НА КАЛЕНДАРЕ
ЧТО ЛЮДИ ЧИТАЮТ?
2024-10-23-01-39-28
Современники прозаика, драматурга и критика Юрия Тынянова говорили о нем как о мастере устного рассказа и актерской пародии. Литературовед и писатель творил в первой половине XX века, обращаясь в своих сочинениях к биографиям знаменитых авторов прошлых...
2024-10-30-02-03-53
Неподалеку раздался хриплый, с привыванием, лай. Старик глянул в ту сторону и увидел женщину, которая так быи прошла мимо прогулочным шагом, да собака неизвестной породы покусилась на белку. Длинный поводок вытягивалсяв струну, дергал ее то влево, то вправо. Короткошерстый белого окраса пес то совался...
2024-11-01-01-56-40
Виктор Антонович Родя, ветеран комсомола и БАМа рассказал, что для него значит время комсомола. Оказывается, оно было самым запоминающимся в жизни!
2024-10-22-05-40-03
Подобные отказы не проходят бесследно, за них наказывают. По-своему. Как могут, используя власть. Об этом случае Бондарчук рассказал в одном из интервью спустя годы: «Звонок от А. А. Гречко. Тогда-то и тогда-то к 17:20 ко мне в кабинет с фильмом. Собрал генералитет. Полный кабинет. Началась проработка....
2024-10-30-05-22-30
Разговор о Лаврентии Берии, родившемся 125 лет назад, в марте 1899-го, выходит за рамки прошедшего юбилея.

День первый – день последний

23 Апреля 2015 г.

Мне было 14 лет, когда началась война, и без малого 18, когда она закончилась. Я хорошо помню все военные годы. Главными ощущениями были голод и холод. Ну, с голодом всё понятно – 400 грамм хлеба и какой-то приварок, главным компонентом которого были картофельные очистки. Но на продовольственную карточку полагалось, если мне не изменяет память, 1200 грамм круп, 400 грамм масла, что-то на литеры А, Б (отрывные талончики). На них время от времени «выбрасывали» то одно, то другое.

Однажды на литер А «выбросили» яйца. Многочасовая очередь, волнуясь (хватит ли на мою долю!), выстроилась в кассу. Наконец очередь дошла, подаю карточки кассиру, она «пробила», и я, счастливый, отхожу от кассы, получаю у продавца вожделенные яйца. Но такое бывало чуть ли не раз в году...

Добывать всё это доставалось мне – взрослые на работе, младшие ещё малы, Приходилось выстаивать огромные очереди. На это уходило большая часть каждого дня, и более отвратительного занятия не придумать!

Голодными были не только военные годы, но и послевоенные, особенно 1947 год. Лишь с 1949 года, когда я уже окончил университет, и мы приехали в Иркутск, голод отступил. Но особое отношение к еде сохранилось на всю жизнь.

Не менее памятен холод. Мы эвакуировались в Пермь, тогдашний город Молотов. Зимы жестокие – доходило до 50 градусов мороза, а одёжки было: солдатская шинель, на голове будёновка, а на ногах ботинки на резиновом ходу. Пока добежишь утром до школы – ног уже не чувствуешь. В те годы я отморозил всё, что можно: ноги, руки, уши, нос. И даже вернувшись из эвакуации в Киев – голод и холод оставались господствующими чувствами. Зимы в те годы в Киеве были на редкость холодными. Я жил с приятелем в комнатке, печку в которой за всю зиму ни разу не удавалось вытопить – дров у нас не было... Не оставлял и голод. Помню: иду в институт на лекции, по дороге зашёл в магазин и отоварил хлебную карточку. Пока дошёл до института, «исщепал» все 400 грамм. Отсидел первую пару, голодному учёба не идёт на ум! Пошёл домой, в счёт следующего дня взял вперёд ещё дневную норму, пока дошёл до дома съел и её. А в конце месяца сидишь несколько дней вообще без хлеба...

22 июня 1941 года. В Киеве ранним утром объявили: город находится «на действительном угрожаемом положении». Тогда часты были учебные воздушные тревоги, но это было нечто другое. Во дворе, как обычно утром, появились молочницы из пригородных селений. Они рассказывают, что их поезд бомбили. По этому случаю, они сразу же подняли цены. Но на нас, мальчишек со двора, всё это не произвело впечатления, и мы отправились, как и было задумано с вечера, в ботанический сад за цветущей белой акацией. Наломав по охапке цветов, перелезли через забор и увидели на улице под громкоговорителем толпу. Подошли и мы, по радио выступал В. М. Молотов, объявивший о нападении на СССР немецких войск и начале войны.

На следующий день, забравшись на крышу нашего дома, смотрели, как бомбили завод «Большевик», над ним подымался столб дыма. В магазинах исчез хлеб, вместо него почему-то продавали лаваш. Радио транслировало «победную» музыку, привычные дикторы куда-то исчезли, и объявления произносил какой-то совершенно безграмотный голос с жутким акцентом. Город был засыпан пеплом и клочками сожжённых бумаг – видно, какие-то учреждения жгли архивы. В Киеве появились беженцы с западных районов Украины, присоединённых в 1939 г. Их большой лагерь располагался на розарии у входа в Ботанический сад. Они рассказывали всякие жуткие случаи о нападениях местных жителей на пришельцев с советской стороны.

Немецкая армия стремительно продвигалась вглубь страны. Уже через несколько дней встал вопрос об эвакуации. Первоначально мы собирались уходить из Киева с обозом мединститута – сестра была его студенткой. Предполагалось, что будет организован обоз с подводами, на которых можно будет везти вещи, а люди пойдут пешком. В расчёте на такой путь собрали рюкзачки, положили в них лаваш и какой-то минимум носильных вещей. Куда пойдём, когда придём – всё это в полной неизвестности. На наше счастье, появился какой-то знакомый родителей, а тогда оставалась только мама, отец ещё в 1938 г. был репрессирован как англо-японский шпион (меня всегда поражало это сочетание – где Англия, а где Япония?). Этот знакомый был железнодорожником в каких-то больших чинах, он сумел посадить нас в поезд. И 3 июля мы уехали из Киева в Харьков, считая, что дальше некуда. Но, пробыв в Харькове несколько недель, когда немцы уже захватили Киев, поняли, что и здесь не отсидеться, и поехали в Пермь, где жила старшая сестра мамы – тетя Роза. Там и прошли годы эвакуации. А к 7 ноября 1943 г. Киев был освобождён, и в конце этого же года мы с мамой вернулись из эвакуации. Так что для нас эвакуация прошла более или менее благополучно.

Но в Киеве нас никто и ничто не ждало – наша квартира занята, имущество разграблено, Работы для мама нет – как заявили ей в каком-то органе: «Нам в Киеве евреи не нужны!». И отправили её в Черновицы, а я остался в Киеве и поступил в Архитектурно-строительный институт. Окончив первый курс, осенью, перебрался в Черновицы, где и закончил в 1949 г. геологический факультет университета.

Не знаю судеб мальчишек с нашего двора, но об одном из них мне рассказали. Мой сверстник учился в ремесленном училище. Они ушли из Киева таким же обозом, как и наш. Но немецкая армия обогнала их обоз, они оказались в тылу и разбежались, кто куда. Мальчишка, естественно, пришёл в Киев, и так как он не знал, что родители эвакуировались, то пришёл в наш двор. Его увидал дворник и показал немцу, говоря, «Оце жиденя!», и мальчишку тут же во дворе расстреляли.

Далеко ушёл тот первый день, но вся цепочка событий естественно выстроилась в моей памяти. И вот последний день. Его я встретил так же в Киеве. Ещё за несколько дней до официального объявления об окончании войны ходили слухи о капитуляции немцев. Те, у кого были радиоприемники и кто понимал иностранную речь, говорили о подписании Акта о капитуляции. Со дня на день и мы ожидали сообщения от Советского информбюро. И вот наступила ночь с 8 на 9 мая. В четыре утра в нашу комнату ворвалась соседка, распахнула окно и кричит во весь голос «Ура! Победа!». Мы тут же поднялись и отправились в общежитие университета, находившееся неподалёку, на краю Владимирской горки, той самой, где стоит памятник князю Владимиру, крестившему Русь.

В общежитии уже никто не спал, началось общее веселье – играла музыка, кто-то танцевал, кто-то прикладывался к бутылке... Было шумно и весело, все были счастливы! К рассвету все немного угомонились. Я вышел в парк. Тишина, цветущие яблони, благолепие и вдруг громовой голос Левитана: «От Советского Информбюро. Фашистская Германия подписала Акт о безоговорочной капитуляции. Великая Отечественная война окончена. Победа!». Я не помню точно его слова, но смысл был такой, и звучание его голоса в полной тишине предрассветного парка, цветущие яблони и ощущение счастья – все это помнится до сего времени.

А потом был День Победы! Толпы горожан на улицах, в приднепровских парках, на Крещатике. Помню, что был немного во хмелю, танцевал на огромной пивной бочке, братались с каждым встречным! Так прошёл этот знаменательный день.

Первое послевоенное празднество на Крещатике было в День Победы над Японией и окончания Второй мировой войны. На частично восстановленном Крещатике были уставлены подмостки, на которых располагались оркестры, вдоль всей улицы стояли прожектора и весь город был на этой главной улице Киева!

Так помнятся мне эти знаменательные дни – День первый и День последний, и голод, и холод от первого до последнего.

  • Расскажите об этом своим друзьям!