Притяжение Севером (часть 7)

Главы из книги кинодокументалиста Евгения Корзуна

• Притяжение Севером (часть 1)
• Притяжение Севером (часть 2)
• Притяжение Севером (часть 3)
• Притяжение Севером (часть 4)
• Притяжение Севером (часть 5)
• Притяжение Севером (часть 6)

Семья Нутэндли

У меня был друг Иннокентий Петрович Кочкин – егерь Нижнеколымского заказника. Казалось, что в наших делах общего – я снимал документальное кино, он берег колымскую природу от браконьеров, провел долгие годы (всю жизнь) в арктических широтах. Для него лучшего места не Земле, чем колымская тундра, не было. Других туда калачом не заманишь, а он только там и дышал свободно. Уезжал на житье в Ялту, но там от теплого солнца и лазурного моря ему стало невмоготу – вернулся, бросив на произвол судьбы свой дом и, кажется, потерял его. Вернулся к своим комарам, свирепым пургам и крепким морозам, к полярной ночи, в общем, ко всем северным «прелестям».

К сожалению, несколько лет назад он ушел из жизни. Теперь я никогда не услышу в телефонной трубке далекий, с самой Колымы, голос Петровича...

Свои северные путешествия вспоминаю с трепетом и романтическим волнением, словно прошедшую любовь юности. Память отсевает всякую неудачливость, тяжесть преодоления трудностей, бесполезную суету и пустоту, а оставляет яркую, экзотическую картину пребывания в тундре, среди дикой, не изувеченной цивилизацией природы и доброжелательных, гостеприимных людей, одетых, как и встарь, в национальные чукотские одежды. Память ласкает душу – как было замечательно!

А вместе с тем, вот эта неоглядная снежная пустыня таит не только красоту и романтизм, она на каждом шагу может показать свою обратную сторону, обернуться жестокой, смертельной беспощадностью.

Мы с режиссером Володей Эйснером жили и работали в стойбище чукчей в 80-ти км от побережья Восточно-Сибирского моря. Был конец апреля, зима подходила к концу, уже набрал силу полярный день. Тундра, залитая ослепительным солнцем, стадо (около двух тысяч) пасущихся оленей, красивые, замысловатые тени на снегу от окружающих стойбище сопок – снежный рай, да и только!

Решили сходить на ближайшую возвышенность, взглянуть на стойбище и окрест с высоты. Взяли небольшие, одноместные нарты, сложили штатив, кофр с камерой – и тронулись. Сопка – рукой подать, километра полтора-два. Пришли, огляделись: красота! Сняли несколько планов и вдруг видим на снегу медвежий след. Лапа небольшая, наверное, зверю года три, ну этого ему вполне достаточно, чтобы с нами расправиться. Нам бы надо бежать, а мы пошли по следу посмотреть: куда ушел мишка? Но потом сообразили, бросились на нарты и с высоты сопки резво рванули вниз.

В семействе чукчей рода Нутэндли я бывал и жил несколько раз. Глава семьи Егор Андреевич и его жена Акулина Афанасьевна принимали меня хлебосольно. На невысоком аккуратном столике, вокруг которого собиралась семья на трапезу, появлялись дымящиеся, с невообразимым, вкусным запахом вареные оленьи языки. Егор Андреевич, глядя на угощение, говорил ровным неторопливым голосом: « Женя, ты бы приезжал почаще, – он выразительным взглядом указал на ароматные языки, – глядишь, и нам бы перепадало…

Не знаю, как у других, а в яранге Акулины Афанасьевны полдник – чай с легкой закуской – был обязательно. Все бросали свои дела и усаживались на шкуры вокруг вот этого низкого столика, который Егор Андреевич сделал своими руками, обтянул клеенкой, а клеенку по всему периметру столика, с боков и торцов, закрепил ровными аккуратными рейками. Столик получился на славу!

Сидим, чай пьем, к полднику Акулина Афанасьевна настрогала целый тазик нельмы. Длинные, завитые «кудри-стебельки» рыбы макали в соль с перцем, с хлебом и сладким чаем получалось сытно и вкусно.

Разговор зашел о генах. Как человеческие черты внешности, характера передаются от родителей к детям и дальнейшее потомство.

В наших анекдотах чукчи такие примитивные, до глупости наивные, смех, да и только. А на самом деле некоторые из них знают не меньше нашего, тоже читают журналы, знакомятся с новостями из разных сфер человеческой деятельности, понимают толк в хороших сигаретах. Славка (по-чукотски имя не запомнил), сын Егора Андреевича, был в Щвеции на каком-то симпозиуме по оленеводчеству, его жена работала в районной библиотеке. Егор Андреевич плохо слышал. Я ему даже привез и подарил слуховой аппарат. Когда аппарата не было, Акулина Афанасьевна, наклоняясь к нему, «переводила» наши разговоры, чтобы он был в курсе застольных бесед. На этот раз аппарат был снят с уха, Акулина Афанасьевна «переводила».

Здесь надо сказать, что один из сыновей Егора Андреевича и Акулины Афанасьевны резко выделялся и отличался от родных сородичей своей внешностью. Он был сравнительно высокий, длинноногий и, в отличие от большинства чукчей, стройный, цвет лица мягкий, не такой «бронзовый», как у соплеменников, а самое главное отличие – волнистые волосы. Чукчей с волнистыми волосами я, например, не встречал – это был первый и последний! Все эти обстоятельства наполнили колымскую тундру недвусмысленными домыслами – откуда?

Как очевидец хочу сказать, что тундра – это огромная коммунальная квартира. Там каждое утро и вечер в определенный час начинается радиосвязь, эфир переполняется сотнями голосов. Все, кому надо дело сказать и кому просто почесать язык. Эфир напоминает курятник встревоженных кур.

Злые языки сразу определили и разнесли по колымской «коммуналке» причину появления волнистых волос у Игоря, словно свечку держали, – виноват летчик, совершивший вынужденную посадку недалеко от стойбища. Действительно, однажды летный экипаж «Ан-2», вынужденно, но благополучно приземлившийся, был принят жителями стойбища чукчей, обогрет, накормлен и обласкан. И, может быть, был обласкан настолько, что у Акулины Афанасьевны родился славный, стройный паренек с волнистыми волосиками на голове. Природа такое исключить не может, а генетика не дремала, и некоторые черты и человеческие качества русского летчика щедро передала… но все-таки это только домыслы.

Я в этой беседе рассказал, что в какой-то период жизни мой внук был похож на меня, там я в возрасте трех лет, а потом от этого ничего не осталось, и он стал основательно походить на своего отца. Здесь в разговор вступила Акулина Афанасьевна:

– Вот у нас Игореша, – она с опаской глянула на мужа, – не похож на старика, – (так она звала Егора Андреевича). Он меня все время спрашивал, почему не походит на него. А кто его знает, почему? Гены, видать, не дошли. – Егор Андреевич не слышал, о чем говорит его жена и спокойно сидел, припивая чай по старинке, из блюдечка.

– А я старику говорила, – резонно продолжала Акулина Афанасьевна, – что Игореша на моего покойного отчима походит!

Мы покатились со смеху. Из Акулины Афанасьевны получился бы превосходный генетик! (Этот разговор Акулина Афанасьевна Егору Андреевичу «не перевела».)

В тундре жизнь течет неторопливо, размеренно: попили чай, запрягли пару оленей и шажком поехали в стадо. Надо посмотреть, как живет народившийся молодняк, нет ли падежа, не появлялись ли волки или одичавшие собаки, которые не хуже волков промышляют домашним оленем, особенно после отела. На обратном пути надо заехать на озеро, захватить надолбленного льда на чай и варево. По приезде наколоть дров на завтра. Там, глядишь, ужин, опять соберутся на шкуры вокруг стола. На ужин будет неизменная, ежедневная, вареная оленина. Мяса сварят столько, чтобы все наелись досыта. Жизненные обстоятельства подсказывают, что надо бы сделать сегодня, что завтра… так день за днем, за зимой – коротенькая весна, такое же крохотное лето – и опять запуржит, засвистит, не дай бог!

Все эти годы, начиная со знакомства в 1989 году, мы с Петровичем переписывались. Время от времени он звонил – ко дню рождения или перед Новым годом. Слышно было плохо – его голос издалека-далека, как с другой планеты – все-таки пять часовых поясов! Поселок Черский расположен в 250 км от берега студеного моря.

В декабре 2013 года из Колымы получаю от Петровича очередное письмо – это радость! Радовался, пока не прочел. В письме шла речь о семействе Нутэндли, с которым я вас только что познакомил. Кроме того, он прислал газету «Колымская правда», которая повествовала:

«Страшная трагедия случилась в Нижнеколымском районе. На маршруте кочевья, которое идет вдоль восточного берега реки Колымы, во время пурги заблудились и замерзли четверо членов одной семьи – работники кочевой родовой общины Нутэндли».

Меня пот прошиб, ей-богу, я остолбенел. Как? Люди-тундровики… для них колымская тундра – дом родной… почему? Прошло уже много лет, как вспомню – этот ужас во мне возникает вновь, и нет понимания, как такое может случиться с людьми, родившимися в тундре, выросшими там и, собственно говоря, ничего не видевших, кроме тундры? Я их знал, разговаривал, чай пили, строганину ели, анекдоты рассказывали, ночевали в одной яранге… Непостижимо!

Далее «Правда» рассказывает: «6 декабря семья оленеводов Игорь, Татьяна с полуторагодовалой малышкой совершила кочевье до нового стойбища. Старшие работники общины – родители Татьяны Александр и Яна – остались на старом стойбище. Молодые на новой стоянке собрали переносной дом. Ночью, когда они с ребенком спали, ураганным ветром сорвало палатку, снесло все вещи. Кое-как одевшись в найденную в темноте одежду, Игорь с Татьяной решили поехать на старое стойбище, но сбились с пути. В карбюратор мотора «бурана» ветром набило снег. Пока Игорь ремонтировал технику, потом пережидал ураган, жена и ребенок замерзли… Сам Игорь получил сильное обморожение…»

Думаю и недоумеваю… «Они собрали переносной дом», а сорвало-то палатку. Что это за дом, кто его проектировал и делал для тундры? Если бы они жили в традиционных самодельных балках (ярангах), которые прикреплены и транспортируются на санях, с железной печкой, теплой меховой одеждой, в которой есть кукули (спальные мешки), такой «дом» ураган вряд бы перевернул, вещи и одежду не унес. Как можно в декабре в 80 км от побережья Восточно-Сибирского моря с маленьким ребенком жить в палатке? Очуметь!

Это что, современные новшества – изобретения «крупных ученых» для народов Крайнего Севера? Небось, изобретатели тундры-то в глаза не видели?

Найти в полярной ночи-темноте унесенную ураганом одежду? Всю ее за несколько секунд унесет на километры, никогда не найдешь. Вопросы, вопросы… просто голова кругом.

Читаю далее: «На следующий день, 7 декабря, родители Татьяны Александр и Яна разобрали свой дом, снялись со старого стойбища и поехали к стаду оленей».

Зачем? В это время бушевала пурга. Кто в пургу разбирает дом, снимается со стойбища? Ведь света белого не видно, в пяти метрах от себя уже ничего не разглядишь, а уж след саней или направление определить просто невозможно. Такая поездка в смерть и только туда…

«Александр решил искать молодых, оставил жену среди пурги, уехал…»

И как он узнал, что молодая семья заблудилась? Кто ему это сказал? Представляете? Он в пургу разобрал дом – идиотизм номер один; оставил жену на улице в декабре, в пурге, а не дома – идиотизм номер два. И, наконец, ожидаемый и неизбежный финал: «Сначала нашли тело Александра, потом Игоря еще живого (скончался в больнице), потом были найдены тела Тани с дочерью, позже тело Яны».

После такого сообщения можно получить пожизненную икоту и бессонницу. Происходило так, как будто все были обкуренные или просто не в себе. Или все было совершенно не так… Ничего не могу понять, да любой здравомыслящий вряд ли поймет описанные факты.

Начиная с 1960 года, я множество раз бывал на Крайнем Севере, обычно в довольно продолжительных экспедициях. Насмотрелся, наслушался разных историй, сам попадал в лихие моменты, но такого абсурдного стечения обстоятельств не припомню. Мои переживания усиливались еще тем, что это все близко знакомые люди, я снимал их семьи, молодых знал с детства…

Я стал звонить Петровичу, кое-как дозвонился. Сказал ему, что ничего постичь не могу, а он мне: «Я тоже не могу понять, как такое могло случиться, описано какое-то сумасшествие. Идет следствие, может, прояснят…» Мы еще долго говорили, судили так и эдак.

Слава богу, что к тому времени уже не было на свете Егора Андреевича, Акулины Афанасьевны. Как бы они пережили эти трагические события? А может быть, эти события и не произошли, если они были бы живы…

Смотрю на карту, опубликованную в газете. Стрелкой указано место трагедии. Это как те кочевья, на которых мною снимался фильм «Кораль», удостоенный в 1995 году приза на нашем главном кинофестивале документальных фильмов «Россия» в Екатеринбурге в номинации «За лучшую операторскую работу». Режиссер В. Эйснер сложил фильм в традициях великого немого кино двадцатых годов прошлого столетия, используя субтитры. Картина наполнена экзотикой, оптимизмом, юмором, радостью жизни и в то же время трудом. Разве в те времена можно было представить такой семейный финал.

…К сожалению, вскоре не стало и Иннокентия Петровича, и я не знаю финала этой трагедии. Теперь смотрю на фотографии, сделанные без малого тридцать лет назад. Вот они еще малыши под неусыпным родительским оком, под ласковой опекой дедушки и бабушки. Без их участия не обходилось ни одно семейное событие. То ли обряд очищения, то ли танцы под бубен родного дяди. Вся трудовая и повседневная жизнь семьи чукчей снята мною за несколько приездов на далекую Колыму. В фильме навсегда остались живыми, улыбающимися все из клана Нутэндли. В этом великая сила документального кино…

• Расскажите об этом своим друзьям!