НА КАЛЕНДАРЕ
ЧТО ЛЮДИ ЧИТАЮТ?
2024-10-23-01-39-28
Современники прозаика, драматурга и критика Юрия Тынянова говорили о нем как о мастере устного рассказа и актерской пародии. Литературовед и писатель творил в первой половине XX века, обращаясь в своих сочинениях к биографиям знаменитых авторов прошлых...
2024-10-30-02-03-53
Неподалеку раздался хриплый, с привыванием, лай. Старик глянул в ту сторону и увидел женщину, которая так быи прошла мимо прогулочным шагом, да собака неизвестной породы покусилась на белку. Длинный поводок вытягивалсяв струну, дергал ее то влево, то вправо. Короткошерстый белого окраса пес то совался...
2024-11-01-01-56-40
Виктор Антонович Родя, ветеран комсомола и БАМа рассказал, что для него значит время комсомола. Оказывается, оно было самым запоминающимся в жизни!
2024-10-22-05-40-03
Подобные отказы не проходят бесследно, за них наказывают. По-своему. Как могут, используя власть. Об этом случае Бондарчук рассказал в одном из интервью спустя годы: «Звонок от А. А. Гречко. Тогда-то и тогда-то к 17:20 ко мне в кабинет с фильмом. Собрал генералитет. Полный кабинет. Началась проработка....
2024-10-30-05-22-30
Разговор о Лаврентии Берии, родившемся 125 лет назад, в марте 1899-го, выходит за рамки прошедшего юбилея.

Российское образование спасет... латынь?

31 Мая 2019 г.

Жизнь показала, что «энциклопедический, многопредметный единый блок» на деле недееспособен, считает историк и филолог Алексей Любжин.

Российское образование спасет... латынь?

В обществе всегда есть консерваторы (в том числе — весьма просвещенные), которые предлагают вернуться к тем или иным позитивным чертам прошлого. Например, ранее «Росбалт» опубликовал интервью с писательницей Еленой Чудиновой о достоинствах старой «царской» орфографии. Есть консерваторы, мечтающие о и возвращении «царской гимназии», где преподавались латынь и древнегреческий языки. Их аргументы, порой весьма убедительные «в своем узком кругу», зачастую не находят поддержки в кругу сколько-нибудь широком и беспристрастном. Однако в пользу классической гимназии есть и достаточно рациональные суждения. Особенно, на фоне озабоченности ситуацией в современной школе вообще. С корреспондентом «Росбалта» беседует историк и филолог, директор департамента истории, руководитель магистратуры истории и культуры античности Университета Дмитрия Пожарского Алексей Любжин, автор «Истории русской школы Императорской эпохи» (пока вышли два тома в пяти книгах).

— Алексей Игоревич, начнем «с настоящего». Вы оцениваете ситуацию в современной средней школе как «катастрофу». Здесь с вами многие, наверное, согласятся, но все же, надо бы пояснить.

— Согласятся как раз не все: Министерство просвещения точно не согласится. Там скажут, что никакой катастрофы нет. Все развивается, цветет, благоухает, у нас результаты по ЕГЭ лучше с каждым годом.

Однако есть простой «критерий»: если вы поймаете случайную подборку людей и допросите с пристрастием о том, что такое «валентность», или что такое «митохондрии» — думаю, что результат будет печальный. И это свидетельствует, что признаков среднего образования у нас, на самом деле, довольно мало.

У нас в стране более-менее приличная начальная школа: она обеспечивает умение читать, хотя без функциональной грамотности, просто складывать буквы в слова. По-настоящему читать большинство нашей публики не умеет. Умение писать, тоже достаточно простые тексты, считать — тут уже со скрипом.

И у нас есть образование высшее. Советский Союз изобрел феномен высшего образования без среднего. Это возможно. Но есть и издержки.

Я предпочитаю сравнивать с Италией, как со страной, где традиционное образование меньше разрушено. Там разные очень школы. Два господствующих типа: liceo classico с двумя древними языками и liceo scientifico с математикой и естественными науками.

Но в Италии есть автопром, легпром, сельское хозяйство, и все это очень высокого уровня. Нельзя в Италии найти отрасль, которая была бы заведомо провальной. И прелесть в том, что разная школа почему-то дает равно высокий уровень.

А вот наша, одинаковая школа позволяет обеспечивать прорывы на определенных направлениях: ну, вроде, советское оружие было хорошим. Но наш комбайн теряет 20% урожая, а итальянский не теряет ни зернышка. А «гуманитарная мысль нашего руководства», как правило, заключалась в том, что безопасность требует наклепать побольше оружия. Но комбайн, который терял 20% зерна, был более страшным врагом, чем самолеты и корабли НАТО.

— Убедительно, но вернемся к среднему образованию. У нас, очевидно, оно еще базируется на советском опыте?

— Да, и этот опыт не был переработан и отрефлексирован. Советское образование только ухудшали, разбавляя всякой ерундой вроде ОБЖ.

— Вы являетесь противником изобилия предметов, которые у нас то и дело размножаются?

— Мы учим рассеивать внимание между кучей разных вещей, а потом удивляемся, что у нас школьники сосредоточиться не могут. Но дело, в конце концов, не в ОБЖ.

У школ всегда отчетность красивая. По их собственным документам никогда нельзя понять, что там у них происходит. Иногда приоткрывается завеса на разного рода «экологических сломах». Например, когда ввели ЕГЭ, сразу получилось 25% двоек по математике. Это на самом деле очень мало и оптимистично! Но социальные последствия невыдачи четверти аттестатов испугали, поэтому начали «подкручивать».

Сначала ЕГЭ дал возможность заглянуть в реальность, потом сразу эту возможность утратил: ее убрали. Отчетность снова красивая: это подкрученные критерии. И общее приспособление системы к сдаче экзаменов. Сейчас технологии обмана ЕГЭ прекрасно отработаны.

— В чем ухудшается советская система в наши дни, понять можно. А в чем она вообще была плоха?

— Советская школа, вообще-то, изначально культурно замкнутая, ориентирует на довольно узкий мирок. У человека не складывается представление, что можно взять книжку «не на родном языке» и просто ее читать. И если ты прослушал «все оперы мира, напетые Рабиновичем», то и кажется, что все это хорошо и правильно.

А коренится концепция советской школы в 60-70-х годах XIX века, когда известнейший историк-демократ и разночинец Афанасий Щапов написал книгу «Социально-экономические условия русского народа», где выдал на-гора концепцию всеобуча, единой школы для всех. Вот она-то и была принята на вооружение: должно быть много предметов, и не дай Бог создать какую-то модель элитного образования!

Жизнь показала, что вот этот «энциклопедический, многопредметный единый блок» на деле недееспособен.

Да, советская школа обладала чудовищной инерцией. В самом ее масштабе был залог некоторой прочности. Кучу из 10 тысяч мешков с сеном труднее развалить, чем из 10. Но запас прочности постепенно исчерпывается. Распад становится все более видным. А вот понимания, что с этим делать, пока нет — ни у государственной власти, ни у образовательной администрации, ни у общества.

— Вы не одобряете самого принципа «школы для жизни» и противопоставляете ему «школу для развития»? Но все-таки, что же плохого в том, чтобы школа была «для жизни»?

— Вот показательный пример: один поволжский политолог считает, что школа должна обучать реальным навыкам. Молодой человек в нашем неласковом мире должен знать, как написать заявление прокурору. Предельный вариант «школы для жизни». Первый урок: общение с налоговыми органами. Второй — стрельба, третий — самооборона без оружия. Что происходит с навыком? Если его не тренировать, он уходит. Ученик должен то и дело писать заявления в прокуратуры. Кого мы воспитываем?

А потом, через 15 лет, и впрямь понадобится написать заявление в прокуратуру — а там уже другая форма! Жизнь на месте не стоит. Одни навыки уйдут, другие ничего не дадут, потому что жизнь меняет свои требования.

— Ну, что-нибудь, не столь свирепое…

— Пожалуйста, информатика: если мы обучаем продвинутого пользователя, тогда какой-нибудь Билл Гейтс сменит интерфейс, и все ваши знания пойдут коту под хвост.

А вот, если, как это делает Федор Васильевич Ткачев, вводится алгоритмика, и надо воспроизвести задачу как совокупность некоторых операций, не привязывая это к конкретному языку программирования! И если вы это умеете, вы на это уже любую одежду любого языка повесите. Это и есть «школа развития».

— Иными словами, пока подросток еще не выбрал профессию, ему надо давать не столько кучу конкретных знаний, сколько инструменты развития, на которые потом полезные знания «оденутся, как костюм на хорошую вешалку»? И лучшим из таких инструментов вы считаете латынь?

— И математику! Обязательно. Двумя чистыми предметами развития я считаю латынь и математику. Греческий играет больше культурную роль.

А почему латынь? Позволю себе привести краткий пример из своей книги «Сумерки всеобуча: школа для всех и ни для кого».

Amici vitia si feras, facias tua (стерпев пороки друга, наживешь их себе). Предложение в шесть слов, из коих одно — союз, может дать 32 варианта комбинаций различных форм.

Продираться сквозь латинский текст — это аналитическое усилие. И оно гораздо дешевле естественных наук, и не требует ни дорогого оборудования, ни зоопарков с ботаническими садами. Весь материал на листе бумаги. Эта задача достаточно сложна, предполагает постоянную работу с многими вариантами, может привести к неоднозначным результатам.

При этом у латыни куча преимуществ. Мало отвлекающих ум факторов: ни один язык такого не дает. Простейшее произношение. Простейший алфавит. Много естественным образом запоминающихся слов. Морфология простая. Компактная и очень разумная грамматика. Очень мало исключений, ими можно пренебречь, они на память гнетом не ложатся. Объем зазубриваний сравнительно невелик.

И к тому же — латинизируется сама по себе культура, античная культура благодатно возвращается в общественная сознание.

— А ведь именно в приверженности зубрежке обвиняют поклонников царской гимназии. Кстати, ведь царское образование тоже переживало очень разные периоды. Какие из них вы считаете лучшими?

— Две опорных точки, два министра просвещения: Сергей Уваров при Николае I и Дмитрий Толстой при Александре II. У Уварова была менее радикальная программа, рассчитанная на менее «культурно-прокаленное» общество. На мой взгляд, с точки зрения педагогики, лучше была толстовская программа, а с точки зрения приспособления к обществу — уваровская. Об уваровской гимназии вспоминают очень хорошо.

Между ними была катастрофа 1849-51 годов: разгром классической гимназии. Николай I отменил в большинстве гимназий преподавание греческого, заменил законоведением и естественными науками, оставил в прежнем виде только в нескольких университетских гимназиях в самых мощных образовательных центрах. Латынь была уменьшена.

И вот тогда культурный уровень ощутимо понизился. На культурном рисунке это хорошо видно: гимназисты стали уступать семинаристам. Чернышевский и Добролюбов пришли в революцию с классическим образованием из семинарий.

Потом устав 1864 года восстановил классическую гимназию в частичном объеме, а в 1871 году — в полном. И тогда уже гимназисты в лице Брюсова и Блока отвоевывают господство в культуре. Кадетский корпус был очень влиятелен в XVIII веке, а в XIX, не имея классического элемента, влияние серьезно утратил. Да, его выпускником был Куприн, но масштаб уже не тот.

К началу ХХ века на культурном поле безраздельно доминировали гимназисты. И в естественных науках тоже: они развиваются в университетах, куда ты идешь из гимназии. Хотя в конце XIX и в начале ХХ века «классический элемент» дважды сокращался: на мой взгляд, напрасно.

— И сколько же времени занимали латынь и греческий при Д. А. Толстом?

— Две пятых: меньше половины, но больше трети. Общее число предметов было невелико. Французский и немецкий: если гимназия только с латынью, то оба обязательны, если греческий — то один. Три языка и математика! Русская словесность — как единый предмет, без деления на русский язык и литературу. Физика была, география и история. Химии-биологии не было. Ну, и гимнастика по полчаса на большой перемене.

При этом, как правило, было всего четыре урока в день. И вот, смотрите: когда в 1901 году отменили обязательный греческий, его оставили в качестве факультатива. Это неудобно: либо к 8.00, либо после трех остаешься. И находились в достаточном количестве желающие изучать греческий, когда уже никто не заставлял.

— То есть, не все гимназисты так уж ненавидели латынь и греческий?

— Ненавидели многие, но далеко не все. Вот еще распространенное мнение: якобы из-за классических языков повысился процент самоубийств гимназистов. Спрашиваю: когда? В начале ХХ века! То есть, как раз тогда, когда эти языки ослабились. А с 1880 по 1890 год «самое свирепствование» классических языков. И практически нет самоубийств!

Но я как раз против насилия. Я сам был бы первым противником введения древних языков в качестве общеобязательного предмета для всех: слишком их люблю для этого.

Я всегда за две модели элитного школьного образования, чтобы рядом с классической гимназией была естественно-математическая, так сказать, «реальная» школа. Не хочешь латынь, но хочешь в университет — пожалуйста, иди туда. А вот для гуманитарных факультетов, включая юридический, я бы требовал классического образования.

Может быть, тогда и юстиция получше будет, помилосерднее и поосторожней с параграфами.

— Кстати, в Российской Империи, в начале XX века, выпускник реального училища мог поступать в университет, досдав латынь. По остальным предметам, включая французский и немецкий, реальное училище не уступало гимназии. На филфак надо было досдавать и греческий.

Я смотрел довольно много экзаменационной статистики: на 15-20 учеников гимназии, два-три таких экстерна. Обычно у них отметки хуже — но такое право было, и им активно пользовались.

По инф. rosbalt.ru

  • Расскажите об этом своим друзьям!