Тайна речки Осиновка |
04 Ноября 2022 г. |
К 80-летию перегоночной авиатрассы Аляска – Сибирь. Продолжаем публикацию очерков М. И. Денискина из книги «Летящие». На дюралевом листе с цифрами бортового номера разложены пулеметные патроны, банка консервов, рядом – часы, ларингофоны, пакетики с растворимым кофе и лейкопластырем. Фото Валерия Орсоева Ранее:
В конце июля 1987 года мы с фотокором Валерием Орсоевым сумели-таки вырваться из Иркутска. Мы очень спешили, но все равно опоздали на день, нетерпеливые парни отправились в тайгу без нас. Их, молодых киренских авиаторов, вертолет подбросил почти на место. А нам предстоял неблизкий путь. Спасибо местным властям: в складе зверопромхоза экипируемся. Правда, новые брезентовые «энцефалитки» стоят коробом, и кирзовые сапоги – большего размера, зато полотна на портянки дают с запасом. Тут же в рюкзаки получаем консервы и хлеб. На берегу нас ждет моторка. Знакомимся с проводниками: Семен Долбилин и Александр Кулебякин. Днище дико скрежещет по галечнику, ревет мотор – мы уходим вверх по Киренге. День так и не раззадорился: теплая пасмурная пелена и речная волна располагают к дремоте... Итак. Много лет между киренчанами шуршал слушок: мол, еще с войны где-то в тайге лежит разбитый самолет. Там же – останки летчиков. Однако ходить туда не нужно: операция была секретная, еще на неприятности нарвешься. Словом, катастрофа на речке Осиновка была плотно укутана тайной. Однажды в руки местного краеведа Ивана Михайловича Журавлева попал странный документ («странный» – потому что ничего не прояснял и напротив – вызывал много вопросов). А в документе говорилось, что еще в 1963 году на самолет вышла экспедиция, нашла там документы, по которым установили имена летчиков. А останки экипажа оставили, не тронув... Краевед пытался на поиск подвигнуть комсомольцев Киренского авиаотряда, но ребята были загружены работой, и поиск откладывался. Тогда Журавлев прислал письмо в редакцию «Советской молодежи». А поскольку я уже «был в теме» авиаперегонки Аляска – Сибирь, то и подхватился немедленно... У разбитого самолета – фото на память: 1-й ряд (нижний) слева направо: Григорий Амбросов, Михаил Денискин, Александр Джумок, Александр Камынин (стоит с собакой), 2-й ряд: Владимир Андоверов, Андрей Нечаев, 3-й ряд: Семен Долбилин, Александр Кулебякин, Николай Зарянов, Владимир Сафонов. Отсутствует Валерий Тарасов. Фото Валерия Орсоева Моторка ушла, оставив нас на крутом берегу, чуть ниже брошенной деревеньки Шорохово. И тут вдруг вывалилось горячее солнце. Сразу мир ожил. Вокруг засвистели птицы, загудели шмели в траве, вымахавшей нам по пояс. И мгновенно тучи комаров залепили наши лица. Не мешкая, мажемся какой-то вонючей мазью и углубляемся в тайгу. Этот марш я запомнил на всю жизнь. Брезентовая роба, надетая почти на голое тело, не пропускает воздуха, а «рассупониться» нельзя: комарье и мошка. Ноги хлябают в больших сапогах. На плечи ощутимо давит рюкзак с продуктами. С каждым километром прибавляет в весе и магнитофон «Репортер». К этому добавились пылающие от мази, укусов и расчесов лицо и руки, липкий соленый пот и жгучее солнце. Но все скрашивала тайга! В конце июля она уже оправилась от затяжных дождей, и на солнце все цвело зрелой красотой, источало такой дурман, что дышать было трудно. Впереди я видел только плечи товарищей. Над каждым качалось серое облако гнуса. Но вот наш «старшой» Долбилин наконец намечает отдых у ближайшего ручья. Не знаю, как кто, но я об этом просто мечтал: вот он холодный тихонький ручеек, вода его непременно должна чуть отдавать болотцем и прелой хвоей и быть необыкновенно вкусной… Но когда в полдень мы достигли-таки этого безымянного ручья, то увидели лишь его безнадежно высохшее русло, облепленное желтыми бабочками. И когда одна из них доверчиво села мне на руку, подумалось: наверное, это добрый знак – сегодня самолет будет найден. И пока мы копали лунку, цедили мутную водицу в котелок, жгли костерок и заваривали чай, эти непуганые бабочки садились даже на бутерброды... Когда прошагали от нашей стоянки метров 200, я хватился ножа – он остался там. Парни ждали. Я бегом бросился назад. Нож был воткнут в пенек – как и оставил. Я сложил лезвие и... замер. У моих ног в мягкой земле была смачно вдавлена кривая медвежья ступня. Как ненормальный, я уставился на травинку, которая там, где между плюсной и пяткой есть выемка, раскачивалась и силилась подняться! Когда я, едва переведя дух, рассказал ребятам об увиденном, охотники меня «успокоили». Оказалось, они давно знают, что за нами по следу идет мишка – ну и что? Он сейчас сытый, не опасный. А что любопытный – так это от природы. Может, он и сейчас стоит в двух шагах за деревьями и наблюдает, да не может, а точно – наблюдает! Другие полчаса от тех сообщений мне было не по себе. А после снова усталость и монотонность маршевого хода взяли свое – я уже не обращал внимания на часто встречающиеся медвежьи следы. В блокноте сохранилась истертая строчка: «На хребте Высоком в 16:30 еще привал». Несколько наших выстрелов эхо снесло вниз, в распадок. Но никто не ответил. Солнце садилось, меж деревьев быстро становилось сумрачно. К лагерю выходим почти в темноте. Ног я уже не чую, но отмечаю огонь костра за стволами, собак, нас облаявших, настороженные лица. После первых приветствий – самый главный вопрос: – Нашли? – Нашли, нашли. Об этом после. Садитесь к костру, ужин еще не остыл... Блаженствуем: мелкими глотками пьем горячий чай. Но включать магнитофон сегодня я уже не стану. Главное будет завтра: самолет. Где он? – Да недалеко, километров с десять... – Отдыхайте, а поутру сходим... – Ребята… (не знаю, как точно сформулировать вопрос и пауза получается неловкая)... А летчики? – Здесь. Собрали все, что смогли… И парни показывают на большой полиэтиленовый сверток, перетянутый ремнями у дальнего дерева... И все оставшееся до рассвета время я ощущаю за спиной этот пакет. И уже не могу не думать о нем. Я сплю и не сплю. Ночь летит. Сияют звезды... Утром сыро было в тайге. Собаки носились по кустам, и вскоре их впору было выжимать. До места добирались по колено в росе. И вот кто-то негромко крикнул: «Сюда!» На карте эта гора обозначена так: «521 метр». Я было кинулся. Но встал, едва увидел первую железку в траве. Как описать это? Перед нами было место гибели людей. Защелкал фотокамерой Валера Орсоев. Парни занялись работой – для них-то потрясение было вчера. А я просто стоял, оглядываясь вокруг, и на меня никто не обращал внимания. На сравнительно небольшом участке, меж стволов и кустарников, там и сям разбросаны куски обшивки, непонятного мне назначения агрегаты, узлы, детали. Ребята вывели меня на исходную точку и повернули лицом к северо-востоку. Отсюда самолет начал срезать верхушки сосен. Двинемся его последним курсом. От первого сильного удара о дерево оторвалась плоскость. Вот она, точнее, часть ее вместе с тяжелым большим двигателем. И крыло тяжелое, обшивка рваная – наверное, на таких крыльях возвращались с заданий на базы израненные бомбардировщики. А этот уже никуда и никогда не вернется. В зияющие дыры между ребрами лонжеронов проросли березки. На рядах клепок – уже замытая временем блеклая краска пятиконечной звезды. Красная или белая – какая разница? И у нас, и у американцев пятиконечная звезда была одна. А это что за холм? Размером – с мой рост. Откуда он здесь? Начинаю ковырять землю. Добираюсь до металла. Боже, да это двигатель! И ведь в момент падения он еще на полную мощность работал. И винты вращались вовсю: сначала вспороли глубокий плотный снег, а потом и каменно-мерзлую землю под ним. Так и лежит мертвый двигатель с изогнутыми назад лопастями винтов – это они наворотили перед собой груду земли и зарылись в нее. Теперь это будто могильный холм. На нем полыхают жарки... Шаг. Еще шаг. Еще... Вот вторая плоскость с двигателем. И далее по этому страшному коридору впереди лежит накренившийся фюзеляж. Страшно выглядит тело без рук. Кабина разрушена напрочь. Все смято, искорежено, все в дырах. Одиноко торчит руль высоты… Несмотря на то, что накануне парни здесь основательно поработали и кое-что унесли в лагерь, поиск продолжается. У многих самодельные щупы наподобие саперных – палки с насаженной проволочной «пикой». Такой штукой легко протыкается мягкая таежная земля. За годы мелкие предметы скрылись от глаз под слоем хвои и листьев толщиной в 30-40 сантиметров, а то и глубже. Командир экипажа – капитан Дмитрий Михайлович Лобарев. Штурман корабля – капитан Михаил Константинович Ершов. Воздушный стрелок-радист Василий Николаевич Нечепуренко (единственный сохранившийся снимок). Все разбрелись. Я тоже выбираю небольшую площадку, опускаюсь на колени и достаю нож. Через полчаса – первые находки. Вот осколок плексигласа со спичечный коробок. Ржавое звено пулеметной ленты с двумя позеленевшими гильзами без пуль. А вот и целый патрон – тяжелый, крупного калибра, на смертоносной головке – красный ободок: или бронебойный, или «трассер» – не знаю, как было принято помечать боеприпасы у американцев... Незаметно завечерело. Заныли над ухом комары. Потянуло прохладой. Надо возвращаться: к исходу дня за нами придет вертолет. Долго вертели в руках ржавые почерневшие цилиндрики – они были увесистыми, но назначения непонятного. Кто-то предложил потянуть за «язычок», торчавший сбоку. «Язычок» легко пошел вокруг, и нам осталось только снять верхнюю крышку. Подобного способа открывания консервов (а это были они) до этого никто не знал. Открыли – и что же? Сверху лежала промасленная пергаментная бумажка. А под нею – плавленый (правда, слегка затвердевший) сыр. На вид выглядел доброкачественно – желтый, с положенной «слезой». Ковырнули – в воздухе аппетитно запахло. Сразу почувствовали, что проголодались. Но пробовать консервы сорокалетней давности, конечно, не решились. Рискнули дать собакам – те дочиста вылизали банку. Что ж, пора в лагерь… Забегая чуть вперед, скажу: в самолете «Бостон» погибли Д. Лобарев, М. Ершов и В. Нечепуренко. Это был первый найденный нами экипаж, который считался пропавшим без вести с 24 марта 1943 года... (Полностью очерк опубликован в книге «Летящие».)
|
|