Друзья! Настал и новый год! Забудьте старые печали!

Настроение под Новый год никак не хотело становиться праздничным. Из-за взлёта цен пенсии моей явно не хватало, чтобы накрыть достойный стол, события, происходившие в мире в старом году, никак не несли надежды на то, что «может, новый лучше сложится»... Ну и так далее.

Вот и решил я поднять душевный тонус с помощью поэзии прежних лет и веков, когда человечество ещё даже не догадывалось, что может прийти к самоуничтожению в результате военной, а тем более экологической катастрофы.

Хотел начать совсем уж издалека – аж с архаичного Василия Тредиаковского, но у него ничего подходящего не нашлось. Пришлось совершить большой прыжок вперёд – к Василию Капнисту. Его стихотворение «На новый 1797 год» написано уже образно и вполне понятным языком:

Как дождевая капля в море,

Так в вечность канул прошлый год,

Умчал и радости, и горе,

Но, улетев, отверстый вход

Оставил в мир им за собою.

Почто ж могучею рукою

Не затворил он тех дверей,

Чрез кои горесть к нам втекает?

Никак: он вход им заграждает,

Оставя Павла у дверей.

Заминку вызвало только упоминание Павла. Сначала я подумал, что речь идёт об апостоле Павле, чтимом наравне с апостолом Петром, которому Христос вручил ключи от ворот рая. Потом выяснил, что на престол в ноябре 1796 г. вступил Павел Первый, и всё стало понятно. Ведь Павел Петрович затевал немало реформ, которые можно назвать демократическими. Известно его высказывание: «Человек – первое сокровище государства, и труд его – богатство; его нет, труд пропал, и земля пуста, а когда деревня не в добре, то и богатства нет. Сбережение государства – сбережение людей, сбережение людей – сбережение государства». Ему же приписывается постулат: «Закон один для всех, и все равны перед ним»...

Ах, Капнист снова заставил задуматься о современности! Ну разве может не волновать вопрос: кого нам «оставят у дверей» уже близкие выборы президента России нового 2024 года?

Не очень-то подняло тонус и стихотворение «Новый год» Николая Огарёва, датированное 1­м января 1839 г., возможно из-за мрачной лексики в его начале:

Вот год ещё прошёл, как сновиденье,

Исчез, примкнулся к тьме годов;

Недавний труп нашёл успокоенье

Среди истлевших мертвецов.

Остался жить среди воспоминаний,

С толпой утрат, с толпой скорбей,

С толпой возвышенных мечтаний,

С толпой обманов меж людей.

Всегда в борьбе, всегда против теченья

Мы правим нашею ладьёй,

За годом год в стремительном движенье

Бежит обратною волной.

Пусть так, пускай мы каждый год с борьбою

Против течения плывём.

Друзья, начало скрыто за рекою,

Начало жизни мы найдём.

Пусть много бед останется за нами,

Волна обратная пройдёт,

А на конце пред нашими глазами

Завеса с истины спадёт.

Но что поделаешь, ведь Николай Платонович был не только поэтом, но ещё и публицистом, в каком-то смысле революционером. Любили тогда об истине говорить, как ныне о национальной идее, не растолковывая, что это такое...

Может, Константин Случевский стихотворением 1883 г. «Вот Новый год нам святцы принесли» порадует? Название-то вполне обнадёживает...

Вот Новый год нам святцы принесли.

Повсюду празднуют минуту наступленья,

Молебны служат, будто бы ушли

От зла, печали, мора, потопленья!

И в будущем году помолятся опять,

И будет новый год им новою обидой…

Что, если бы встречать

Иначе: панихидой?

Да-с... Не знал, что панихидой не только провожать, но и встречать кого-то можно. И с такой-то меланхолией Константин Константинович получил придворное звание гофмейстера?! Но ещё «панихиднее», на моё удивление, оказался Алексей Апухтин, на чьи стихи написано много любимых мною романсов. Поэтому его стихотворение «На новый год», написанное в 1880 году, я здесь приводить не буду. Кому любопытно – найдите сами.

Но ведь дух наших ветеранов, прошедших не только через лихие 90­е, но и через ковидное лихолетье, не так просто сломить, как душевный настрой чиновника министерства внутренних дел 19­го века – не правда ли, друзья-товарищи?! Мы всё равно найдём искомое!

Да вот хотя бы. Незабвенный Василий Жуковский – «Стихи на Новый, 1800 год»:

Из недра вечности рожденный,

Парит к нам юный сын веков;

Сотканна из зарей порфира

Струится на плечах его;

Лучи главу его венчают,

Простерт о чреслах Зодиак,

В его деснице зрится чаша,

Где скрыты жребии судьбы,

Из коей вечными струями

Блаженство и беды текут.

Летит – пред ним часы, минуты

Лиются быстрою струей;

Сопутницы, его подруги,

Несут вселенной благодать:

Зима в своей короне льдяной,

В сотканной ризе из снегов,

Весна с цветочными коврами,

С плодами Осень для древес,

С снопами Лето золотыми

И благотворной теплотой.

Летит – во сретенье вселенна

Ему благословенья шлет;

Желанья, робкие надежды

Несутся сонмами к нему;

К нему стремится глас хвалебный,

К нему летит слеза и вздох;

Монарх с блестящего престола

И нищий с бедного одра

К нему возводят взор молящий,

Благодеяний ждут его…

Лети, сын вечности желанный,

Лети и по следам своим

Цветы блаженства вожделенны

И кротку радость насаждай…

Пускай полет твой благодатный,

Как зефир, землю освежит;

Любовь, согласие священно

Во всей вселенной утвердит.

Длинно, велеречиво, но красиво же высказался первопроходец романтизма в русской литературе! Что касается вселенной, то это не философская гипербола; в те времена вселенной называли всего лишь обитаемую часть земли, то есть имеется в виду «вселённая» территория. Кстати, когда патриарха Константинополя именуют «Вселенским», это тоже идёт не от притязаний космического размаха.

Ну а от великолепного Дмитрия Веневитинова, прожившего всего 22 года и написавшего лишь 50 стихотворений, хотя он и увлекался философией, умствований о бренности бытия или бесцветном повторении прежних лет в стихотворении, написанном в 1823 г., когда ему было восемнадцать, ждать не приходится. Читаем смело.

Друзья! настал и новый год!

Забудьте старые печали,

И скорби дни, и дни забот,

И все, чем радость убивали;

Но не забудьте ясных дней,

Забав, веселий легкокрылых,

Златых часов, для сердца милых,

И старых, искренних друзей.

Живите новым в новый год,

Покиньте старые мечтанья

И всё, что счастья не дает,

А лишь одни родит желанья!

По-прежнему в год новый сей

Любите шутки, игры, радость

И старых, искренних друзей.

Друзья! Встречайте новый год

В кругу родных, среди свободы:

Пусть он для вас, друзья, течёт,

Как детства счастливые годы.

Но средь Петропольских затей

Не забывайте звуков лирных,

Занятий сладостных и мирных,

И старых, искренних друзей.

Замечательное пожелание! Но какие затеи имеет в виду автор, может, здесь скрыт какой-то тайный смысл? Отнюдь. Умные люди в Интернете объяснили, что Петрополь – одно из неофициальных названий Петербурга, то есть Дмитрий Владимирович просит не забывать то-то и то-то среди столичных забав.

Ну да мы, хоть и к «столице Восточной Сибири» отношение имеем, от настоящих, так сказать, будничных, «столичных затей» находимся далеко. Чем одарят в наступивший год, тем одарят. Лишь бы не ударили в очередной раз.

Простите, опять я Случевскому уподобляюсь с этим ожиданием «новых обид». Никак не угомонюсь.

А вот это уже напоминает произведение эпохи советского реализма:

В школе шумно; раздаётся

Беготня и шум детей...

Знать, они не для ученья

Собрались сегодня в ней?

Нет! рождественская ёлка

В ней сегодня зажжена;

Пестротой своей нарядной

Деток радует она.

Детский взор игрушки манят...

Здесь лошадка, там волчок,

Вот железная дорога,

Вот охотничий рожок.

А фонарики... а звёзды,

Что алмазами горят...

А орехи золотые,

А прозрачный виноград!

Да, вполне по-советски, если бы не слово «рождественская» и не две последние строфы:

Будьте ж вы благословенны,

Вы, чья добрая рука

Убирала эту ёлку

Для малюток бедняка.

Редко, редко озаряет

Радость светлая их дни,

И весь год им будут сниться

Ёлки яркие огни!

Автор стихотворения «Ёлка в школе», написанного в 1887 г., Алексей Плещеев. В то время ёлка в школе, тем более в обычной, а не для «малюток» высшего света, была новшеством. И была она атрибутом Рождества, а никак не Нового года: сразу после рождественского праздника её принято было убирать.

До начала 1840­х годов обычай ставить рождественскую ёлку в России не существовал вообще, дворцовые (а это, считай, не Россия) ёлки были исключением. Ни Пушкин, ни Лермонтов рождественской ёлки не видели, а потому она и не отметилась даже в «энциклопедии русской жизни» («Евгений Онегин»). Не говоря уже о Деде Морозе, который вошёл в праздничный ритуал всего за пару лет до революции.

Советская власть не такую уж долгую религиозную традицию сразу ломать не стала. Только в 1929 г. отменила праздник Рождества. Он стал рабочим днём. Любые празднования «поповских обычаев» запрещались. В декабре и январе патрули из добровольцев ходили по улицам и заглядывали в окна, проверяя исполнение правительственного указа.

Вернул ёлку Сталин по инициативе Постышева. 28 декабря 1935 г. газета «Правда» писала: «В дореволюционное время буржуазия и чиновники буржуазии всегда устраивали на Новый год своим детям ёлку... Почему у нас школы, детские дома, ясли, детские клубы, дворцы пионеров лишают этого прекрасного удовольствия ребятишек трудящихся Советской страны?..» Постышев призывал комсомольских и пионерских лидеров в срочном порядке устроить под Новый год коллективные ёлки для детей. Это предложение было принято к действию молниеносно.

Заметьте, как одним росчерком пера можно изменить историю: рождественская ёлка «буржуазии» враз стала новогодней! Однако благодаря переходу на григорианский календарь в 1918 г., Рождество переместилось на неделю позже, чем Новый год, и люди, с возвращением ёлки, получили легальную возможность оставлять её до 7 января.

С Рождеством, друзья литературы!

• Расскажите об этом своим друзьям!