«Вот таким был мой папа!»

Мои родители: папа Георгий Александрович Сороковиков и мама Татьяна Григорьевна родом из Култука Слюдянского района. А я родилась в Приморском крае, но позже Култук и для меня стал родным.

Оба сына моего дедушки Александра Гавриловича – дядя Витя и мой Александр – шли в армию по очередному призыву.

С началом войны дядя Витя ушёл на фронт. В Книге памяти Иркутской области указаны его фамилия, имя, отчество, год рождения и дата – 1.12.1943 года. И всё. Но эта дата – не дата его смерти, а день, когда он контуженный, без сознания, совершенно оглохший, лежал на земле. Дядя Витя остался жив и был пленён. Когда война закончилась, он вернулся в Култук, работал в Коопзверопромхозе. Умер 9 мая 1961 года.

Где-то в семидесятых годах в газете «Правда» я увидела статью корреспондента газеты о поездке на Байкал. Он писал, что на Байкале, в Култуке познакомился с удивительным человеком Виктором Александровичем Сороковиковым, совершенно глухим после контузии на фронте. Он восторгался его великолепным знанием тайги, умением дружить с ней, тонко чувствовать её дыхание.

Мой папа, Георгий Александрович, в ряды вооружённых сил СССР был призван в сентябре 1929 года и сразу же направлен на учёбу. С октября 1929 года по сентябрь 1930 года папа – курсант полковой школы 63-го стрелкового полка в городе Барнауле.

После окончания Омского пехотного училища папа с ноября 1935 года начал службу на Дальнем Востоке в Отдельной Краснознамённой Дальневосточной армии в учебном батальоне 119-го стрелкового полка 40-й стрелковой дивизии.

В этот период на Дальний Восток не только перебрасывали целые соединения с боевой техникой, но и создавали новые воинские части. На базе Барабашского укрепрайона стала формироваться 92-я стрелковая дивизия. В неё вошёл и папин 274-й стрелковый полк.

Папа – командир роты, затем помощник начальника штаба полка, с октября 1938 года и до контузии на фронте – помощник командира полка.

Я очень хорошо помню начало Великой Отечественной войны.

22 июня 1941 года папа с утра был на службе. По воскресеньям я всегда докладывала ему, что готовит мама на обед, и потому трубку телефона брала я. На звук папиного голоса я чётко начала свой доклад. Папа, не слушая меня, попросил срочно позвать маму. Я говорю ему: «Зачем срочно маму? Я сама всё знаю». Услыхав слово «срочно», мама выхватила у меня трубку. Папа быстро сказал: «Германия напала на СССР, пришедший в наш полк эшелон с лошадьми сейчас возвращается к себе вглубь страны. Принято решение отправить с ним женщин с детьми дошкольного возраста. Через полчаса придёт за вами машина, поедете в Култук. Быстро собирайся». Мама стала спешно собирать вещи.

В вагонах в два этажа сделаны были из досок широкие нары. Наспех собранные вещи были сброшены на указанное маме место. У вагонов столпотворение женщин с детьми, провожающих. Обстановка нервозная.

Наш грузовой поезд с плачущими на все голоса детьми и оцепеневшими от полного неведения женщинами отправился в путь строго по расписанию.

Это был первый день Великой Отечественной войны. Нас увозили вглубь страны от готовой в любой момент начаться войны на Дальнем Востоке в сторону начавшихся сражений на западе.

С началом войны несколько воинских частей из Приморья были отправлены на фронт, потому полоса обороны вдоль границы расширилась.

В числе первых из Приморья ушла на фронт 78-я стрелковая дивизия под командованием полковника Афанасия Павлантьевича Белобородова.

С началом войны японцы участили провокации на границе. Они стали более изощрёнными, наглыми. Какими нервами надо было обладать, чтобы не поддаться на провокации и при нарушении ими границы огня не открывать, не допустить, чтобы пограничный конфликт перерос в военные действия!

В начале октября в штаб 25-й Армии пришла директива об отправке 92-й дивизии на запад.

Началась чётко организованная погрузка в эшелоны. Это был хорошо укомплектованный, слаженный, организованный военный механизм.

В течение трёх суток эшелоны один за другим отправились на фронт. Они мчались со скоростью курьерского поезда. Даже на остановках для смены паровоза и поездной бригады времени давалось минимум.

Бойцам объявили, что дивизию направляют под Москву. И вдруг, когда уже миновали Ярославль, воинские составы остановились, паровозы перегнали с передних к хвостовым вагонам, и эшелоны тронулись.

Было объявлено, что создалась очень тяжёлая ситуация у Ленинграда и дивизия направляется туда на помощь.

Уже во время поворота к Ленинграду немцы пытались бомбить эшелоны дивизии. Но наши зенитчики встретили эти самолёты врага таким мощным огнём, что те, сбросив бомбы на лес, быстро улетели.

Папа рассказывал, что как только ночью началась разгрузка вагонов и платформ 22-го полка, сразу появились немецкие самолёты, которые повесили осветительные ракеты на парашютах. В округе стало светло как днём, началась бомбёжка. Но бойцы быстро разгружали эшелоны и организованно уходили в районы сосредоточения в ближайшие леса.

На пути немецких самолётов вставали зенитные батальоны, зенитно-пулемётные роты и установки, которые не раз успешно вели бои с самолётами врага, сбивали и отгоняли их. Фашистские самолёты стали летать на большой высоте, бомбить не всегда прицельно. К сожалению, нашей авиации было мало в районе, где вели бои полки 92-й стрелковой дивизии. Но немцев надо было оттеснить от Ленинграда.

Несмотря на все трудности, командиры всех трёх полков: 22, 203 и 317-го принимали взвешенные грамотные решения, а каждый боец проявлял мужество, отвагу и героизм, стремился вперёд, готовый победить врага, порой завершая успех ударом штыка.

Война шла своим чередом с удачами и горькими потерями. Из папиного 22-го полка в живых осталось шесть или семь человек. (Так мне сказал В. Д. Жуков, который изучал материалы о 92-й стрелковой дивизии, и благодаря чему медаль «За оборону Ленинграда» все-таки нашла моего папу в конце его жизни.)

В середине ноября 1941 года папа был тяжело контужен и почти четыре месяца пробыл в госпиталях. После выписки для продолжения службы его направили в Асиновское военно-пехотное училище, располагавшееся в Томской области. По прибытии туда он был назначен начальником учебной части батальона, а затем командиром батальона курсантов-миномётчиков, руководителем огневой подготовки.

Как-то зимой 1982 года в газете «Восточно–Сибирская правда» я увидела объявление о просьбе откликнуться ветеранов Асиновского военно-пехотного училища. Мы написали письмо по указанному адресу. Ответ не замедлил прийти. Оказалось, что совет ветеранов училища возглавляет Л. М. Миняшин, бывший курсант батальона миномётчиков, которым командовал папа. Он сообщил, что из их батальона в живых после войны осталось всего трое. Все они хорошо помнили папу как авторитетного командира, хорошего огневика, который отлично знал пехотное оружие и вооружение миномётных подразделений. Помнят, как много он рассказывал курсантам о службе на Дальнем Востоке.

Большой праздник большой страны пришёл 9 мая 1945 года. Я помню: это был день ликования, счастья, слёз радости! Под звуки духового оркестра училища прошёл военный парад, музыкой звучали беспорядочные оружейные залпы, многочисленные ракеты озаряли небо. А для меня этот праздник с 9 мая 1945 года стал на всю жизнь двойным.

В 1947 году папу направили в Томск заместителем начальника госпиталя по материально-техническому обеспечению в окружной военный госпиталь. Там он познакомился с находящимся на лечении офицером, который воевал в 59-й армии Ленинградского фронта. Он рассказал, что 2-я ударная армия попала в окружение, и бывшая папина 92-я стрелковая дивизия оказалась в этом кольце. Из вражеского тыла в расположение 59-й армии вышла группа офицеров и солдат 92-й дивизии. Из окружения пробивались с боями, воевали до последнего патрона, отбиваясь от немцев последней гранатой, штыком. Питались корешками съедобных растений, прошлогодней ягодой, травой, были случаи голодных обмороков. Это были физически истощённые, измученные люди. Они рассказали, что 92-я дивизия на главном рубеже обороны под сплошным огнём, при замолчавших наших миномётах и пушках (снаряды и мины закончились), отражала многочисленные атаки немцев. Бойцы подрывали танки гранатами и бутылками с горючей смесью с близкого расстояния и сами гибли геройской смертью. Жертв было очень много. А сколько бойцов погибло при выходе из окружения!

Но ни то, что фашисты были технически сильнее наших, ни недостаток боеприпасов, ни голод, ни боль потерь не могли сломить бойцов. Эту информацию, которую он получил в 1947-м году, папа принял очень болезненно. И когда в разговоре упоминал о тех тяжёлых днях родного для него 22-го полка и 92-й дивизии, в его голосе всегда слышалась боль.

Летом 1949 года Томский военный госпиталь был расформирован, и папа был направлен в распоряжение командующего войсками Западно¬–Сибирского военного округа, и до лета 1955 года продолжал службу в Новосибирске.

В 1955 году папа был уволен в запас, и вся семья поехала в Култук. Там в центре посёлка, на берегу речки Медлянка, был построен дом. Основные работы выполняли нанятые строители, но папа лично делал обе веранды, баню, подвал, подполье со всеми отделениями. По папиным чертежам на чердаке дома была сделана коптильня.

А какой детский стул и кровать-манеж папа сделал моему сыну! Ни один из моих внуков таких изделий близко не видывал, к сожалению!

Но главной его усладой были охота, рыбалка, орехи, грибы и ягоды.

Не был папа в эти годы в стороне и от общественной жизни. Он был членом правления, заместителем председателя Култукского поселкового совета. Когда при Слюдянском райисполкоме стали организовывать штаб гражданской обороны, папу попросили начать эту работу в районе.

Последние одиннадцать лет своей жизни папа жил со мной в Иркутске. Он практически никуда не ходил, но в доме у нас бывало немало знакомых, родственников, которые с удовольствием общались с ним. Он был прекрасным собеседником, о многом интересном рассказывал. Но главным для него в эти годы был мой сын. У них были какие-то особые доверительные отношения, взаимная любовь. Отец умер 20 марта 1993 года. Похоронили мы его в Култуке, рядом с мамой.

У сына в квартире над рабочим столом висит большая дедушкина фотография. Мои внуки хорошо знают, кто запечатлён на этом снимке. Мой сын, когда проезжает мимо Култука, заезжает к дедушке на могилу. Ну а когда приходит пора уборки на кладбище, сын везёт меня в Култук. В 2014 году с нами ездил и мой внук Слава. Мы все вместе дружно потрудились!

Летом 1993 года я зашла в Свердловский военкомат города Иркутска, чтобы забрать папину медаль «За оборону Ленинграда». Подполковник, вручавший медаль, сказал: «Я так хотел познакомиться с Вашим папой! Он единственный из старших офицеров, стоявших на учёте у нас 11 лет, ни разу не попросил ничего, ни на «одну копейку». А я ему ответила: «Вот таким был мой папа!»

• Расскажите об этом своим друзьям!