, что заслуженно требовал к себе высочайшего внимания и особого отношения. Интересно, что дед капитана ледокола «Капитан Воронин», на котором мы в 70-х годах преодолели три моря из Дудинки в Мурманск, служил на «Ермаке» кочегаром. Тогда все суда ходили на угле.

Приемка «Ермака» была закончена 20 февраля 1899 года. 4 марта ледокол пришел в Кронштадт, весь город высыпал на берег посмотреть на плавающее чудо. Кронштадтская газета «Котлин» в те дни писала: «Все мы знали, что лед на рейде доходит до 1,5 аршина (106 сантиметров). И не верилось своим глазам, как шел «Ермак», будто бы льду не было. Не заметно ни малейшего усилия. «Ермак» шел с глухим треском, ломая лед, благодаря удивительно удачно рассчитанным обводам, особенно на носу». В первых числах апреля «Ермак» вскрыл устье Невы и позволил необычайно рано начать навигацию в Петербургском порту. При огромном стечении народа ледокол ошвартовался около Горного института. Восторг, изумление было таким же, как шестьдесят лет спустя, запуск первого спутника Земли. Макаров стал героем дня. Дальше были испытания арктическими льдами, ремонт и новые испытания. Не все было гладко. Каждая поломка и каждая пробоина, полученная «Ермаком» в первых рейсах, давали ученым и конструкторам неоценимую информацию.

Потребовалось несколько десятилетий, чтобы оценить все достоинства первого арктического ледокола. Например, носовые обводы «Ермака» до сих пор считаются непревзойденными. Прочность корпуса вызывала восхищение, недаром он прослужил шестьдесят лет. «Ермак» впервые в истории мореплаванья воспользовался радиосвязью. Вот телеграмма, переданная по беспроволочной связи, изобретенной нашим соотечественником А. С. Поповым: «Около Левенсаари оторвало льдину с 50 рыбаками. Окажите немедленно содействие по их спасению». Много и славно поработал «Ермак» и после революции. В первую послеоктябрьскую зиму ледокол совершил подвиг. Шел 1918 год. Кайзеровские войска наступали. Нужно было срочно уводить корабли Балтийской эскадры из Ревеля и Гельсингфорса, но из-за трудной ледовой обстановки это оказалось невозможным. На помощь пришел «Ермак». Он из-под носа противника увел 211 боевых кораблей. И спас от пленения всю Балтийскую эскадру. Пожалуй, нет в мире второго такого судна, в судьбе которого приняло бы участие столько знаменитых людей: адмирал С. О. Макаров, химик-ученый Д. И. Менделеев, академик, ученый-кораблестроитель А. Н. Крылов, изобретатель А. С. Попов, известные полярные капитаны В. И. Воронин и Сорокин. Многие другие ученые и государственные деятели.

Лев Сергеевич рассказывал, что отделка внутри этого судна была богатой, отличалась большим вкусом и несла очарование той ушедшей эпохи. Красное дерево, много бронзы, в кают-компании стоял рояль, то есть обстановка была рассчитана на хорошо воспитанных людей, коими являлись морские офицеры русского флота. Но вместо почетной отставки наше правительство решило его уничтожить, ссылаясь на затраты по содержанию.

Как капитан судна и гражданин страны, Лев Сергеевич не мог с этим смириться. Он написал письмо Хрущеву. Я письмо читал и очень жалею, что не переписал себе на память. Мог бы сейчас привести обдуманные и выверенные строки убедительного и патриотичного письма. В нем говорилось, что это первый русский ледокол, перечислялись исторические события, в которых участвовало судно. Говорилось о значимости «Ермака» в деле воспитания молодых, приходящих на флот ребят, потому что «Ермак» является национальной гордостью России. Но самое главное, дельное в этом письме было конкретное предложение, что нужно сделать, чтобы «Ермак» не стал иждивенцем, а приносил пользу, даже не двигаясь с места.

Лев Сергеевич предложил поставить «Ермак» на вечную стоянку, подключить его к городским коммуникациям и превратить в мореходное училище. Там бы хватило место для всего – классных комнат, жилых помещений, различных подсобных и учебных служб, вплоть до спортзала, и т. д. «Ермак» не был бы безделушкой, он принес бы реальную, практическую пользу отечеству и был бы духовным символом в воспитательном процессе.

Но Хрущев не внял вопиющему голосу капитана. Возможно, что он этого письма и в глаза не видел. Все решили его «мыслители», дескать, зачем этот хлам беречь? Надо создавать новое, мощное. Чей-то один равнодушный росчерк пера решил судьбу легендарного корабля-богатыря.

• Расскажите об этом своим друзьям!