Кинохроникёр (часть 9)

Повесть Евгения Корзуна.

Ранее:

• Кинохроникёр (часть 1)
• Кинохроникёр (часть 2)
• Кинохроникёр (часть 3)
• Кинохроникёр (часть 4)
• Кинохроникёр (часть 5)
• Кинохроникёр (часть 6)
• Кинохроникёр (часть 7)
• Кинохроникёр (часть 8)

Первое, что требовалось сделать, – определиться, чем они будут заниматься в ближайшее время. Надо составить хоть какой-то тематический план сюжетов, позвонить на студию и предложить найденные темы, потом договариваться и начинать съемки. Артем решил в Норильске налечь на промышленную тематику. Снимать натуру решил только для адресности, подчеркивая этим, где это происходит, да и холод гнал в помещения.

Мысль сходить в библиотеку была правильной.

«Сначала проштудирую подшивку местной газеты, а потом все-таки надо прочесть материалы по истории освоения Заполярья», – решил он.

Во второй половине дня Артем сидел в городской библиотеке, просматривая номера «Заполярной правды» за последний месяц. Сложился перечень сюжетных тем, который надо будет еще проверить, сходить на местное телевидение, поговорить там. Потом он взялся за историю освоения Заполярья.

Сразу возникла личность Николая Николаевича Урванцева – знаменитого геолога, географа, полярного исследователя, глубоко изучившего уникальные месторождения у Норильских гор, доктора минералогических наук, профессора, заслуженного деятеля науки и техники РСФСР.

Он являлся одним из первооткрывателей медно-никелевого месторождения. Артему захотелось познакомиться с биографией этого человека.

Сын разорившегося купца. В 1918 году окончил горное отделение Томского технологического института. В октябре 1918 года в Томске по инициативе профессоров этого института был создан Сибирский геологический комитет, в котором стал работать Николай Урванцев. На лето 1919 года комитет наметил план проведения поисков и исследований на уголь, медь, железо, полиметаллы в ряде мест Сибири. Шла Гражданская война. В Омске была Ставка Колчака – Верховного правителя России. Казалось бы, не до геологических экспедиций, но Урванцев поехал в Омск и сумел убедить Колчака финансировать экспедицию на далекий Таймыр.

Всего две недели партия из семи человек провела в районе Норильских гор, тогда был найден каменный уголь. Открытое месторождение было способно обеспечить углем суда Северного морского пути. Попутно Урванцев занялся поисками медно-никелевых руд, в результате были открыты рыхлые медно-никелевые богато вкрапленные руды. Эту экспедицию по праву можно считать главной отправной точкой систематических геологических изысканий в районе Норильска.

То, что на первую и весьма значимую экспедицию к Норильским горам деньги дал Колчак, для Артема было открытием. В его сознании со школьной скамьи имя адмирала было связано со словами «диктатор», «душегуб», «вешатель». С другой стороны, странно было бы члену Российского географического общества, коим являлся Александр Васильевич, не поспособствовать в работе геологической экспедиции. Казалось, совсем недавно он сам путешествовал по Таймыру с бароном Эдуардом Васильевичем Толлем, на протяжении всей экспедиции вел активную научную работу гидролога, и Толь увековечил имя Александра Васильевича, назвав открытый остров и мыс в Карском море его именем.

«Но упоминать имя Колчака, если писать заявку или сценарий, ни в коем случае нельзя. Зарубят на корню», – решил он.

На основе геологических изысканий и убедительных прогнозов, сделанных за эти годы Урванцевым, в марте 1935 года после доклада Сталина на Политбюро ЦК ВКП(б) было принято решение о строительстве Норильского горно-металлургического комбината.

(В 1937 году советское правительство переименовало остров Колчака, назвав его островом Расторгуева.)

11 сентября 1938 года Николай Николаевич был арестован в Ленинграде. Его обвинили в том, что он бывший колчаковец, является участником контрреволюционной диверсионно-вредительской организации. Показания выбивали на многочисленных допросах. На суде Николай Николаевич от своих показаний отказался. Суд прервали и его этапировали в Соликамские лагеря. В феврале 1940 года прекратили дело, и он вернулся в Ленинград, но ненадолго.

«Значит, с 1938 по 1940 – два года Николай Николаевич находился в лагерях без приговора суда, сидел «за здорово живешь...» – подытожил Артем.

11 сентября 1940 года – снова арест в связи с возобновлением дела. В декабре он был осужден за вредительство и соучастие в контрреволюционной организации на восемь лет заключения в исправительно-трудовом лагере. В том же году переведен в Норильлаг. Он, зэка, становится главным геологом «Норильскстроя».

Артем представил, как Николай Николаевич, главный геолог «Норильскстроя», с конвоем идет на работу и также с работы – в барак, хотя наверняка Николай Николаевич был расконвоированным заключенным.

«За отличную работу» освобожден досрочно 3 марта 1945 года, но оставлен в ссылке при комбинате еще на одиннадцать лет.

Артема взбудоражило прочитанное. Рисовались эпизоды, целые картины различных экспедиций по путям следования великого геолога и патриота. Вырос громадный город, благодаря трудам Николая Николаевича в том числе.

Жгла несправедливость «народной» власти, которая исповедовала суть волчьей тирании, прикрывая ее овечьей шкуркой. По некоторым данным, 108 тысяч заключенных (одним из них был Николай Николаевич), 34 тысячи охраны и вольнонаемных находились в Норильске во время строительства комбината.

«Кем надо быть, назвав Урванцева вредителем-диверсантом? Это он в 1932 году составил карту архипелага Северная Земля и водрузил там красный флаг страны, за что был награжден орденом Ленина, который при аресте отобрали. А потом «мастера» в форме народного комиссариата внутренних дел выбивали «нужные» показания, как, впрочем, и из моего родителя. Наверное, тоже получали награды за хорошую работу», – рассуждал про себя Артем.

Обязательно напишу заявку на фильм-портрет, – твердо решил он. – Пусть этот фильм будет посвящен памяти моего отца. С этой мыслью в душе буду работать над этой картиной».

Он вышел из библиотеки. В морозных сумерках виднелась гора Шмидтиха и Медвежий ручей – там уголь и никель. Из высоченных труб валил дым со специфическим, не очень приятным серным запахом. Сколько брони для танков было сделано во время войны благодаря открытиям Николая Николаевича! И сейчас комбинат служит обороне страны.

Артем шел в гостиницу, ощущая приподнятость духа, ему казалось, что с ним произошло что-то важное, как будто он прозрел, что ли, помудрел или сделал какое-то открытие. Он ощущал, что этот день прожил не зря.

«Если бы не было хрущевской оттепели, – думалось Артему, – подобные материалы никогда не увидели света, держались бы за семью печатями, да и это, наверняка, не все. Может, со временем узнаем больше...»

В гостинице Сергея не было. Артем своим походным кипятильничком заварил чай, с кружкой подошел к окну, которое смотрело на простиравшийся широкий проспект. Море огней, а движение транспорта и прохожих было довольно слабым. Холодно. В дверь комнаты постучали.

– Вас к телефону...

Артем вышел в коридор к дежурной по этажу и взял трубку.

– Артем, привет... ты меня не теряй, – это был голос Сергея, – я появлюсь завтра утром...

– Ты где?

– ...Ты же сам сказал: «подумай», вот я и подумал, – в трубке послышался какой-то шорох и невнятный женский голос, видно, звонили из автомата. – Тебе, кстати, передают привет...

– Спасибо! Ну что, молодец... Удачи... Пока.

После организационных дел снимали почти каждый день. Сюжеты выслали авиагрузом на студию и собирались проехать в Дудинку самой северной железной дорогой в мире. День отъезда выдался ветреным, и если добавить к этому низкую температуру, то долго пребывать на открытом воздухе было невмоготу. Несло снежинки, превратившиеся в остроугольные, колкие песчинки. Струи летящего ветра проникали в швы полушубка. От пурги не было спасения. Наконец они вошли в вагон.

В вагоне было по-райски тепло. Артем и Сергей заняли свое купе. Сразу бросилась в глаза обстановка и отделка вагона. Такие вагоны выпускали, видимо, в сороковых годах, а может, и раньше, они назывались мягкими. Места для пассажиров больше напоминали домашний диван, на котором сидеть было комфортно, как дома. Устроились, Артем лег, прикрыв рукой глаза.

«Об этой самой северной в мире железной дороге тоже можно было бы сделать фильм, но вряд ли позволят сказать много, – подумал Артем. – Эти 114 километров Норильск – Дудинка буквально стоят на костях в основном невинных людей. В такие дни, как сегодняшний, никто работы не отменял, страшно подумать, целый день на ветру, при малокалорийном питании и убогой одежде... Боролись против эксплуатации человека человеком, а получили рабскую эксплуатацию человека государством. Хрен редьки не слаще»! – подытожил свои мысли Артем.

По этой дороге, а может, в этом самом вагоне ездили великие люди. В те годы отсюда можно было выбраться только летом по Енисею. Для освободившихся из лагерей никто аэропланов не подавал, значит, надо было добираться по этой дороге до Дудинки на пароход, который ходил до Красноярска.

Отсюда уезжал в 1943 году Лев Гумилев, арестованный в 1938 году. Освободившись, добился отправки на фронт, солдатом дошел до Берлина. Повторно арестовали в 1948 году, приговорили к десяти годам, освободился в 1956-м. Нашел в себе силы написать две докторские диссертации. Да и Николай Николаевич Урванцев тоже уезжал из Норильска по этой дороге, в полотне которой сколько грунта, столько и невыносимых страданий, проклятий власти, людских смертей. Почему измывались над талантливыми, умнейшими людьми... Почему?.. Почему?..»

С этими мыслями Артем уснул, убаюканный ровным ходом пассажирского поезда.

По приезде на берега Енисея Артем решил снять сюжет о поисковиках нефти. Бурили в одном из «квадратов» Таймырской земли – Балахнинской площади. Артем никогда не был на буровых, только читал да смотрел в кино. Вспоминал знаменитый фильм Романа Кармена «Нефтяники Каспия». А он будет снимать сюжет «Нефтяники Таймыра» – тоже звучит неплохо!

Мороз был крепкий. Давно перевалило за сорок, но, слава богу, движение воздуха было слабым. Полярная ночь была на исходе, но темного времени еще было достаточно. Вылет к бурильщикам был назначен на следующий день. Летела вахтовая смена.

Северный авиапорт ранним утром в огнях, технические средства подсвечены, чтобы были видны в круглосуточной тьме. Около самолетов и вертолетов шевелятся механики, заправщики – все идет своим чередом. Артема с Сергеем подвезли к вертолету. Верхняя часть фюзеляжа вертолета была прикопченная выхлопными газами. Кабина и салон освещены, поставлены воздухогревы. Подошли пилоты, добротно экипированы, сразу видно, что не первый день в Заполярье.

– Надолго ли на Балахну? – спросил пилот, здороваясь с Артемом.

– Думаю, дня за четыре-пять снимем. Холодно. Мне в такую холодрыгу работать не приходилось. Как там бурильщики терпят?

– Ну, они народ привычный, да и обустроились нормально. Из одного вагончика баньку сварганили с хорошим паром, только с вениками проблема. Березовых нет, парятся теми же, что домохозяйки метут дома пол, а эффект тот же! – он утвердительно махнул рукой.

Взлетели. Морозный воздух среди вращающихся лопастей приобретал особый острый, звенящий звук. За иллюминатором темень, ни зги. В салоне, спасибо механикам, тепло.

Через какое-то время Артем почувствовал, что пошли на снижение, стало закладывать уши. В иллюминаторе показалась буровая. Она сама и площадка вокруг с дизельной, жилыми балками, подсобкой и кухней была усеяна десятками огней. Сверху красиво, так и хотелось сказать – оазис, но в таймырской тундре это слово никак не соответствовало. Артем не ожидал, что увидит такую красивую картину и пожалел, что с воздуха съемки почему-то запрещены. Почему, непонятно, запрещены и все. Все знают, что над территорией нашей страны летают спутники-шпионы, снимающие все с высочайшим разрешением.

(Продолжение следует.)

• Расскажите об этом своим друзьям!