Амнезия и агрессия

Несколько дней прогрессивное русскоязычное сообщество занималось лайкировкой истории — бесчисленные фотографии из 90-х заполнили соцсети. Несмотря на попытки поставить идеологический заслон флешмобу («остановите 90-е!», «демон 90-х должен сидеть в бездне»), акция продолжается. В ней участвуют уже не только частные лица, но и крупнейшие российские компании, постят фоточки «Вконтакте» и ФБ — вот год основания, вот первая презентация, первая корпоративная поездка. Все в России из 90-х.

Вот только сам фестиваль «Остров 90-х», для раскрутки которого был затеян флешмоб, оказался на линии фронта, где стороны не складывают оружие с 1991-1993 годов.

«Остров 90-х» — отличное название, обозначающее границу, по которой проходит размежевание в оценке эпохи. Все ностальгические восторги о времени свободы и возможностей доносятся именно с острова. Ветер перемен подхватил и понес фургончик с актерами, музыкантами, журналистами, галеристами, предпринимателями, модельерами и моделями в изумрудный город (иногда в прямом смысле изумрудный, зеленый, измерявший успех в долларах). Город-остров располагался в двух столицах, имел центром Кремль, от которого расходились к периферии концентрические круги, захватывая бизнес, прессу, криминал, статусную богему и эстраду. На острове было тепло, иногда до дурного тяжелого жара, как в парной (баня в 90-е играла свою известную роль), тесно, весело, семейно, пьяно, сытно. Чем дальше от эпицентра этой огневой пляски, тем холодней. Где-то на другом конце географии остывала большая земля Россия, но думать об этом было некогда. Обнаружить, что вокруг тонет какая-то остальная страна — и что? Спасти нельзя, помочь нечем, оставалось только не заметить. Даже того, что происходило с соседями, с родителями, с друзьями. Спастись бы самому.

Антагонизм девяностофилов и девяностофобов — вещь принципиальная. Обе стороны признают, что оценка 90-х — точка сборки их личностей. У одного поколения — две разных памяти об эпохе. Два разных портрета Ельцина. Две разных системы ценностей. У выигравших 90-е — амнезия и агрессия, у проигравших — агрессия и документы. Шизофреническое раздвоение поколения, шизофреническое расщепление страны.

Сделанным двадцать лет назад личным выбором объясняется, видимо, такая предельная жесткость, подростковая бескомпромиссность в отстаивании своей позиции: «это у рабов все было плохо, у нас все было хорошо и не волнует» / «мы не позволим проклятым либералам обелять 90-е, время унижения и горя».

Травма 90-х сидит глубоко внутри и у тех, кто был успешен, и у тех, кто пострадал, поэтому локальный флешмоб обернулся криком. Милые размытые фото богемы и политиков 90-х тут же были дополнены хроникальными — рекламный плакат «Свидание с Америкой» на фоне обгоревшего Белого дома, траншеи с трупами солдат в Чечне, бандитские «стрелки», погромы в государствах пост-СССР, городские площади, превращенные в гигантские торжища. Оказалось, что флешмоб неполон без фото стариков, не дотянувших до сытости нулевых, и молодых, не переживших пулю и дозу 90-х. И эти фото предлагалось искать на кладбищах, где на памятниках выбиты даты ранних и безвременных смертей 90-х. И пошли по сети тексты как месть за счастливые фото.

«Это было сложное, но прекрасное время», — написано в листовке «Ельцин–центра», раздававшейся на фестивале, но эти слова кажутся такими же картонными, какими казались накануне перестройки тексты советских газет.

Кто раньше мог говорить о 90-х? Публицисты, политики, экономисты. Гайдар, Чубайс, Сванидзе. Кто мог ругать 90-е? Проханов, Зюганов, Лимонов. Но то был разговор, который летел мимо ушей, то действующие лица столкновения 93-х выясняли отношения. Коммунизм или либерализм, Ельцин или Хасбулатов, красные директора или приватизация? Люди помалкивали. А тут впервые заговорило поколение 90-х.

Хотите почитать свидетельства беженца? — писали мне в личку. Беженцы, нищие студенты, продавцы коммерческих палаток, челноки, перегонщики машин, предприниматели, военные, учителя, риелторы, ученые — оказалось, что почти у каждого есть мощная история из 90-х, которой хватило бы на книгу. И что судьбы успешных людей 90-х часто не менее драматичны, чем судьбы лишенцев.

Истории безымянных героев эпохи — это О'Генри, Диккенс и Маркес. До сих пор этих людей вообще не было в медийном поле. Медиа 90-х их имели в виду только в качестве электората, медиа нулевых записали их в путинское большинство, очарованное гламуром и стабильностью, медиа десятых назвали их ватниками. А оказалось, что у них индивидуальная трагическая судьба, которая, впрочем, не воспринимается ими как трагическая. Где ад, твоя победа?

Из множества линз, через которые поколение смотрело на 90-е, вдруг стала складываться единая оптика, позволяющая понять, реально ли существует то самое консервативное большинство или оно — фейк, наведенный пропагандой, откуда взялась знаменитая пропорция 86 к 14, почему, заслышав слова «демократия» и «свобода», люди в России зовут милиционера, а не оппозиционера.

Еще выяснилось, что дискуссия Проханова со Сванидзе не несет ничего взрывоопасного. А вот когда заговорили «обычные люди», тема 90-х перестала быть удобной — чучелком для битья либералов, громоотводом для претензий к нынешней власти.

Фактически дискуссия о 90-х до сих пор была под запретом. Не в пример больше резких, дерзких, точных статей написано о том, как устроена нынешняя власть, что было не так в нулевые и десятые. Как ни странно, гораздо проще быть нелояльным к Путину, чем к Ельцину. Но 90-е — табу. Потому что речь идет о самых основах Российской Федерации. Роль первого президента России в распаде СССР, семибанкирщина, залоговые аукционы, приватизация, 93 год, Конституция, начало чеченской войны — об этом всерьез не говорят. 90-е запечатаны в общественном сознании, как комната после милицейского обыска. А в той комнате лежат все самые страшные скелеты нынешней России и ответы на вопросы — как это все случилось? В чем была ошибка? Что делать дальше?

Идея вспомнить юность Российской Федерации, 90-е, предложенная «Кольтой», попала, как случайная пуля в бензобак при бандитской перестрелке, и загорелось. Теперь не потушишь.

Казалось, что 90-е давно отболели. Но выяснилось, что никто ничего не забыл и не простил.

Лично я люблю 90-е, потому что повезло и потому что юность. Я была Элли, и ветер перемен уносил меня в пасть волшебника Гудвина. Родители отпустили. Дали возможность получить то, что я так хотела — свободу, под личную ответственность.

Поколению индивидуалистов, менявших страны, идеалы, семьи, любови, сделавшему выбор в пользу денег, славы, карьеры, отбросившему общее ради частного, некого теперь винить, кроме себя. Ни власть, ни соседа, ни отца.

Те, кто проскочил в одиночку 90-е и сложил успешную личную судьбу (а успехом лучше считать не приватизацию советского завода, а способность выжить, не распавшись до состояния чудовища), в десятых оказались вдруг перед проблемой: выяснилось, что в одиночку проскочить в будущее у нас не получится. Постучали из 90-х . Принесли общий счет.

Источник: lenta.ru

• Расскажите об этом своим друзьям!