Кинохроникёр |
29 Июля 2022 г. |
Повесть Евгения Корзуна Ранее:
Глава 2Артем не сидел, сложа руки, собрал сценарный материал по «Столбам», написал для себя черновой вариант. Потом, подумав, решил предварительно посоветоваться с Семеном Давидовичем по поводу своих намерений, намекнуть, что сделана подготовительная сценарная работа. Семен Давидович был человеком осторожным, который в трудное, обременительное дело не влезет, хлопот себе не создаст и головой рисковать не будет. – Видишь ли, Артем, – дипломатично, как всегда вполголоса, сказал Семен Давидович, – все сценарные дела решают там, – он показал глазами и указательным пальцем наверх. Надо было понимать, что в дирекции и у главного редактора. – Я тебе скажу, что знаю, но это – между нами, – он откинулся в кресле, чуть прикрыл глаза, как бы изображая некую тайну, – сценарий по этой картине наш главный обещал другу студии, неплохому сценаристу... ты еще с ним не знаком. Он часто пишет тексты для журнала, много раз выручал студию хорошими мыслями, делами и предложениями и все такое. Не знаю, в силе ли эта договоренность сейчас, – Семен Давидович понизил голос и, чуть наклонившись к Артему, добавил, – это же деньги. Я могу прозондировать состояние дел, хотя, в сущности, это не мое дело. Ты пока ничего не предпринимай. Через несколько дней, проходя по коридору, Семен Давидович позвал Артема к себе в кабинет. – Дело обстоит следующим образом, – деловито произнес старший редактор, – предполагаемый автор сценария по фильму «Столбы» сейчас в Москве. У него там выходит книжка, он занят этим делом и, конечно, его не оставит, для него это очень важно. И, как выяснилось, он еще даже не в материале, а времени почти нет. Я только что был у главного, Борис Нилович даже в некоторой растерянности. Сейчас бы самое время предложить что-то, а не просто разговоры. Артем уцепился за эту фразу: – Сами понимаете, я не мог не думать над этой темой. Помните, говорил вам, что кое-что сделал в этом направлении, могу предложить свои соображения, как вариант... Главный редактор прочел сценарий Артема и принципиальных возражений не имел, он даже обрадовался выходу из положения. Все складывалось. С Артемом был заключен договор на написание сценария, установили сроки и назначили дату худсовета по его приемке. На худсовете были разные мнения. Одни руководствовались совсем не творческими соображениями, а тем, что «еще молодой, не оперившийся кинематографист, почти студент, а уже хочет ухватить хороший «ломоток». Они высказывали «опасения», «а хорошо ли это будет?» Другие говорили спокойно и доверительно, не опасаясь никаких последствий. «А почему бы не попробовать молодого автора, надо же когда-то начинать, тем более что его диплом», да и не так уж часто студийные режиссеры, а особенно операторы пишут для себя сценарии. На каждой ежегодной конференции говорят об авторском кино, а воз и ныне там. Директор студии по очереди давал слово каждому, кто хотел высказаться. – Семен Давидович, – обратился он к старшему редактору, – вы скажете? Семен Давидович хотя и был доброжелателен, но осмотрителен и его сразу трудно было понять – за что он. – У меня двоякое чувство, – картинно разведя руками, произнес он, – с одной стороны сценарий написан добросовестным автором с большим желанием работать, с другой – этот автор написал сценарий, не побывав на месте. Меня это несколько настораживает и смущает. Но так как сценарий написан не для кого-нибудь, а для себя, как тут сказали, думаю, что можно положиться. Павел Артемьевич был самым старшим из операторов по возрасту. К операторству шел самодеятельно длинной, трудной дорогой. Несколько лет был нештатным оператором. Снятые им материалы нередко оценивались как творческий брак из-за бесконечных повторяющихся штампов, но из-за нехватки рабочих рук все-таки был зачислен в штат студии. Снимать он лучше не стал, режиссеры по-прежнему с неохотой брали в монтаж снятые им сюжеты. Он немного недослышал, поэтому смысл не всех выступлений мог уловить – кто какую позицию занимает, за что хвалят, за что ругают, ему было не совсем понятно. Он начал свое короткое высказывание с тех же слов, что на прошлом и позапрошлом худсоветах: – Сценария я не читал, но хочу сказать... Это вызвало у присутствующих простительную улыбку, дескать, что с него возьмешь. Все остальное в выступлении этого оператора было неважным и неинтересным. Последним говорил пожилой режиссер Зиновий Зиновьевич. Все знали, что когда-то в молодости он начинал свой творческий путь на студии Грузия-фильм с самим Михаилом Калатозовым, ставшим мировой величиной в кино. Его выступления тоже были, как орешки, походили одно на другое. Чаще всего он произносил чужие мысли своими словами и, надо сказать, у него это получалось складно. За всю свою творческую жизнь он так и не отличился мало-мало интересной картиной. На всех конференциях обязательно выступал, как мэтр, но и тут мысли были вторичны и банальны. Даже мечтал преподавать режиссуру, но, к сожалению, или к счастью, в сибирской провинции не было подходящего учебного заведения, где бы потребовался его скромный режиссерский опыт. Он говорил долго и нудно, завершил свое выступление набившей всем оскомину фразой: «На этом материале можно сделать замечательную картину!». Тут не выдержал Загорский, он бывал часто прямолинеен и не обременял себя дипломатическими выражениями. – Зяма, ну, что же ты каждый раз говоришь: «можно сделать», «можно сделать». Сделай! Я сколько помню тебя, столько и слышу эту фразу и не видел ни единой работы, которая бы соответствовала твоим восклицаниям... Директор поднял руку: – Василий Семенович, ну зачем так резко и категорично. Давайте будем сдержаннее. У Зиновия Зиновьевича еще есть время, сделает... Потом посмотрел на Артема. – А ты что скажешь? – Думаю, что замечания справедливые. Я действительно не был на «Столбах», но в подобной ситуации был. Вообще все предусмотреть невозможно, да и не нужно. Тут надо принять или не принимать сам подход к теме. Я предложил показать здоровый отдых на природе, не причиняя ей вреда. Уникальное творение природы – «Столбы» здесь являются ярким, на редкость красивым фоном, что ли, но, несомненно, украшением изображения в картине. Мы много показываем труд. Трудиться умеем, об этом ежедневно пишут газеты, говорят по радио, а про отдых забываем, считая это дело второстепенным. Хотя труд и отдых одинаково важные стороны бытия каждого человека, отдыхать тоже надо уметь. Вот, пожалуй, и все. Сценарий был принят с некоторыми поправками, которые автор должен будет учесть при написании режиссерского сценария. В июле Артем, Лена и Сергей уехали на съемки. Все сложилось благополучно не только потому, что Артем пришелся «ко двору», сам много сделал, чтобы получить авторский фильм. Он заведомо связался со спорткомитетом Красноярска, отыскал человека, отвечающего за туризм, переговорил с «главным» скалолазом. Ребята охотно согласились участвовать в съемках фильма. Когда в Красноярске появилась съемочная группа, скалолазы были во всеоружии. Они даже встретили Артема и Лену в аэропорту. После недолгих сборов все дружной ватагой приехали на место. Это были молодые люди из разных сфер. Кто работал в исследовательском институте, кто инженером на заводе, были даже муж с женой – архитекторы. Ребятам опыта житья-бытья на природе было не занимать. Они обустроились сами и обустроили съемочную группу. Лена была в непередаваемом восторге. У них было две палатки, одна для аппаратуры и Сергея, ее стали называть «Студией», другая для Артема и Лены. Такого в ее жизни никогда не было. Артем повесил ей на шею свою фотокамеру «Практику», и она под его надзором нажимала на кнопку, заранее радуясь результату. – Сделаем фотографии, обязательно покажу Ядвиге Франсовне, что я натворила! Такая красота ей наверняка понравится. Тема, ты научишь меня печатать? – Ты лучше смотри, чтобы паразитический свет не попадал в объектив. Бленду посеяла, теперь хоть немного ладонью прикрывай объектив при контровом свете и следи, чтобы не было «каше». – А что такое «каше»? – Ну, инородный «размытый» предмет в кадре... например, часть твоей ладони, будь внимательна. – Хорошо, я буду стараться... – Лови рабочие моменты, например, когда меня с камерой поднимают вдоль отвесной скалы, смотри, чтобы кадр был заполнен, чтобы не было полкадра скала, а остальное пустое небо. Лена много перемещалась, выбирала точки, надеясь на хороший результат. Очень рано вставать, чтобы снять пейзаж на восходящем солнце, Лене было тяжело. Раза два она преодолевала себя и поднималась вместе с Артемом. А он не жалел себя, вставал до света, вместе с Сергеем ждали нужного состояния природы, если что-то не устраивало, повторяли не один раз, в общем, добивались того, чего хотелось. Главное с погодой везло, и скалолазы были неутомимы, несли свои предложения, помогали, поэтому работа кипела, не угасая, с утра и сколько надо, а по вечерам – гитара, костер, ужин, анекдоты, песни… После съемок «Столбов» материал нужно было везти на обработку в Москву, цветную пленку в Сибири не обрабатывали. Они с Леной полетели в Москву на обработку и заодно знакомиться с Надеждой Евгеньевной, матерью Артема. Встреча была радушной. Надежде Евгеньевне Лена понравилась. Красивая, доброжелательная, скромная и простая, без тени высокомерия. Надежда Евгеньевна все время около нее хлопотала, заботилась. Достала старомодную, тридцатых годов ширму и ею отгородила кровать Артема и Лены. Лена старалась ее останавливать, смущаясь такой опекой. – Тема так много писал о вашей семье, – говорила Надежда Евгеньевна Лене, – приняли его как родного… Она почему-то заплакала. – Надежда Евгеньевна, а как же мы его должны были принять? Ведь я его люблю. Лена не стала рассказывать, какую «диверсию» она устроила, поселяя Артема к себе домой. – Мы жили вдвоем, он рос без отца, было тяжело, очень тяжело... Я работала в школе, преподавала русский язык и литературу. После ареста Пети меня уволили как жену врага народа и пришлось пойти работать уборщицей. Квартиру отобрали, переселили в коммуналку. Спасибо не выслали из Москвы, как многих жен врагов народа, многие за своих мужей получили тюремный срок. – Где работал ваш муж? – Лена не решалась спрашивать это у Артема. – Он работал в наркомате путей сообщения у Лазаря Моисеевича Когановича. – Коганович был так близок к Сталину, мог бы заступиться. Надежда Евгеньевна горько улыбнулась. – Ты наивная девочка, тебе простительно так думать. У самого Когановича родной брат сидел в тюрьме, у министра иностранных дел Молотова жена сидела в тюрьме, у главы советского государства, председателя Верховного Совета СССР Михаила Ивановича Калинина жена тоже сидела в тюрьме. Куда же дальше? А кто такой мой Петя? Я добилась реабилитации, мне даже показали его дело. Ой, Леночка, допросы записаны карандашом человеком редкой, вопиющей безграмотности и ограниченности. Этим людям власти поручали допрашивать ученых, писателей... Я увидела в «деле» последнее Петино фото. Изможденный, с теми же добрыми глазами, на лбу черная ссадина и под левым глазом большой кровоподтек. Это фото сделано после первых же пыток и истязаний. Они знали, что этих фотографий никто никогда не увидит, поэтому снимали, не опасаясь. Царила изощренная деспотия, какой свет не видел, ну, разве что во времена средневековья. При самодержавии на допросах не пытали со времен Елизаветы, а большевики, видимо, во имя народного счастья возобновили пытки. Меня порой удивляет, что до сих пор полно людей, которые благосклонны к человеку, создавшему бандитский, лицемерный режим. Думала, Теме никогда не позволят поступить в институт, но, к счастью, времена изменились.
|
|