«Не могу жить, когда гибнет моё Отечество…» |
11 Мая 2018 г. |
В 60 лет С.Ф. Ахромеев стал 38-м советским маршалом. После него это высочайшее воинское звание присваивалось лишь С. Куркоткину, В. Петрову и Д. Язову. Всё. Мировой империализм не без помощи Горбачёва и Ельцина развалил СССР и его «непобедимую и легендарную» армию. И больше звания Маршала Советского Союза никто не удостаивался. Так навеки на скрижалях истории и останется 41 советский маршал. У них разные судьбы. Пять военачальников расстреляны. Столько же лишались своего высочайшего звания. Четверым его восстановили. И лишь один-единственный Маршал Советского Союза Ахромеев сам, добровольно ушёл из жизни. Уже хотя бы поэтому его биография достойна того, чтобы ознакомиться с ней подробнее... Сергей Фёдорович родился в селе Виндрей Спасского уезда Тамбовской губернии. Перед войной поступил в военное училище. С первого курса в июле 1941 года – на фронте. По декабрь того же года воевал в составе объединённого курсантского стрелкового батальона на Ленинградском фронте.
С июля 1944 года – командир моторизованного батальона автоматчиков 14-й самоходно-артиллерийской бригады Резерва Главного Командования. После Победы окончил Высшую офицерскую школу самоходной артиллерии бронетанковых и механизированных войск Красной армии. Далее – заместитель командира самоходно-артиллерийского дивизиона установок СУ-76, командир танкового батальона 14-го отдельного танкового полка учебного центра, командир батальона установок ИСУ-122 14-го тяжелого танко-самоходного полка 31-й гвардейской механизированной дивизии в Бакинском военном округе. Отучившись в Военной академии бронетанковых и механизированных войск имени И.В. Сталина, выполнял обязанности начальника штаба 190-го танко-самоходного полка Приморского военного округа. Командовал танковыми полками в Дальневосточном военном округе. С апреля 1964 года – командир учебной танковой дивизии. Потом была Военная академия Генерального штаба ВС СССР. А за ней последовали высокие должности командующего 7-й танковой армией в Белорусском военном округе, начальник штаба – первый заместитель командующего войсками Дальневосточного военного округа. С марта 1974 года Ахромеев – начальник Главного оперативного управления (ГОУ) Генерального штаба ВС СССР – заместитель начальника Генерального штаба Вооружённых сил СССР. С какой стороны ни посмотри – блестящая военная карьера. И на всём её протяжении сотни, тысячи пушечных выстрелов сопровождали этого талантливого военачальника... Необычным было наше знакомство. Как-то шли мы с коллегой фотокором «Красной звезды» подполковником Д. Гетманенко по пятому «министерскому» этажу здания над метро «Арбатская». Слышим оклик: «Дорофей, ты почему проходишь мимо?». В дверях своего кабинета стоял тогда ещё первый заместитель начальника Генерального штаба С.Ф.Ахромеев, недавно получивший маршальское звание. Мы подошли, поздоровались, а я ещё и представился. Маршал взял под руку моего приятеля и повёл его в кабинет. Оттуда счастливый Дорофей Петрович вышел с портативным диктофоном. Впервые в жизни я видел столь дивное записывающее средство. Так военачальник отблагодарил редакционного фотографа за серию снимков, сделанных в Кремле при получении ему маршальских погон. Помнится, Дорик, ногой открывавший двери даже замов министра, заметил: «Хрен кто с этого этажа способен на подобную щедрость. Все крупнозвёздные начальники полагают, что я обязан печатать для них фотки на шармачок. А Фёдорович – мужик что надо». Спустя какое-то время я получил возможность лично в этом убедиться. В Политиздате готовилась к выпуску книга «Они сражались с фашизмом», где был мой большой очерк о Туре Хейердале, какое-то время воевавшим в составе наших войск на Севере. Звонит составитель-редактор Валентин Томин и чуть не плача сообщает: из-за твоего материала, дескать, цензура грозится весь стотысячный тираж книги пустить под нож. «В чём дело?» – «А зачем ты написал, что Юрий Сенкевич – полковник» – «Так он и есть полковник с 1979 года» – «Но это, оказывается, страшная государственная тайна». И цензор встал насмерть. Советских цензоров – сами себя они гордо величали «душителями свободы» – я знал, как облупленных. Никакие здравые аргументы никогда на них не действовали, если противоречили бесконечному перечню запретов, в большинстве своём идиотских и нелепых. Теперь они точно на радостях потирают руки: как же, такую крамолу не пропустили!
Причем Юра Сенкевич отнёсся к моей затее более чем скептически: «У нас офицеры служат даже в министерстве образования, не говоря уже о других серьёзных ведомствах. Но кто ж признается, что экономика страны и даже её общественная жизнь насквозь милитаризированные. Так что зря ты стараешься: не узнать миру о моём славном воинском звании». Он был прав, так сказать, в целом. Но конкретный случай целиком зависел от начгенштаба. В обстоятельном разговоре с Сергеем Фёдоровичем о состоянии цензуры вообще (со временем я даже написал большое эссе «Тайна – ржавчина социализма») я делал упор на очевидное: глупо и даже смешно отрицать, что Сенкевич – полковник. Тем более что иностранным спецслужбам это давно и прекрасно известно. Получается, что мы своих людей дурачим, и в этом коренная ущербность всей системы наших запретов. Аргументы мои умница-маршал выслушал внимательно и, как говорится, проникся. Спустя время издал специальное распоряжение, разрешающее Сенкевичу впредь указывать, помимо своего научного звания – кандидат медицинских наук, ещё и звание военное – полковник. Кстати, о том, что его непосредственный начальник – директор Института медико-биологических проблем Олег Георгиевич Газенко – генерал-лейтенант, стало известно лишь после перестроечных катаклизмов. Юрий Александрович был чрезвычайно доволен моей настойчивостью. Ну а я, в свою очередь, очень сильно зауважал Ахромеева. Ведь, кроме всего прочего, именно после основательного общения с маршалом, длившегося двадцать пять минут, я узнал, что, оказывается, мы не можем даже точно установить, сколько денег тратим на оборону. Так милитаризировано наше общество. В дальнейшем мне приходилось многажды общаться с Сергеем Фёдоровичем. Несколько раз делал с ним интервью. Маршал не только руководил Генштабом, но и плотно курировал планирование и боевые действия советских войск в Афганистане. Часто туда летал. На все, происходящие в те времена бурные, так называемые «перестроечные» события, у него всегда имелась своя, глубоко выстраданная точка зрения.
Он один-единственный давал регулярные «отлупы» вдруг резко появившему Г. Арбатову, который вначале льстил Хрущёву, Брежневу, Андропову, Горбачёву, а потом мотыльком переметнулся к Ельцину. И не где-нибудь сражался с этой политической фигурой, а на страницах либерального «Огонька». Как свидетельствует руководитель аппарата президента СССР В.И. Болдин, Ахромеев не раз утверждал: «Военная разведка располагает приблизительно такими же данными, что и КГБ: у члена Политбюро А.Н. Яковлева есть подозрительные связи со спецслужбами нескольких зарубежных стран». Справедливости ради, следует признать, что затянувшаяся дискуссия между маршалом и людьми, твёрдо решившими развалить Советский Союз, чаще напоминала игру в одни ворота или даже избиение младенца. Всё тот же Арбатов, отточивший свое перо в славословиях, да ещё оседлавший тенденцию развала, попросту издевался над маршалом. А неискушённый в вербальных баталиях Сергей Фёдорович не замечал комического драматизма создавшейся ситуации. Похоже, он искренне верил в то, что личными вызывающе-благородными поступками, уговорами и увещеваниями первых лиц страны и армии можно остановить развал «всего и вся». Собственно, его добровольный уход с поста начальника Генштаба ВС СССР в конце 1988-го и согласие стать советником М. Горбачёва по военным вопросам есть красноречивое подтверждение сказанному. Ему казалось, что если сильно поднапрячься, то можно переломить негативную поступь исторических событий... Трудно сказать, когда Ахромеев разобрался в предательской сущности своего «шефа». Скорее всего, это происходило исподволь. Рой Медведев отмечает: «Маршал Ахромеев был достойным военачальником и пользовался большим уважением в армии и в партии. В какой-то момент маршал был обескуражен поведением президента СССР, который перестал давать своему советнику и помощнику какие-либо поручения и постоянно откладывал решение ряда важных армейских проблем, которые Ахромеев считал неотложными. В конце концов, Ахромеев подал ещё в июне 1991 года прошение об отставке, но Горбачев медлил и с решением этого вопроса». Вторит Медведеву генерал армии М. Гареев:
Потом в СССР грянули августовские события 1991 года, получившие нелепое и даже смешное название путча, который был, по сути, опереточным. Страшным его сделали задним числом многочисленные клевреты Ельцина. На самом же деле в ГКЧП вошли в основном люди, наделённые высшей государственной властью. Им не было нужды за неё бороться. Другой вопрос, что в подавляющем большинстве своём они оказались безвольными, если не сказать трусливыми. Замахнулись оглоблей – ударили карандашом. А в таких делах следует идти до конца. Или вовсе не затевать бучи. Ахромеева никто из членов ГКЧП в свои намерения не посвящал. Наверное, опасались, что маршал доложит всё «шефу». Сергей Фёдорович узнал о «путче» из «телеящика», находясь с женой Тамарой Васильевной и внуками в сочинском санатории. Утром 19 августа он вернулся в Москву и вполне осознано присоединился к гэкачепистам. Сие обстоятельство я педалирую специально, потому как, будучи глубоко образованным стратегом и тактиком, Ахромеев сразу определил: затея с ГКЧП – копеечная и глупая. В личном письме Горбачёву он сообщал: «Почему я приехал в Москву по своей инициативе – никто меня из Сочи не вызывал – и начал работать в «Комитете»? Ведь я был уверен, что эта авантюра потерпит поражение, а приехав в Москву, ещё раз убедился в этом.
Посчитал, что моё участие в обеспечении работы «Комитета» и последующее, связанное с этим разбирательство даст мне возможность прямо сказать об этом. Звучит, наверное, неубедительно и наивно, но это так. Никаких корыстных мотивов в моём решении не было». А в записной книжке пометил: «Я был уверен, что эта авантюра потерпит поражение, а приехав в Москву, лично в том убедился. Однако решил: пусть в истории останется мой след – я был против гибели такого великого государства». Доподлинно установлено, что Ахромеев общался со всеми членами ГКЧП, но особенно продолжительно (и не раз) беседовал с вице-президентом Геннадием Янаевым. Ночь на 20 августа провёл на своей даче, где жила младшая дочь с семьёй. 20 августа работал в Кремле и в здании Министерства обороны, собирая информацию о военно-политической обстановке в стране. Подготовил план мероприятий, которые необходимо было провести в связи с введением чрезвычайного положения. В ночь с 20 на 21 августа ночевал в своём кремлёвском кабинете. Звонил оттуда дочерям и жене в Сочи. 22 августа отправил на имя Горбачёва личное письмо. На следующий день присутствовал на заседании Комитета Верховного Совета СССР по делам обороны и госбезопасности. А вечером 24 августа 1991 года дежурный офицер охраны обнаружил тело маршала Ахромеева в его служебном кабинете № 19а Московского Кремля. По утверждению того же Роя Модведева: «Маршал думал о самоубийстве уже 23 августа, а, может, и раньше, но у него были какие-то колебания». Колебания исчезли вечером 23 августа, когда Б.Н. Ельцин подписал в присутствии Горбачева указ о приостановлении деятельности КПСС в Российской Федерации. А поздней ночью 24 августа случился захват манифестантами зданий ЦК КПСС на Старой площади. Эпизоды этих событий маршал наблюдал по телевидению, но знал о них значительно больше. Потому и смастерил себе удавку... «А вот что касается Ахромеева, в деле всё буквально есть, – пишет маршал Д. Язов. – И все записки есть, и тесёмочка, на которой он удавился. И записка о том, как первый раз она оборвалась. Я уверен, что Ахромеев сам на себя наложил руки. Я хорошо знал Сергея Фёдоровича. Он не смог смириться с тем, что произошло с его страной». ...Даже у обычного человека, решившего поквитаться с жизнью, всегда столько аргументов и оправданий своему отчаянному поступку, что никакими последующими доводами и досужими рассуждениями их не превозмочь и не пересилить. Что уж тогда говорить о таком мужественном человеке, каким, безусловно, был Сергей Ахромеев. Одни высказывают сомнение в этом самоубийстве, другие препарируют его на все лады, а некоторые «либерасты» даже высмеивают «суицид маршала». Мы не станем опускаться до конспирологических рассуждений на столь болезненно-саднящую тему ввиду светлого имени Сергея Фёдоровича. Нет нужды. Он сам расставил все точки над «i», продемонстрировав собственным демаршем соотечественникам, всему миру своё личное неприятие главной трагедии ХХ века – развала Советского Союза. Из прощального письма семье: «Я не в силах видеть крушение всего того, чему посвятил свою жизнь. Не могу жить, когда гибнет моё Отечество и уничтожается всё, что я всегда считал смыслом в моей жизни. Возраст и прошедшая моя жизнь дают мне право уйти из жизни. Я боролся до конца. Всегда для меня был главным долг воина и гражданина. Вы были на втором месте... Сегодня я впервые ставлю на первое место долг перед вами. Прощайте».
Кстати, эти же слова выбиты на надгробном памятнике Маршалу Советского Союза С.Ф. Ахромееву: «Коммунист. Патриот. Солдат». Источник:
Тэги: |
|