Ко Дню геолога: самый трудный сезон

Владимир Васильевич Булдыгеров с 1959 по 1978 год работал старшим геологом геолого-съёмочных партий, проводивших исследования в горно-таёжных районах Сибири.

С 1978 по 1988 год, защитив кандидатскую диссертацию, в должности научного сотрудника в ВСНИИГГиМСе изучал геологию зоны БАМ.

С 1988 по 2016 год в должности доцента преподавал на геологическом факультете Иркутского госуниверситета, продолжая до 2004 года участвовать в исследованиях ВСНИИГГиМСа.

Уйдя на покой, Владимир Васильевич написал книгу воспоминаний «В маршрутах и походах», в которой на своём примере показал ежедневный тяжёлый труд геологов в поле.

Как известно, поколением геологов прошлых лет созданы геологические карты всей территории страны, которые и сейчас используются во многих отраслях хозяйства, а открытые геологами месторождения полезных ископаемых до сих пор являются основой промышленности страны.

Сегодня мы предлагаем вашему вниманию отрывок из книги Владимира Васильевича.

***

В 1958 году, окончив четвёртый курс, я отправился на преддипломную практику в Анамакитскую партию Северо-Байкальской экспедиции, проводившую поисковые работы в центральной части Верхнеангарского хребта. Там меня, ввиду дефицита ИТР, после короткого инструктажа по геологии района, поисковым задачам, методике и условиям работы, сразу же сделали самостоятельным маршрутчиком.

Площадь поисковых работ Анамакитской партии имела вид квадрата со стороной 20 км. Единственной дорогой на площади была оленья тропа, которая пересекала её почти посередине в меридиональном направлении. Маршруты до границы площади и обратно составляли до десяти километров. Отметки вершин доходили до 2500 м, относительные превышения – до 1500 м. Склоны крутые, скалистые, часто с обрывами до нескольких сот метров и «живыми» россыпями.

В маршрутах часто приходилось преодолевать эти «живые» россыпи, которые разделяли скальные гребни. Обычно, стоя на таком гребне, я намечал путь до следующего скального выступа. Выбирал камни покрупнее и бегом по ним преодолевал глыбовую россыпь, а за мной с угрожающим шумом и скрежетом камни начинали ползти вниз. Иногда выбирал крупную плоскую глыбу и на ней проезжал некоторое расстояние, всегда находясь в напряжении, в готовности перепрыгнуть на другой камень.

В маршруте приходилось пересекать несколько скалистых водоразделов разной высоты. Поднимаясь на них, никогда не знал, где и как удастся спуститься с другой стороны. Вдруг там обрыв и придётся его обходить, вернее, облазить? За день редко удавалось пройти более пяти километров, поэтому переходы до границы площади и обратно в основном были многодневными и занимали порой четыре-пять дней.

С целью поисков полезных ископаемых по проекту надо брать сколки пород через 50 м весом не менее 50 граммов, плюс образцы встреченных пород и пробы, если встречалось видимое оруденение. К концу маршрута в рюкзаке накапливалось до десяти килограммов образцов, а ещё – продукты, снаряжение и одежда для ночлега.

• Хотите читать нас в социальных сетях? Пожалуйста: Одноклассники, ВКонтакте. А еще есть Яндекс-Дзен.

В Нижнеангарске свободная рабочая сила отсутствовала, и маршрутных рабочих найти невозможно, поэтому в маршруты, вопреки технике безопасности, ходили по одному.

Мы кооперировались по двое или по трое маршрутчиков. Делили груз, намечали место ночлега, шли параллельными маршрутами, к вечеру сворачивали к намеченному месту ночёвки. Я ходил обычно в паре со старшим коллектором, которому было 35 лет. Он был самым пожилым в партии, поэтому звали его Дедом.

Ночевать приходилось в днищах каров (каменных желобах), где росли лишь редкие кустики стланика, заросли кашкары и карликовой берёзки. По утрам даже в июле вода покрывалась ледком. Мы брали с собой палатку-альпийку, которую ставили на молотках, котелок, кружку, ложку, нож, фонарик, чехол от спальника, тёплое бельё, шерстяные носки. Продуктов брали по минимуму и делили поровну. Из уважения к «старости» моего напарника и по его просьбе я брал дополнительно палатку. С вечера засыпали, но в полночь просыпались от холода. До восхода солнца в полудрёме дрожали, пытаясь согреться. Солнце пригревало, можно бы ещё поспать. Но в семь – восемь часов надо было вставать и идти в маршрут. И таких походов было немало. Вот пара рассказов о наиболее впечатляющих.

В конце июля наш табор располагался на левом борту долины ручья Анамакита Ангарского, куда смогли подняться олени. Кроме нас с Дедом на таборе находился прораб Боря Цедендамбаев и рабочий Алексей. Они оценивали проявление молибдена: Алексей копал канавы, а Боря документировал их и отбирал пробы. Связи не было, поэтому мы не знали, где олени и когда они придут с продуктами – они у нас заканчивались. Боря с Алексеем ушли за ними.

Нам осталось сделать последний двухдневный маршрут. Надо было обследовать цирк в вершине ручья Правый Анамакит Ангарский. Утром проснулись под шум дождя. Пережидаем дождь один день, второй, а он не кончается. Осталось совсем мало продуктов. На третий день дождь на некоторое время перестал, и мы пошли в маршрут. Но только отошли с километр, как дождь зарядил снова. Возвращаться назад на табор, где нет продуктов и неизвестно, когда их привезут, не имело смысла. Пришлось бы идти вслед за товарищами на поиски каравана, а затем возвращаться из-за двух маршрутов, терять много времени. Как в песне: «...и нельзя повернуть назад». Решили идти дальше – авось дождь кончится! Плащей у нас не было. Наступил вечер, мы промокли насквозь, а дождь не кончается. Кругом камни с редкими кустиками стланика. Даже палатку негде поставить. Начало темнеть. Вдруг видим небольшую, относительно ровную площадку и на ней – кучку наломанного засохшего стланика. (Как я выяснил потом, здесь год назад ночевали геологи Сосновской экспедиции, которая занималась поисками месторождений урана.) Кое-как поставили на молотках палатку, забрались в неё и стали устраиваться спать. Но пока возились, задели её изнутри, и она стала протекать. Попытались уснуть. Но мы мокрые, да и с палатки постоянно капает холодный душ. Дрожь пробирает, зуб на зуб не попадает. Только скрючившись, немного согреешься и задремлешь, как начинают болеть кости, затекать мышцы. Переворачиваешься на другой бок и начинаешь снова стучать зубами. Так мы мучились всю ночь. Свербила одна мысль: скорее бы рассвет! Но вот стало светать, а дождь не заканчивается. Дед не выдержал:

– Я вылезу, побегаю, а то совсем застыл!

Выбрался из палатки, сделал несколько кругов вокруг неё и снова залез внутрь. Наконец на наше счастье дождь стал заканчиваться, к 11 часам выглянуло солнце. Немного обсушились, сварили немного еды, и в два часа отправились в маршрут. Пришли обратно, разделили поровну остатки еды – по кусочку сухаря и сахара – и легли спать. Утром еды у нас уже не было. Попили пустой чай, свернули вещи и отправились на табор.

Мой курящий напарник израсходовал почти все спички. Осталось четыре штуки. А мы не знали, что нас ждёт на таборе и пришли ли олени с продуктами. Дед отдал мне оставшиеся спички и сказал, чтобы я не давал их ему, когда он захочет курить.

– А то придём на табор, даже нечем будет развести костёр – объяснил он.

Маршрут проходил по правому борту ручья по каменным глыбам и скальникам. В середине дня мой напарник начал канючить спичку, говорил, что уже не может идти без курева. Упросил меня, выделил я ему одну спичку.

Пришла пора перебираться на другую сторону ручья, но оказалось, что он здесь течёт в каньоне. С обеих сторон скальные обрывы высотой до пятидесяти метров. Наконец нашли место, где можно спуститься к ручью. Спустились, а на той стороне – тоже скальная стена. Стали искать место, где можно выбраться из каньона. Нашли наклонный уступ шириной в полметра, который выходил к каменной россыпи. Стали по нему подниматься, иногда прижимаясь грудью к скале и распластав руки. Я шёл первым. В одном месте уступ прерывался на ширину большого шага, а внизу обрыв метров двадцать и тяжёлый рюкзак за спиной. Стало страшно. Но выхода не было, надо перешагивать пропасть. Я остановился, собрался с духом и благополучно шагнул. Мой напарник добрался до этого места и остановился.

– Как ты здесь перебрался? – испуганно спросил он.

– На честном слове.

– Как это?

– Сказал себе: «Честное слово не упаду!» и шагнул.

Он несколько минут насмеливался и наконец тоже шагнул. Обошлось!

Выбрались на камни.

– Фу! Слава богу, выбрались! По этому случаю надо закурить, – заявил он. – Без курева не могу идти дальше.

Уговорил он меня, выдал я ему спичку. Осталось их две.

Без еды и по такому трудному пути мы обессилили, а надо подниматься к табору по камням в гору. Можно продвигаться только прыжками с камня на камень. Еле двигаемся, останавливаясь через каждые десять метров. Наконец выбирались к табору, видим палатку, около неё горит костерок и на брезенте сушатся сухари! Их промочил дождь, и они заплесневели. Олени ушли обратно, а Боря ушёл документировать канаву.

Стали мы ждать оленей, которые нас вывезут с этого табора. Прошло три дня. Питались в основном сухарями и чаем с сахаром. Так как сухари заплесневели, мы выбирали самые сохранившиеся. На третий день к вечеру, когда пришли олени, осталась только горстка сухарей. Так закончился мой самый тяжёлый маршрут в этом сезоне, да, пожалуй, и во всей моей геологической бытности.

В начале сентября вершины гор уже посеребрил снег, но склоны ещё чернели. Надо было сделать последние маршруты в районе перевала между Анамакитами Ангарский и Мамский, чтобы закрыть участок, оставшийся неисследованным. Туда отправились трое: геолог Аркадий Залуцкий, старший коллектор (техник-геолог) Женя и я. На перевале поставили палатку-альпийку и пошли по одному в маршруты.

Мы с Женей худощавые, а Аркадий – здоровяк. До выезда в поле он весил 110 кг. За поле, правда, похудел килограмм на 30. А палатка маленькая. На ночлег первым в палатку забирался я, за мной Женя. Он заваливался на меня, и тогда в палатку мог втиснуться Аркадий. Ночевали, тесно прижавшись друг к другу. Да так и теплее было. На другой день проснулись под шум дождя. Два дня пролежали в палатке, выбираясь лишь для приготовления пищи и по «суровой необходимости». На третий день дождь прекратился, мы сделали ещё по маршруту.

Надо бы пройти ещё по маршруту, но ночью опять пошёл дождь. Утром он перешёл в мокрый снег, и склоны побелели. Продукты кончились. Делать нечего, надо идти на табор, до которого шесть километров. Свернули мы палатку и тронулись в путь. Сапоги у меня порвались напрочь – из них торчали портянки. Ноги сразу промокли и заледенели. Одежда тоже промокла насквозь. Руки замёрзли так, что пальцы не гнулись. Молоток пришлось держать под мышкой. Тропа была каменистая, камни обледенели. Быстро, чтобы хоть немного согреться, не пойдёшь. До табора мы плелись больше двух часов.

На таборе палатки с печками, костёр горит, варится еда. Благодать! Старший геолог Леонид Михайлович, увидев наше состояние, достал из заначки бутылку коньяка, налил нам по полкружки. Мы переоделись в сухую одежду, выпили коньяка, напились горячего чаю и залезли в спальники. Меня ещё долго колотила дрожь. Наконец уснул. Через два часа проснулся совершенно здоровым, как и другие мои спутники. Как будто и не было этого похода! Смотрю – а у моего спальника стоят новые рабочие ботинки. Леонид Михайлович, увидев мою обувь, понял, что ходить в ней больше невозможно...

• Расскажите об этом своим друзьям!