ИЗ ЖИЗНИ В АКВАРИУМЕ

С начала этого года я на собственном примере наблюдаю любопытнейший из процессов – взаимного притяжения хронологически близких отрезков времени. Сначала мне прислали (без просьб и как бы даже без повода) интереснейший первоисточник – иркутский телефонный справочник за 1929 год. Только-только он был проштудирован, как областной музей связи сбросил на электронку сканы журналов за следующий, 1930 год. И двух недель не прошло, как Михаил Рожанский выложил в интернете «Женский журнал» за 1928 год. Когда же и Виктория Чебыкина поделилась «Пролетарием связи» за 1928 год, за этим угадывалось уже некое неслучайное соединение.

На обложке «Женского журнала» за 1928 год молодые женщины, мало похожие на передовиков производства, купаются в море и загорают на пляже. Ещё более интересным оказалось приложение «Мода» с выкройками. Тут же красовались и модели в элегантных костюмах и платьях. Но цветная обложка и вкладка с модами казались случайно вшитыми в этот журнал, наполненный суровыми героинями в бесформенных шапках и деревенских платках. Вглядевшись в их лица, можно было заметить правильные черты, выразительные глаза, яркие от природы краски; но плотно сжатые губы и скорбные складки над ними, взгляд исподлобья или полный печали – всё это рисовало картину производственных подвигов, общественной работы по вечерам и по воскресеньям и полной заброшенности собственной семьи. Как ни силился журнальный фотограф, а ни одна из женщин так и не смогла улыбнуться – они просто застыли на журнальной странице, под общим заголовком «Четверо из миллионов».

А на соседней странице театральный обозреватель вещал: «В настоящее время у нас ещё нет своего пролетарского театра с пафосом героической борьбы и мирового социалистического строительства, но мы уже обладаем богатым репертуаром, отражающим революцию. И новая женщина уже отражена в нашем театральном репертуаре. Если сцена буржуазного театра знала женщину-куколку, то выдвинутый Октябрём новый класс пролетариат дал женщину-товарища, женщину-строительницу и поставил по-новому проблемы семьи и брака».

Успокойся, товарищ муж!

В театрах шла «Любовь Яровая», но женская часть зрителей недоумевала ещё: если героиня так любит мужа, отчего она выдаёт его? Ведь понимает же, что его расстреляют? Впрочем, Яровая казалась не такой ходульной, как героиня «Цемента» Фёдора Гладкова, всё повторявшая мужу: «Успокойся, товарищ Глеб!» Или как ещё одна молодая женщина из читаемой по радио повести: она ушла от супруга со своим ещё не рождённым ребёнком, чтобы «воспитать нового человека». Кстати, все эти новые люди часто не имели собственного лица. Потому что главным для них была принадлежность к какой-нибудь группе; к примеру, выпускников фабрично-заводских училищ называли фабзайцами. А юные телеграфистки и вовсе стали как бы принадлежностью аппаратов, на которых работали. Симпатичная барышня Варя теперь представлялась клопферисткой, а её приятельницы – «бодисткой», «юзисткой» и «морзисткой».

В «Женском журнале» печатались заметки об открытии школы женщин-полицейских в Пекине, об обучении военному делу полек, но здесь же можно было прочесть и сугубо семейный репортаж из дома молодого горняка. Автор несколько дней там прожил и подробно описал быт. Правда, в редакции сочли нужным сделать вот какую приписку: «В квартире квалифицированного рабочего поражает чрезмерное обилие вещей. Пролетариат Англии в своей подавляющей части находится ещё в плену мелкобуржуазной идеологии и подражает своей буржуазии».

Резко осуждались и попытки советских женщин следовать европейской моде; главной мыслью тут была та, что «Женщинам нашего профсоюза парижский фасон не к лицу!». Одно из выступлений на профконференции использовал «Женский журнал», напечатавший среди писем с мест: «Наши трудящиеся женщины прилагают все усилия, чтобы «одеться по-модному» и тратят на это массу времени и средств. Пора бросить эту бессмысленную погоню за парижскими фасонами! Нам, работающим на производстве, необходимо выработать свои моды, более простые, доступные для каждой женщины. Необходимо провести широкую кампанию против «парижских новинок» и привлечь общественное мнение к созданию советских фасонов. В смысле упрощения, удобства и дешевизны».

Любителей накрахмаленных воротников поубавилось…

Общее упрощение жизни ощущается и в Иркутске. Скейтинг-палас закрыли, гостиницы передвинули, вывески ресторанов «Модерн» и «Гранд-Отель» ещё можно увидеть, но лишь на отрезке улицы Дзержинского, носящем имя Троцкого. На бывшей Большой, а ныне К. Маркса, теперь и милиция, и краевое ГПУ со всем своим дивизионом. А вместо магазинов главным образом потребительские лавки, и там всё крайне незатейливо: товара либо нет, либо он просто есть. То есть, есть просто сахар, просто мука и просто шапка, безо всяких там кепи, шляпок и прочее. Такие слова, как «золотой», «серебряный» даже и в переносном смысле перестали употреблять. Зато очень востребованы «обрезки», «битая рогожа», «лоскут овчинный», «тряпьё всякое», «битое стекло». Время наступило такое, что комфорт свёлся до пролетарского минимума. Ясли на весь город одни, прачечная – одна. И адвокаты поразбежались: на весь город их только пять. Инженеров, судя по телефонным номерам, только четыре. На самом-то деле, может, и больше, но предпочитают не светиться и потому именуются просто – совслужами. То есть, советскими служащими. В 1928-1929 гг. вообще любят краткость, отсюда и Ирокркомпом, и Иркокрлит, и пр. Очень удобно, кстати, ведь как можно спросить, к примеру с НКПИТа?

В 1928-1929 годах жизнь похожа на старинное полотно, которое вынули из золочёной рамы, соскребли верхний слой и стали прорисовывать новый сюжет. Новоявленные мастера трудятся с энтузиазмом, но, взглянув на картину, время от времени обнаруживают, что старое проступает тут и там отдельными островками. Их скребут, затушёвывают, а они проступают опять. Скоро начнётся большая кампания по вытравливанию пережитков капитализма, а пока в Иркутске, как и по всей стране, подводят итоги первого десятилетия Октябрьской революции и падения царского самодержавия. Художник Пчелин получил и исполнил большой госзаказ, и теперь центропресса активно печатает репродукции с его полотен «Момент отречения», «Передача царской семьи свердловским большевикам для последующего расстрела».

У иркутских связистов скоро начнётся проверка военной работы, и бригадиры срочно закупают брошюру «Как рабочему и крестьянину стать командиром». А также приобретают недавно выпущенный прибор «Эврика»: он очень удобен для тренировок, и цена невысока (5 руб. 50 коп.), да и каждый заряд обходился только в 2 коп. (в то время как боевой патрон стоит в восемь раз дороже). Иркутские связисты рапортуют своему центральному печатному органу о стрельбах в подшефной деревне, о занятиях по воздушно-химической обороне, в противогазах. Но подробней всего рассказывают о ячейке ОСОАВИАХИМа, где собираются не только мужчины, но и их жёны-домохозяйки. Но самой ударным становится последний абзац: «Следующее лето станет для нас порой настоящего перелома в деле военизации профсоюза связистов»!

Да, никто не сомневается в неизбежности скорой войны: как пишет «Пролетарий связи», «весь фашистско-капиталистический мир с бешенством регистрирует наши успехи и беспрестанно вооружается, чтобы сорвать военным походом социалистическое строительство». О будущей войне рассуждают со спокойной деловитостью: «Война потребует…», война отразится на…», «объявление войны вызовет…». Но именно это ощущение и служит толчком к развитию массового физкультурного движения: «Наши спортсмены несут добытую энергию в работу, а когда наступит час, они понесут её на защиту СССР», – пишет журнал «Пролетарий связи» в материале об открытии Первой всесоюзной спартакиады.

А ты умеешь стрелять?!

В 1928-ом пресса напоминала большой аквариум, в который добавили уже ядовитую химию, но отдельные золотые рыбки ещё поблёскивают из-за камней и водорослей. Толстым журналам, менее страдающим от политической трескотни, удаётся ещё оставаться читабельными, но десять библейских заповедей превратились уже «10 заповедей, необходимых при пользовании примусом». Доктора медицины рассуждают ещё об особом отношении к людям умственного труда и даже разрабатывают для них особый режим дня, с обедом в 5 вечера; но свои статьи они уже не подписывают собственными фамилиями. Это и понятно: несколько десятков высококвалифицированных специалистов уже на скамье подсудимых по Шахтинскому процессу. И он явно задуман как показательный, не случайно в Москву прибыла большая делегация немецких рабочих, да и с парижских промышленных окраин шлют призывы не церемониться при вынесении приговора. А русские пролетарии требуют: «Больше бдительности! Заговор раскрыт в Шахтинском районе, но никто не может поручиться, что этого нет в других районах, на других производствах. То, что происходило в течение нескольких недель в Колонном зале, показало нам: не кончилась ещё гражданская война». А в одном из номеров «Пролетария связи» размещён уже фотоснимок с призывами к смертным казням. Правда, речь идёт пока об уголовных преступлениях, но обвинительная лексика отшлифовалась настолько, что совершенно готова к массовому употреблению. «Звериный лик врага» мерещится уже за каждым углом, и враг, конечно же, будет обнаружен и уничтожен. Команда сверху не прозвучала ещё, но готовность исполнять её уже есть. А готовый быть палачом без труда воспримет и роль жертвы. Пока они ещё очень близки, но скоро начнётся большое размежевание.

Правда, у новой знати, ослеплённой собственным положением, ещё остаётся иллюзия, что можно увернуться, спастись, что кого-кого, а её не коснётся страшный каток, ведь она так возвышена и обласкана. Природа этих иллюзий покоится в том числе и на очаровании властью, желанием послужить ей не за страх, а за совесть. Талантливые писатели без подсказки раскраивают и сшивают сюжеты с тоненькой, незаметной, но прочной подкладкой идеологии. И не только общественно-политическим, но и корпоративным журналам обеспечены новые художественные произведения Алексея Толстого, Николая Погодина, Ильи Ренца…

В редакциях ещё спорят и шутят с известной безоглядностью, а в статьях оговариваются: «американская пословица учит…» Ну, уж это они точно зря!

«В пререкания с телефонисткой не вступай ни в коем случае, иначе ответишь по статье 159 Уголовного кодекса»! «Говори только нужный номер: ответа с твоей стороны не требуется»!– в конце на каждой страницы иркутского телефонного справочника за 1929 год – образчик постреволюционной лексики. От пренебрежительного «ты» до откровенного запугивания. И такой характер обращения к абонентам показывает, как изменился их состав к 1929 году. Теперь это были люди, получившие телефон вместе с властью, и с ними требовалось говорить привычным для них языком – просто для того чтобы лучше быть понятыми.

А ты вступил в Общество друзей радио?

Выдвиженцы на руководящие посты из низов представляли определённую опасность для телефонной сети: нехватка у них элементарных познаний, а также и элементарная невоспитанность приводили к постоянным поломкам аппаратов. Для таких абонентов приходилось повторять и повторять очевидное – под прессом страха и унижения.

А прежние, дореволюционные абоненты? Их что же: совсем уже не осталось? Из старорежимных в справочнике 1929 года можно обнаружить разве что купеческого сына Мордуховича, окопавшегося в краевом профсоюзе работников культуры, да известного прежде предпринимателя Лейбовича, ныне доживающего на бывшей Зверевской и уже не ведущего никаких предприятий. С этим в Иркутске вообще напряжённо; сотни агентов разъезжаются каждый день и скупают любое сырьё, чтобы хоть как-то поддержать местную промышленность. В Иркутске четыре артели инвалидов: последствия гражданской войны ещё слишком ощутимы, конечно. Нет работы и многочисленным прежде настройщикам роялей, пианино, фисгармоний и других музыкальных инструментов; со всем управляется заезжий мастер, выпускник Миланской консерватории Джиовани Констанцо. Но при этом открылся музыкальный техникум, и в городе довольно много военных оркестров; даже курсы компехоты запаслись набором духовых инструментов.

Красным командирам и их семьям отдали усадьбу Владимира Платоновича Сукачёва, а также и многие здания в центре. К примеру, на 3-й Красноармейской проживает Гершевич-младший, а наискосок от него – Гершевич-старший. У обоих братьев стоят на квартирах служебные телефоны, и в телефонном справочнике они рядом. Впрочем, если смотреть абонентов по порядку телефонных номеров, то увидим: два первых номера отданы университету, и только потом уж идут телефоны окружного исполкома и штаба стрелковой дивизии. Иркутяне так давно мечтали об университете, что и нынешняя власть выдвигает его на первый план. Учёные и по льготам приравнивались к гегемонам-пролетариям: установка телефона в квартире служащего обходилась в 15 руб. 12 коп. в то время как лицам свободных профессий нужно было выкладывать уже 20 руб. А лицам с так называемыми нетрудовыми доходами и того более – 35 руб. Абонентская плата также различалась: 66, 90 и 120 руб. в год. Кстати: один телефонный разговор (не более 5 минут) обходился абоненту в гривенник.

Чтобы в семье появился бесплатный телефон, достаточно было кому-то выучиться на радиотехника. Слово «радио» вообще на слуху: кого-то приняли работать на радиоприёмо-передаточную станцию, а кого-то – на радиотелеграфный центр. Кто-то служит уже в радиобатальоне, а кто-то – на радиотелеграфнотелефонном узле. В Иркутске создано Общество друзей радио. Кстати, при нём работало и бюро установок, так что очередей на подключение не было. И обходилось оно дёшево – в 5 руб., да и сам радиоприёмник был по карману каждому работающему.

Не хотите ли почиститься?

Но несмотря на то, что власть делала явную ставку на радио, и оно не избежало начавшихся в следующем,1930 году, чисток. Впрочем, как и телефонно-телеграфная связь, где первым сигналом стала чистка в редакции центрального журнала «Пролетарий связи», Новый редактор Шварц был так напуган, что в каждом номере клялся власти в своей лояльности: «Прежний коллектив был, действительно плох, но его уже нет, а мы, с помощью бригады по чистке принимают все меры к изжитию недостатков». Никого почти не осталось и из недавнего состава центрального аппарата связи, причём, причём, каждый был смещён руками какого-нибудь рядового связиста: комиссия по чистке прямо просила через корпоративный журнал, чтобы с мест им сигнализировали, кто из аппаратчиков и когда был замечен в бюрократизме. Конечно, большинство из них в провинциях, как Иркутск, и не видели, но многим приятно, что любая телефонистка теперь может снять с работы любого начальника.

1930 год оставил на страницах печати и набор весьма характерных лозунгов: «Учитесь держать винтовку и изучайте телеграфию!», «Идите в военные школы!», «Дадим государству взаймы двухнедельный заработок!», «Все должны подписаться на новый заём «Пятилетка в четыре года!». То есть, под эти недвусмысленные императивы поджгонялся и образ жизни, и образ мыслей гражданина постреволюционной России. Установки, разносимые центропрессой, подхватывали краевые, областные, районные издания, но истинное торжество вертикали показывали стенные газеты, доводящие генеральную линию до самых низовых групп. Это эхо Москвы вскоре и возвращалось, обогащённое новой информацией, собранной многочисленными рабселькоррами – нештатными корреспондентами, которых к 1930 году насчитывалось уже более полумиллионна.

Главный герой журнально-газетных полос той поры – человек без возраста, носящий обобщённое имя «застрельщик». И не случайно оно от слова «стрелять»: дух милитари так внедрялся в массовое сознание, что даже условия социалистического соревнования не обходились без пункта о военной работе. И это ощущение непрекращающегося прорыва сквозь «вражеское кольцо» было трагично по своей безысходности, ведь задача была поставлена неразрешимая. Жить в режиме максимального напряжения можно ведь лишь известное время, а потом пружина либо растянется, либор оборвётся, очень больно ударив. Для российской ментальности более вероятен обрыв, и собственно, это именно и произошло во второй половине тридцатых годов, когда энергия разрушения, направленная вовне, сделала решающий разворот и обернулась энергией саморазрушения. В таком контексте репрессии второй половины тридцатых годов вполне закономерны.

Под флагом «сигнализаторства»

Характерна и роль в этом процессе партийно-советской печати. Периодические издания, из номера в номер проводящие генеральную линию, вольно или невольно, аккумулировали энергию разрушения. По мере её накопления менялась и сама лексика газет и журналов: в атмосфере перманентной борьбы, нажима и напора слова с негативной окраской поменяли знак с отрицательного на положитедльный. Интересна, к примеру, метаморфоза, происшедшая с таким понятием, как «расправа». Вот как его интерпретирует журнал «Пролетарий связи» , № 18-19 за 1930 год: «Коллектив ударников расправляется с теми, кто позорит звание ударника». То есть, применительно к тем, кто «позорит звание ударника», и расправа представляется уже не как расправа, а как заслуженное наказание. А в № 12 того же журнала удивительным образом сублимируется такое понятие, как «налёты: «Соревнующиеся предприятия произвели налёты друг на друга, выявляя ненормальности и тормозы в работе, знакомясь ближе с жизнью соревнующихся и их работой». И ещё недавно негативное «доносительство» к 1930 году отмывается до расплывчатого «сигнализаторства», и бесчисленные корреспонденты уже без сознания греха сигнализируют «Пролетарию связи» – из Саранска, Клинцов, Великого Устюга, из Иркутска, наконец. «37 туннель при объезде озера Байкал почтовый вагон проходит в полном мраке, так как он находится в начале поезда, а вагон с динамо-машиной – в середине. Получается трёпка нервов, перерыв в работе и порча зрения. Народный Комиссариат путей сообщения за счёт почтового вагона экономит свет», – пишет аноним из Слюдянки. И таких анонимов немало, поэтому редакция «Пролетария связи» придумала для них общую подпись «Разъездной», в которой и намёка не сохраняется на осуждение, напротив. Но всего охотней настраивают на доносительство журнальными заголовками, типа «Не спрятался ли у вас командир запаса»?

Характерно, что при этом совершенно не говорится о возможных последствиях «сигнализаторства» – они как бы подразумеваются. То есть, традиционная палка гуманности падает на столько, что фигура умолчания вырастает до невыразимых размеров и вмещает в себя всех потенциальных жертв.В общем потоке разоблачительных материалов даже сугубо мирные операции отображаются в терминах агрессии и принуждения: например, сортировка почты начинает именоваться разделкой. Общее огрубление газетно-журнальной лексики, вероятно, есть результат массового выброса грубых энергий недавних люмпенов, бывших никем и объявленных всем. Опасность такого головокружительного возвышения усугублялась и всевозможными страхами. Применительно к 1930 году это был достаточно новый страх получить взыскание с занесением в профсоюзный билет. Ещё большим был страх перед обвинением во вредительстве. Слово это произносилось с лёгкостью необыкновенной, и всевозможные проступки, включая и мелкие, подводились под него, как под общий знаменатель и объявлялись «тягчайшими преступлениями против рабочего класса». Сами заголовки газетно-журнальных публикаций обрели обвинительный уклон: «Рабочая бригада обвиняет!», «Заводские рабочие вскрыли гнойник», «Учительская конференция вынесла выговор почте». А от выговора до приговора оказалось очень недалеко. В сущности, газетно-журнальные блоки стали основой судебных процессов второй половины тридцатых годов, а их генеральной репетицией стали тотальные чистки.

Этот пролог к репрессиям формировался не только давлением сверху – он ещё и прорастал снизу. Активные рабкоры «Пролетария связи» Семёнов и Крылов возмущались: «Рабочком вывел из рядов бригады двух лжеударников, но надо было развернуть кампанию вокруг этих фактов. Необходимо создать ряд показательных процессов». Пролетариев привлекало стремление через чистки «влить свежую рабочую кровь», «избавиться от бывших торговцев, белогвардейцев и прочих провокаторов». Нетерпение было столь велико, что на ответственные посты выдвигались и совсем неподготовленные товарищи. Через месяц-другой они начинали жаловаться в центральный корпоративный журнал: «Никак не усвою организационную сторону работы: кругом бюрократы и спецы, изощрённые волокитчики. Профсоюз меня бросил, бросили и хозяйственники». И редакция без раздумий брала «несчастного» выдвиженца под защиту: «Только издевательским отношением классового врага, сидящего в аппарате связи, могут быть объяснены факты невнимания к выдвиженцам. Старое чиновничество сдаётся в архив, но часть его ещё цепляется, путается под ногами».

Очень скоро ему объявят тотальное уничтожение. Почва подготовлена, осталось только бросить зерно.

• Расскажите об этом своим друзьям!

• Крик «совы», или Зачем переводить стрелки
  
  Конец года, пять часов пополудни, а на улице уже темно. Впереди длинный-предлинный вечер. Середина лета, четыре часа утра – а солнышко уже светит. Даже до пробуждения заядлых «жаворонков» (особенно городских) уйма времени. Зачем такие перекосы? Где логика?
• «Кого надо, того и убили» (Продолжение следует.)
  
  90 лет назад, 1 декабря 1934 года, произошло одно из наиболее загадочных, таинственных, зловещих преступлений в мировой и отечественной истории. Его жертвой стал ближайший соратник Сталина, первый секретарь Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) Сергей Миронович Киров.
• В ауре серебряного века. 155 лет назад родилась Зинаида Гиппиус
  
  Ведьма, сильфида, сатанесса – каких только прозвищ не давали Зинаиде Гиппиус ее современники. Одни преклонялись перед ее литературным талантом и «ботичеллиевской» красотой, другие боялись, оскорбляли и ненавидели.
• Легенда молодости нашей. К юбилею Александры Пахмутовой
  
  Эта маленькая светловолосая женщина давно стала символом советской эстрады. Она считалась и считается одним из самых востребованных композиторов СССР и России. По ее песням можно проследить всю историю страны, ее обычной жизни, великих строек и больших побед на военном и мирном поприще.
• …И революция – в подарок. 145 лет назад родился Лев Троцкий
  
  Он появился на свет 7 ноября 1879 года (по старому, действующему до февраля 1918 года стилю, – 26 октября) – ровно в день, когда в 1917 году победила Великая Октябрьская социалистическая революция, как ее официально, на государственном уровне, именовали в советскую эпоху. И вся биография Льва Давидовича Троцкого похожа на революционный вихрь.
• Искренне и от души
  
  Татьяна Ивановна Погуляева, окончив в 1986 г. филологический факультет Иркутского государственного университета, уже почти сорок лет работает учителем русского языка и литературы, в настоящее время в МБОУ г. Иркутска СОШ № 77. В 2020 г. стала победителем (1­е место) Всероссийской олимпиады «Подари знание» по теме «Инновации в современном образовании» и Всероссийского педагогического конкурса в номинации «конкурс песни "Аты-баты, шли солдаты"» (2­е место).
• «Буду тебе петь – все на мотив звезд...»
  
  «Зеленый трамвай». Остановка вторая
• Абилимпикс, клининг и другие
  
  Ох, и гостеприимен же наш русский язык! И какого только беса он не привечает! Вот недавно во вполне официальном сообщении споткнулся на слове «абилимпикс». Сразу и не понял, что за зверь такой, что за набор в общем-то знакомых букв? Раскрыл словарь – а это в дословном переводе с английского означает «олимпиада возможностей». Ну чем не вполне адекватное название известному движению? Но захотелось какому-то грамотею «европеизироваться», и пошло гулять иностранное словечко по интернетам…
• Cтарик и белка. Рассказ.Окончание
  
  Мы тогда под Темрюком стояли. В аккурат под Новый год прислали нам с пополнением молоденького лейтенанта. Мы калачи тертые, видим – не обстрелян, не обмят, тонковат в кости, глаза шибко умные.
• Строки судьбы
  
  Редко встретишь в Байкальске, да и в Слюдянском районе, человека, прожившего здесь хотя бы одно десятилетие, чтобы он не знал её. Большинство мгновенно представят эту женщину, чья трудовая деятельность напрямую или косвенно связана с их судьбами.
• Харрис или Трамп?
  
  Казалось бы, что нам Америка. Мало ли кого и куда там избирают, у нас тут свои проблемы, по большинству житейские. Так, да не совсем. Через несколько ступенек, но исход заокеанских выборов заметно аукнется и в России. Хотя бы в отношении всего, что связано с Украиной. А это, между прочим, тот или иной объем, то или иное количество смертей, ранений, разрушений, расходов. То – или иное. Или вообще без них. Разумеется, санкционное давление и много чего еще влияет на российскую экономику и на повседневную жизнь – и сегодня, и в будущем.
• Между дьяволом и ангелом: вспомним Лаврентия Берию
  
  Разговор о Лаврентии Берии, родившемся 125 лет назад, в марте 1899-го, выходит за рамки прошедшего юбилея.
• Старик и белка. Рассказ. Третья часть
  
  Неподалеку раздался хриплый, с привыванием, лай. Старик глянул в ту сторону и увидел женщину, которая так быи прошла мимо прогулочным шагом, да собака неизвестной породы покусилась на белку. Длинный поводок вытягивалсяв струну, дергал ее то влево, то вправо. Короткошерстый белого окраса пес то совался острой мордой в кусты, то взлаивал на белку, взлетевшую на ближайшее дерево. Хозяйкапыталась удержать непослушную собаку, но та шаг за шагомупорно тащила ее к скамье. Старик вздрогнул, завидев вытянутую крысиную морду с красными глазами, принюхивавшуюся к штанине.
• Время комсомола: есть что вспомнить!
  
  Виктор Антонович Родя, ветеран комсомола и БАМа рассказал, что для него значит время комсомола. Оказывается, оно было самым запоминающимся в жизни!
• Тыл за колючей проволокой
  
  В Магадане, имевшем в то время население 20 тысяч человек, вице-президент США и сопровождавшие его лица осмотрели порт, авторемонтный завод, школу-десятилетку, дом культуры, побывали на одном из участков прииска имени Фрунзе, побеседовали с рабочими. Один из вопросов звучал таким образом: «Целесообразно ли на территории Чукотки и Колымы иметь железную дорогу или более рационально использовать авиацию?».
• «Не ко двору и не ко времени»: к 130-летию со дня рождения Юрия Тынянова
  
  Современники прозаика, драматурга и критика Юрия Тынянова говорили о нем как о мастере устного рассказа и актерской пародии. Литературовед и писатель творил в первой половине XX века, обращаясь в своих сочинениях к биографиям знаменитых авторов прошлых столетий.
• Старик и белка. Рассказ. Продолжение
  
  Трепетное свечение угасало вместе с остывающим солнцем и вскоре растворилось в сиреневом сумраке вечера.Оставив в сердце неизъяснимое томление и грусть по чему-то несбывшемуся.
• «…Могучий, простой, чисто русский художник». Карен Шахназаров о Сергее Бондарчуке
  
  Подобные отказы не проходят бесследно, за них наказывают. По-своему. Как могут, используя власть. Об этом случае Бондарчук рассказал в одном из интервью спустя годы: «Звонок от А. А. Гречко. Тогда-то и тогда-то к 17:20 ко мне в кабинет с фильмом. Собрал генералитет. Полный кабинет. Началась проработка. Каких только упреков я не выслушал от генералов. Но прежде, чем что-то сказать, они смотрели на Андрея Антоновича, а потом уже ко мне… В чем обвиняли? Офицеры не так показаны. Солдаты в фильме в конце не награждены… Короче, претензий!.. В итоге Гречко передал мне длинный убийственный список поправок. Шел я оттуда черный. Исправили? Три-четыре от силы. Изловчился как-то. Шолохов заступился. Фильм вышел. Правда, не к 30-летию Победы, а к 70-летию со дня рождения М. А. Шолохова». (Евгений Степанов «Это действительно было». Книга мемуаров.)
• Опять две России?
  
  Нет, разумеется, страна с таким названием – одна. И государство – тоже. Речь о духовно-нравственном измерении, если хотите – о разном восприятии и окружающего мира, и самих себя. По-иностранному – о ментальности.
• «…Могучий, простой, чисто русский художник». Карен Шахназаров о Сергее Бондарчуке
  
  Франция. Канны. Город кинофестивалей. В 2010 году южный город встречал российскую культуру. В 13-й раз. Два российских региона представляли свое творчество, самобытность, народные таланты: Санкт-Петербург и Хакасия.