Летописец Иркутска. Большие Коты. История биостанции

Завтра исполняется весьма круглая и весьма солидная дата: 100-летие со дня рождения нашего земляка, известного в Иркутске писателя, автора книги «Записки иркутянина», талантливого изобретателя, рационализатора и просто удивительно интересного человека Бориса Алексеевича Демьяновича.

Он родился 26 марта 1916 года в семье преподавателя Иркутской духовной семинарии, мужской гимназии и девичьего института Алексея Плакидовича Демьяновича и его жены, дочери правителя дел Восточно-Сибирского отдела Русского географического общества Фёдора Геннадьевича Ширяева, Лидии Фёдоровны. Отец Бориса Алексеевича явился основателем скаутского движения в Иркутске, репрессирован в 1937 году.

После окончания 1-й Ленинской школы (ныне МОУ СОШ № 72) Борис Алексеевич в 1935 году поступает в Томский индустриальный институт. С января 1935 года по март 1976 года трудится на заводе тяжёлого машиностроения им. Куйбышева.

Демьянович Б. А. – почётный рационализатор, изобретатель. В журнале «Техника – молодежи» публиковались статьи о его изобретениях: автомобиле «Ласточка», который удивлял иркутян необычной конструкцией и скоростью движения, садово-огородном тракторе, велороллере, лодке-амфибии и даже яхте. Борис Алексеевич – яхтенный рулевой П класса. Своей яхтой «Берендей» он управлял до 89 лет.

С 1998 года Борис Алексеевич – почётный даритель Музея истории города Иркутска. Им было передано в музей более 700 экспонатов, отражающих историю города в конце ХIХ – первой половине ХХ века.

В 2008 году в свет вышла книга Б. А. Демьяновича, подготовленная в печать Музеем истории города в рамках проекта «Записки иркутян» – «Записки иркутянина» (1916–1942 гг.).
Сегодня мы предлагаем читателям «Моих годов» отрывок из новой книги Бориса Алексеевича, где он рассказывает об истории биостанции и деревни Большие Коты, что на Байкале, почти вековой давности.

Сибиряков, Дорогостайский, Верещагин и другие

В самом конце ХIХ века купец Сибиряков на Байкале в Больших Котах организовал небольшой стекольный завод для выпуска оконного стекла. Мне непонятно, почему он выбрал именно это место, потому что обычно стекольные заводы ставятся возле источника сырья, а кварцевого песка в Больших Котах не было испокон. И кварцевый песок ему привозили на ситовках (рыбацких лодках). Но, видимо, дела у него пошли плохо, и он разорился, а в 1910 году из Петербурга на Байкал был направлен профессор В. Ч. Дорогостайский для организации биостанции. Дорогостайский купил у Сибирякова здание конторы с жилыми помещениями. Так было положено начало биостанции. У Виталия Чеславовича вначале для работы было всего две гребных лодки, а мой отец, который дружил с Дорогостайским, в 1908 году сделал моторную лодку, поскольку он был хорошим столяром, назвав её «Дельфином». Он в то время помогал Виталию Чеславовичу в работе. Кстати, в благодарность последний одного из открытых им гамарусов (рачков-бокоплавов ) назвал «гамарус демьяновичус».

В это время в Иркутск приехал известный учёный Верещагин Глеб Юрьевич, по его мнению, биостанцию надо было устанавливать в Чевыркуйском заливе. Из-за этих разногласий организация биостанции на некоторое время была приостановлена, так как всё-таки Чевыркуйский залив в то время был очень малодоступен для посещения.

В 1919 году, в самом начале становления Иркутского государственного университета Биостанция из подчинения Академии наук была передана университету.

Катер «Сарма», на котором в 1932 году автор ходил в Усть-Баргузин

В 1916 году для работы на биостанции был построен катер «Чайка». Катер строился в Листвянке. Это было небольшое моторно-парусное судно с каюткой в носовой части и открытой кормовой частью. «Чайка» была оборудована парусом гафельного типа. Теперь применяется «бермудское вооружение», где грот (задний парус) – треугольного типа. А при гафельном вооружении парус представляет из себя неправильный четырёхугольник. Верхняя шкаторина паруса крепится к «гафелю» – деревянному бруску, который поднимается не одним фалом, как «бермудский грот», а двумя – гафель-гарделью и дирикфалом. Кроме того, «Чайка» была оборудована стрелой в виде шлюп-балки, на который через блок спускалось оборудование для исследований. Стояла ручная лебёдка с тросом. А для определения глубины погружения на тросе через каждые пять метров крепились белые тряпочки, а через 50 метров – красные тряпочки. Отдельной команды на «Чайке» не было, все работы выполняли научные сотрудники. Поскольку «Чайка» была уже мореходным катером, то принципиально она могла ходить по всему Байкалу, но работала больше всего в районе биостанции.

Первый раз на биостанции я был, вероятно, в 1921 году с родителями. Биостанция представляла собой капитальный дом с несколькими комнатами и через небольшой коридорчик – кухня. В передней части жил с семьёй смотритель биостанции, он же – метеоролог Колмаков Николай Иннокентьевич, очень разговорчивый человек. Я не помню, в какой комнате мы жили, но хорошо запомнил местную козу. После своего первого приезда я стал бывать здесь каждое лето.

С каждым приездом биостанция всё более обустраивалась. От стекольного завода биостанции досталась большая изба с одной комнатой, которая называлась «резная». В ней раньше резали оконное стекло. В моё время там были оборудованы большие нары, и там останавливались приезжавшие на станцию сотрудники. Кроме того, поблизости была небольшая часовенка, которая находилась в начале лесной посадки.

Первое строение биостанции в Котах

В комнатах главного здания были оборудованы лаборатории. Здесь стояли лабораторные столы с микроскопами, шкафы со всевозможными банками и баночками. Несколько позднее был построен мол для причала судов г-образного типа. При строительстве он был заполнен камнем не полностью, и чтобы дооборудовать его, была введена трудовая повинность: все присутствующие на биостанции работники должны были каждый день приносить на мол по камню – булыжнику.

На биостанции работало в разное время от четырёх до десяти человек. Жизнь на биостанции была материально достаточно трудной. Все продукты сотрудники привозили с собой из города. Поварихи не было, и каждый готовил себе сам. Единственным подспорьем была рыба. Сотрудники с вечера ставили сети, а утром их выбирали. Сети были небольшие метров по 30–40 двух типов: простые и трёхстенки. Сеть трёхстенка представляла собой тройную конструкцию. Две сети с крупной ячеей из толстых ниток, и между ними закладывалась собственно рыболовная сеть по высоте больше, чем крупноячеистая. Так что когда рыба попадала в сеть, она запутывалась в ней, как в мешке. На нижней тетеве сети были закреплены свинцовые грузы, на верхней – поплавки из бересты. Сеть ставилась донной, перпендикулярно к берегу.

В сети попадался хариус, сорога и большие байкальские широколобки. Последние при хорошем улове либо выбрасывались, либо скармливались кошкам. Одну из них запомнил хорошо. Это была какая-то совершенно особая кошка. Она любила есть зелёные водоросли. А когда лодки выходили на разрез (выбранное для замеров место ), она запрыгивала в лодку, терпеливо сидела, пока проходили работы, а при возвращении, не доехав до берега метра 3–4, спрыгивала в воду и добиралась до берега вплавь.

Когда по Котинке плоты гоняли

В 1927–28 годах в связи с наступлением НЭПа условия жизни сотрудников на биостанции улучшились. Была приглашена повариха. Теперь уже она для всех готовила полноценные обеды: первое, второе и даже третье, обычно кисели или компоты. Все собирались за общим столом, и изредка даже на столе появлялся разбавленный спирт «для настроения».

Основатель станции В. Ч. Дорогостайский был не только биологом, но и охотоведом. На заднем дворе на террасе он установил несколько клеток с чернобурыми лисами. Вонища там была страшной. Позднее государством в Больших Котах был организован зверопитомник с большими открытыми вольерами с проволочными стенками и деревянными домиками для лис. Посередине вольеров была выстроена смотровая вышка, где дежурные сотрудники наблюдали за животными. В это же время для сотрудников зверопитомника были выстроены несколько домиков для жилья, магазин и клуб. Тогда же был построен большой мол, гораздо больший, чем мол биостанции. В это же время были приобретены катера: первый назывался «Гибрид». Это была большая байкальская лодка с одноцилиндровым громоздким бензиновым мотором. Этот мотор иркутский умелец собрал из старых стационарных моторов, поэтому его и назвали «Гибрид». Он совершал регулярные рейсы между Листвянкой и Котами. Перевозил людей и мелкие грузы. Второй катер назывался «Соль». Это был уже довольно большой катер с каютой до самого носа и открытой кормой.

Виталий Чеславович сотрудничал с руководством зверопитомника и предложил им завести пятнистых оленей. Мой отец в это время жил во Владивостоке, и у меня сохранилось его письмо Дорогостайскому о том, как можно во Владивостоке закупить и переправить в Большие Коты пятнистых оленей, что в дальнейшем и было сделано. Судьба зверопитомника оказалась довольно печальной, он просуществовал несколько лет, а потом по чьей-то начальствующей воле его решили перевести в другое место где-то на Ангаре. Там его и загубили.

Велороллер «Чиж» и автомобль «Ласточка» изобретателя Бориса Демьяновича (за рулём – автор)

В верховьях реки Котинки занимались лесозаготовками. Брёвна в то время даже сплавляли самосплавом до Байкала, где сплачивались плоты. Всё в итоге привело к обмелению Котинки. Кроме того, в Больших Котах добывалось золото. Золото добывалось отдельными старателями на лотках, бригадами старателей с применением «бутары». Работала драга вначале на самом побережье Байкала до Сибиряковского мыса. Там она сбрасывала грунт и камни в сторону Байкала, таким образом, между озером и берегом образовалась промоина, где могли отстаиваться шверботы и катера и вал из камней. Мне дважды на моей яхте «Берендей» приходилось отстаиваться здесь от сильного «верховика» (байкальский ветер). Затем драга двинулась от Байкала по Котинке вверх. Вскоре Котинка стала выносить в Байкал много песка, который стал замывать Котовский мол. Из-за этого в дальнейшем был построен новый третий в Котах и больший по размеру мол. Драга на Котинке вскоре была заброшена, а через несколько лет варварски изрезана на металлолом, который там же и был оставлен.

В Больших Котах была организована золотоскупка, которая принимала от старателей золото, и магазин с набором необходимых для старателей продуктов и товаров. У старателей не было весов с разновесами, поэтому весовыми единицами выступали обыкновенные спички, которые в то время были большими по размеру, чем теперешние. Часто можно было слышать от старателей: «Сегодня плохой день, намыли всего на две спички» или же наоборот: «День удался: намыли на пять спичек». Этих деталей, уверен, теперь уже никто не помнит!

Кроме того, на самом Байкале вдоль побережья артели старателей работали на плотах. Для изготовления плотов применялись длинные восьми- или десятиметровые брёвна. Их сплачивали следующим образом: четыре бревна вместе, затем шёл метровый промежуток, а затем ещё четыре бревна. Таким образом, по центру плота образовывалась достаточно большая полоса свободной воды. По углам плота выкладывались квадратные срубы, в которые вертикально вставлялись брёвна. Получался «стол» на четырёх ножках. На плоту устанавливались «бутара» с ручным насосом и ворот. Плот останавливался над местом глубиной до 1,5 метров, и вертикальные бревна упирались в дно. Затем воротом через систему блоков край плота поднимался над поверхностью воды, и в отверстия брёвен вставлялись прутки так, что плот как бы зависал над водой. Так же поднимался другой конец плота, и плот устанавливался над водой приблизительно на 0,5–07 метров. Затем через отверстие в центре плота на дно опускался ковш, который зачерпывал грунт со дня озера и воротом поднимался на поверхность плота, где промывался в «бутаре». После того как в данном месте заканчивалась выработка, плот переплывал на соседнее место и операция повторялась.

Бормаш с Архимедом и Сарма с Жабой

Для связи с Листвянкой была построена шлюпка «Бормаш» со шведским подвесным мотором «Архимед». Как работал мотор? Это был пятисильный мотор с оппозиционно расположенными цилиндрами и маховичным магнето. У него оказался странный характер. Когда его вешали на забор биостанции, он легко заводился, когда ставили на транец шлюпки, завести его было невозможно. Дело оказалось в том, что на шлюпке сразу вращался винт, затрудняя набрать нужные обороты для работы магнето. Поэтому в дальнейшем мотор сделали стационарным внутри шлюпки с зажиганием не от магнето, а от бобин. Я два лета работал мотористом и гордился этим, особенно когда пригнал «Бормаш» из Котов в Иркутск.

В конце 1920-х годов был построен первый катер, который назвали «Сарма». Это была небольшая мореходка с каюткой в носовой части и специальным катерным пентовским мотором. Его получили через «Карскую экспедицию». Мотор был четырёхцилиндровый с верхними клапанами и механизмом заднего хода в виде планетарной передачи. Работники биостанции, опасаясь излишней сложности при запуске мотора, отказались от электростартера, и заводился мотор вручную специальной пусковой колонкой. В качестве моториста был приглашён студент, у которого были шофёрские права, – Иванов Тимофей.

В 1932 году была организована экспедиция. Биолого-географическим институтом при Иркутском университете был заключён договор с Рыбтрестом для определения запасов омуля в Баргузинском и Чевыркуйском заливах. Экспедицию возглавлял М. М. Кожов. Я тогда окончил 7-й класс и нанялся препаратором в экспедицию. Часть научных работников отправилась на «Сарме», взяв с собой и меня. Сперва мы шли вдоль нашего берега, потом пересекли Байкал до дельты Селенги и пошли той стороной против впадения Селенги в Байкал. И вскоре неожиданно наша «Сарма» дважды днищем коснулась дна. Дело в том, что из Селенги был большой вынос песка и грунта, и там стало мелко. Поэтому срочно мы повернули в сторону чистого Байкала, и только затем продолжили курс. Из всего этого видно, что наши учёные были совсем не моряками. Вскоре «горная» (байкальский ветер, который дует с берега на море ) пригнала в нашу сторону большой вал воды. Вал был такой значительный, что «подъездок» – ангарская лодчонка, которую мы буксировали, вставала вертикально на воде. Команду изрядно укачало. Мы пытались зайти в устье речки Турка, но там образовался большой бар (крутая волна), и наш заход не получился. К вечеру мы дошли до Горячинска. Там был старый разрушенный мол без настила и большой сарай на берегу. Решили здесь ночевать. Выгрузили на берег палатку, продукты. Разожгли костёр и отправили меня на «Сарму» за чашками с ложками и стеклянной банкой рафинада – дефицита этого голодного времени. Добравшись по брёвнам бона до лодки, я достал всё необходимое и двинулся на берег. Посередине бревна я вдруг понял, что меня все-таки укачало, и что я сейчас куда-нибудь упаду. Нужно было выбирать: падать на камни или в воду. Выбрал последнее, ушёл в воду, держа припасы перед собой. Вынырнув, поставил их на бревна бона, и что оказалось: деревянные ложки уплыли, а банка с сахаром оказалось полна воды. В таком мокром виде меня и встретили на берегу. Наказать меня не наказали, но похлёбку пришлось пить через край плошек. Сахар удалось спасти, он не успел весь раствориться в воде.

Вскоре наша экспедиция разделилась. Главная часть с Кожовым осталась в Баргузинском заливе, а наша группа отправилась в Чевыркуйский залив.

Опчаны с Рыбодела

Несколько слов об Усть-Баргузине... Усть-Баргузин в то время располагался не на левом, как сейчас, а на правом побережье Баргузина. Там был посёлок, рыбоконсервный завод, который выпускал «Омуль в томатном соусе», школа и клуб. К этому времени к нашей экспедиции присоединилась группа студентов, приехавшая на пароходе. Всех разместили в школе. Но наша группа здесь не задержалась. Нас на барже отвезли в Чевыркуйский залив на «Рыбодел». С нами же был доставлен и «Бормаш».

«Рыбодел» представлял из себя два-три капитальных дома, навес для склада соли. Здесь же изготавливались лагуны для засолки омуля. Омуль не разделывали, а солили кругляком. По договору на «Рыбоделе» нас снабжали омулями и хлебом. Мы свой лагерь расположили на расстоянии метров 200 от «Рыбодела» на берегу Ангаконской бухты. Поставили большую палатку и брезентовый навес с лабораторным столом, где я потом разбирал в чашках Петри улов донных проб – рачков и червячков. Из собственных припасов у нас была пшённая крупа с добавлением песка и большая банка постного масла, которую мы прикопали в песке на берегу. Кашу приходилось жевать осторожно, чтобы песок на зубах не хрустел, но нас это не смущало. Кашу мы варили в большом ведре на костре, под конец варки зарывая его в горячую золу, чтобы та лучше распарилась. Здесь же варили уху из расчёта по одному омулю на человека плюс один запасной.

В состав нашей группы входили начальник экспедиции Ясницкий Владислав Николаевич, Буров Виктор Семёнович, Бочкарёв Пётр Федосеевич и студент практикант Буддо. В дальнейшем последний работал в сельхозинституте. Я над ним подсмеивался, что он откроет новый гамарус и назовет его «гамарус буддиус».

В первые дни нашей работы студент-моторист на «Бормаше» умудрился свернуть маховик мотора, и мы остались без шлюпки и были вынуждены отправить её на ремонт в Иркутск. На «Рыбоделе» нам выделили байкальскую лодку. Она была широкой и тупоносой. Мы ее назвали «Жабой». Поставили мачту и стрелу с блоком для работы. Был у нас небольшой прямой парусок из простыней. Его мы гордо именовали «Хоругвь» и впоследствии сочинили на мотив «Дубинушки» свою «Жабинушку». Помню два первых куплета:

Швед подлец, швед хитрец,

Чтоб работе вредить,

Изобрёл он мотор Архимеда.

И послал нас «Рыбтрест»

Чевыркуй изучить

На машине на хитрой на этой.

Эх, «Жабинушка», ухнем,

Плоскодонная сама пойдёт,

Гребнёмся, гребнёмся да ухнем!

По секрету скажу, что последнее слово было вовсе не «ухнем», а несколько другим: пища у нас была достаточно тяжёлой...

Верховик потянул

И хоругвь натянул,

Понеслась наша «Жаба» в загубок,

А от горной она

Улетает сама,

Как стрела из индийского лука...

На «Жабе» мы выезжали на разрезы. Это был маршрут, намеченный по карте, допустим, от одного мыса до другого на противоположной стороне залива с остановками в двух-трёх точках. Здесь мы брали пробы донного грунта дночерпателем, батометром – пробы воды на разных глубинах и делали замеры температур. В носовой части «Жабы» был установлен столик, на котором химик Бочкарёв сразу же производил необходимые измерения воды. Такие «разрезы» проводились на площади всего залива.

На «Рыбоделе» нам не ограничивали количество забираемого омуля, поэтому кроме ухи и жареного омуля мы ещё делали опчаны. Для этого очищенного и выпотрошенного омуля сутки вымачивали в рассоле, а затем в развёрнутом виде укреплённого распорками из прутиков продёргивали через глаза бичевой, развешивали на солнышке на ветерке и вялили 3–4 дня. В результате получалась полупрозрачная удивительно вкусная рыбка, которую мы с удовольствием ели с хлебом. Надо сказать, что вяленая таким образом рыба становилась своеобразными консервами и могла храниться довольно долгое время. При вялении нам досаждали многочисленные мухи. Ситуацию спасал большой кусок марли, которой мы завешивали омуль.

В экспедиции мы провели около месяца. К концу сезона мы договорились на «Рыбоделе», что в небольшие три лагуна «для научных целей» нам сделают различные засолы омуля: кругляком, поротый и немного подкопчённый. По возвращении из экспедиции «научные» экземпляры были распределены между сотрудниками. Мне досталось десять «хвостов», что было значительным подспорьем нашему домашнему столу.

Со всем оборудованием и скарбом нас доставили на байкальских лодках в Усть-Баргузин, оттуда на пароходе «Кругобайкалец» вместе с остальными членами экспедиции мы должны были отправиться в Иркутск. Погрузка на пароход почему-то осуществлялась ночью, нас доставляли на лодках к стоявшему на внешнем рейде пароходу, и по верёвочным лестницам мы поднимались на борт, благо что он был невысоким. Сам пароход был бескаютным. Оборудование мы разместили на юте, члены экспедиции сгрудились в носовой части, а я разместился в центральной возле трубы на небольшом настиле. Было довольно холодно, и я, поворачиваясь, поочерёдно грел о трубу то пузо, то спину. Но эта «прогулка» не прошла для меня даром: вскоре по возвращении домой я свалился от скарлатины.

Добрый дух Байкала

Но вернёмся к истории биостанции. При М. М. Кожове биостанция стала расстраиваться в сторону Листвянки: появились жилые помещения, лаборатория, музей. Сами дома были перевезены из Большого Голоустного, а лаборатория и музей были построены заново. В это же время на биостанции появился новый катер «Натуралист», на который, кстати, был поставлен тот же пентовский мотор.

Вспоминается забавный случай. Как-то раз, когда компания научных сотрудников (в это время на биостанции работали Ясницкий Владислав Николаевич, Буров Виктор Семёнович, Тимофеев Сергей Игнатьевич, Скобичевский ) собралась на кухне, кто-то сказал: «Как так, у каждой местности есть свой дух, а у нашей нет!» Все дружно с ним согласились. Присутствующий в это время по случаю на станции Б. Э. Петри, который вместе с сыном Олегом на небольшой «ангарке» с одноцилиндровым мотором из Иркутска по хорошей погоде добравшийся до Котов, возразил: «Как это нет? Есть! И зовут его Эжин». Тут же все с ним согласились, а затем кто-то из умельцев, взяв небольшую чурку, вырубил из неё грубое изображение «Духа» с большим носом. Повязали ему на шею тряпочку вместо галстука и дружно водрузили на водоразделе между Большими и Малыми Котами, под какой-то сосёнкой. «Эжин» вошёл в обиход станции. С тех пор всех приезжавших на станцию вначале отправляли «поклониться Эжину» во избежание неприятностей, ну а если последние всё-таки случались, спрашивали у потерпевшего: «А ты поклонился Эжину?».

Последний раз перед войной я был на биостанции в 1937 году. В последующие годы я уже не мог там побывать, так как вышел закон о приграничной зоне, и на биостанцию можно было попасть только по специальным пропускам. Кто бы мне их дал?!

После войны я уже не участвовал в работе биостанции, а приезжал туда с Сергеем Игнатьевичем как гость. Приезжал один, позже с сыновьями. Но, наверное, самое памятное впечатление оставил у меня 2015 год. В Иркутск из Америки приехал мой друг Володя Чепурной. Мы не виделись с ним с 1991 года, когда он уехал из страны. В Иркутске Володя был физиком-лазерщиком, работал на кафедре у знаменитого профессора Парфиановича, а в Америке стал бизнесменом. Володя был опытным яхтсменом. У него была деревянная яхта типа «Дракон» под названием «Синильга», и на ней я прошёл свои первые уроки парусного управления. В Иркутск они приехали с женой Ольгой и сыном Михаилом, чтобы навестить своих родных и показать Мише Байкал. Ездить поочерёдно по многочисленным родственникам было по времени накладно, поэтому Ольга решила собрать всех в одном месте. Конечно, было бы разумнее снять несколько номеров в гостинице в Листвянке, но вспомнив нашу совместную поездку в Большие Коты, Володя предложил именно это место и попросил меня присоединиться к компании.

С последнего моего посещения этого посёлка прошло много лет. Большие Коты изменились до неузнаваемости. Посёлок сильно расстроился, особенно по пади Большие Коты, пади Малые Коты и по берегу. Построена линия ЛЭП, что в корне изменило быт жителей. Появились трёхэтажная гостиница европейского класса и несколько гостиниц попроще. Я пытался найти старые постройки, знакомые места, но из-за малоподвижности мне трудно было это сделать. Огорчило, что когда-то бурная речка Котинка превратилась в небольшой ручеёк. Сохранился только один мол на биостанции, сейчас там стоит большой катер «М. М. Кожов». Второй мол – Зверопитомника – оказался полностью разрушен.

Мне 99 лет. Есть ли у меня желание побывать ещё раз на биостанции? Конечно, есть. Есть что вспомнить, есть чем поделиться с её новыми сотрудниками... Ну что ж, до встречи!

• Расскажите об этом своим друзьям!

• Золотой век Зои Богуславской
  
  Зоя Богуславская – знаменитая российская писательница, эссеист, искусствовед и литературный критик, автор многочисленных российских и зарубежных культурных проектов, заслуженный работник культуры РФ.
• БАМ – ССО – ВЛКСМ
  
  На прошлой неделе побывал сразу на нескольких мероприятиях, связанных с аббревиатурами, вынесенными в заголовок, и нахлынули воспоминания. Правда, они (воспоминания) выстроились в голове в обратном порядке, нежели в заголовке. Впрочем, так и было в истории. И в жизни…
• Чутье. Рассказ Владислава Огаркова
  
  Эту историю поведал Эдуард Копица, мой знакомый, живший в северном Усть-Илимске. Водитель грузовиков и автобусов, простой и светлый человек, он очень любил природу и многое знал о ней. Увы, ушедший туда, откуда не возвращаются.
• День Победы: страницы жизни Виктора Секерина
  
  Виктор Павлович Секерин в 70-е годы заведовал кафедрой и аспирантурой на факультете иностранных языков КГПИ. Он поражал эрудицией, смелостью, раскованностью, ораторским мастерством. Сердце его не выдержало перегрузок в 58 лет. О его жизни и пойдет речь.
• Защитники, или Воспоминания новоявленного бравого солдата Швейка о превратностях воинской службы
  
  Почти вся история человечества прошла в войнах и вооруженных конфликтах. Причин тому множество, всех их и не перечислить, да и такой задачи автор не ставит. Куда интереснее вопрос о роли подготовки военных кадров для успешной защиты Отечества. Автору на примерах своей биографии представилась возможность рассказать, как его в очень давнюю эпоху готовили защищать свою страну. И первым моим рассказом будет повествование о начале моей воинской «карьеры» в послевоенной Одессе. Александр Табачник
• Не судьба?
  
  Судьба некоторых книг складывается словно по драматическому сюжету. Недавно мне довелось ознакомиться с повестью Г.П. Баранова «Злой Хатиман. Записки военного разведчика», которая могла прийти к читателям ещё в конце 80-­х. Но не пришла. И вот тут интересно разобраться – почему...
• Фронтовик, писатель, гражданин: сто лет Виктору Астафьеву
  
  1 мая исполнится 100 лет со дня рождения Виктора Астафьева
• Какой была в СССР бытовая техника
  
  Президент Владимир Путин сказал, что «в СССР выпускали одни галоши». Такое высказывание задело многих: не одними галошами был богат Советский союз, чего стоила бытовая техника!
• 90-е: лихие или бурные?
  
  «Эта песня хороша – начинай сначала!» – пожалуй, это и о теме 1990-х годов: набившей оскомину, однако так и не раскрытой до конца.
• «…Я знаю о своем невероятном совершенстве»: памяти Владимира Набокова
  
  Владимир Набоков родился в Петербурге 22 апреля (10 апреля по старому стилю) 1899 года, однако отмечал свой день рождения 23-го числа. Такая путаница произошла из-за расхождения между датами старого и нового стиля – в начале XX века разница была не 12, а 13 дней.
• «Помогите!». Рассказ Андрея Хромовских
  
  Пассажирка стрекочет неумолчно, словно кузнечик на лугу:
• «Он, наверное, и сам кот»: Юрий Куклачев
  
  Юрий Дмитриевич Куклачёв – советский и российский артист цирка, клоун, дрессировщик кошек. Создатель и бессменный художественный руководитель Театра кошек в Москве с 1990 года. Народный артист РСФСР (1986), лауреат премии Ленинского комсомола (1980).
• Эпоха Жилкиной
  
  Елена Викторовна Жилкина родилась в селе Лиственичное (пос. Листвянка) в 1902 г. Окончила Иркутский государственный университет, работала учителем в с. Хилок Читинской области, затем в Иркутске.
• «Открывала, окрыляла, поддерживала»: памяти Натальи Крымовой
  
  Продолжаем публикации к Международному дню театра, который отмечался 27 марта с 1961 года.
• Казалось бы, мелочь – всего один день
  
  Раз в четырехлетие в феврале прибавляется 29-е число, а с високосным годом связано множество примет – как правило, запретных, предостерегающих: нельзя, не рекомендуется, лучше перенести на другой год.
• Так что же мы строим? Будущее невозможно без осмысления настоящего
  
  В ушедшем году все мы отметили юбилейную дату: 30-ю годовщину образования государства Российская Федерация. Было создано государство с новым общественно-политическим строем, название которому «капитализм». Что это за строй?
• Первый фантаст России Александр Беляев
  
  16 марта исполнилось 140 лет со дня рождения русского писателя-фантаста Александра Беляева (1884–1942).
• «Необычный актёрский дар…»: вспомним Виктора Павлова
  
  Выдающийся актер России, сыгравший и в театре, и в кино много замечательных и запоминающихся образов Виктор Павлов. Его нет с нами уже 18 лет. Зрителю он запомнился ролью студента, пришедшего сдавать экзамен со скрытой рацией в фильме «Операция „Ы“ и другие приключения Шурика».
• Последняя звезда серебряного века Александр Вертинский
  
  Александр Вертинский родился 21 марта 1889 года в Киеве. Он был вторым ребенком Николая Вертинского и Евгении Скалацкой. Его отец работал частным поверенным и журналистом. В семье был еще один ребенок – сестра Надежда, которая была старше брата на пять лет. Дети рано лишились родителей. Когда младшему Александру было три года, умерла мать, а спустя два года погиб от скоротечной чахотки отец. Брата и сестру взяли на воспитание сестры матери в разные семьи.
• Николай Бердяев: предвидевший судьбы мира
  
  Выдающийся философ своего времени Николай Александрович Бердяев мечтал о духовном преображении «падшего» мира. Он тонко чувствовал «пульс времени», многое видел и предвидел. «Революционер духа», творец, одержимый идеей улучшить мир, оратор, способный зажечь любую аудиторию, был ярким порождением творческой атмосферы «серебряного века».