По глухим таежным тропам… (Документальная повесть)

Летом 1959 года в бассейн реки Олёкма был направлен небольшой отряд, в задачу которого входила проверка заявок местных охотников и оленеводов о найденных ими выходов полезных ископаемых: соли, слюды, угля, золота… В те времена к этим заявкам относились очень серьезно. При якутском территориальном геологическом управлении существовал даже отряд по проверке заявок, начальником которого был назначен один из опытнейших геологов, участник второй Колымской экспедиции под руководством Ю. А. Билибина в начале тридцатых годов, Григорий Сергеевич Киселёв.

Сегодня – продолжение рассказа об экспедиции 1959 года, начатого в позапрошлом году…

Ручей Наалды журчал в нескольких шагах от палаток, неся в прозрачном потоке мелкий береговой мусор и обломанные ветки, результат прошедшего в верховьях проливного дождя с ветром. Под это журчание особенно сладко спалось. Но как раз поспать-то и не удалось. И все из-за того, что полночи собирали оленей, разогнанных хамоватым медведем, которого даже резкий запах человеческой стоянки не смутил. Перепуганные рогатые унеслись в тайгу, и на их поиски и возвращение ушло несколько часов. Так что спать легли под утро. Собирались и завтракали полусонные. В путь тронулись только часов в десять.

Дорога кажется бесконечной. Сидя верхом на олене, в маленьком мягком седле, начальник отряда Григорий Сергеевич осторожно опирался длинным посохом в ненадежный кочкарник. Осторожность не лишняя – езда на олене дело не простое. Падают даже опытные ездоки.

Уже одиннадцать дней практически безостановочного движения. До ближайшего жилья больше двухсот километров. До поселка Тяня, конечного пункта, и того больше. Григорий Сергеевич сдвинул манжету рубашки на левой руке, посмотрел на часы. Второй час, пора передохнуть. Посохом уперся в кочку и сполз с седла. В паху отдалась боль. Вчера неудачно свалился с оленя, вот и отдается….

– Василий, привал! – крикнул громко, рассчитывая, что будет услышан глуховатым проводником. Дивдивилов услышал и тоже спешился. Спешились и остальные члены группы…

Отвязав от вьюка большой артельный чайник, Егор Анастахов, которого в отряде звали просто Петрович, чтобы не путать с Егором Дивдивиловым, родственником Василия Дивдивилова, раздвинув кусты, спустился к журчащей ленточке прозрачного ключа, Василий сноровисто разжег небольшой костер, соорудил таган. Иннокентий Кычкин и Егор Дивдивилов, привязав своих оленей в ближайших кустах, подсели к костру. На весь привал отводилось не более сорока минут, и этими минутами надо правильно было распорядится и попытаться дать немного отдохнуть уставшему от верховой езды телу… Через несколько минут вода в чайнике закипела. Петрович щедро сыпанул в него заварки, дал немного прокипеть и снял с тагана. Пили несладкий чай, закусывая вареной лосиной, оставшейся после недавней охоты. Не было ни лепешек, ни хлеба – хлеб печь было некогда, дневок не делали, а вечерами едва хватало сил растянуть палатки и наскоро приготовить ужин…

Обедали молча. Киселев, прихлебывая черный горьковатый чай, задумчиво смотрел в гаснущий костер. Ему категорически не нравился нынешний маршрут. Дело в том, что еще в 1949 здесь уже побывали геологи и выходы слюды, на которые нынче вел их отряд в качестве заявителя эвен Василий Дивдивилов, ими был определен как совершенно неперспективный. Но задание есть задание. Выходы породы надо еще раз проверить и задокументировать… Да, утром надо сказать Петровичу, чтоб напек лепешек. Правда, масла нет, зато еще есть мука. Хоть что-то вместо хлеба…

– Ну все, пора, надо ехать дальше. – Григорий Сергеевич поднялся. Поморщился от боли в паху. – Петрович, загаси костер и закрой дерном. Чтоб не могло разгореться… Да воды не жалей!

Все стали молча и не очень охотно подниматься. Кычкин по привычке что-то неодобрительное пробурчал под нос… Старший коллектор часто не соглашался с начальником. В отряде он был единственным якутом, Дивдивиловы и Анастахов – эвены-оленеводы. Двух Егоров, Дивдивилова и Анастахова, Григорий Сергеевич нанял в качестве рабочих…

И снова потянулась тропа, то хорошо утоптанная дикими оленями, то совсем исчезающая среди округлых валунов, прикрытых зеленовато-коричневыми шапками мха. Тогда шли напролом, рискуя переломать ноги оленям, но зато значительно сокращая путь.

К восьми часам, когда солнце уже готовилось скрыться за сопками, остановились. Григорий Сергеевич развернул карту, вот это и есть вершина речки. Амнуннакта. От оставленного ближайшего жилья отсюда километров двести, а до Тяни – более двухсот.

Краем мелькнула мысль, случись что, нас отсюда и не вытащат… Но пока, слава, богу, все живы и здоровы.

Он вздохнул, и приказал развьючивать и привязывать оленей, ставить палатки, разводить дымокуры и артельный костер.

К вечеру потянуло дымом с юго-востока, со стороны Олекмы, где-то шли пожары. И не слишком далеко. Стало тревожно. Хоть бы пронесло мимо!

Всю ночь привязанные олени звенели боталами, беспокоились. Похоже, опять где-то недалеко бродил косолапый хозяин этих мест.

Наутро Григорий Сергеевич объявил дневку, а сам после завтрака, прихватив Анастахова, отправился к видневшимся вдалеке скалам в надежде обнаружить там что-нибудь интересное. Почти час продирались сквозь колючий кедровник и мелкоствольный лиственничек, но поход оправдал надежды – на срезе скалы отчетливо были видны темные полосы выхода слюды-флогопита. Вряд ли эта находка будет иметь промышленное значение. Но где-то недалеко могут быть и серьезные запасы. Григорий Сергеевич, присев на валун, зарисовал обнажение, обмерил и нанес на карту его координаты. Петрович молча наблюдал за работой начальника, изредка складывая в рюкзак куски породы, которые передавал Григорий Сергеевич.

В крошечном улове, образовавшемся рядом с перекатом узенького ключа, у подножия скалы Киселёв решил промыть несколько лотков в надежде обнаружить что-то интересное, а заодно и поучить Петровича работе промывальщика. Он нагрузил небольшой деревянный лоток глинистой породой и, погрузив лоток в улово, начал ритмично его покачивать и встряхивать. Поднявшаяся муть тут же уносилась потоком. В первый момент ледяная вода обожгла руки, но вскоре они привыкли к холоду. Григорий Сергеевич подтащил лоток на твердое, скребком переворошил породу. Потом снова опустил лоток в воду и начал энергично его трясти и покачивать, время от времени выбрасывая наиболее крупные камни. Вскоре на дне лотка остались только самые тяжелые мелкие камни – шлих. Анастахов, сидя на корточках с любопытством наблюдал за действиями начальника.

– Ну-ка, теперь ты попробуй! – Григорий Сергеевич ссыпал шлих на приготовленную тряпочку. Ничего ценного в шлихе не было. Отдал лоток и скребок Петровичу. Тот, нагрузив лоток, опустил его воду, невольно скривившись от жгучего холода, начал неумело его трясти. Первый урок был неудачен – когда на дне лотка осталось совсем немного шлиха, Петрович слишком сильно наклонил лоток к себе и поток тут же смыл мелкие остатки породы…

Получаться стало где-то на третий – четвертый раз, и шлих уже не уплывал из лотка при слишком резком движении. Засунув лоток в рюкзак, Петрович из всех сил дул на посиневшие руки.

– Однако холодно, насяльник! – просипел посиневшими губами эвен…

– Ничего, потом привыкнешь, – усмехнулся Григорий Сергеевич. Зато руки чистые будут.

На стан вернулись только к вечеру. Здесь уже пахло подгоревшими лепешками и вареным мясом. Муки уже не осталось, но есть немного риса. Значит, в дальнейшем будет вместо хлеба – каша…

К вечеру небо потускнело, набежали тучи, зарядил дождь. Все, что могло намокнуть, рабочие укрыли в палатках и попрятались сами. Дождь шуршал по полотняной крыше, навевая сон. Григорий Сергеевич зажег свечу и, записав дневные впечатления, распаковал вьюк и извлек из него потертую коробку с шахматами. Эти шахматы сопровождали его еще с Колымы, позволяя не просто заполнять время в непогодные дни, но и отвлечься от постоянно напряжения и полевых забот. Легонько встряхнул:

– Ну, давай, Петрович, сыграем партию.

– Ну, давай! Разыгрывай, насяльник.

В этот раз Григорию Сергеевичу достались черные фигуры. Молодой эвен играл совсем неплохо. Редко допускал ошибки, и выиграть у него оказалось совсем непросто…

Петрович неохотно сдался, но не обиделся… Вообще он был незлоблив и отходчив.

К утру дождь перестал, и уже через час отряд двинулся в путь. Караван из пятнадцати оленей медленно передвигался по еле заметной тропке. На пятерых – члены отряда, остальные десять идут под вьюками с необходимым полевым бутором. Вскоре начались болота. Груженые олени осторожно ступали на зыбкую почву и не проваливались. Лошадь бы здесь точно не прошла…

Несколько дней погода явно благоволила – за все время только раз ночью пролил короткий дождь, который лишь слегка смочил тропу и оставил на утро бриллиантово блестевшие на иглах сосен и лиственниц росинки.

На четвертый день поздно вечером пошел дождь. Ровный, унылый, неутихающий. Едва успели развьючить и привязать оленей, поставить палатки. С трудом развели костер и вскипятили чай.

С утра Григорий Сергеевич объявил дневку. И не только из-за дождя – надо было дать отдохнуть людям и оленям. Последние десять дней двигались без задержек, и люди и животные заметно вымотались.

Киселёв поднялся в половине шестого, разбудил Егора – готовить завтрак. Он недовольно что-то промычал по-эвенски, но все же поднялся и пошел раздувать угасший костер. Через полчаса, перекусив, Григорий Сергеевич и Егор двинулись в сторону замеченного вчера обнажения…

Дождь перестал, но скопившаяся на кустах влага время от времен обильно поливала путников. Отметив и описав две точки выхода слюды, вернулись только часам четырем, вымокшие и уставшие. Но надо было двигаться дальше, пока позволяла погода. Впереди был Тэмулякит, за которым были оставленные лабазы с продуктами, и перейти который надо было во что бы то ни стало – до того, как дождь поднимет уровень потока… А потому, подсушившись у костра, немного перекусив холодным мясом и запив чаем, несмотря на вечереющее небо, отряд тронулся в путь… Остановились только часа через три, когда вечер окончательно потускнел.

Отряд раскинул стан у ручья Янмакит (по эвенски – «горный») правого притока Тэмулякита. Григорий Сергеевич распорядился в первую очередь позаботиться об оленях – развьючить, развести дымокуры. Место для рогатых ему показалось вполне удачным – есть мох и лес для дымокуров. Он задумчиво оглядел небольшую полянку среди зарослей карликовой березы – кочки, сырость от ручья, и велел ставить палатки. Они с непромокаемым полом, а значит, ночевка будет если и не совсем комфортной, но вполне приемлемой… Накормить и сохранить оленей важнее.

Григорий Сергеевич положил на пол палатки выделанную оленью шкуру, в изголовье примостил потрепанный рюкзак, туда же закатил свернутый рулоном спальный мешок.

Попросил Василия занести походный сундук. В нем самое ценное: карты, лекарства, химикаты походной лаборатории, смена одежды.

После скудноватого ужина – лосиного мяса с рисовой кашей вместо хлеба и несладкого чая, из-за того, что сахар благодаря эвенам, любителям сладкого, кончился едва ли не через две недели после начала похода, Григорий Сергеевич сел по-турецки у сундука. Прилепил на ровную его поверхность свечу, занес дневные наблюдения в дневник, запаковав его в клапан вещмешка, устало откинулся на спальник. Шестой десяток жизни давал уже о себе знать… Но сейчас надо было подумать, как двигаться дальше. Через несколько дней отряд должен быть на водоразделе Тэмулякит – Тяня. Оттуда начинался обратный ход. Долгий ход, который будет приближать их к дому. Точнее, к поселку Тяня на одноименной речке…

(Продолжение следует.)

• Расскажите об этом своим друзьям!