ЗДРАВСТВУЙТЕ!

НА КАЛЕНДАРЕ
ЧТО ЛЮДИ ЧИТАЮТ?
2024-03-29-03-08-37
16 марта исполнилось 140 лет со дня рождения русского писателя-фантаста Александра Беляева (1884–1942).
2024-03-29-04-19-10
В ушедшем году все мы отметили юбилейную дату: 30-ю годовщину образования государства Российская Федерация. Было создано государство с новым общественно-политическим строем, название которому «капитализм». Что это за...
2024-04-12-01-26-10
Раз в четырехлетие в феврале прибавляется 29-е число, а с високосным годом связано множество примет – как правило, запретных, предостерегающих: нельзя, не рекомендуется, лучше перенести на другой...
2024-04-04-05-50-54
Продолжаем публикации к Международному дню театра, который отмечался 27 марта с 1961 года.
2024-04-11-04-54-52
Юрий Дмитриевич Куклачёв – советский и российский артист цирка, клоун, дрессировщик кошек. Создатель и бессменный художественный руководитель Театра кошек в Москве с 1990 года. Народный артист РСФСР (1986), лауреат премии Ленинского комсомола...

Притяжение Севером (часть 4)

Изменить размер шрифта

Главы из книги кинодокументалиста Евгения Корзуна «Кинохроникер»

Притяжение Севером

Капитан Воронин

Несколько посещений Арктики дали мне возможность накопить определённый материал, и захотелось снять фильм о буднях северян. Тем более что я заметил одну странную закономерность: эти люди просто стремятся на Север, но поживши там, начинают говорить о Большой земле – мечтают об отпуске, о родном доме, расхваливают райские места и красоты малой родины. Но пожив пару месяцев в этом домашнем раю, они опять начинают бредить Севером. А некоторые, поругивая его и называя адом, так и живут в этом «аду» до самой пенсии.

Я написал заявку в Госкино, ее утвердили, поставили в план студии, и вскоре мы сняли лирическую картину «Впереди возвращение». Автором сценария был наш иркутский поэт Сергей Иоффе, режиссёром – Валерий Хоменко. Изображение в этом фильме было тоже лиричным, оно, как стихи, словно пело.

Спустя несколько лет Валерий Хоменко вновь пригласил меня на фильм по своему сценарию «Последний караван». Нам предстояло рассказать о жизни моряков-полярников, а фоном была зимняя проводка судов из Дудинки в Мурманск.

Дудинский порт работал тогда с большим напряжением. По объёму грузооборота он уступал лишь Одессе. Несколько судов стояло под погрузкой. Здесь же, ожидая работы, пришвартовался ледокол-«малыш» «Капитан Воронин». Этот «небольшой» дизель-электроход финской постройки мог один дать электричество для всей Дудинки. Ледокол работал в русле реки Енисея, обеспечивая проводку судов от Дудинки до Енисейского залива. А там уже на больших глубинах суда подхватывали мощные атомные ледоколы второго поколения – «Мурманск» и «Арктика».

Раньше считалось, что зимой водить суда по арктическим льдам невозможно, но кто-то однажды попробовал – и получилось! Так навигацию стали продлевать аж до Нового года. Можно сказать, круглосуточно: в полярный день и в полярную ночь.

На ледокол нас приняли радушно, но с какой-то иронией предупредили, что поселят в носовую каюту. А для нас тогда и не было никакой разницы – что в носовой, что в кормовой. В первый свой короткий рейс до Енисейского залива мы пошли без камеры – просто посмотреть и прикинуть масштаб съемок. Сначала обкололи суда, примёрзшие к причалу, – освободив их и дав возможность двигаться самим. Потом повели их двумя ледоколами. Такая операция называется вести «наскол». Сначала идёт первый ледокол по целику, за ним следует второй, но не точно по его следу, а чуть левее или правее, скалывая кромку проторенной дорожки. Получается широкий след с мелким ледяным крошевом. Вот по этому сколу и идут беспрепятственно транспортные суда. Находясь на мостике, ощущаешь только вздрагивание корпуса ледокола, когда он преодолевает мощную толщу декабрьского льда.

Столько было новых впечатлений! Мы почти всё время провели на мостике. Капитан и вахтенные штурманы с готовностью рассказывали, как действовать в той или иной обстановке. Они люди бывалые, свою профессию знают досконально. Лишь глубокой ночью мы покинули мостик.

На ночлег спустились в отведённую каюту. И вот тут-то мы и поняли то предупреждение моряков: в каюте нас встретил страшный грохот и тряска. Казалось, что льды крушились в нескольких сантиметрах прямо перед нами. Говорить было невозможно, чтобы что-то передать, нужно было почти орать на в ухо друг друга. Но мы под этот грохот умудрились уснуть и проспали так всю ночь. А когда утром появились в кают-компании, мореманы нас так невинно спросили: «Ну как спалось?» Мы честно признались, что нормально.

– Ещё пойдёте?

– Непременно – отвечали мы.

Ледокольщикам понравилось наше стойкое поведение, и когда мы пришли на ледокол со всеми шмотками уже для работы, нас поселили в «тихие» одноместные каюты, дав тем самым понять, что испытание мы выдержали.

Первый помощник капитана (он же парторг) сказал, что самой большой достопримечательностью на их ледоколе является баня. Ну не могли же фины, строившие этот ледокол, не сделать классную сауну? И когда парторг проводил нас туда, мы ощутили себя в гостях у какого-нибудь деревенского умельца: предбанник был облицован декоративным калиброванным кругляком, ручки в мойку и парилку были замысловато вырезаны из целого куска дерева, лавки толстые, отполированные, пол тоже деревянный. Да, не у каждого в деревне можно было найти такую классную баньку! Так что попарились мы от всей души! Потом он открыл нам два душа. Из одного шла нормальная горячая вода, а из другого вода Карского моря – соленая, ледяная. Он из-под горячего душа сразу перешёл под холодный, издавая восторженное рычание. И когда я по простоте душевной тоже сунулся из-под горячего в холодный душ, испытал ощущение ожога и тут же вылетел оттуда ошеломлённый – тебя будто бы ошпарили кипятком. Помощник капитана хохотал надо мной и призывал попробовать ещё разок, но я так и не смог себя преодолеть. А он снова повторил эту процедуру. Его тело приобрело цвет остывающего металла и, видимо, такую же крепость…

Арктика, моряки-полярники – всё это было романтично и красиво для приезжих зевак вроде нас. Жить и работать изо дня в день на небольшом пространстве судна, ежедневно сталкиваться с одними теми же лицами, тяжело, не каждый выдержит. Порой думаешь, какая жестокая профессия моряка. Конечно, люди ко всему привыкают, но всё же там лучше только бывать наскоками – приехали, как мы, сделали своё дело – и восвояси. А ведь они-то там постоянно! Чтобы как-то себя занять в свободное от вахты время, некоторые из комсостава отводят для себя участок палубы и убирают его от снега, как рядовые матросы. Так они разминаются на свежем воздухе с лопатой в руках.

Таким образом мы сделали с ними несколько челночных рейсов до больших ледоколов, сняли несколько эпизодов на самом ледоколе и работу вокруг него, хорошо познакомившись за это время с командой. И теперь, спустя много лет, вспоминаю эту картину и вижу столько красок в чёрно-белом изображении Арктики! Мощные ледоколы. И под стать им мощные сопротивляющиеся льды. Вот в полярной ночи прожекторы выхватывают след только что прошедшего судна: в световом луче клубятся, путаются в вихре снежинки, гонимые лёгкой пургой. Так хочется прыгнуть туда, на экран, очутиться там и вновь увидеться с этими людьми, вдохнуть арктического воздуха...

В середине декабря собирают последний караван. У причала не остается ни единого судна – все спешат попасть к Новому году домой. Оживление, приподнятость настроения – ведь скоро встреча с Большой землей, с дорогими сердцу людьми…

И вот караван трогается в свой путь за три моря – Карское, Баренцево, Белое.

Прощальные осветительные ракеты взлетают в воздух, на зимнем причале несколько провожающих машут руками, а корабли медленно удаляются в ночь, во льды… Карское море преодолевали единым караваном, двигаясь за мощными ледоколами «Арктика» и «Мурманск». Затем вошли в Баренцево море. Там в декабре тихо не бывает. Наш караван рассыпался. Каждое судно взяло свой курс…

Штормит круто! Корпус ледокола, приподнимаясь, обрушивается на находящие на него волны, взрывая мощные всплески. Всё, что было на палубе, обледенело, смотрится колоритно, красиво, почти сказочно! Меня так и подмывало выйти на палубу и снять это обледенение. Вышел. Широкие раскатистые волны, как шевелящиеся горы, неслись навстречу. Ледокол таранил их, обливаясь всё новыми порциями взбесившейся воды. Снять, как мне хотелось, не удалось. Судно накренилось, и я покатился по глянцевой палубе к борту. Испытал такой ужас при мысли о том, что можно в одну секунду оказаться вон там, в этой «красоте», которая так восторгает нас, когда мы смотрим на неё из иллюминатора в тепле и безопасности каюты. Но, слава богу, судно медленно выпрямилось, и я проворно рванул обратно – больше желания увековечить этот арктический колорит у меня не возникало.

Качка меж тем не затихала ни на секунду. Кают-компания в этот обеденный час была почти пуста – за столом сидело лишь три человека. Скатерть за столом была обильно смочена, чтобы по ней не каталась посуда. Потом спросил у бывалого моряка: «Почему большинство людей и даже моряки плохо переносят качку?» Он сказал, что это вполне нормально. Человек и не должен переносить качку абсолютно безболезненно. Он ведь рождён жить в условиях покоя, а не качки. Качка – это экстремальные условия, в которые человек может быть и ни разу не попадёт в своей жизни. Есть отдельные люди, их не так уж и много, с какими-то повышенными качествами, может быть, как раз и ненормальными, которые переносят эти условия. К этим условиям привыкнуть практически невозможно.

Так мы прошли Баренцево и Белое моря. Я вспомнил, как однажды в другой экспедиции несколькими годами ранее мы шли по Енисейскому заливу на стареньком американском тральщике, переделанном в буксир. Он тащил за собой земснаряд. И тут заштормило. На буксире забеспокоились: земснаряд имел высокую металлическую надстройку, которую качка склоняла то в одну, то в другую сторону. Помню, обедали мы тогда по двое: один держал двумя руками миску с борщом над столом, ругой хлебал борщ ложкой. Потом менялись местами – иначе поесть было невозможно. Шторм не стихал. Надо было куда-то прятаться, иначе земснаряд мог лечь на бок и перевернуться. К счастью, увидели речушку, впадающую в залив, и зашли в её устье и там переждали непогоду.

…В Мурманске после того похода на «Капитане Воронине» мы пробыли недолго. Сели на ближайший поезд, и в самый канун Нового года прибыли в Ленинград. Успели еще провести съемку в Морском музее и Александро-Невской лавре. А потом зашли в музей Арктики и Антарктики. Там я и увидел палатку папанинцев, сшитую из шкур белого медведя. Она была знакома мне с детских лет по фотографии в учебнике. А теперь вот перед глазами «живьем» было жильё первой советской полярной дрейфующей станции, о которой писали и говорили во всём мире тогда, в 30-х годах прошлого столетия. Эта станция пребывания полярников нашей державы на льдине стала предметом гордости каждого человека. Как, скажем, полёт Гагарина в космос. Современные ребятишки, наверное, и не знают, кто такие папанинцы. А в годы нашего детства каждый школьник знал, с чего начиналось освоение Крайнего Севера и Арктики. Меня, например, эта фотография завораживала, уносила в далёкие романтические путешествия. Кто знает, может, образ этой палатки и стал толчком в моих путешествиях по Арктике? И вот теперь я вижу эту палатку вживую! Чувства, меня охватившие, были непередаваемые…

  • Расскажите об этом своим друзьям!