Кинохроникёр (часть 7)

Повесть Евгения Корзуна.

Ранее:

• Кинохроникёр (часть 1)
• Кинохроникёр (часть 2)
• Кинохроникёр (часть 3)
• Кинохроникёр (часть 4)
• Кинохроникёр (часть 5)
• Кинохроникёр (часть 6)

– Прихожу в гостиницу, в моей комнате гулянка в самом разгаре. На чистых, заправленных кроватях, облокотившись на подушки с белыми наволочками, сидела шумная компания. Они завалились в комнату в сапогах, которых месили уличную грязь. Гости не разговаривали, а гоготали, выдавая гортанные звуки доисторических человекообразных существ, жестикулируя в такт с матом и хрипами. Судя по разговору непрошеных гостей, сначала в природе появился мат, а уж тысячелетия спустя – нормативная речь. Из произнесенных звуков я понял, что они кого-то не нашли, но вот опохмелятся разведенным спиртом, закусят копченой нельмой, ломти которой горой лежали на мятой прошлогодней газете, несколько раз уже употребленной в хозяйстве, и все-таки найдут.

Я зашел в комнату, смотрю.

– Ты кто? – на русском языке спросили приматы.

– Я, с вашего позволения, здесь живу.

– А.. заходи, садись. Подвиньтесь, дайте место хозяину. Наливай... Мы немного устали, – успокаивающим тоном сказал распорядитель стола, – перекусим и уйдем. Понимаешь, боцмана потеряли. Куда он на х... делся? Пошел куда-то «размагнититься» и застрял. Видно, хорошая баба попалась.

– А-а-а, я знаю, куда надо идти, – перебивая всех, заорал нечесаный неделю поисковик. – Он же к воспитательнице детского сада прошлый раз нырял, а мы недоперли сразу-то... Она баба центрального боя! У-у-у...

– А ты-то откуда знаешь? Центрального?

– Механик с сухогруза хвалил.

– У нее что, мужа нет?

– Есть, он в рейсе. Не может же баба два месяца на якоре.

– А твоя может?

– Я-то второй год как холостякую, алименты плачу.

– Проперла. С тобой, алкашом, кто жить будет?

– А ты-то трезвенник! Глыкаешь с утра, почитай, каждый день.

– Я захочу и не буду...

– Ха-а, он захочет, он не будет! Ты сегодня «огнетушитель» опрокинул?

– Не-е, сегодня спирт развели...

– Какая хрен разница, все равно глаза нальешь.

Распорядитель стола жестом руки велел всем замолчать и спросил меня:

– Ты что тут делаешь?

– Кино снимаю.

Распорядитель уставился на меня, как будто узнал во мне растиражированного артиста.

– Слушай, сними нас... Мы вот боцмана найдем и в рейс отправимся, а ты... – он прищурил один глаз, вытянул руки вперед, как будто держит кинокамеру или рулит на корабле.

– Вы куда путь держите? – спросил я больше из вежливости.

– На Ляховские острова.

Я чуть не поперхнулся. Нельма в горле застряла.

– Ну-ка, ну-ка, с этого места поподробнее, очень интересно. Прямо на Ляховские острова? – поинтересовался я.

– Как прямо? Не прямо. У нас гидрографическое ведомственное судно. Мы сами себе хозяева. Куда нам надо, туда и идем. Понимаешь? Начальство наше далеко. А боцман исчез и ему хрен по деревне.

– Зачем вам судно?

– Ты что? Зачем? – мой собеседник аж перестал жевать, взглянул на меня, как будто только что увидел. – А кто будет ставить знаки, маяки поддерживать, чтобы ледоколы ходили? Кто зимовщиков доставит на полярные станции? Они уже ждут, родимые. Кто углем, соляркой их обеспечит, лес для постройки помещений доставит на станции? А ты спрашиваешь зачем? Ну ты, парень, даешь... – он посмотрел на меня с сожалением, как на безнадежно больного, не понимающего, что жить осталось день-два. – Все почти загружено, – с некоторой обидой добавил он, – осталась малость, только боцмана отыскать, а без него же не пойдешь... Завтра, послезавтра надо крайне выходить. Мужики, давайте выпьем, чтобы боцмана-паскуду быстрей найти, – он поднял граненый стакан, залапанный жирными пальцами, отчего тот стал мутным и плохо просвечивал, но содержимое еще было видно.

Мы условились, что перед отходом меня заберут на борт. Через день за мной пришли два матроса, взяли свои вещи, аппаратуру, и мы отправились на пирс. Они по пути сообщили, что боцмана нашли у воспитательницы детского сада – трезвого. Последнее слово было произнесено как не халам-балам, а-де знай наших! Результатом трезвости боцмана, возможно, была не педагогическая работа воспитательницы, а скорей всего, понятная корысть иметь боцмана в хорошей мужской силе, поэтому спиртное выдавалось очень маленькими дозами.

У пирса стоял ошвартованный бывший сейнер, приспособленный под гидрографическое судно. Невооруженным глазом было видно, что оно порядком перегружено, причем груз на палубе был расположен неравномерно, с нарушением безопасности. На одном борту лежал лес для строительства на зимовках, на другом бочки с соляркой, поэтому получился заметный крен на один борт. Во всем этом чувствовалась вопиющая халатность и недогляд. Скорей всего, это делалось под пьяную руку. А если шторм? Чем может это кончиться?

К счастью, было тихо и не холодно. Всех где-то разместили, мне досталась каюта в носовой части. Первое время почти не выходил на палубу. Приготовил аппаратуру для работы, решил снимать сюжет «Арктический рейс». Надеялся, что это будет интересно. Скажу наперед, что ожидания меня не обманули.

Накануне большой работы матросы-рабочие бездельничали. Они, словно отравленные мухи, ползали по палубе, маялись. Комсостав имел некоторое преимущество. Для полярников было загружено вино, разлитое по 0,7 литра. Эти бутылки окрестили огнетушителями. Каждый страждущий мог поправить нарушенное здоровье. Надо было в трюме взять «огнетушитель» и записать об этом собственной рукой в приготовленную долговую тетрадь.

Благодаря этому соблазну некоторые моряки, приехав домой, только расписывались в ведомости по зарплате.

Шли первые сутки.

Ветер сменился, с севера погнало много мелкого льда. Капитан решил встать, спрятавшись за огромную льдину, севшую на мель. Подошли с заветренной стороны, бросили якорь прямо на «крышу» льдины, но на лебедке якорную цепь не зафиксировали, тоже, небось, по пьянке.

Ночью набежавший лед унесло в море, вахтенный штурман решил продолжать движение. Судно от льдины отошло кормой и поволокло за собой незакрепленную якорную цепь. Она самопроизвольно травилась, не мешая судну удаляться. Потом судно поползло вперед. Якорь выбрать забыли. Он тащился по дну на длинной цепи, время от времени цепляясь за донные препятствия. Цепь натягивалась, как струна, под усилиями судового хода, якорь срывался, а цепь грохала по днищу.

Я проснулся среди ночи от периодического грохота и понял, что такого быть не должно. Меня охватила жуть – почему от каких-то посторонних неведомых ударов содрогается судно? Оделся и пошел в рубку узнать, в чем дело. В рубке, навалившись на штурвал, рулевой спал. Я разбудил его. Он, очухавшись, дал «стоп» и побежал поднимать судовое начальство, чтобы выяснить причину. Якорь выбрали, воцарилась тишина. Я вернулся в каюту с мыслью о том, что вернемся ли мы из нашего путешествия.

Мы шли, останавливаясь у маяков, высаживали зимовщиков на полярных станциях. Вся команда по авралу разгружала уголь, лес и другие материалы. Никто не считался с тем, что ветер, холод, сыро, что нет технических приспособлений. Работали «киркой и лопатой» столько, сколько надо.

Без тени ерничества скажу: это был добросовестный самоотверженный труд! Материковские передовики такого труда не ведали. Я снял самобытную, слаженную трудовую атмосферу, которую широкий зритель, пожалуй, никогда и не видел.

Мои легковесные планы провалились. Я был уверен, что за неделю обернусь. Но прошло пятнадцать дней, а мы до моего костореза еще не добрались. Вот что значит верить пьяной трепотне. Я корил себя за наивность и в тоже время думал, когда бы еще смог снять такой редкий материал, ступить на землю архипелага Ляховские острова, побывать на полярных зимовках, увидеть быт зимовщиков не из книжек романтически настроенных писателей, а воочию, без прикрас, самую обыденную. Сколько нового узнал от этих полупьяных морских бродяг. Даже если они что-то и привирали, то суть дела все-таки оставалась сущей правдой...

Станислав окинул всех веселым взглядом и обратился ко всем сразу:

– Друзья мои, у меня дел на пару часов. Надо сдать в проявку материал, зайти в бухгалтерию с небольшим разговором по авансовому отчету и, пожалуй, на сегодня все. Предлагаю пообедать в «Сибири» – угощаю. Артем, ты как?

– Слава, зачем эти купеческие жесты, – возразил с улыбкой Борис Нилович. – Давайте соблюдем демократию, объявим «всенародное гуляние» и нерабочий день. Семен Давидович, обедаем под предводительством северного наместника?

Семен Давидович сделал болезненное выражение лица, положа ладонь на сердце.

– Я бы рад принять участие во «всенародном гулянии», но вы же знаете, Борис Нилович, я так накануне хворал, у меня же колит, пожалуй, воздержусь.

Артему хотелось пойти со всеми в ресторан, но как к этому отнесется Лена? Он решил пригласить ее, если она не пойдет, то придется отказаться. Он спустился к телефону на вахте.

– Лена, прилетел из Якутии Станислав, я тебе рассказывал о нем, приглашает пообедать в «Сибири». Пойдем?

Лена несколько секунд думала, из-за чего возникла небольшая пауза. Артем понимал, что она не хотела бы видеть его выпившего.

– Ну хорошо... во сколько?

– Не ранее чем через пару часов, я позвоню и встречу.

На самом деле они пошли в ресторан несколько позже. Станислав, к удивлению Артема, взял с собой гитару. Им надо было пересечь большой сквер.

– Ты всегда с ней? – кивнув на инструмент, спросил Артем.

– Нет, когда снимаю, в руках камера, – весело ответил Станислав. – Ты где в Москве живешь?

– На Плющихе, а ты?

– На Новослободской.

– Сколько в Сибири?

– Четвертый год, думаю о возвращении в Москву. Беда в том, что клановые киношные ниши сформированы. Они, правда, всегда сформированы, но в них лучше попадать сразу после института, а когда ты «сам с усам», не очень-то хотят потесниться. Работа – деньги! У меня квартира, семья там, дочь растет, надо ехать. А у тебя, я слышал, жена здешняя...

– Сейчас познакомлю, ее зовут Лена.

– И мою Лена! – воскликнул радостно Станислав.

Артем издали увидел ожидавшую его жену. Она была элегантно одета, с чудной прической. Станислав был восхищен.

– Если ты и такие же красивые сюжеты снимаешь, тебе цены нет!

– Лена, это Станислав.

– Очень приятно! – Лена улыбнулась, а Артему показалось, что эта улыбка была очень похожа на ту, которой она улыбнулась ему впервые в филармонии.

В ресторане посетителей было мало, обычно он заполнялся в вечернее время. Они прошли к столу, расположенному в овальной нише, которую можно было «отгородить» от зала массивным занавесом. Подошла официантка, окинула профессиональным взглядом мужской состав компании и порекомендовала:

– Сегодня привезли замечательную вырезку, не пожалеете!

Все единогласно согласились, еще заказали овощи и выпивку, Лене красное вино – «Алазанскую долину». Официантка ушла, Станислав чуть прикрыл занавесом их стол, расчехлил гитару, подстроил и вполголоса, как дома, запел с теплой доверительностью, как бы показывая: вот только вам, друзья, и больше никому.

Кожаные куртки, брошенные в угол,

Тряпкой занавешено низкое окно,

Бродят за ангарами северные вьюги,

В маленькой гостинице тихо и тепло...

Артем вдруг представил то ли полярную станцию, которую когда-то видел в киножурнале, то ли аэропорт, состоящий из ангара да небольшой взлетной полосы, колкую, шевелящуюся змейкой поземку, пересекающую линию взлета, да унылое северное небо.

«За что же любят Север? – думал он. – Почему туда стремятся люди не одно столетие? Вот и Слава не выводится оттуда, и мне хочется туда. Что за тяга?»

Лена никогда не бывала в такой компании, где бы взрослые мужчины могли вот так интимно и красиво проводить время и где – в ресторане, никому не мешая, не обращая на себя внимания. Она собиралась сюда с некоторой неохотой, а теперь подумала, как хорошо, что не отказалась. Была рада знакомству со Станиславом – совершенно обаятельным и, судя по всему, музыкальным человеком.

(Продолжение следует.)

• Расскажите об этом своим друзьям!