НА КАЛЕНДАРЕ
ЧТО ЛЮДИ ЧИТАЮТ?
2024-10-23-01-39-28
Современники прозаика, драматурга и критика Юрия Тынянова говорили о нем как о мастере устного рассказа и актерской пародии. Литературовед и писатель творил в первой половине XX века, обращаясь в своих сочинениях к биографиям знаменитых авторов прошлых...
2024-10-30-02-03-53
Неподалеку раздался хриплый, с привыванием, лай. Старик глянул в ту сторону и увидел женщину, которая так быи прошла мимо прогулочным шагом, да собака неизвестной породы покусилась на белку. Длинный поводок вытягивалсяв струну, дергал ее то влево, то вправо. Короткошерстый белого окраса пес то совался...
2024-11-01-01-56-40
Виктор Антонович Родя, ветеран комсомола и БАМа рассказал, что для него значит время комсомола. Оказывается, оно было самым запоминающимся в жизни!
2024-10-22-05-40-03
Подобные отказы не проходят бесследно, за них наказывают. По-своему. Как могут, используя власть. Об этом случае Бондарчук рассказал в одном из интервью спустя годы: «Звонок от А. А. Гречко. Тогда-то и тогда-то к 17:20 ко мне в кабинет с фильмом. Собрал генералитет. Полный кабинет. Началась проработка....
2024-10-30-05-22-30
Разговор о Лаврентии Берии, родившемся 125 лет назад, в марте 1899-го, выходит за рамки прошедшего юбилея.

Капитан, полный вперёд!

19 Февраля 2015 г.

 

«Мы просим об одном тебя, историк, копаясь в старых дневниках, Не умаляй ни радости, ни горя, ведь ложь – что гвозди в сапогах». В Великую Отечественную войну мой отец воевал в составе 369-го отдельного батальона морской пехоты. Во время Днестровского десанта в августе 1944 года он был тяжело ранен и в течение девяти месяцев находился на излечении в Одесском военно-морском госпитале. Домой он возвратился только летом 45-го года.

Отец часто рассказывал о своих боевых друзьях, о людях, с которыми довелось встречаться на дорогах войны. Некоторые из рассказов он успел записать. Теперь его рукопись хранится у меня. Я предлагаю читателям сокращённый фрагмент из его рукописи. Автор рассказа под именем лейтенанта Алфеева, выписавшись из госпиталя, случайно в сквере знакомится с черноморским капитаном Георгием Степановичем. Алфеева поразило сильное косоглазие капитана. Георгий Степанович рассказывает ему свою историю.

«Я местный, одессит. На Дерибасовской жил, там был, как говорится, мой домашний очаг. К нему, к той житейской «стенке» я пришвартовывал сердце и душу. Были у меня жена, сын. Мы любили друг друга и были счастливы... В сорок первом меня призвали, и я стал военным капитаном на своём корабле. Доставлял живую силу и технику в Одессу, вывозил раненых, гражданское население. Ни сна, ни отдыха не знал. На одних нервах держался, они тогда у меня крепкие были.

В свой последний рейс из Одессы я ушёл в октябре сорок первого. В тот день два корабля стояли под погрузкой на Большом фонтане – это предместье Одессы. Бои уже шли на ближних подступах к городу. Мы торопились. Катера и шлюпки беспрерывно доставляли эвакуируемых раненых, женщин, детей, стариков. Свою жену с сыном я уговорил сесть на корабль моего друга, он тоже капитаном был. Его судно загрузилось раньше, и с наступлением темноты тихо отчалило. Позднее и мы снялись с якоря и взяли курс на Турцию. В то время вблизи своих берегов ходить было опасно – подводные лодки противника караулили наши суда. Только уйдя далеко в море, мы меняли курс к берегам Кавказа.

Георгий Степанович часто умолкал. Его левая щека подёргивалась, и он прикрывал её ладонью.

– Море в ту ночь было спокойное, только слабая зыбь плавно покачивала корабль. Два сторожевика охранения вывели нас из опасной зоны и легли на обратный курс. Машина работала ровно. Всё вроде спокойно, а на душе – тревога. Вдруг дверь рубки резко распахнулась, вбежал вахтенный: – Капитан, люди за бортом!

Я выскочил на мостик. Душераздирающие крики и плач доносились из темноты слева и справа по борту. Я видел смерть отдельных людей, слышал их стоны и крики. Трудно переносить это. Но крик тонущих матерей, потерявших детей, и предсмертный плач детей – это предел... Там были они – моя жена и сын, – прошептал капитан. Голос Георгия Степановича пресёкся. В углах его глаз набухли две крупные слезы и, сверкнув на солнце, скатились по щекам. Он резко наклонился и закрыл лицо ладонями.

Алфеев до боли в зубах сжал челюсти. Лицо окаменело. Какая-то горячая волна ударила в голову, отхлынула, покатилась вниз, захлестнула сердце, оно даже приостановилось на миг, резкой болью отдалось в раненой ноге. Он стал её усиленно растирать. В голове путались слова сочувствия, но он так и не смог связать их. Оба сидели и молчали.

Наконец Георгий Степанович выпрямился, лицо его казалось спокойное:– Я не закончил свой рассказ. Я, кажется, говорил о тонущих людях, так?

– Да, вы слышали крики в море, – тихо ответил Алфеев.

– Я тогда дал команду: – Малый ход! Готовить шлюпки на воду! Судно замедляло ход. Вдруг среди криков и плача мы услышали дружный клич многих людей: «Капита-а-ан, полны-ы-ый вперё-ё-ёд! Капита-а-ан, полны-ы-ый вперё-ё-ёд!». Погибающие люди думали не о спасении, а о нас!

В это время посветлевшее небо стало отделяться от чёрной кромки морского горизонта – приближался рассвет. Пиратская лодка, потопившая корабль моего друга, могла идти под перископом, обнаружить и потопить нас. Я понял, что надо спасать сотни людей, находящихся на моём корабле. И я выполнил их команду, нет – волю! Мы стали удаляться от рокового места. Крики стали стихать, и вскоре смолкли. Потом слабо донеслись слова песни: «Раскинулось море широко и волны бушуют вдали...» Это, я бы сказал, был гимн мужества и прощание...

Резко повернувшись к Алфееву и глядя в упор косыми глазами, он настойчиво спросил: – Скажи, лейтенант, мог ли я не выполнить их волю? Умирая, они оказались сильнее нас, живых!

Отвернувшись, он хрипло продолжал: – На мостике все молчали, мы не могли смотреть друг другу в глаза. Нам казалось, что мы совершили предательство. Тут на меня, что называется, накатило. Сам я плохо помню, товарищи рассказывали, что таких страшных проклятий они никогда не слышали. Я кричал, что сбегу с корабля рядовым солдатом в армию, попаду в Германию, и буду беспощадно убивать, убивать всех, мстить за родных, за тех, кого мы не спасли. Больше я ничего не помню. В Туапсе с корабля меня вынесли на носилках, связанного. Я, сказать прямо, сошёл с ума. Для меня война кончилась... Годы потребовались, чтобы поставить меня на ноги – я ведь всего два месяца, как из госпиталя. Теперь с головой нормально. Но глаза! Видишь, какие они стали?

Георгий Степанович встал, резко махнул рукой. Голос его, как и в начале встречи, был спокоен и твёрд: – Всё! Хватит ныть, а то и впрямь снова свихнёшься! Жить надо! Дел много! Теперь даже таким молодцам, как мы с тобой, косым да хромым, дело найдётся. Теперь мой девиз – капитан, полный вперёд! Так-то, друг! Желаю тебе, лейтенант, счастья! Прощай!

Он энергично пожал руку Алфееву, надел фуражку и размашистой походкой направился в сторону порта».

  • Расскажите об этом своим друзьям!