Это было не сегодня, а сегодня рассказано, то есть вошло в этот солнечный день, как явь. Могло случиться вчера, а не более пятидесяти лет назад, как на самом деле. Есть большая разница: одно – когда о чем-то рассказывает очевидец, другое – когда рассказывают о том времени, когда его очевидцев ни одного...
Будущий народный артист СССР, один из лучших актеров советского кинематографа («король и шут в одном лице») родился 28 марта 1925 года в деревне Татьяновка – ныне это Шегарский район Томской области – в семье Михаила Петровича Смоктуновича и Анны Акимовны Махневой, в которой был вторым из шестерых...
Песни военных лет уже не поются, как прежде, всенародно и повсеместно, а извлекаются на свет от случая к случаю и с каждым годом уходят всё дальше и глубже в историю. Но некоторые из них не забыты окончательно. Так, многие помнят и любят песню «Огонёк», написанную, как утверждало ещё советское музыковедение, неизвестно кем на слова поэта Михаила Исаковского.
Свято место пусто не бывает: широкая популярность «Огонька» подталкивала многих к сомнительной авантюре – объявить о собственной причастности к сочинению музыки. И хотя специально созданная после войны комиссия при Союзе композиторов СССР пришла к заключению, что мелодия, скорее всего, заимствована у польского танго «Стелла», однако проблема этим не исчерпалась – и до сих пор в интернете можно легко обнаружить ноты «Огонька» под фамилией В. Никитенко, музыканта-любителя, а в годы Великой Отечественной – моряка с Балтфлота. Почему он так часто фигурирует в соавторах песни, не совсем понятно: любому, кто пожелал бы ознакомиться с десятым сборником «Песни Краснознамённой Балтики», где впервые были опубликованы никитенковские ноты, сразу стало бы очевидно, что к канонической версии они не имеют никакого отношения (на что обратил внимание дирижёр из Японии Акитоси Накасима, о чём известил меня письменно через общую знакомую), это совершенно другая мелодия.
Почему же, возникает закономерный вопрос, авторство краснофлотца периодически «всплывало» даже после вроде бы окончательного вердикта комиссии Союза композиторов? Стало быть, танго не всех убедило? А самое главное – отчего, при обилии претендентов, истинный автор музыки всё-таки не был найден? Не погиб ли он, допустим, на фронте? А если не погиб, то не заставили ли его какие-то веские причины не объявляться и не заявлять своих претензий? Чтобы ответить на последний вопрос, стоит обратиться к истории моей семьи. Отец мой, Игорь Александрович Лаврентьев, родился в Москве в 1921 году. Несколько лет он прожил с родителями в Германии, где мой дед работал в советском торгпредстве, а в начале тридцатых вся семья вернулась на родину. Дед, Александр Павлович, был главным инженером завода «Динамо»; осенью 1937 года его арестовали по обвинению в шпионаже и вскоре расстреляли. Его жену, мою бабушку, бросили в тюремный лагерь.
Отец юношей остался в Москве один – доучивался в школе, перебивался случайными заработками в массовке Мосфильма. Незадолго до войны он поступил сразу на два факультета – дирижёрский и композиторский – музыкального училища имени Гнесиных. Из училища и отправился добровольцем на фронт в сентябре сорок первого. Был тяжело ранен в ходе декабрьского контрнаступления под Москвой, после излечения направлен стрелком-радистом в штурмовую авиацию.
Контузия положила конец непосредственному участию в боевых действиях, но в Четвёртой воздушной армии генерал-майора К. Вершинина ему нашли другое применение – назначили дирижёром армейского ансамбля. Однако прежде, насколько я помню его рассказ, ему случайно попался на глаза листок из фронтовой газеты с чьими-то стихами, его чрезвычайно заинтересовавшими... Заглавие было оторвано. На слова неизвестного автора он и написал вскоре песню, названную им по первой строке стихотворения: «На позиции девушка...». Здесь будет кстати обратиться к письменному свидетельству отца. «Летом 1943 года в наш 162-й истребительный полк приехал армейский эстрадный ансамбль, и я передал клавир этой песни её первому исполнителю Ш. Ханбекяну.
Встретившись вновь летом 1945 года в Северной группе войск с эстрадным ансамблем 4-й Воздушной армии, в котором я в то время служил дирижёром, Ш. Ханбекян и прежний руководитель ансамбля предлагали мне с помощью их свидетельства доказать авторство».
Отец отказался. И причины были по тому времени весьма веские. Дело в том, что на фронт он ушёл не совсем по доброй воле, а опасаясь грозившего ему действительно или мнимо ареста. Вправе ли был «член семьи изменников родины» (ЧСИР), как тогда величали отца в официальных бумагах, допустить смертельно опасную неосторожность, заявив во всеуслышание о своей персоне? Не изменила его отношения и посмертная реабилитация родителей в 1956 году. А дальше, полагаю, просто «нашла коса на камень»: как-то не серьёзно было известному столичному дирижёру, работавшему на радио с Людмилой Зыкиной и Ольгой Воронец, декану вечернего отделения Института культуры втягиваться в дрязги и тяжбы.
Но за судьбой «Огонька» отец, как оказалось, пристально следил: стоило в середине 1980-х вновь всплыть фамилии Никитенко в передаче «Для вас, ветераны», как в Гостелерадио полетело письмо (отрывок из него я и процитировал выше). Что характерно, отец, излагая историю создания песни, не настаивал на признании своего авторства. Польское танго, между прочим, тоже не вспоминал. Говорил незадолго до своей смерти, что музыка претерпела некоторые изменения. Какие? Это легко узнает тот, кто обратится ко мне за сохранившимся автографом нотописи – фотокопию я вышлю каждому адресовавшемуся на e-mail videniaz@gmail.com или на мою страничку в Фейсбуке – её легко найти, человек я публичный.
И, наконец, последнее. Подлинное авторство песни представляет для меня, как, надеюсь, и для других не праздно любопытствующих людей, не скандально-коммерческий, а лишь чисто музыковедческий, историко-культурный интерес. Всё-таки это памятник эпохи, и, как выясняется, не только её беспримерного героизма. Так давайте же во всём разберёмся без шума и ненужного пафоса.
Продолжаем рассказы жителей Иркутска, в детстве – узников фашистских концлагерей. Эти немолодые уже люди пронесли через всю жизнь тяжелые воспоминания об испытаниях, выпавших на их неокрепшие детские души, но не сломившие их дух.
Придя в квартиру, он быстро заварил крепкий чай, сел у окна и, отхлебывая маленькими глоточками, еще раз пропускал через себя слова, сказанные Любовью Васильевной:
Ветеранов Великой Отечественной войны в Иркутске осталось очень мало. 80-летие Победы встретят всего 28 жителей областного центра, которые в свое время защищали Родину от фашистских захватчиков.
Исполнилось 130 лет со дня рождения Леонида Утёсова. Он не считал себя певцом, говорил, что голоса как не было, так и нет, но в то же время добавлял, что поет сердцем.
Иркутский городской совет ветеранов и газета «Мои года» начинают печатать воспоминания людей, в детстве узников фашистских концлагерей. Сейчас они живут в Иркутске.
На оргкомитете администрации Иркутска под руководством мэра Руслана Болотова по подготовке к празднованию 80-летия Победы в Великой Отечественной войне еще в феврале было принято решение о проведении в городе ряда мероприятий.
– Летать стали на «боингах», свои авиазаводы еле-еле существовали, и только потому, что армия не могла остаться без истребителей, бомбардировщиков. А профсоюз не помог и не вступился, он завял, о нем у нас даже никто не вспоминает. Вы-то лучше меня это знаете, – она понимающе взглянула на Свистунова. – Муж с завода не стал уходить, иногда по вечерам и даже в праздники занимался извозом на машине, как говорят у них, таксовал. Слава богу, гараж рядом с домом… удобно. Я ужасно переживала, потому что он чаще всего выезжал вечером, сейчас такой беспредел, бандит на бандите… Выживали кое-как, а потом неожиданно поступил заказ, и работа появилась, не в таком объеме, как раньше, но жить стало получше.
Будущий народный артист СССР, один из лучших актеров советского кинематографа («король и шут в одном лице») родился 28 марта 1925 года в деревне Татьяновка – ныне это Шегарский район Томской области – в семье Михаила Петровича Смоктуновича и Анны Акимовны Махневой, в которой был вторым из шестерых детей.
Это было не сегодня, а сегодня рассказано, то есть вошло в этот солнечный день, как явь. Могло случиться вчера, а не более пятидесяти лет назад, как на самом деле. Есть большая разница: одно – когда о чем-то рассказывает очевидец, другое – когда рассказывают о том времени, когда его очевидцев ни одного не осталось. В первом случае давнее полно неостывшего трепета, и слова, о нем сообщающие, наполнены воздухом и дыханием.
Еще в апреле 2020 года дума Иркутска обратилась к руководству страны с инициативой о присвоении посмертно звания Героя Российской Федерации уроженцу Прибайкалья, летчику Николаю Ковалеву за подвиги, совершенные в период Великой Отечественной войны.
Он пришел домой подавленным. Работы больше нет. Вставали простые жизненные вопросы: на что жить, есть, пить. Нависла пустота, в душе пропасть, казалось, что наступила непоправимая безвыходность.