- ПУТЕВОДИТЕЛЬ:
- ЧТО ПРОИСХОДИТ?
- Новости: выбор тем
- НАШИ ПЕНСИИ И ПРАВА
- Пенсии и деньги: выбор тем
- Права и возможности: подробней
- Наша безопасность: темы
- ЗДОРОВЬЕ
- Здоровье: каталог болячек
- ДОМ, БЫТ И ДАЧА
- Дом, быт и дача: выбор полезных тем
- Еще полезные «не мелочи»
- НАШИ ВНУКИ
- Темы «внуковедения» — выбор
- СТИЛЬ ЖИЗНИ
- Психология и стиль: выбор тем
- ДЛЯ УМА И ДУШИ
- Чтение: темы
- Музыка из прошлого
- ...И еще для души!
- СОТРУДНИЧЕСТВО
Внук Пушкина Леонтий Дубельт: жизнь, незадавшаяся с самого детства |
| Лариса Черкашина, stoletie.ru |
| 10 Июня 2021 г. |
|
Вряд ли курсанты Морского кадетского училища из Петербурга, печатавшие шаг по брусчатке Красной площади на параде Победы, знают, что в стенах их славного училища постигал некогда азы флотских наук Леонтий Дубельт, родной внук Александра Сергеевича Пушкина, о котором будет нелишне вспомнить, отмечая 222-летие со дня рождения великого русского поэта.
Как ни странно, но открытие сего факта для меня началось в Литве. В пушкинском музее в Маркучае, что ныне вошёл в городскую черту современного Вильнюса, мне попался в руки один альбом. Альбом был старинный, пухлый от множества старых добротных фотографий, сбережённых некогда его владелицей, хозяйкой усадьбы Варварой Алексеевной Пушкиной, в девичестве Мельниковой. Среди множества фотографий, изображавших жизнь в усадьбе Маркучай и ее гостей, самой Варвары Алексеевны и супруга Григория Александровича Пушкина, младшего сына поэта, вдруг открылась одна, – прежде никогда не виденная. Удивительный снимок, словно бросавший вызов всем добропорядочным персонажам, соседствующим с ним в семейном альбоме. Молодой человек, обнажённый до пояса, сплошь покрыт живописной татуировкой: на груди – романтический бриг с надутыми ветром парусами, наколки и на руках: на правой – орёл (видны лишь его хищные когти) и два орнаментальных браслета; на левой – корабельный румб на плече и ниже – восточный дракон, обвивающий предплечье. Молодой человек сидит, спокойно скрестив на груди руки. Цепочка от пенсне свисает на его татуированную грудь. Выражение лица отстранённое. Взгляд умный, слегка ироничный, устремлённый куда-то вдаль, сквозь пенсне. Но как поразительно неизвестный на старом снимке напоминает... Пушкина! И не только тонкими оригинальными чертами лица и чуть всклокоченными бакенбардами, нет бо́льшим, – глубокой задумчивостью и отрешённостью. Будто Александр Сергеевич дожил до величайшего изобретения человечества и решил предстать перед камерой старого фотографа. Неведомый фотопортрет поэта! Всё разъясняет дарственная надпись на обороте снимка: «Григорию Александровичу Пушкину от племянника его Л. Дубельта». Проставлена и дата: «4 мая 1886 года». Вот и разгадка: Леонтий Дубельт, внук поэта! Самый старший из девятнадцати внуков и внучек Александра Сергеевича. Его вдова Наталия Николаевна имела счастье порадоваться рождению Леонтия, видеть, как взрослел её первый внук. Но вернёмся к фотографии из «Маркучайского альбома», вернее, к странной наколке, сделанной Леонтием Дубельтом. Дракон на царской рукеВот что удивительно: точно такой же дракон был наколот на руке императора Николая II. Правда, он особо не демонстрировал свою необычную для царственной особы наколку, – просто на одной из фотографий, где монарх снялся на теннисном корте с ракеткой в руке, она явно видна. Но и не скрывал необычной татуировки, благодушно причисляя её к грехам молодости. Известно, что сделал наколку русский самодержец, будучи ещё цесаревичем, во время своего восточного путешествия. ...За кормой крейсера «Память Азова», на котором со своей свитой путешествует великий князь Николай Александрович, остались Египет, Греция, Индия, Цейлон, Сингапур, Китай. И вот впервые перед взором августейшего путешественника забрезжили берега неведомой Японии – красивые, словно на драгоценной лаковой шкатулке. «Розовые вершины вереницей встают перед нами над окутанным светлой мглою горизонтом, – 15 апреля 1891 года записал в путевой дневник князь Ухтомский. – Вот он ближе, синее, определеннее: это – Япония!». И кто бы мог предсказать в те дни, что именно в этой загадочной, почти фантастической стране, так неожиданно трагично и завершится долгое путешествие?! И для наследника. И для всей империи. Роковое происшествие явится прологом будущей Русско-японской войны, и вовлечет Россию в чреду смертоубийственных конфликтов. И как кровавый итог – гибель венценосной семьи... От тихого городка Отсу (Оцу) до Екатеринбурга пролежит долгий путь, вместивший в себя войны, бунты, революции, перевороты... От удара японской сабли полицейского Цуда Сандзо на улочке Отсу до револьверного выстрела чекиста Юровского в подвале Ипатьевского дома... Но царская кровь впервые прольется в Японии. Отсу – Екатеринбург: города на крови! Незримый терновый венец царя-мученика будет тайно примерен в безвестном прежде японском городке. Словно в том несчастливом для цесаревича году, в цифрах его составляющих, закодирована сама смерть: 1891 – 1918! Россия могла бы пойти по иному пути, и судьба её могла сложиться иначе, если бы... Но история, как известно, не любит сослагательного наклонения. И все же, – если бы не мгновенная реакция греческого принца Георга, или Джорджи, как его называли в близком кругу... Ничто не предвещало дурного в тот весенний день. Напротив, наследник и сопровождавшие его Барятинский, Кочубей, Оболенский, принц Георг в самом весёлом расположении духа возвращались после осмотра местного храма. Молодые люди воспользовались услугами рикш, что доставило им почти детскую радость: остроты, смех, шутки нарушили патриархальную тишину городка. Компания шумных и развязных европейцев вызвала ярость местного полицейского. К гневу стража порядка добавилась ещё изрядная порция национального шовинизма, – с саблей наперевес он кинулся к чужеземцам. Именно в эту драматическую минуту греческий принц Георг, Джорджи, склонный, по мнению светских сановников, к действиям, кои «не могут служить образцом для великих князей и принцев», молниеносно выбил саблю из рук фанатика. В те апрельские дни с первых полос японских газет не сходила горячая новость – в Отсу на жизнь российского наследника совершено покушение! Все в Стране восходящего солнца – от божественного императора до торговца рисовыми лепешками – живо обсуждали это злосчастное происшествие. Это горестное происшествие, всколыхнувшее тогда всю Японию и Россию, и доставившее немало тревожных дней для августейшей семьи, навсегда останется и в памяти русского царя. В этот день в церквях шли благодарственные молебны за счастливое избавление цесаревича (а позже – и царя) от рук злодея. Но ранее, когда крейсер «Память Азова» только пристал к берегам загадочной страны, цесаревич Николай вместе со своими спутниками находил в Японии много заманчивого и диковинного. По прибытии в Нагасаки на борт российского крейсера был доставлен по желанию цесаревича знаменитый тату-мастер Хоре Кио. Он был весьма удивлён просьбе молодого аристократа-иноземца, – поскольку в Японии подобное «украшение» считалось неприемлемым для высших сановников, и тем более, для членов императорской семьи. Но, безусловно, мастер Хоре Кио был и польщён столь лестным для него предложением, и старался преуспеть в своём мастерстве. Через семь часов его беспрерывной работы (цесаревич терпел ту процедуру, выказывая, подобно самураю, презрение к боли) правую руку августейшего наследника обвивал чёрный дракон с красным брюхом, зелёными лапами и рожками золотистого цвета, – восточный символ власти, мудрости и силы.
Версий, зачем великий князь решился на столь неординарный поступок, великое множество. Среди них – татуировка как доказательство принадлежности к некоему тайному ордену Дракона, объединявшему правителей королевских домов Европы, и тату на руке монарха – опознавательный знак. Нет, версия явно из ряда фантастических. Более правдоподобная: молодой человек (двадцатидвухлетний наследник, верно, решил преподнести себе необычный подарок, – ведь мастер накалывал дракона в преддверии дня рождения цесаревича – 4 мая 1891 года) просто следовал моде. Да и английский кузен, будущий король Георг V, как две капли похожий на цесаревича, и с которым тот был дружен, бахвалился перед своим другом и русским братом наколкой дракона, сделанной им также в Японии, но десятью годами раньше. В середине девятнадцатого столетия в Европе неожиданно среди аристократов явилась мода на «нательную живопись». Ну а татуировка, и в особенности восточных драконов на руках, была в фаворе среди флотских офицеров. Может оттого и мичман Российского флота Леонтий Дубельт обзавелся модной наколкой. Что удивительно – фотография внука поэта, подаренная им дядюшке Григорию Александровичу Пушкину, датирована тем же майским днем, в коем схожий японский дракон «обовьёт» руку цесаревича! Ровно через пять лет. Много странных совпадений в судьбах внука поэта и августейших особ Дома Романовых, открывшихся много позже – Леонтий появится на свет в год смерти императора Николая I, а год его ухода совпадет с годом кончины Александра III. Да, всего лишь несколько недель будут разделять эти скорбные даты. И в октябре 1894 года, спустя месяц после смерти Леонтия Дубельта, бразды великой державы примет последний российский государь Николай II. Такие вот, царственные «сближения». Но были и иные, – родственные. В свойственных отношениях с Домом Романовых Леонтий Дубельт оказался благодаря двум брачным союзам: его сестра по матери (единоутробная) графиня Софи де Торби обвенчалась с великим князем Михаилом Михайловичем, внуком Николая I, а брат Георгий (также единоутробный) женился на дочери императора Александра II светлейшей княжне Ольге Юрьевской. Но о втором знаковом событии Леонтию Дубельту не довелось узнать... Леонтию шел тринадцатый год, когда в мае 1868-го в Царском Селе огласил мир криком о своем появлении на свет августейший младенец, в будущем царь Николай II. Прототипы для Анны КаренинойВ том, злосчастном для внука поэта, году произошло одно происшествие, чуть было не перечеркнувшее его юную жизнь. Об этом несколько позже. Леонтий рос и воспитывался у дедушки Петра Петровича Ланского. Не родного по крови, – он приходился отчимом его матушке Наталии Александровне, но родного по душе: заботливого и справедливого. В его-то доме и жил маленький Леонтий – сирота при живых родителях, в детстве оставленный матерью (впрочем, как и две его сестры), которая умчалась в далёкую неведомую Германию. Да, обстоятельства принудили Наталию Дубельт, младшую дочь поэта, сделать выбор между детьми и новой любовью – принцем Николаем Нассауским. И она, как известно, сделала его не в пользу детей. Мы никогда не узнаем, мучила ли её та нежная и пылкая любовь к сыну, что обуревала героиню романа Льва Толстого Анну Каренину к брошенному ей Сереже?!
Или она вполне смирилась с той утратой, обретя счастье в другом супружестве, и вновь став матерью троих детей? Как в зеркальном отображении – двух дочерей и сына. Вот ведь что любопытно: сама Анна Каренина срисована с её старшей сестры Марии Пушкиной, носившей в замужестве немецкую фамилию Гартунг. Но срисована Л.Н. Толстым лишь внешне: на страницы романа «перенесены» её лёгкая энергичная походка, манера говорить, пожимать руку, улыбаться. И даже сам наряд дочери поэта с гирляндой любимых ей анютиных глазок был «подарен» писателем красавице Анне: «Всё платье было обшито венецианским гипюром. Но голове у нее, в черных волосах, своих без примеси, была маленькая гирлянда анютиных глазок и такая же на чёрной ленте пояса между белыми кружевами». Неслучайно портрет Марии Гартунг кисти Ивана Макарова находится ныне в московском музее Льва Толстого. И дочь поэта украшает та же нитка жемчуга, что волею романиста красовалась «на точеной крепкой шее» его мятежной героини. Знакомство Марии Александровны с Львом Николаевичем Толстым произошло в Туле, где неподалеку от губернской столицы в усадьбе Федяшево, имение Гартунгов, и обосновалась молодая чета. Сохранилось немало свидетельств в пользу того, что писатель придал своей героине Анне Карениной своеобразные черты Марии Пушкиной, её оригинальную красоту. Ещё при первой встрече с Марией Александровной Льва Толстого поразили «удивительно породистые», «арабские» завитки её волос, «эти своевольные короткие колечки курчавых волос, всегда выбивавшиеся на затылке и висках». Да и в черновых рукописях романа Каренина носила иную фамилию: Пушкина. Но вот Наталье, младшей сестре Марии (вряд ли о том было ведомо Льву Николаевичу!), довелось в жизни воплотить характер Анны, – даже в чём-то её судьбу: не устрашившись, подобно героине романа, бросить вызов обществу, покинув мужа и уехав к любовнику. Пойти наперекор всем законам, наперекор морали и пожертвовать... сыном! Великая вещь – материнская любовь! Но, увы, нужно признать – Наталия Александровна нечасто вспоминала о своём Леонтии. Неизвестны её письма к сыну (думается, они были), не знаем мы и об их встречах. Правда, одна всё же состоялась. Да и поводом для неё послужила не горечь долгой разлуки, а весьма знаменательное событие, в коем участвовала вся просвещённая Россия: в Москве, на Страстной площади вознёсся памятник Александру Сергеевичу. «На фоне Пушкина»Бронзовый Пушкин словно собрал всех, уже поседевших, своих детей в тот торжественный июньский день 1880 года. Вместе братья и сёстры встретились в Москве, у памятника великому отцу, приехав из разных городов и усадеб, не ведая, что встреча та будет последней. Приехала из Германии и Наталия Александровна, графиня фон Меренберг. Блестящие ораторы сменяли друг друга, овации публики не кончались. Дамы и барышни утирали глаза кружевными платочками, а молодые люди кричали громогласное: «Ура!». Сыновья поэта – Александр и Григорий Пушкины, дочери – Мария Гартунг и графиня Наталия фон Меренберг возложили к подножию монумента венки из белых роз и лилий. Первым это сделал старший сын Александр Александрович, – возложенный им венок к подножию памятника отцу отличался особой изысканностью: составлен лишь из белых цветов. Пьедестал памятника был обвит лавровыми гирляндами. А вот ещё яркие журнальные строчки: «Первый венок, совершенно белый с белыми лентами – положен был сыном Александра Сергеевича Александром Александровичем Пушкиным, явившимся на торжество со всей семьёй. Между прочим, один из членов этой семьи молодой моряк удивительно напоминает чертами лица покойного поэта: те же крупные губы, тот же нос, даже взгляд такой же, как на лучших портретах Пушкина». Таким московскому журналисту запомнился мичман Леонтий Дубельт, внук поэта. Думается, и для самого Леонтия тот июньский день стал, быть может, одним из ярчайших в его недолгой жизни... То была минута торжества, и вряд ли когда-нибудь она могла изгладиться из памяти потомков поэта, – так и причудливо, и ярко озарил их отблеск отцовской славы, той безмерной народной любви к Пушкину! Но какой была встреча графини фон Меренберг и Леонтия Дубельта, удалось ли во всеобщей суматохе поговорить по душам двум близким людям – матери и сыну? И что могла Наталия Александровна сказать в своё оправдание уже взрослому (двадцатипятилетнему!) сыну, чья жизнь прошла без её материнской ласки и заботы? Этого уже не узнать... Зато известно одно деяние Леонтия Дубельта, свидетельствующее, что он не просто любил, нет, обожествлял свою красавицу-мать! Ведь на следующий год после долгожданной встречи с матерью в Москве он передал журналу «Нива» (замечу, одному из популярнейших журналов в прежней России) её гравированный портрет в юности, с оригинала прославленного живописца Ивана Макарова. Похоже, после 1880 года Леонтий и сам мог любоваться матушкой только по её портретам и фотографиям. Сведений о приездах Наталии Александровны в Россию более нет. «И всюду страсти роковые»Что осталось от недолгой жизни Леонтия Дубельта? Альбомы с рисунками, его тетрадки со стихами, – увы, все они не сохранились... Да ещё краткие записки о его увлечениях, сделанные Елизаветой Бибиковой (кузиной Леонтия по матери, дочери Елизаветы Петровны Ланской), утверждавшей, что Леонтий «был талантливый юноша, писал юмористические стихи и чудно рисовал...». И всего лишь две фотографии. Первая, детская. На ней пятилетний Леонтий запечатлён со старшей сестрой. Он в бархатной рубашке-косоворотке, в ладных щегольских сапожках сидит на точёном столике, а рядом стоит сестра Наташа в мантилье и в шляпке. Будто дети собрались на прогулку, или только что вернулись с неё. И вторая фотография из «Маркучайского альбома», – она же и последняя, – запечатлевшая уже тридцатилетнего Леонтия. Между этими снимками почти промелькнула вся его короткая и не очень счастливая жизнь. Рождению младенца Леонтия в октябре 1855-го предшествовали бурные события, всколыхнувшие размеренную жизнь благородных семейств Пушкиных, Дубельтов, Ланских и Орловых. С самого начала всё в истории любви и замужества юной Таши Пушкиной и Михаила Дубельта не задалось. И этот разлад в супружеской жизни родителей искалечил и судьбы их детей. Когда-то Александр Сергеевич Пушкин и Леонтий Васильевич Дубельт (в будущем – два родных деда нашего героя) были знакомы, встречались, состояли в переписке, и даже один из них опечатывал кабинет с бумагами другого в доме на Мойке, и ревностно следил (по долгу службы, конечно же), чтобы рукописи с недозволенными стихами и крамольными мыслями покойного поэта не оказались в ведении его друзей. Даже письма Наталии Николаевны к мужу, что хранились в кабинете покойного поэта, были тайно вынесены оттуда Василием Жуковским. Минут годы, и юная Наташа Пушкина, дочь поэта, станет женой Михаила Дубельта, сына шефа корпуса жандармов. Первое замужество принесло Наташе немало огорчений, но, пожалуй, еще больше – её матери, Наталии Николаевне, немало пролившей слез над незадавшейся судьбой младшей дочери. ... После долгих хлопот в мае 1864 года Наталии Александровне было выдано, наконец, официальное свидетельство, основанное «на Высочайшем повелении, о том, чтобы не принуждать её, г-жу Дубельт, с детьми к совместной жизни с мужем...», – что давало ей право жить отдельно от мужа без развода. Но ещё за два года до его получения Наталия Дубельт покинула дом своего супруга... Старшей дочери Таше было восемь лет, Леонтию – семь, а младшей Анне – всего год. Но сколь дорогой ценой! Ведь дети от первого брака остались в России. Двое старших, Наталия и Леонтий, воспитывались в семье Петра Петровича Ланского (Наталии Николаевны уже не было в живых), младшая Анна — у родственницы Михаила Леонтьевича Дубельта. Перочинный ножик или несостоявшийся пажА в Петербурге подросший Леонтий был отдан в Пажеский корпус, привилегированное учебное заведение, выпускниками коего прежде стали два родных дядюшки мальчика: Александр и Григорий Пушкины. Пажеский Его Императорского Величества корпус, учреждённый ещё указом императрицы Елизаветы Петровны, считался престижным военно-учебным заведением (ранее – придворным) в Российской империи.
Ко времени поступления внука поэта в Пажеский корпус, тот претерпел значительные преобразования: два старших класса уравнены (и по преподаванию дисциплин, и по структуре) с пехотными юнкерскими училищами, четыре же младших класса – со старшими классами военных гимназий. Будущий двенадцатилетний паж был добросовестным воспитанником, и числился у наставников на хорошем счету. Хотя и не раз получал замечания из-за своей горячности и вспыльчивого нрава. И эта-та вспыльчивость сыграла с ним прескверную шутку. Однажды, когда Леонтий Дубельт готовился сдать только что законченный чертёж, – он особо преуспел в искусстве черчения и каллиграфии, – товарищ по парте, вероятно, из зависти, толкнул его, да так сильно, что чернильница опрокинулась и залила чертёж. Кровь бросилась в голову, и обезумевший от гнева и досады Леонтий пырнул обидчика перочинным ножиком в бок. Поднялась суета, раненого пажа срочно доставили в лазарет (рана, по счастью, оказалась лёгкой, поверхностной), а полный смятения Леонтий выбежал из корпуса. Он точно был уверен, что его обязательно предадут суду и... расстреляют. Нет, лучше он сам будет себе судьей и свершит расправу. Войдя в пустой кабинет деда, он нашёл его револьвер (на беду, заряженный) и разрядил себе в грудь... Истекавшего кровью подростка обнаружила тётушка Елизавета Петровна, – она же и приняла срочные меры для спасения юной жизни. Рана оказалась тяжёлой, но не смертельной. Молодость взяла своё: Леонтий выздоровел. А вот застрявшую в межреберье пулю врачам извлечь так и не удалось. Следом явилась новая напасть, – у юноши стали случаться припадки эпилепсии, – падучей, как говаривали в старину. Воспитанник Леонтий Дубельт после несчастного случая на уроке черчения и попыткой самоубийства из Пажеского корпуса был отчислен. Однако стараниями дедушки Петра Петровича Ланского и дяди Александра Александровича Пушкина мальчика определили в Морской кадетский корпус. Мичман ДубельтСтарейший в России, он, до 1762 года, именовался Морским кадетским шляхетским корпусом. Одно время находился в Кронштадте, а затем волею императора Павла I, пожелавшего, «чтобы колыбель флота, Морской кадетский корпус, был близко к генерал-адмиралу», корпус был переведён в Санкт-Петербург, на Васильевский остров. Павел и по вступлении на престол сохранил своё звание генерал-адмирала, присвоенное ему ещё указом державной матушки Екатерины II, коим весьма дорожил. Воспитанники старшего класса Морского корпуса гордо именовались гардемаринами, а питомцы младших классов – кадетами. Гардемарины по выпуску из корпуса производились в мичманы. Но прежде чем стать кадетом нужно было выдержать вступительные экзамены по девяти предметам: Закону Божьему, началам алгебры и геометрии, русскому, французскому и английскому языкам, арифметики, истории, географии. Надо полагать, что юный Леонтий самостоятельно выдержал все экзамены. В разные годы Морской корпус возглавляли директора, имена коих стали достоянием России: Иван Крузенштерн, вице-адмирал Николай Римский-Корсаков (дядя знаменитого композитора), адмирал Алексей Епанчин. Старейшая в России морская школа гордилась именами прославленных флотоводцев, мореплавателей, адмиралов: Фёдора Ушакова, Фаддея Беллинсгаузена, Ивана Крузенштерна, Павла Нахимова, что постигали азы морских наук в её стенах. Гардемарин Леонтий Дубельт не посрамил ожиданий двух генералов – дяди и дедушки: окончил Морской корпус с отличием! Правда, Петру Петровичу Ланскому недолго довелось радоваться успехам воспитанника: в 1877-м старый генерал упокоился рядом со своей обожаемой Ташей, Наталией Николаевной Гончаровой-Пушкиной-Ланской, в Александро-Невской лавре... Но, верно, застал тот счастливый день, когда Леонтий примерил новенький мундир мичмана Российского императорского флота, с кортиком на левом боку. Но служба у молодого мичмана, несмотря на всё его рвение, да и поддержку близких, не задалась. Причиной тому – давний опрометчивый проступок, совершенный им в отрочестве. Приступы эпилепсии не прекращались, и посему командир корабля отстранил офицера от несения вахт. Недопустимо, когда во время серьёзной службы подчинённый вдруг теряет сознание и бьётся в конвульсиях. Леонтий негодовал, пытался опротестовать решение командира, и даже обратился с жалобой на вопиющую несправедливость, как ему казалось, к морскому министру. Но все попытки оказались тщетными, – коварная болезнь явилась непреодолимым препятствием в его флотской карьере. И тогда он принял непростое для себя решение – покинуть службу. В доме «царского арапа» Но долго прозябать на берегу Леонтий Дубельт не смог, – с морем у него явилась уже кровная связь. Не удалось навек оставить Мне скучный, неподвижный брег, И тогда пришло спасительное решение: поступить на минные курсы. Точнее, – в Минный офицерский класс, что открылся ранее, в октябре 1874-го в Кронштадте. Необходимость подготовки прежде неведомой флотской профессии явилась еще в годы Крымской войны, когда на флот поступили первые гальванические мины. «Подводные мины», дабы «воспламенять порох под водою», устанавливали на подходах к Кронштадту, Ревелю, Керчи и в устьях Днепра и Дуная. Но минные преграды не оправдали адмиральских надежд. И всё по причине, как справедливо полагал Морской ученый комитет, «новости предмета» да и недостатка специалистов в минном деле. Минный офицерский класс и Минная школа для нижних чинов готовили специалистов-минёров для нужд всего Российского императорского флота. Сам же Минный офицерский класс размещался в здании, известном как «Абраимов дом». Название было дано по имени знаменитого «царского арапа» Абрама Петровича Ганнибала, некогда жившего в нем, крестника и питомца Петра Великого.
Немного предыстории. Абрам Ганнибал не по своей прихоти поселился тогда здесь, – как искусный инженер, направлен он был в Кронштадт царем для строительства фортификационных сооружений. В январе 1723 года, после своего почти шестилетнего пребывания за границей, Абрам Петрович вернулся в Санкт-Петербург, привезя из Парижа прекрасную библиотеку с трудами по математике, философии, географии, истории. Не только научные фолианты, но и редкостные инструменты захватил с собой в Россию любимец Петра. В октябре того же года случилось знаковое событие: Пётр Великий торжественно заложил крепость Кронштадт, «которая заключала бы в себя весь город и все портовые сооружения, и служила бы делу обороны со всех сторон». Именно тогда крепость, что на острове Котлин в Финском заливе, была переименована в Кронштадт – «коронный город». Хотя сама крепость, освящённая ещё в мае 1704-го, ранее называлась Кроншлотом. Кронштадту суждено было на века стать городом-крепостью и гаванью для русского флота. Но прежде нужно было возвести здесь мощные бастионы и проложить каналы. Для чего и послан был царем призванный им из Парижа крестник-арап, знающий толк в подобных сооружениях. В Кронштадте имя Абрама Петровича долго ещё помнилось и произносилось курсантами Минного офицерского класса с величайшим пиететом. Так, на исходе девятнадцатого столетия, в Кронштадте фантастическим образом пересеклись пути морского офицера Леонтия Дубельта и его предка Абрама Ганнибала. Как подивился бы тому обстоятельству Александр Сергеевич, любивший подмечать «странные сближения»! Да, необычная судьба своего африканского прадеда, полная взлётов и падений, чрезвычайно занимала Пушкина. Однажды, ещё в юные годы, поэт поставил под своими стихами странную подпись: «Аннибал-Пушкин». Так принято было тогда написание фамилии Ганнибал, и поэт соединил две фамилии, давшие ему жизнь: материнскую и отцовскую. МинёрыМолодой офицер будет постигать новые для себя науки в доме, где полтора столетия назад корпел над чертежами его знаменитый темнокожий пращур. Курс минного дела проводился в аудиториях, оборудованных по тогдашнему последнему слову техники. Замечу, электротехническое оборудование Минного офицерского класса считалось лучшим в России. Виднейшие учёные того времени, – Дмитрий Менделеев, Александр Попов, Иван Чельцов, – принимали участие в оснащении физического и механического кабинетов, лаборатории, чертёжной библиотека. Сам изобретатель радио профессор, почётный инженер-электрик Александр Степанович Попов вёл занятия по физике, математике и электротехнике. Иван Михайлович Чельцов, один из авторов «Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона», читал общий курс химии и лекции о взрывчатых веществах. Практические же занятия курсанты проводили на корабле «Адмирал Лазарев», специально оборудованном для учебных целей. То был башенный (броненосный) фрегат Балтийского флота Российской империи, вставший в строй в 1872 году. Так уж случилось, что «Александр Лазарев» – единственно известный корабль, на котором довелось служить мичману Дубельту. О других кораблях Российского императорского флота, где нёс службу внук поэта, сведений не сохранилось. Уже к 1880 году Минный офицерский класс окончили семьдесят морских офицеров – флотских минеров. И каждый год число их, редких по тем временам и высококлассных специалистов своего дела, возрастало. В их рядах значилось имя Леонтия Дубельта. ПостскриптумНо судьба не щадила флотского минёра, словно взрываясь изнутри: припадки болезни повторялись всё чаще и чаще, и всё с большей разрушительной силой... Леонтий Дубельт принуждён был выйти в отставку, имея к тому времени чин капитана второго ранга. Прощай же, море! Не забуду Твоей торжественной красы... О дальнейшей судьбе капитана Дубельта известно немного. Одно счастливое событие всё же скрасило её: женитьба на княжне Агриппине Оболенской. Но каких-либо сведений о супруге внука поэта нет, как не осталось ни единого её изображения. Да и брак тот оказался бездетным. И последняя веха в недолгой жизни Леонтия Дубельта: 24 сентября 1894 года. Приступ эпилепсии, что случился с ним в тот осенний день, стал смертельным. Похоронили внука поэта на Смоленском кладбище, старейшем в Петербурге. Там, где ранее обрела вечный покой святая Ксения Петербургская. И там, где покоилась любимая нянюшка поэта, трогательно им воспетая, Арина Родионовна. Не было на похоронах Леонтия Дубельта матери, графини фон Меренберг. Причины, по коим Наталия Александровна не смогла приехать в Петербург, незнаемы. Возможно, слишком поздно пришло в Висбаден скорбное известие, а быть может, и другие заботы занимали её, уже иного порядка, – приятные: как мать она готовилась к скорой свадьбе младшего сына Георга со светлейшей княжной Ольгой Юрьевской... Ещё один печальный штрих к уже посмертной судьбе капитана второго ранга – могила внука поэта не сохранилась... Но всё же в незадавшейся с юных лет жизни Леонтия Дубельта были и поистине счастливые минуты. Верно, когда молодой мичман стоял на палубе фрегата, любуясь вольным бегом морских волн, и пряный балтийский ветер полнил его грудь... А может, счастливым стал день, когда его руку «обвил» морской дракон, как печать, скреплявшая флотское братство? Всё же, любопытно порой заглянуть в старый фамильный альбом, чтобы за потускневшей фотографией блеснула чья-то давно забытая жизнь. На нашем сайте читайте также:
|
