Огненная дуга |
11 Июля 2013 г. |
Летом 1943 года разразилась крупнейшая в мировой истории битва под Курском, с обеих сторон участвовало более 4 млн. человек и 13 тысяч танков. После поражения в Сталинградской битве Гитлер в приказе от 15 апреля 1943 года требовал: «Я решил, как только позволят условия погоды, осуществить первое в этом году наступление «Цитадель».Это наступление имеет решающее значение. Оно должно дать нам инициативу на весну и лето. Поэтому все приготовления должны быть осуществлены с большой осторожностью и большой энергией. На направлениях главного удара должны использоваться лучшие соединения, лучшее оружие, лучшие командиру и большое количество боеприпасов. Каждый командир, каждый рядовой солдат обязан проникнуться сознанием решающего значения этого наступления. Победа над Курском должна явиться факелом для всего мира». В ставке вермахта ощущалась неуверенность. На то были причины: качественное и количественное соотношение сил на восточном фронте уже сложилось в пользу СССР. По словам Гудериана, на совещании у фюрера, состоявшемся 3 и 4 мая в Мюнхене, командующий девятой армии генерал-полковник Модель заявил: «Противник рассчитывает на наше наступление, поэтому, чтобы добиться успеха, нужно следовать другой тактике, а ещё лучше, если вообще отказаться от наступления». Его поддержал фельдмаршал Манштейн. Наступление всё же было решено начать после трехмесячной подготовки. Район Курского выступа. Июль 1943 г.К началу июля группировка немцев на курском направлении в полосе войск Центрального и Воронежского фронтов была доведена до пятидесяти дивизий (пехотных-34, танковых-14, моторизированных-2). Здесь фашисты сосредоточили до 900 тысяч человек, около 10 тысяч орудий и минометов, 2700 танков. ...На Центральном фронте наши войска сосредоточились в ожидании главного удара. Фронтом командовал генерал армии Константин Константинович Рокоссовский. На этот участок и попал иркутянин Борис Чарный. ФоторазведчикВ Златоусте формировалась 70-я армия, куда по призыву пришло много сибиряков. Среди них был и Борис, иркутский фотограф из ателье «Фото». В 1943 году боевой путь Чарного начался на участке Центрального фронта Курской дуги. Он был в группе армейской разведки армии, которой руководил майор Мирошниченко. В один из июльских дней 1943 года он вызвал к себе старшего сержанта Чарного и не приказал, а просто попросил выжить и выполнить особо важное задание. На участке 70-й готовилось контрнаступление: нужно было срочно отснять немецкие позиции для артиллеристов, оставались сутки. Накануне не вернулась заранее посланная группа разведки с фотографом. Чарный знал коллегу и понял, что тот убит где-то на нейтральной полосе, куда придётся ползти ему. «Пока есть возможность — осмотреть нейтральную полосу», - думая почти вслух, сказал он. «Правильно», - понял его Мирошниченко. Неподалёку от окопов немцев была воронка от снаряда, и Мирошниченко подметил её. Вот и укрытие для фоторазведчика на день. Ползти к ней предстояло ночью, а она выдалась над степью душная и лунная. Над позициями немцев то и дело взлетали осветительные ракеты, раздавался стук пулемётов, но затем всё вновь затихало. Сапёры помогли проползти под проволочные заграждения и сказали: «Дальше сам, браток, удачи! Завтра ждём в то же время». Он полз в лунной ночи к заранее намеченной цели — воронке от снаряда, которую показал майор Мирошниченко. Добравшись, скатился, перевернулся на спину, приготовил фотоаппаратуру и стал ждать рассвета. Приближался раскаленный солнцем день и надо его перенести. В первую очередь осмотреться, определить по блеску окуляра снайпера, который в свою очередь ждёт твоего блеска на нейтральной полосе. Воронка была слишком близко к немецким окопам и Чарный не решился ставить камеру на штатив. В таком положении с рук удобнее. ...За окопами Чарный рассмотрел капониры с хорошо замаскированными танками: «Тиграми» и «Пантерами». На передовой шло какое-то движение — подходила техника. Всё запечатлела плёнка. Борис стал рассматривать позиции артиллеристов, понял — идёт серьёзная подготовка к наступлению. Он снимал всё, что успевал схватывать объектив, но скатывался на дно воронки, когда вспоминал о снайпере, но солнце сейчас было на его стороне, и блики могли появиться только с противоположной стороны. Он сделал ещё несколько контрольных снимков в полосе главного удара и только тогда упаковал аппаратуру в ящик, который приходилось с таким трудом таскать за собой по земле. Ростом Чарный был небольшого. Ночь опустилась такой же душной, но с надеждой на хороший исход: также светила луна, взлетали с той и другой стороны ракеты, хлопали выстрелы, стучали пулемёты. А он полз через нейтральную полосу к своим, с бесценным на сегодняшнее утро грузом, его ждали с нетерпением, и сапёры помогли проползти к своим под колючую проволоку. После обработки в полевой фотолаборатории, фотоплёнки просмотрел Мирошниченко, немедленно вызвал вестового и приказал доставить снимки в штаб армии, хотя знал, что со всеми выводами других специалистов-топографов, они будут в руках у командующего фронтом: оставалось несколько часов до артподготовки. Мирошниченко подошёл к Чарному, похлопал по плечу: «Жди награду, старший сержант!. Борис только отмахнулся, он радовался тому, что остался жив, что не нашла его пуля снайпера. Рокосовский рассматривал снимки: «Во-время начинаем, а то завтра могло быть уже и поздно. Кто разведчик?» «Из группы Мирошниченко, - ответили командующему. «Мирошниченко-- к ордену, а разведчику от меня благодарность, личная!» - сказал Константин Константинович. ...Земля вздрогнула, ровно по времени началась артподготовка перед наступлением, передний край фашистов скрылся в пыли... До своего последнего дня Борис Моисеевич Чарный работал в центральной лаборатории Иркутского завода тяжелого машиностроения, мы были знакомы много лет, когда он делал фотографии для нашей областной газеты «Советская молодежь». Чарный отснял километры плёнок за годы войны, которую закончил в Берлине. В горящей бронеСемьсот танков двигалось вдоль Обоянского шоссе против 6-й гвардейской армии генерал-лейтенанта И. М. Чистякова. С утра 11 июля немцам удалось добиться успехов, но в конце дня наступление на Прохоровку было остановлено, главные события наступили 12 июля. Наносившие удар соединения 5-й гвардейской танковой армии столкнулись с наступавшими на Прохоровку танковым корпусом СС и 3-м танковым корпусом. Бывший житель станции Слюдянка Афанасий Абрамович Заморацкий стал участником танковой битвы, которая могла стоить ему жизни. Его лёгкий танк Т-70 долго сражался среди тяжёлых «тигров» и «пантер». Когда Заморацкого подбили, а танк загорелся, он стал вытаскивать из машины раненого командира, а когда понял, что тот умер, начал тушить себя. Шрамы от ожогов остались на всю жизнь, но после были и другие ранения. А на всю жизнь в памяти оставалась Прохоровка. 30 иркутян воевали в 4-й Гвардейской танковой армии, совет ветеранов группы однополчан в Иркутске возглавлял Иван Антонович Погорелов.
Ремонт в колхозной МТСВ ходе оборонительных сражений армий Центрального и Воронежского фронтов попытки прорваться у фашистов в район Курска провалились. С 24 июля войска этих фронтов готовились к контрнаступлению на белгородско-харьковском направлении. Создание прочной обороны Курского выступа стало предзнаменованием разгрома фашистов на орловском и белгородско-харьковском направлениях. О тех событиях вспоминал генерал-майор — инженер в отставке Иван Наумович Шевченко, в то время он был заместителем 1-го механизированного корпуса генерал-майора Михаила Дмитриевича Соломатина. Они были рядом с гражданской войны. Их боевые пути-дороги сошлись в ноябре 1920 года под Перекопом. Соломатин командовал полком, а Шевченко был адъютантом в 30-й стрелковой дивизии. Имя 30-й дивизии носит одна из улиц Иркутска. Наш земляк Иван Наумович Шевченко вспоминал: «Трофейный вездеход быстро катит на юг, к линии фронта. Степь горит после недавнего боя. Огонь облизывает броневые листы мёртвых боевых машин. И справа и слева от дороги, свесив к земле пушечные стволы, стоят «тигры», «фердинанды», наши Т-34 и Т-70. Командир корпуса генерал Соломатин решил наступать двумя эшелонами. 3 августа утром началось наступление 53-й армии, в состав которой мы входили. Наш корпус ввели в бой в середине дня в переломный момент. Обгоняя боевые порядки стрелковых частей, наши передовые отряды с ходу вступали в бой. Противник отходит, но потери с обеих сторон велики. Надо немедленно эвакуировать и поставить на ремонт повреждённые Т-34 и Т-70: они к завтрашнему бою должны быть в строю. Возле одного из хуторов есть двор машинно-тракторной станции — удобный пункт для сбора и ремонта подбитых танков. Мы должны отремонтировать 20 танков. Из них 17 — средние Т-34, 3 танка — лёгкие Т-70. Таковы наши потери на сегодняшний день В ночь с 3 на 4 августа к рассвету 17 и 20 машин были отремонтированы и готовы вступить в бой. Вскоре прибыли экипажи, и мы сдали им боевые машины. День 4 августа вышёл ещё более напряжённым. Упорный бой — это всегда потери, и у нас опять было много работы. За ночь не управились. Четыре танка отремонтировали к полудню 5 августа. Звонит командир корпуса Михаил Дмитриевич Соломатин: - Как с ремонтом? - Закончили. Ждём прибытия экипажей. - Машины нужны срочно. Сажай своих механиков-водителей, сам веди колонну. Сдать танки в 19-ю бригаду. - Маршрут? - От твоей МТС в Ерике на Стрелецкое, оттуда на Красное. Бригада уже на подступах к железной дороге Меблгород-Харьков... Не могу не сказать немного о Михаиле Дмитриевиче. Наши боевые пути-дороги сошлись ещё в гражданскую, когда он командовал полком 30-й стрелковой дивизии, а я был адъютантом 78-го стрелкового полка. Вместе бились под Перекопом, форсировали Сиваш, дивизия так и стала называться 30-я Сивашская. Тогда мы оба были награждены орденами Красного Знамени. В ноябре 1941 года мы снова оказались рядом. Соломатин командовал отдельной танковой бригадой, я был его заместителем. Под Серпуховым его тяжело ранило, с трудом под бомбёжкой удалось вывезти командира на тракторе, а в августе 1942 года на Калининском фронте меня, тяжело раненого, он вывез из окружения на танке. Так что роднила нас не только многолетняя совместная служба, а нечто гораздо большее, и ко всем распоряжениям и приказам командира корпуса относился я с особым вниманием. Через 15 минут после звонка комкора четыре танка уже мчались полевой дорогой на село Стрелецкое. Мы идём по следу передовых бригад через село Стрелецкое и Красное. По обочинам дороги разбитая и раздавленная боевая техника фашистов. Вот и пристанционное Красное, на его окраине идёт танковый бой. Вижу сразу три подбитых «тигра». 60-тонные стальные громады горят, внутри детонируют боеприпасы. Ближе к нам — подбитая «тридцатьчетвёрка». - Товарищ инженер-полковник, немцы! - кричит в переговорное устройство старшина Степанов. Из Красного навстречу нам выезжает колонна грузовых и легковых машин. Впереди два бронетранспортёра. Видимо другие выходы из села уже перекрыты танкистами 19-й и 37-й бригад. - Вперёд! - приказываю Степанову. Наша, а за ней и три другие «тридцатьчетвёрки» врезаются во вражескую колонну. Фашисты выпрыгивают из кузовов машин, разбегаются по полю». P.S. В результате Курской битвы были сорваны планы Гитлера уничтожить наши войска на Курском выступе и наступлению на северо-восток. В оборонительном сражении, а затем в наступлении наши войска разгромили 30 вражеских дивизий. В битве под Курском наша авиация окончательно захватила господство в воздухе. Победа позволила развернуть общее наступление на фронте от Великих Лук до Чёрного моря.
|
|