А в понедельник была война... |
Анатолий Выборов |
18 Июня 2015 г. |
Нынче 22 июня – начало Великой Отечественной войны – выпадает на понедельник, когда в 1941-ом в этот день недели уже вовсю шли бои. Эта страшная война не просто вторглась в ту нашу страну, нарушив её мирный уклад, она вторглась в жизнь каждого без исключения её жителя. Даже в жизни тех, кто родился гораздо позже, например, нас – послевоенных детей. В семье нашей матери до войны было 12 детей – 11 братьев и одна самая младшая сестрёнка. После войны остались лишь мама и старший брат дядя Гриша, демобилизованный с фронта по ранению. Нет, не все 10 братьев поголовно полегли на полях сражений, некоторые погибли в тылу – спасая от огня урожай или надорвавшись от непосильной работы в поле или на лесозаготовках. Но все в годы войны. А ушедших на фронт братьев-трактористов заменила мама, 14-летней девчушкой севшая за колёсный трактор ЧТЗ первых выпусков. Со стороны отца потери были «терпимее»: семья не досчиталась из пяти детей «лишь» младшего брата, ушедшего в разведку и пропавшего без вести, и старшую сестру, тоже безвестно сгинувшую в годы войны. Наш отец, «отсидевший» войну, как подшучивали над ним фронтовики, на восточном фронте, пришёл домой лишь спустя 8 лет после призыва и вскоре стал инвалидом от этого самого «сидения» в холодных окопах. И становится просто страшно, когда нет-нет да подумаешь, какой бы многочисленной могла быть наша родня, сколько разных жизней, судеб, коллизий могло в ней состояться, если бы не война... Видимо поэтому тема войны и смерти стала для меня чуть ли не главной темой для постижения жизни. О войне у каждого из нас свои представления, впечатления, ассоциации, оценки. У нас, послевоенных пацанов, всё это в большей мере формировались от фильмов, книг, радио-спектаклей «про войнушку» и... рассказов фронтовиков. И это понимание войны, её значения, конечно же, менялось с прожитыми годами и приобретенными знаниями. Помню, 5-летним мальцом, увидел у соседа в бане огромные рваные раны на теле от, видимо, осколков и разрывных пуль. «А чё это?» – спросил у отца с ужасом (представления о боли от ран у деревенского парнишки, строгающего себе ножом игрушки из дерева, уже были). «Война, сынок, война» – просто ответил он. С тех пор война ассоциируется у меня с израненным человеческим телом, из которого живьем вырваны куски плоти... Потом были первые, чаще наивные фильмы о войне, где наши былинные чудо-богатыри СССР повсеместно крушили ненавистных, жалких и каких-то карикатурных фрицев. И в ещё неокрепшие детские мозги закрадывалась подленькая, как казалось тогда, мыслишка: «и почему мы тогда с такими аниками-воинами так долго воевали, отступали аж до Москвы и в первые недели войны потеряли половину всей нашей армии?» Тем более, что эти идеологические киношные знания о войне как-то сильно разнились с реальными рассказами ещё моложавых, но уже покоцаных войной и жизнью фронтовиков, чаще под бутылочку и не для лишних ушей. Один из них, дядя Серёжа, прослуживший до конца войны в полковой разведке, как-то спросил у своего собутыльника-фронтовика и у нас – пацанов, случайных слушателей, что, мол, может быть самым страшным и позорным на войне? «Плен. Предательство. Инвалидность» – к таким ответам склонилось большинство. «Стыд, – коротко ответил сам дядя Серёжа. – Когда в первые дни войны ты с товарищами бежишь по кустам обочины дороги, а по ней едут на танках, гогочут и лениво постреливают из автоматов даже не в нас, а поверх голов довольные фрицы и орут при этом: «Ивашка, сдавайся! А то – капут!» Стыд и бессилие, – уточняет дядя Серёжа, – за себя, за армию такую вот нашу, за отцов-идеологов и командиров, утверждавших накануне войны, что бить врага мы будем только на его территории. Да может быть меня только месть за тот свой стыд и довела тогда до стен Рейхстага!» ... Потом, правда, в понимании войны и сути того времени были более правдоподобные «Судьба человека», «Горячий снег», эпопея «Освобождение», «Офицеры», «В бой идут одни старики», «Аты-баты шли солдаты».., Астафьев, Некрасов и многие-многие другие писатели-фронтовики со своей правдой окопной солдатской войны. Эти их мелкие кусочки мозаики-правды, судьбы тысяч участников тех событий всё складывались и складывались в одну огромную и страшную картину-правду о минувшей войне, пока всё это не достигло, видимо, критической массы. И мозг отказался больше всё это воспринимать. Сейчас я почти не смотрю фильмы про войну, не читаю про неё книг. Особенно из современных. Видимо, ближе к концу жизни, как и у всякого нормального человека, вызрело одно единственное по этому поводу мнение – «всё, что угодно пусть будет в жизни, только не война». ... И только сейчас начал понимать поведение тех, настоящих фронтовиков, которые тогда, в свои еще не старческие, но уже зрелые годы ничего не хотели читать, смотреть и слышать о войне.
Тэги: |