Кинохроникёр. Продолжение

Повесть Евгения Корзуна.

Начало повести читайте здесь:

• Кинохроникёр

– Здравствуйте, Мария Савельевна! Как мои дела?

Она окинула Артема взглядом. Мужчины были ее слабостью, желанием и, наверное, смыслом жизни.

– В целом материал по плотностям довольно ровный, видно, освещение было стабильное, без перепадов.

– Была пасмурная погода, свет ровный, но невыразительный. Я просил проявить чуть контрастнее.

Она заглянула в рядом лежащий наряд.

– О-о, контраст что надо! Сейчас пойдем смотреть на экране.

После просмотра Мария Савельевна посоветовала из-за плохого стояния кадра третью кассету показать Исаию Соломоновичу.

– Мой тебе совет, – улыбнувшись, не сказала, а выдохнула Марья Савельевна. – Если тебе особенно дорог какой-то план, сдублируй его другой кассеткой. Это же техника, всякое может быть, особенно если ты далеко от дома.

– Спасибо, Марья Савельевна, учту на будущее.

– Ты доволен материалом?

– Доволен, что браку немного, а там уж на приемке скажут.

Артем поднялся в редакцию.

– Ну, рассказывай – что и как? – Семен Давидович привычно откинулся в кресле.

– Мне трудно судить о своем материале, – развел руками Артем. – Обстановка, в которой мы были, тянула на троечку, серьезно. Во-первых, погода была серая, во-вторых, как выяснилось, это не Братская ГЭС, не те масштабы. Я летел туда под впечатлением просмотренной работы Василия Семеновича о перекрытии Ангары в Братске и по приезде был, мало сказать, разочарован. Было что было! Надо сказать, интерес прессы к стройке большой. Когда будем смотреть?

Семен Давидович минуту подумал:

– Давай сразу после обеда. Я попрошу подготовить еще несколько сюжетов для следующего номера, и все обсудим.

Первым сюжетом был поставлен материал Артема.

– Артем, по ходу просмотра комментируй, если потребуется, – попросил Семен Давидович.

Вспыхнул экран. В печати натура, которую ругал Артем, выглядела гораздо привлекательней, чем на самом деле. Чуть повышенный контраст сделал свое дело. Артем это про себя сразу отметил. Первый же план был острым по композиции.

Со скалы, с высоты птичьего полета трансфокаторный наезд на череду проходящих самосвалов, груженных негабаритами. Они прошли по диагонали немного заваленного кадра, по непривычной для глаза линии, эта необычность в композиции делала кадр неожиданным, почти праздничным, затем неожиданно с самой нижней точки снято губастое громадное колесо груженой махины-самосвала. Оно накатило на камеру, затем негабарит обрушился в воду, создав мощный всплеск воды. Потом машины одна за другой с включенными фарами двинулись на камеру, а объектив двигался навстречу, казалось, что сам зритель идет среди громадных машин, присутствует на событии. Несколько раз объектив выхватывал то вращающееся колесо машины, то лицо распоряжающегося регулировщика, то поднимался вверх, зритель видел проплывающие лица сосредоточенных водителей. Тут же в кадр попадали суетящиеся фоторепортеры. Самосвалы поднимали свои железные кузова, камни один за другим валились в проран, поднимая высокие всплески воды.

Складывалось впечатление некой борьбы человека с камнем и водой. Появились крупно снятые два человека. Они не обращали внимания на оператора, были полностью поглощены происходящим. Оживленно говорили, эмоционально жестикулировали.

– Это начальник и главный инженер «Вилюйстроя», – пояснил Артем.

Потом следовал план, показывающий их со спины, а там за ними шли самосвалы, перемещались люди. Был длинный проезд, снятый из кабины водителя. Несколько раз появлялись планы, снятые с высоких точек. Громадный негабарит цепляет ловкий парень, крутит поднятой рукой, дескать, поднимай и грузи. Было очевидно, что оператор соображает, что делает.

В общем, материал получился динамичный, насыщенный, разнообразный и, можно сказать, даже яркий по духу.

В зале включили свет. Семен Давидович повернулся к Артему:

– Ты мне в редакции говорил про какую-то троечку, – Семен Давидович недоуменно пожал плечами. – А я скажу – отлично! Как все энергично схвачено! Что скажете? – он посмотрел на сидящих в зале.

Загорский, немного помедлив, сказал:

– Вот так делается из говна конфетка, прошу прощения за точность! Я же вижу, что ничего хорошего там не было, а на экране? – Загорский вытянутой рукой указал на экран. – У него камера – что глаз – видит, ощущает, отделяет главное от всякой шелухи и преподносит с каких-то необычных сторон. Проходы меж машинами впечатляют! Это настоящий, зрелый, осмысленный репортаж! Пусть доморощенные операторы берут пример с активной камеры Колесова. Девяносто процентов материала снято с рук, с необычных точек. Я не говорю, что штатив не нужен, нужен, даже необходим, но всему надо знать меру. Такую энергетику со штатива не передашь. Некоторые снимают все с уровня глаз домохозяйки – это же пупковый реализм! Артем, я тебя поздравляю с хорошим материалом. Молодец!

Потом взял слово Зиновий Зиновьевич.

– Я увидел замечательную атмосферу, просто замечательную, в которой находился оператор. Хоть Василий Семенович и говорит, что там ничего хорошего не было, не верю. Нельзя снять того, чего не было на самом деле. Это хороший сюжет, снятый в среде, как будто специально созданной для кинематографа. Я уверен, там можно снять замечательную картину, все предпосылки этому есть.

– Зяма, съезди, сними, – вспылил Василий Семенович. – Я утверждаю, что там шаром покати, все надо будет организовывать. Снято событие, понимаешь! Оно тоже организовано, правда, не оператором. Сейчас на этом месте, кроме тоски, ничего не увидишь, – он обратился к Семену Давидовичу. – Похлопочи за Зяму, пусть отправят на спецвыпуск, гарантирую, привезет брак.

Семен Давидович произнес примирительную фразу.

– Давайте не будем предполагать, пока спецвыпуск не намечается. Кто еще скажет? Пожалуйста, говорите, Сима Яковлевна.

– Я скажу несколько слов, – вкрадчиво произнесла главный бухгалтер.

По занимаемым должностям она и экономист Капитолина Егоровна входили в состав худсовета. В ее характере присутствовала заметная стервозность, которую она в себе лелеяла и опекала. Сима Яковлевна была многим в этой жизни недовольна. Постоянно преследовало желание иметь зарплату немного больше, чем была. А тут приедут неоперившиеся сопляки и с первых дней, видите ли, сценарии пишут, снимают кучу сюжетов, сюжеты идут по первой категории оплаты, постановочные сумасшедшие получают... Все как-то легко и просто. У проработавших много лет сотрудников, особенно в бухгалтерии, где подсчитывают заработки других, сначала появляется справедливая обида, потом закономерная злость.

– Не могу не согласиться с Зиновием Зиновьевичем в том плане, что материал, который был нам представлен оператором Колесовым, самоигральный. Там было трудно что-либо испортить. Все было, шло в руки – только не разевай рот, снимай. В этом плане Колесов преуспел, не спорю. Я, например, ценю материалы, которые требуют организации, продуманности, а не просто беготню вокруг машин...

– Вот вас с Зямой надо спарить и послать туда организовывать, – раздраженно бросил Загорский. Легко, сидя на мягком кресле, рассуждать.

После приемки сюжетов Артем спустился вниз, с телефона вахты позвонил домой.

– Лена, я сейчас приду.

Артем пришел домой в приподнятом настроении, хотя Сима Яковлевна пыталась его испортить. Лена смотрела на него, понимая, что за душой какая-то радость. Артем обнял Лену, прижался к ней и почему-то полушепотом, как говорят, на ушко, сказал:

– Сегодня принимали мой вилюйский материал. Семену Давидовичу очень понравилось, Загорский вообще монолог произнес. Одна Сима Яковлевна переживает, что могу получить много денег. Как будто из ее кармана платят. А на самом-то деле перекрытие было скучноватым, даже монотонным. Там особо не разбежишься. Загорский все понял, так и сказал... Как он сечет!..

Артем чуть не предложил, что за это надо выпить, но вовремя остановился.

– Тема, а ты мне покажешь этот материал?

– Сырой, думаю, не стоит, а вот когда он будет в журнале, обязательно посмотрим.

– Когда приедет твоя мама, – несколько мечтательно сказала Лена, – надо обязательно ее сводить на студию и показать твои работы.

– Как ты только додумалась до такой идеи? – подтрунил над Леной Артем.

– Ты такой пересмешник, а я серьезно.

– Послушай, я предлагаю все-таки сказать родителям о наших конкретных планах.

– У тебя есть конкретный план?

– Мы его сейчас выработаем.

– Предлагай.

– Думаю, что мы в недалеком обозреваемом должны зарегистрироваться без особого шума и блеска. Свадьбу с подвенечным платьем устроить позже, чтобы была моя мама...

Лена неодобрительно уставилась на Артема.

– Тема, платье и все такое больше нужны для похода в загс. Мы с тобой придем в загс, как пожилые люди, и серыми мышками распишемся. Так, что ли? Мама и папа будут расстроены, согласись... На такую регистрацию невозможно будет пригласить Ядвигу Франсовну, которая меня любит как дочь родную. Как регистрироваться без твоей мамы? Она тоже будет расстроена и обижена, вряд ли она нас поймет. Это не то... Пусть тебя не смущает, что мы какое-то время поживем у нас... вне брака. Я понимаю, что тебе было легче, если бы мы жили отдельно, без родителей, но такова данность...

– Ты, пожалуй, права, но я действительно иногда чувствую себя здесь как диверсант.

Лена засмеялась и обняла его.

– Не переживай, эту диверсию устроила я. Мама мне верит, я ее почти никогда не обманывала, ну, может, по пустякам.

Она, вдруг весело улыбнувшись, рассказала:

Однажды папа привез из Москвы хорошие конфеты. Мама припасла их к Новому году. Я тогда училась в школе. Эти конфеты мной были случайно обнаружены. Я время от времени лакомилась ими и, они, разумеется, исчезли. Наступил Новый год, мама хватилась – конфет нет. Возник вопрос: кто съел? Папа говорит, что он ничего не знает, и я, как дура, говорю маме, что не ела. Мама упала в кресло, на нее напал смех, она безудержно смеялась до слез. Потом я сообразила, что говорю чушь. Кто мог, кроме меня, их слопать? Здесь развеселились все, и я в том числе. Прошло много времени, я иногда это вспомню и начинаю ни с того ни с сего смеяться. Мама спрашивает: «В чем дело?» Я говорю, что вспомнила, как у нас «никто» съел все конфеты.

Она, посмеявшись, возвратилась к прежнему разговору:

– Давай лучше скажем, когда мы устроим свадьбу. Будет конкретное время, родители определятся и будут знать, что делать.

– Я думаю, им не надо ничего делать. Мы сами, своими силами должны привезти этот воз.

– Хорошо, скажем так, – согласилась Лена. – Но совет их надо послушать и как-то внять, нельзя же отгораживать родительскую заботу. Нас никто не поймет.

– Столько времени об этом думал и, как выяснилось, неправильно, – сокрушенно обронил Артем.

– Признаюсь, тоже об этом думала не раз...

– И что же ты мне не сказала?

– Тебе скажи, ты помчишься снимать жилье... Боялась, не так меня поймешь.

– Предлагаю все сделать к Новому году. У всех будет праздничное настроение. Маму привезем, Сибирь увидит во всей красе!

– Конкретную дату можно обсудить с родителями, – добавила Лена. – Им будет это приятно. Правда?

– Заметано...

В последнем месяце года сдавались построенные дома. Эти дни ждали очередники на квартиры, готовились… Студии выделили четыре квартиры. Одну из них наконец-то получил Зиновий Зиновьевич, всю жизнь проживший в коммуналке. Его довольно большая комната освобождалась. На студии знали, что у Артема будет свадьба. Конечно, о новой квартире речи не могло быть, там очередь была составлена пять лет тому назад, а вот комнату к свадьбе решили преподнести.

Секретарь директора вышла из приемной и обратилась к Артему:

– Артем, вас директор просит зайти.

Артем пошел с некоторой тревогой. Ему перед Новым годом ехать никуда не хотелось.

(Продолжение следует.)