НА КАЛЕНДАРЕ
ЧТО ЛЮДИ ЧИТАЮТ?
2024-10-23-01-39-28
Современники прозаика, драматурга и критика Юрия Тынянова говорили о нем как о мастере устного рассказа и актерской пародии. Литературовед и писатель творил в первой половине XX века, обращаясь в своих сочинениях к биографиям знаменитых авторов прошлых...
2024-10-30-02-03-53
Неподалеку раздался хриплый, с привыванием, лай. Старик глянул в ту сторону и увидел женщину, которая так быи прошла мимо прогулочным шагом, да собака неизвестной породы покусилась на белку. Длинный поводок вытягивалсяв струну, дергал ее то влево, то вправо. Короткошерстый белого окраса пес то совался...
2024-11-01-01-56-40
Виктор Антонович Родя, ветеран комсомола и БАМа рассказал, что для него значит время комсомола. Оказывается, оно было самым запоминающимся в жизни!
2024-10-22-05-40-03
Подобные отказы не проходят бесследно, за них наказывают. По-своему. Как могут, используя власть. Об этом случае Бондарчук рассказал в одном из интервью спустя годы: «Звонок от А. А. Гречко. Тогда-то и тогда-то к 17:20 ко мне в кабинет с фильмом. Собрал генералитет. Полный кабинет. Началась проработка....
2024-10-30-05-22-30
Разговор о Лаврентии Берии, родившемся 125 лет назад, в марте 1899-го, выходит за рамки прошедшего юбилея.

Язык в эпоху перемен

17 Апреля 2019 г.

Наверное, ничто так полно и объективно не отражает духовное состояние общества, как наш язык, от повседневного до литературного.

Заметки о современном русском.

  • От редакции МГ: публикуя эту точку зрения на судьбу русского языка и происходящее с ним (а значит, и на историю страны и ее народа) - подчеркнем, что она не единственная и не может претендовать на абсолют, при всей убежденности автора. С другой точкой зрения, во многом альтернативной изложенному - можно ознакомиться в материале по ссылке.

В своё время крепко, точно скала, стояла не покорившаяся никаким врагам Российская империя – и таким же высоким, имперским, под стать государству, был тогда русский язык, ставший основой для Золотого века отечественной литературы. Не уронила достоинства нашего национального языка и другая – Советская держава, где также во всём царили размах, величие, имперское сознание, не допускающее в культуре и литературе ничего уродливого, низменного, грязного.

А как плодотворно развился в те годы язык русской прозы, став подлинно народным в произведениях Василия Шукшина, Виктора Астафьева, Валентина Распутина, Василия Белова... Причём у каждого из них язык был народным на особый лад, по-своему неповторимым и самобытным. Но щедрой на таланты оказалась тогда и так называемая городская проза, и военная. Блистала яркими именами поэзия, успешно развивалась драматургия... Словом, литература процветала во всём своём богатстве и многообразии.

Но после развала Советского Союза кончились благословленные времена и для литературы, и для самого русского языка. Да и как было языку, имперскому по своей природе, уберечься от неизбежного падения, если так бесславно закатилась целая империя, пусть даже и «красная»? Ведь язык – живой организм, кровно связанный с судьбой своего народа. И пока мы жили в спокойной, беспечальной стране, таким же благополучным оставался и русский язык, находясь под защитой сильного государства.

Да, была цензура, не только политическая, идеологическая, но и нравственная. Существовало ясное понимание, что «культура начинается с запретов», как верно заметил один умный человек. А вот это-то, как оказалось, и тяготило больше всего особо «прогрессивных» писателей и деятелей культуры. В условиях строгой советской морали так уж они, бедные, изголодались по смачному матерному словцу. По чёрному слову на белых страницах книг. По срамным речам и действиям на сцене театра.

Но пришёл наконец и их час. Пала прежняя власть, ослабли ненавистные скрепы, зашатались дедовские устои... Никто больше не душил долгожданную свободу слова. Теперь можно было и не прятать истинное лицо за маской фальшивой благопристойности.

Первым скинул надоевшую лицемерную маску небезызвестный революционер Лимонов. Его скандальный роман «Это я – Эдичка», опубликованный где-то в середине 90-х, изобиловал отборной матерщиной и беспардонным описанием сексуальных подвигов. Естественно, что это «новое слово» в изящной словесности бурно обсуждалось. Одни проницательно разглядели в книге лингвистическую и духовную диверсию (а это, конечно, так и было), другие, наоборот, радовались, что столь крутой автор, заговоривший на языке быдла, сумел-таки издать свой дерзкий опус массовым тиражом. Тут было важно, что массовым. Пускай, мол, побольше народу приобщается к «новому мышлению» и «шоковой терапии», на этот раз уже в литературе.

Лимонов оказался первопроходцем, а следом стали появляться книги такого же пошиба у Виктора Ерофеева, Владимира Сорокина. Позже к ним присоединятся Виктор Пелевин, Людмила Улицкая, Дмитрий Быков, Алексей Иванов... И даже сам седовласый патриарх Астафьев в поздней военной прозе уже не гнушался использовать нецензурную лексику, как бы не ведая, что своим авторитетом он окончательно и бесповоротно снимает многовековое табу, наложенное на матерные слова и выражения в русской литературе. Так свобода слова обернулась вседозволенностью, и грань, которая всегда отделяла культуру от антикультуры, исчезла вовсе.

Наверное, в любом другом обществе, менее традиционном, чем наше, это не стало бы для читающей публики таким нравственным шоком, но мы-то действительно всегда были нацией литературной, словесной. Лишённые религии, не зная трудов святоотеческих писателей и философов, мы, тем не менее, и в советской действительности вырастали добрыми христианами. Спасала же нас от бездуховности атеизма и внутренней пустоты наша великая русская литература. И в этом не было ничего удивительного, ведь и религия, и настоящая большая литература в принципе говорят об одном и том же – о человеческой душе, о жизни человеческого духа, о добре и зле, о пороке и добродетели. А главное – учат отличать одно от другого, выстраивают чёткие, без всякого «плюрализма», нравственные ориентиры.

Этим-то мы как народ и были всегда сильны – ясностью своих представлений о мире и человеке, чистотой помыслов, твёрдостью выстраданных убеждений. Потому и верили, что «книга плохому не научит». Пускай в быту, в низинах жизни, сколько угодно могло быть языкового мусора и непотребства, зато книга в народном сознании неизменно возвышалась на пьедестале почёта, недоступная для словесной грязи. И писатели тогда ещё помнили о духовном завещании Гоголя: «Обращаться со словом нужно честно. Оно есть высший подарок Бога человеку... Опасно шутить писателю со словом. Слово гнило да не исходит из уст ваших!» («Выбранные места из переписки с друзьями»).

Только теперь, когда уже безвозвратно потеряна небесная, христианская чистота нашей литературы и культуры, мы можем по-настоящему оценить и это предостережение Гоголя, и то, насколько важна была чистота литературного языка для духовного здоровья нации. Всё-таки ещё полбеды, пока словесная скверна плещется в устной, разговорной речи. Но какую страшную, убийственную силу обрёл мат, появившись в книгах!

Именно тогда и произошёл самый настоящий, непоправимый слом в сознании народа. Мыслимое ли дело: непечатное стало вдруг печатным, аморальное – допустимым, явное зло прикинулось невинностью. Помню собственное, почти катастрофическое впечатление от пресловутого лимоновского «Эдички». Впервые увиденные в книге маты поражали как пули, выпущенные в душу. Книга была из областной библиотеки – потрёпанная, зачитанная почти до дыр. То-то потрудилась она для «воспитания» молодёжи! Через сколько рук прошла, сколько цинизма, ожесточённости, неверия в добро посеяла в неокрепших душах... И чувствовалось почти физически, как этот грязный поток хлынул из романа в людское море.

Так стоит ли удивляться, что после легализации мата в художественной литературе вдесятеро возросло и бытовое сквернословие? Всё логично: во-первых, такова сила и убедительность печатного слова, а во-вторых – если это можно в книгах, то почему же нельзя в жизни? И вот уже трудно избавиться от впечатления, что народ наш как будто подменили. Ничего подобного не было ни в 70-е, ни в 80-е годы. Сегодня не грешат языком разве что верующие люди да старые интеллигенты, а в общем-то крепкие словечки можно услышать от кого угодно. Матерятся школьники и чиновники при должностях, спортсмены и артисты, мамаши с колясками и старухи на лавочках.

Что ж, как мыслят – так и говорят. По причине непреодолимого косноязычия этими «перлами» выражают и восторг, и возмущение, но чаще всего используют их «для связки слов». Да, теперь матами даже не ругаются, на них – разговаривают! Особенно в интернете, где в соцсетях безвылазно тусуется молодое поколение, уже выросшее в обновлённой, так сказать, языковой среде.

И вот эта неуёмная публика создаёт собственную так называемую молодёжную рэперскую субкультуру, в основе которой – всё тот же беспросветный мат и бешеная энергия протеста. Группы рэперов разъезжают по стране с концертами, собирают огромные залы, их матерные тексты с восторгом слушают тысячи фанатичных поклонников. О том, насколько лояльно власть относится к этим публичным сквернословам, говорит такой, поистине поражающий воображение, факт: один из самых известных рэперов, автор матерных песенок Сергей Шнуров (Шнур) недавно был включён в общественный совет комитета по культуре Госдумы. Комментарии, как говорится излишни...

Для полноты картины стоит, пожалуй, добавить ещё два штриха. Книги теперь выходят с маркировкой «Содержит нецензурную брань» (видимо, предупреждение для тех, кто до сих пор считает, что книга – лучший подарок). Такими же оговорками снабжаются и программки в либеральных столичных театрах. Тоже правильно. Чтобы зритель заранее знал, на что он может нарваться. Хотя, допустим, название пьесы нашего земляка Ивана Вырыпаева «Пьяные» говорит уже само за себя. И поставил её режиссёр Андрей Могучий не где-нибудь, а на сцене Большого драматического театра в Петербурге.

О том, какие прискорбные метаморфозы произошли с этим театром, как изменились его идейно-эстетические принципы, написал два года назад в «Литературной газете» известный театральный критик Марк Любомудров. На сцене, где когда-то шёл спектакль по пьесе Александра Вампилова «Прошлым летом в Чулимске» в постановке Георгия Товстоногова, – на этой прославленной сцене сегодня матерятся, дерутся, корчатся в пьяных позах, кощунствуют, проклинают Россию и всё русское. Словом, героем стал «человек оскотинившийся, утративший образ и подобие Божие».

Так «извращается предназначение искусства, взрывается фундамент русской православной культуры» («ЛГ», № 3, 2017 г.).

И если А. Могучий получает за спектакль «Пьяные» премию «Золотая маска» и награду как «лучший режиссёр в драме», то понятно, кто управляет культурными и идеологическими процессами в современной России.

Эти же либеральные властители дум в разных дискуссиях о языке называют мат то «неотъемлемой частью великого русского языка», то «новым реализмом в литературе», то «выдающимся изобретением русского народа». И в таком духе лукавые поборники свободы слова и западных ценностей вещают уже не первый год, словно бы не замечая, что сквернословие давно превратилось в настоящее национальное бедствие, а любезные для них маты ходят рука об руку с жестокостью и агрессией.

Но есть ли сила, способная противостоять этому оглуплению и деморализации населения? Сила-то есть, и это, конечно, Русская православная Церковь, да только голос её звучит на этом поле брани слишком уж негромко – в основном для тех, кто интересуется православием. Широкие же народные массы правды о «русском» мате как не знали, так и не знают. Может, потому, что истину, как известно, надо искать, а ложь и похабщина подаются с доставкой на дом.

Конечно, с религиозной точки зрения мат – это антимолитва и последняя мерзость перед Богом. Особенно непростительным считается известное матерное выражение, где упоминается «мать», а значит, по мнению подвижников Церкви, тем самым возводится хула (страшно подумать!) и на Матерь Божию. Отец Сергий Булгаков, русский философ и богослов, после революции высланный из России на «философском пароходе», даже считал, что именно это привычное и такое распространённое глумление над образом Богородицы в каком-то тайном, мистическом смысле и стало причиной российских катастроф.

Известно, что матерный язык остался в современном русском как наследие языческих, дохристианских времён. Тогда эти слова использовались в качестве магических заклинаний, призывающих на помощь падших ангелов, или бесов. Привлекая на свою сторону «нечистых духов», древний человек направлял чёрную энергетику этих тёмных сил против своих врагов, наводил на них порчу, проклинал их род. Вот какова демоническая, разрушительная сила этих слов! Вот чем, не зная об этом, балуются нынешние любители крепких выражений! Но маты – это язык и самих бесов. Когда они являются перед монахами, то изрыгают самые страшные матерные проклятия.

После принятия христианства на Руси началось долгое и трудное преодоление этого языческого наследия. Формировалась христианская мораль, было введено табу на ритуальную сексуальную лексику. Но старые верования и сопутствующий им язык так никогда и не были изжиты до конца. Однако веками с этим «кобелиным», как его называли, словесным непотребством боролись, знали ему цену, страшились оскорблять этими словами своё окружение и близких. Сегодня же все преграды сметены, и народ своим языком зачастую напоминает тех древних язычников, а не православных христиан.

  • Расскажите об этом своим друзьям!