Пытки, аресты, доносы в XVIII веке — правда и вымысел

Книга доктора исторических наук Евгения Анисимова «Держава и топор. Царская власть, политический сыск и русское общество в XVIII веке» стала претендентом на премию «Просветитель». В своём произведении автор разбирает эволюцию органов политического сыска и сыскной практики. Благодаря этому читатель может понаблюдать, как в течение XVIII века проявлялось самосознание русского общества, каковы были его чаяния и как на них откликалось государство, меняя уголовное законодательство. Предлагаем вашему вниманию отрывок из книги.

В сыскном ведомстве пытали всех без разбору и столько, сколько было нужно. В итоге на дыбе оказывались и простолюдины, и лица самых высоких рангов, дворяне и генералы, старики и юноши, женщины и больные. Женщин пытали наравне с мужчинами, но число ударов им давали поменьше, да и кнут иногда заменяли на плети или батоги. Но гуманизм к женскому полу — достижение уже елизаветинской эпохи. До этого с женским состоянием считались мало, хотя беременных не пытали уже при Петре Великом.

Пытки и казни малолетних случались нечасто. В 1738 году пытали 13-летнюю чревовещательницу Ирину Иванову: поднимали на дыбу и секли розгами. По делам видно, что детей и подростков щадили. В страшном Преображенском приказе Ромодановского малолеток только допрашивали, не поднимая на дыбу. В выписке по делу 13–14-летних учеников Кронштадтской гарнизонной школы, привлечённых в Тайную канцелярию в 1736 году, сказано: «В означенном между ими споре дошли они до розыску, но за малолетством их розыскивать ими не можно». Поэтому было предложено «учинить наказанье — вместо кнута для их малолетства бить обоих кошками нещадно». В отношении малолетних вместо кнута часто назначали батоги, плети или палки.

Проблема возраста пытаемых и казнимых впервые серьёзно встала лишь в царствование гуманной Елизаветы Петровны. В 1742 году 14-летняя девочка Прасковья Фёдорова зверски убила двух своих подружек. Генерал-берг-директориум, которому подчинялся округ, где произошло преступление, настаивал на казни юной преступницы. Когда Сенат отказался одобрить приговор, то горное ведомство потребовало уточнения вопроса о пытке и казни малолетних с точки зрения права. Обсуждение в Сенате в августе 1742 года привело к важному правовому нововведению — отныне в России малолетними признавались люди до 17 лет. Тем самым они освобождались от пытки и казни, по крайней мере теоретически.

Рассмотрим теперь саму процедуру пытки. Перед пыткой приведённого в застенок колодника раздевали и осматривали. Публичное обнажение тела человека считалось позорным. Такой раздетый палачом, побывавший в «катских руках» человек терял свою честь. В 1742 году это обстоятельство стало поводом для отказа восстановить в должности бывшего адъютанта принца Антона-Ульриха, так как он, отмечалось в постановлении, «до сего был в катских руках». Осмотру тела (прежде всего спины) пытаемого перед пыткой придавалось большое значение. Это делали для определения физических возможностей человека в предстоящей пытке, а также для уточнения биографии пытаемого — не был ли он ранее пытан и бит кнутом. Как рассказывал в сентябре 1774 года в Секретной комиссии Емельян Пугачев, после первого ареста в Малыковке и битья батогами его привезли в Казань. Секретарь губернской канцелярии, «призвав к себе лекаря, велел осмотреть, не был ли я в чем прежде наказан. Когда же лекарь раздел донага и увидел, что был сечён, а не узнал — чем, и спрашивал: "Конечно-де, ты, Пугачов, кнутом был наказан, что спина в знаках?" На что я говорил: "Нет-де, а сечён только во время Пру[сс]кого похода по приказанию полковника Денисова езжалою плетью, а потом чрез малыковского управителя терпел пристрастный распрос под батогами"».

Когда на спине пытаемого обнаруживались следы кнута, плетей, батогов или огня, то положение такого человека менялось в худшую сторону — рубцы свидетельствовали, что перед судьями человек «подозрительный», возможно, рецидивист. Такого арестанта обязательно допрашивали о рубцах, при необходимости о нём наводили справки в других учреждениях.

После осмотра тела пытаемого начиналась собственно физическая пытка. Первой стадией её являлась, как сказано выше, так называемая «виска», то есть подвешивание пытаемого на дыбе без нанесения ему ударов кнутом. О солдате Зоте Щербакове, попавшем в Тайную канцелярию в 1723 году за «непристойные слова», записано: «Тот Щербаков в роспросе и с очных ставок, и с виски винился». Пётр в письме Меншикову 1718 года предписывал допросить слугу царевича Алексея, а также А. В. Кикина, «распрося в застенке один раз пытай только вискою одною, а бить кнутом не вели». В другом случае царь употребляет специфический термин: «вискою спроси».

Известны два способа «подъёма на дыбу»: в одном случае руки человека вкладывались в хомут в положении перед грудью, во втором руки преступника заводились за спину. Как пишет иностранец — очевидец этого страшного зрелища, палачи «тянут так, что слышно, как хрустят кости, подвешивают его (пытаемого. — Е. А.) так, словно раскачивают на качелях». В таком висячем положении преступника допрашивали, а показания записывали: «А Васка Зорин с подъёму сказал…», «Илюшка Констянтинов с другой пытки на виске говорил…», «А с подъёму Серешка Степанов в роспросе сказал…», «Костка Затирахин в застенке подниман и в петли висел, а с виски сказал…»

Пытку «в виске» следователи могли и ужесточить. В составленном в середине XVIII века описании используемых в России пыток («Обряд како обвинённый пытается») об этом методе рассказано следующее: между связанными ногами преступника просовывали бревно, на него вскакивал палач, чтобы сильнее «на виске потянуть ево (преступника. — Е. А.), дабы более истязания чувствовал. Есть ли же и потому истины показывать не будет, снимая пытаного с дыбы, правят руки, а потом опять на дыбу таким же образом поднимают для того, что и чрез то боли бывает больше». Эта очень болезненная процедура называлась «встряской» или «подъёмом с стряской». Такой способ пытки с использованием брёвен, гирь и других тяжестей упоминается в записках аббата Шаппа д’Отроша (1764) и других сочинениях.

Разновидностью виски была и процедура «развязки в кольца». Суть пытки состояла в том, что ноги и руки пытаемого привязывали за верёвки, которые протягивали через вбитые в потолок и стены кольца. В итоге пытаемый висел растянутым в воздухе. Из дела Авдотьи Нестеровой (1754) видно, что «она положена и развязана в кольцы и притом спрашивана».

Редко, но бывало и так, что пытка на стадии виски и заканчивалась. Это происходило тогда, когда преступник давал с виски ценные показания или признавал свою вину. Украинец Григорий Денисов, взятый в розыск в 1726 году за угрозы стоявшим у него на дворе русским солдатам, что «наш (то есть украинцев. — Е. А.) будет верх», вначале полностью отрицал извет на него, но «потом с подъёму винился: те-де слова говорил он в безмерном пьянстве». Следователи ограничились виской и по приговору Тайной канцелярии сослали Денисова с семьёй в Сибирь. Так же поступили и с хирургическим учеником Иваном Черногороцким, сказавшим в 1728 году нечто неодобрительное о портрете Петра II. Протокол о пытке его содержит такие слова: «С подъёму сказал: те-де слова говорил он, обмолвясь». Это удовлетворило следствие, и Черногороцкий отправился в Сибирь «на вечное житьё».

Но для многих попавших в застенок виска была только началом тяжких физических испытаний. Следует различать показания («речи»), которые получали «с подъёму», и речи «с розыска ис подлинной правды». В первом случае имеется в виду лишь допрос с «вытягивания» подследственного на дыбе в виске, а во втором — применение кроме виски также кнута и других приёмов и средств пытки. Из делопроизводственных документов сыска следует, что виска «с подъёму» даже не считалась полноценной пыткой. Доносчик Михаил Петров был определён, по обстоятельствам его дела, к розыску «ис подлинной правды», «понеже без розыску показания ево за истину признать невозможно», хотя он «в роспросе и в очной с ним (ответчиком. — Е. А.) ставке и с подъёму и утверждался, но тому поверить невозможно потому, что и оной (ответчик. — Е. А.) Федоров в роспросех и в очной ставке и с подъёму в том не винился». Рассмотрим теперь, как собственно происходила пытка кнутом.

После того как человека поднимали на дыбу уже для битья кнутом, палач, согласно «Обряду как обвинённый пытается», связав ремнем ноги пытаемого, «привязывает [их] к зделанному нарочно впереди дыбы столбу и, растянувши сим образом, бьёт кнутом». Иначе говоря, тело пытаемого зависало почти параллельно земле. Когда наступал момент бить кнутом, то палачу требовался умелый ассистент: он следил за натягиванием тела пытаемого так, чтобы мастеру было ловчее наносить удары по спине (а били только по спине, преимущественно от лопаток до крестца, не касаясь боков и головы). Из описания пытки 1737 года видно, что при повреждении кистей рук пытаемый подвешивался на дыбу «по пазухи», то есть за подмышки.

Кнут применялся как для пытки, так и для наказания преступника. Неизвестный издатель записок пастора Зейдера 1802 года, наказанного кнутом, так описывает это орудие: «Кнут состоит из заостренных ремней, нарезанных из недубленой коровьей или бычачьей шкуры и прикреплённых к короткой рукоятке. Чтобы придать концам их большую упругость, их мочат в молоке и затем сушат на солнце, таким образом они становятся весьма эластичны и в то же время тверды как пергамент или кость». Кнут специально готовился к экзекуции, его согнутые края оттачивались, но служил он недолго. Недаром в «набор палача» 1846 года (так официально назывался минимум инструментов, с которыми палач являлся на экзекуцию) входило 40 запасных «сыромятных обделанных сухих концов». Такое большое количество запасных концов необходимо потому, что их требовалось часто менять. Дело в том, что с размягчением кожи кнута от крови сила удара резко снижалась. И только сухой и острый конец считался «правильным». Как писал Юль о кнуте, «он до того твёрд и востр, что им можно рубить как мечом… Палач подбегает к осуждённому двумя-тремя скачками и бьёт его по спине, каждым ударом рассекая ему тело до костей. Некоторые русские палачи так ловко владеют кнутом, что могут с трёх ударов убить человека до смерти». Это мнение разделяют и другие наблюдатели, писавшие о кнуте, а также последний из историков, кто держал в руках это страшное орудие пытки и казни, — Н. Д. Сергеевский.

В XVIII веке существовало несколько видов нанесения ударов: одним кнутом били вдоль хребта, а двумя кнутами — крест-накрест. Удары плетью палач также клал крестообразно. Чтобы достичь необходимой точности удара, палачи тренировались на куче песка или на бересте, прикреплённой к бревну.

Вообще-то цель убить пытаемого (чтобы он умер, как тогда говорили, «в хомуте») перед палачом, работавшим в застенке, не ставилась. Наоборот, ему следовало бить так, чтобы удары были чувствительны, болезненны, но при этом пытаемый мог давать показания и даже выдержать новую пытку. Указы предписывали смотреть, чтобы людей «вдруг не запытать, чтоб они с пыток не померли вперёд для разпросу, а буде кто от пыток прихудает, и вы б тем велели давать лекарей, чтоб в них про наше дело сыскать допряма».

Во время пыток Кочубея в 1708 году следователи побоялись назначать ему много ударов. Г. И. Головкин сообщал царю: «А более пытать Кочубея опасались, чтоб прежде времени не издох, понеже зело дряхл и стар и после того был едва не при смерти… и если б его паки пытать, то чаем, чтоб конечно издох». В 1718 году начальник Тайной канцелярии П. А. Толстой писал Петру I о пытаемой в застенке Марии Гамильтон: «Вдругорядь пытана… И надлежало бы оную и ещё пытать, но зело изнемогла». Впрочем, иным людям, чтобы погибнуть, было достаточно нескольких ударов кнутом.

То, что палач получал от следователей указания о числе ударов кнутом, видно из всей процедуры пытки. Исходя из существовавших в процессуальном праве понятий о пытке («жесточае», «легчае»), из бытовавших представлений о «крепкой натуре» и «деликатном теле», можно предположить, что палач по указанию следователя наносил удары кнутом сильнее или слабее, в менее или более болезненные места.

Пытки огнём, когда «на огонь поднимали», «зжен огнем» или «говорил с огня», широко применялись и в XVIII веке. Ими обозначали ещё одну разновидность пытки, по оценке сыска — более тяжёлую, чем виска, встряска или битьё кнутом на дыбе. Не случайно пытку огнём отделяли от других пыток. Об этом сохранились записи-резолюции: «Из переменных речей пытать ещё дважды и жечь огнём». Нужно согласиться с мнением В. А. Линовского, считавшего, что в России заменой западноевропейских «степеней» было разделение пыток на пытки без огня и на пытки с огнём. Пытка огнём во многих случаях являлась либо заключительным испытанием в серии пыток, с помощью которой «затверждали» полученные ранее показания «ис подлинной правды», либо (если нужные показания не получены) становилась самостоятельной, особо тяжёлой мукой. В последнем случае жечь огнём могли многократно, как это видно из записи пытки Лося или Мартинки Кузмина, который был «пытан накрепко… и огнём, и клещами жжён многажды». В таких случаях жизни пытаемого угрожала смертельная опасность: Марфа Долгова, десять раз пытанная на дыбе и жжённая огнем, была «на огне зажарена до смерти».

Нужно различать следующие разновидности пытки огнём: держание над огнём (о такой пытке писали «зжен на огне») и прикладывание к телу каких-либо раскалённых или горящих предметов («зжен огнём»). Впрочем, последний термин использовали и для обозначения жжения на огне. Перри — один из немногих авторов мемуаров, который видел первую разновидность пытки в начале XVIII века. Он писал: «Около самой виселицы разводят мелкий огонь… связывают ему (пытаемому. — Е. А.) руки, ноги и привязывают его в длинному шесту, яко бы к вертелу. Двое людей с обеих сторон поддерживают этот шест над огнём и таким образом обвинённому в преступлении поджаривают спину, с которой уже сошла кожа, затем писец… допрашивает его и приводит к признанию». На одном из рисунков, относящихся к XVIII веку, мы видим другую технику этой пытки — двое палачей за руки и за ноги держат пытаемого над горящими углями. Четверо палачей растянули над костром пытаемого на гравюре, отражающей расправу со стрельцами в 1698 году и приложенной к сочинению Корба.

Григорий Конисский в своей «Истории Руссов или Малой России» сообщал, что пытка огнём состоит в прикладывании к телу раскалённой железной шины, которую водили «с тихостью или медленностью по телам человеческим, которые от того кипели, шкварились и воздымались». При жжении огнём использовались раскалённые докрасна клещи. Так был пытан в 1709 году пленный башкирец Урусакай Туровтев в Тобольске перед воеводой М. Я. Черкасским. Помимо клещей для пытки огнём могли использовать раскалённый утюг и зажжённый веник. В «Обряде как обвинённый пытается» середины XVIII века об этом сказано ясно и определённо: «Палач, отвязав привязанные ноги от столба, висячего на дыбе растянет и зажегши веник с огнём водит по спине, на что употребляетца веников три и больше, смотря по обстоятельствам пытанного». В 1732 году колодник Ошурков был, согласно приговору Тайной канцелярии, «зжен вениками». С. В. Максимов сообщает о бытовавшей среди арестантов шутке. Ожидавшие пытки спрашивали того, кого привели из застенка: «Какова баня?» Он отвечал: «Остались ещё веники!» Майора С. Б. Глебова — любовника царицы Евдокии — пытали не только раскалённым железом, но и «горячими угольями». Как сообщает Корб со слов одного преступника, горячие угли клали на уши.

Все остальные виды пыток встречаются — по крайней мере по известным мне материалам — довольно редко. «Вождение по спицам» («поставить на спицы») упоминается только несколько раз. Согласно экстракту Тайной канцелярии, брянский архимандрит Иосиф дал показания «и с огня, и с вожения по спицам». Какова была техника этой пытки, точно мы не знаем. Известно только, что Варлама Левина для этой пытки выводили на двор в Преображенском. Можно предположить, что спицы (заострённые деревянные колышки) были вкопаны в землю и пытаемого заставляли стоять на них голыми ногами или ходить по ним. По крайней мере, такие спицы были на площади у Комендантского дома в Петропавловской крепости. Первый историограф Петербурга А. Богданов сообщает, что спицы были врыты в землю под столбом с цепью и когда кого «станут штрафовать, то в оную цепь руки его замкнут и на тех спицах оный штрафованный должен несколько времени стоять». Площадь эту народ, склонный к мрачному юмору, прозвал «Плясовой», так как стоять неподвижно на острых спицах человеку было невозможно и он вынужден был перебирать босыми ногами, как в пляске. По словам австрийского дипломата Плейера, Степан Глебов в 1718 году, кроме обычных пыток кнутом, жжения железом и углями, на три дня был привязан к «столбу на доске, с деревянными гвоздями».

• Награждение лауреатов ежегодной премии «Просветитель» состоится в ноябре. Премию вручают за лучшие научно-популярные произведения. В число номинантов также вошли книги Михаила Левицкого «Карнавал молекул. Химия необычная и забавная» и Льва Симкина «Собибор».

• Время «Торгсина». Истоки одного из мифов о «сталинском изобилии»
• Борис Годунов: как худородный карьерист-дворянин стал правителем страны?
• Доктора дьявола: от ужасной работы в концлагерях до карьеры в мирное время

Polit.ru

• Расскажите об этом своим друзьям!

• «…Я знаю о своем невероятном совершенстве»: памяти Владимира Набокова
  
  Владимир Набоков родился в Петербурге 22 апреля (10 апреля по старому стилю) 1899 года, однако отмечал свой день рождения 23-го числа. Такая путаница произошла из-за расхождения между датами старого и нового стиля – в начале XX века разница была не 12, а 13 дней.
• «Помогите!». Рассказ Андрея Хромовских
  
  Пассажирка стрекочет неумолчно, словно кузнечик на лугу:
• «Он, наверное, и сам кот»: Юрий Куклачев
  
  Юрий Дмитриевич Куклачёв – советский и российский артист цирка, клоун, дрессировщик кошек. Создатель и бессменный художественный руководитель Театра кошек в Москве с 1990 года. Народный артист РСФСР (1986), лауреат премии Ленинского комсомола (1980).
• Эпоха Жилкиной
  
  Елена Викторовна Жилкина родилась в селе Лиственичное (пос. Листвянка) в 1902 г. Окончила Иркутский государственный университет, работала учителем в с. Хилок Читинской области, затем в Иркутске.
• «Открывала, окрыляла, поддерживала»: памяти Натальи Крымовой
  
  Продолжаем публикации к Международному дню театра, который отмечался 27 марта с 1961 года.
• Казалось бы, мелочь – всего один день
  
  Раз в четырехлетие в феврале прибавляется 29-е число, а с високосным годом связано множество примет – как правило, запретных, предостерегающих: нельзя, не рекомендуется, лучше перенести на другой год.
• Так что же мы строим? Будущее невозможно без осмысления настоящего
  
  В ушедшем году все мы отметили юбилейную дату: 30-ю годовщину образования государства Российская Федерация. Было создано государство с новым общественно-политическим строем, название которому «капитализм». Что это за строй?
• Первый фантаст России Александр Беляев
  
  16 марта исполнилось 140 лет со дня рождения русского писателя-фантаста Александра Беляева (1884–1942).
• «Необычный актёрский дар…»: вспомним Виктора Павлова
  
  Выдающийся актер России, сыгравший и в театре, и в кино много замечательных и запоминающихся образов Виктор Павлов. Его нет с нами уже 18 лет. Зрителю он запомнился ролью студента, пришедшего сдавать экзамен со скрытой рацией в фильме «Операция „Ы“ и другие приключения Шурика».
• Последняя звезда серебряного века Александр Вертинский
  
  Александр Вертинский родился 21 марта 1889 года в Киеве. Он был вторым ребенком Николая Вертинского и Евгении Скалацкой. Его отец работал частным поверенным и журналистом. В семье был еще один ребенок – сестра Надежда, которая была старше брата на пять лет. Дети рано лишились родителей. Когда младшему Александру было три года, умерла мать, а спустя два года погиб от скоротечной чахотки отец. Брата и сестру взяли на воспитание сестры матери в разные семьи.
• Николай Бердяев: предвидевший судьбы мира
  
  Выдающийся философ своего времени Николай Александрович Бердяев мечтал о духовном преображении «падшего» мира. Он тонко чувствовал «пульс времени», многое видел и предвидел. «Революционер духа», творец, одержимый идеей улучшить мир, оратор, способный зажечь любую аудиторию, был ярким порождением творческой атмосферы «серебряного века».
• Единственная…
  
  О ней написано тысячи статей, стихов, поэм. Для каждого она своя, неповторимая – любимая женщина, жена, мать… Именно о такой мечтает каждый мужчина. И дело не во внешней красоте.
• Живописец русских сказок Виктор Васнецов
  
  Виктор Васнецов – прославленный русский художник, архитектор. Основоположник «неорусского стиля», в основе которого лежат романтические тенденции, исторический жанр, фольклор и символизм.
• Изба на отшибе. Култукские истории (часть 3)
  
  Продолжаем публикацию книги Василия Козлова «Изба на отшибе. Култукские истории».
• Где начинаются реки (фрагменты книги «Сказание о медведе»)
  
  Василию Владимировичу в феврале исполнилось 95 лет. Уже первые рассказы и повести этого влюблённого в природу человека, опубликованные в 70-­е годы, были высоко оценены и читателями, и литературной критикой.
• Ночь слагает сонеты...
  
  Постоянные читатели газеты знакомы с творчеством Ирины Лебедевой и, наверное, многие запомнили это имя. Ей не чужда тонкая ирония, но, в основном, можно отметить гармоничное сочетание любовной и философской лирики, порой по принципу «два в одном».
• Композитор из детства Евгений Крылатов
  
  Трудно найти человека, рожденного в СССР, кто не знал бы композитора Евгения Крылатова. Его песни звучали на радио и с экранов телевизоров, их распевали на школьных концертах и творческих вечерах.
• Изба на отшибе. Култукские истории (часть 2)
  
  Было странно, что он не повысил голос, не выматерился, спокойно докурил сигарету, щелчком отправил её в сторону костра и полез в зимовьё.
• Из полыньи да в пламя…
  
  120 лет назад в Иркутске обвенчались Александр Колчак и Софья Омирова.
• Лесной волшебник Виталий Бианки
  
  На произведениях Виталия Валентиновича выросло не одно поколение людей, способных чувствовать красоту мира природы, наблюдать за жизнью животных и получать от этого удовольствие.