Солдат (Часть 4)

Новый рассказ Евгения Корзуна. (Продолжение. По ссылке - часть 3).

– А у вас случайно не сохранились письма с фронта? – поинтересовался я с робкой надеждой. – Интересно было бы узнать – о чем вы тогда думали?

Лицо Саввы Ивановича прояснилось, словно его озарил блик молодости.

– К сожалению, не сохранились. Я ведь писал на родительский дом, а когда пришел с войны, женился, поставил вот этот дом. Письма остались у матери, и после ее смерти постепенно затерялись. Тогда этому особого значения не предавали. А вот одно, последнее письмо Петра, старшего брата моей жены, сохранилось. Он погиб под Москвой в декабре 41 года. Его сохранила моя жена, она была человеком бережливым и аккуратным, да и любила его очень. Он вообще был человеком доброжелательным и отзывчивым. А жена его Таисия влюбилась в него, когда училась в школе, для нее, кроме Петра, вообще никого не существовало…

– Можно посмотреть это письмо?

Мне вдруг померещилось, что в этом письме обязательно должна быть какая-нибудь, доселе неизвестная, военно-историческая новость, которая станет открытием.

– Конечно можно, – с этими словами Савва Иванович встал и принес письмо.

Передо мной лежал ветхий, истертый руками и временем листок бумаги. Казалось, что я прикасаюсь к тому времени и тем событиям, к самой войне. Это письмо было написано простым карандашом. Буквы стояли неровно, высовываясь из строки то вниз, то вверх. Наверно, писалось оно где-нибудь в неудобном месте, на коленях. Сколько раз я видел в кино, как солдаты перед боем пишут письма домой, притулившись поближе к теплу и свету. Каждый отправлял домой частичку надежды на скорое возвращение. Других изобразительных представлений мне брать было неоткуда. А может, так оно и было на самом деле. С разрешения Саввы Ивановича, свернул листок, решив прочитать его потом.

Я стал прощаться с Саввой Ивановичем. Он проводил меня до машины, и я тронулся в обратный путь.

Дорога, по которой трясся наш уазик, напоминала фронтовую после артобстрела. Я ехал, словно с войны, и думал о Савве Ивановиче, на первый взгляд, неприметном человеке, в котором сконцентрировалось столько мужества, безотказности, самоотдачи. Какой он дюжий человек и воин! Ну, разве можно в этом совсем простецком лице разглядеть героя? Видимо, героизм не в мускулах и кулаках, и не в атлетической фигуре, а в душе человека, в его осознании долга. Вот могучий Быков на днепровской переправе сбежал, а неказистый Савва Иванович думал о том, чтобы поскорей загрузить понтон и переправить пехоту на противоположный берег. Как он остался живой? Ночью, полуоглушенный в воде… Представил его в набрякшей водой гимнастерке, босого, с мокрыми, прилипшими к голове волосами. Представил, как он, до того не признававший Бога, заходит в часовенку, оставляя мокрые следы на деревянном полу, и осеняет себя крестным знамением. Потом подходит к иконе Спасителя, ставит свою свечку к уже поставленным ранее и, отступая назад, еще раз крестится, произнося молитву, наверно, слышанную им сотни раз из уст своей бабушки:

Господи, не дай меня на произвол врагам моим,

Но ради имени Твоего святого

Сам води и управляй мною…

За одно то, что его погибший расчет обеспечил высадку нашей пехоты у немцев под носом да еще переправил туда несколько пушек и минометов – за одно это достоин он геройского звания, а уж все, что было потом, только подтвердило это высокое звание. Савва Иванович четыре года ходил рядом со смертью каждый день, форсировал реки, тонул, брал «языков», вынес командира с поля боя, ходил в тылы врага. Какая это несправедливость, думал я. И это никак нельзя было изменить. Но пусть люди хотя бы знают об этом. Я стал думать, как бы звучал приказ о награждении Саввы Ивановича званием Героя Советского Союза. Я таких приказов никогда не видел, но в моем представлении он выглядел бы так:

ЗА ОСВОБОЖДЕНИЕ ГОРОДОВ РОССИИ, ПОЛЬШИ, ГЕРМАНИИ, ЗА ПРОЯВЛЕННУЮ САМООТВЕРЖЕННОСТЬ И ГЕРОИЗМ ПРИ ФОРСИРОВАНИИ РЕК ДОНА, ДНЕПРА И ДРУГИХ ВОДНЫХ ПРЕГРАД, ЗА СПАСЕНИЕ СВОЕГО КОМАНДИРА В СЛОЖНОЙ БОЕВОЙ ОБСТАНОВКЕ, ЗА ДЕРЗКИЕ ВЫЛАЗКИ В ТЫЛ ПРОТИВНИКА, ЗА ОТВАГУ И МУЖЕСТВО, ПРОЯВЛЕННЫЕ В ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ, ПРЕДСТАВИТЬ СТАРШЕГО СЕРЖАНТА БОГОЛЮБОВА САВВУ ИВАНОВИЧА К ЗВАНИЮ ГЕРОЯ СОВЕТСКОГО СОЮЗА С ВРУЧЕНИЕМ ЕМУ ОРДЕНА ЛЕНИНА И МЕДАЛИ «ЗОЛОТАЯ ЗВЕЗДА».

Вот такой приказ я придумал, пока трясся на редакционном уазике из Назаровки.

Вернувшись домой, захотел немного посидеть над записями, сделанными у Саввы Ивановича. За небольшой частичкой фронтовой жизни, о которой он мне рассказал, просматривалась бездна пережитого и перечувствованного. Но прежде мне хотелось прочесть фронтовое письмо и сделать историческое открытие. Вынул из сумки листок. На нем навсегда остались полоски-вмятинки, по которым можно было опять сложить его в треугольник. Тогда эти заветные треугольнички ждали в каждой семье. Сколько радости приносили они! Их читали и перечитывали. Наверняка приходили соседи разделить радость, узнать о «своем», ушедшим вместе с соседом в один призыв. Обсуждали и гадали над недосказанностью строки. Но все обсуждения заканчивались одним и тем же: «Слава Богу, жив!»

Здравствуйте, мои родные!

Во-первых строках своего письма сообщаю, что я жив и здоров и того же желаю вам! Пишу вам четвертое письмо, а от вас получил только два. Наверно, другие два еще в пути, и я жду не дождусь, когда они придут. У нас всех настроение хорошее, боевое, но кого ни спроси, все соскучились по дому. После разгрузки мы ротами прошли в метро. Тут было рядом. По самоспускающейся лестнице съехали вниз под землю, а потом также поднялись наверх. Под землей тоже ходят поезда, как наверху. Чудно! Кремля не видели, говорят, что под ним проехали на метро. Не знаю, правду говорят или болтают. Когда ехал сюда, все время думал, вывезли ли вы по первопутку дрова и сено? Ты, Таисия, проси у председателя лошадь. Пока снег небольшой, надо вывозить. Потом навалит, вывозить будет тяжело, а начнет переметать дороги – и вовсе. Здесь тоже зима уже вовсю заезжает, и через недельку, надо думать, крепко застолбится. Снега вокруг нонче много, и все идет и идет. Деду Степану скажи, что шомпол от «переломки» лежит над дверями бани, а то он хватится и не найдет. Я около бани чистил ружье, шомпол положил наверх, ну, и забыл, а недавно только вспомнил. Может быть, они с Тимофеем Тимофеевичем сговорятся и сбегают в тайгу. Были бы с мясом. Тимофей Тимофеевич мужик прицельный, знает где что взять, с ним наверняка. Тот стожок, что накосили сегоды на ближней елани, разделите пополам с матерью, сделайте хорошее дело, кроме вас ей помочь теперь некому. Судя по обстановке, писать будет некогда. Немцу хребет надо перебить, это у нас понимают все. Напишу не скоро, но все время буду думать о вас. А вчера, Таисия, я видел тебя во сне. За эти три месяца ты мне привиделась первый раз. Будто я тебя и наших девчат перевозил через протоку на лодке с покоса. Ты села в лодку ко мне спиной и все время щебетала с девчонками, а ко мне даже ни разу не обернулась. Я все время хотел тебя тронуть за плечо, чтобы посмотреть на тебя, но почему-то не тронул, а только греб и греб. Так я твоего лица, Таисия, и не видел. Ты что, Таисия, с девками наговориться не можешь? До чего же вы любите чесать языками, прямо беда, что во сне, что наяву… Когда ты сидела ко мне спиной, я на твоем затылке разглядел все волоски. Ты у меня самая красивая… Таисия, я так по тебе соскучился…

В том письме я спрашивал, одну ли тебя оставил? Может, понесла да помалкиваешь? Если что, имя загадывай сама, ты лучше придумаешь, я на всякое согласен.

Обнимай нашу дочь. Как она закончила первую четверть? Передавай привет матери и дяде Кеше.

Крепко вас обнимаю и целую.

Петр.

• Продолжение следует. По ссылкам:
• Солдат (Часть 1)
• Солдат (Часть 2)
• Солдат (Часть 3)

• Расскажите об этом своим друзьям!