Из Олекминско-Витимской экспедиции

Милостивый государь, Борис Алексеевич³⁹.

Бывши в нынешнем году по поручению Сибирского отдела в экспедиции, снаряженной для отыскания скотопрогонного пути между Олекминским и Нерчинским округами, и зная, что многие интересуются ходом нашей экспедиции, я писал в Распорядительный Комитет 6 писем, в которых излагал ход наших занятий и набрасывал очерки той страны, по которой мы проезжали.

Эти письма не были напечатаны в свое время, но полагая, что читателям Вашей газеты небезынтересны будут те сведения, которые И. С. Поляков⁴⁰ и я сообщили об этой малоизвестной стране, и не надеясь раньше, как через несколько месяцев, обработать привезенные нами материалы и составить подробный отчет, я решаюсь послать Вам эти письма.

При этом я изложу сначала вкратце цель экспедиции.

В настоящее время золотые прииски Олекминской системы снабжаются скотом из Якутской области, преимущественно из Вилюйского округа. Так как этот скот проходит около 1000 верст по отвратительной таежной дороге, то обыкновенно он приходит на прииск в очень жалком виде, и мясо обходится довольно дорого. С другой стороны, попытка снабжать забайкальские прииски Баргузинского округа (по Витимкану, в окрестностях Баунта и т. д.) скотом, закупаемым в Агинской степи и отправляющимся из Читы, оказалась вполне удачною. Мясо стало получаться дешевле и несравненно лучше. Это подало мысль о возможности снабжать и Олекминские прииски тем же скотом.

Между тем попытки золотопромышленников найти удобный скотопрогонный путь в Забайкалье были неудачны, например, Ленское товарищество снаряжало даже экспедицию, которая думала идти через Нечатку и Лемберт⁴¹, но вожак бросил ее, не дойдя даже до Нечатки.

Поэтому г-да золотопромышленники, именно Ленское товарищество, Витимское товарищество К. Трапезникова, обратились в Сибирский отдел с предложением взять на себя исследование этого пути и пожертвовали для этой цели 1500 руб. Впоследствии эта сумма оказалась недостаточной, так как для одной перевозки экспедиции и припасов потребовалось бы около 30 лошадей, что стоило бы уже 1500 руб., кроме того, был приглашен в экспедицию читинский скотопромышленник г-н Чистохин, который постоянно уже в течение нескольких лет гоняет скот на промыслы Баргузинского округа. Все вместе увеличило расходы, потребные на экспедицию, до суммы 5200 руб., от которой должно было оставаться только около 35 — 40 лошадей и сбруя.

Сибирский отдел поручил эту экспедицию мне, прикомандировавши для ботанических и зоологических изысканий И. С. Полякова, а для съемки Генеральный штаб назначил топографа г-на Машинского.

Исходным пунктом г-да золотопромышленники избрали Тихонозадонский прииск⁴² на р. Ныгри (самый южный пункт), а конечным — пространство между г. Читой и дер. Кайдаловой, где выходит скот из Агинской степи, сообразно с чем и была составлена смета.

Доставку экспедиции до Тихонозадонского прииска приняло на себя Ленское товарищество, которое довезло нас до Крестовской резиденции на павозке, а оттуда до прииска на своих лошадях.

Вот вкратце цель экспедиции и общее направление пути, по которому она должна была идти. Подробности будут видны из писем.

12 мая 1866 г., с. Качуга⁴³

Вчера только я приехал в Качугу, откуда мы должны сесть на павозки и плыть вниз по Лене.

И. С. Поляков с топографом г-ном Машинским приехали сюда уже 7 мая, и г-н Поляков употребил это время на то, чтобы собрать несколько интересных заметок об ярмарке.

Ниже я буду говорить про них, а теперь изложу, чем снабжены мы для нашего путешествия.

Так как инструменты, выписанные для нашей поездки от г-на Брауера⁴⁴, не пришли еще 10 мая, то Сибирский отдел снабдил меня:

1) Шмалькадеровой буссолью работы John Mill. Ptrsb.

2) 3-мя термометрами, вывинченными из старых, имевшихся в Отделе барометров [Гей] Люссака. (Хотя эти термометры были покрыты медным окислом на полмиллиметра, но мне удалось их отчистить, и теперь они годны к употреблению. Правда, серебро сошло со шкалы, но так как по сравнению, сделанному мной с: одним хорошим термометром, предназначавшимся для Пекинской обсерватории, они оказались довольно верными (погрешность была не более 0,2 градуса), то на них можно будет положиться.)

3) Двумя призмами Волластона для снимания видов.

Кроме того, благодаря обязательному содействию А. Ф. Усольцева⁴⁵, я получил:

4) Один барометр Паррота работы Брауера № 94, который благодаря счастливому случаю можно было в это время получить в Иркутске. К нему мне удалось достать у г-на По-зынцева две стеклянные трубки, выбранные из трубок, предназначавшихся им для химических работ. Они довольно правильны, г-н Ломоносов⁴⁶ имел любезность запаять их концы, и теперь они могут служить запасными барометрическими трубками.

5) Затем г-н Рухлов⁴⁷ обязательно снабдил меня металлическим барометром Бурдона № 7862, предназначенным для комнаты, а потому — с бумажным циферблатом, разделенным на полулинии. Отправляясь в экспедицию, я имел наме-рение запастись еще одним барометром, чтобы оставить его на приисках Олекминской системы и просить живущего там доктора делать метеорологические наблюдения в течение лета.

Я рассчитывал, т[аким] о[бразом], впоследствии отнести свои наблюдения к наблюдениям на приисках и в Нерчинском заводе, так как если отнести все наблюдения к стоянию барометра в Нерчинском заводе, то это могло бы повести к большим ошибкам при вычислении высот. Но другого барометра не было, а потому теперь я полагаю оставить на приисках металлический барометр, если только он окажется согласным с ртутным, и отправиться с одним барометром, что с двумя запасными трубками не совсем будет удобно.

Из денег, отпущенных на инструменты, куплены, кроме того, хорошие серебряные часы Тобиаса, необходимые для производства глазомерной съемки. Кроме того, я имею:

6) Свой термометр работы Весберга, выверенный мною в Петербурге, и

7) горный компас, которым обязательно снабдил меня г-н Эйхвальд⁴⁸.

Г-н Машинский снабжен из Генерального штаба:

1) Шмалькадеровой буссолью работы Белау,

2) Шагомером.

Г-н Поляков снабжен пропускной бумагой для сушки растений и, кроме того, запасся дробовиком и приборами для препарирования чучел, а также приборами для ловли и собирания насекомых. Впрочем, до настоящего времени стоят такие холода, что насекомых положительно не видно никаких, трава же показалась во время теплых дней и на том и остановилась,

При выезде из Иркутска на нижнем скате той плоской возвышенности, по которой идет дорога в Качугу, еще видна была какая-нибудь зелень. Березы распускались, трава кое-где зеленела (10 мая), но сильный с.-з. ветер гнал снеговые тучи, обсыпал все крупою и снегом и заставил ямщиков надевать дохи, здесь же, равно как и на возвышенности между Качу-гой и Иркутском, видны только признаки травы, и г-н Поляков принужден ограничиваться одной охотой за птицами, которые водятся в окрестностях Качуги. Он уже препарировал около полутора десятка таких чучел.

Первые же два дня своего пребывания вКачуге он посвятил ярмарке, и я воспользуюсь отрывками из его дневника, чтобы сказать о ней несколько слов.

Слово «ярмарка», конечно, слишком звучно для обозначения скопления из 40 — 50 лавчонок, разбросанных на лугу против Качуги на берегу Лены. Купцы, отправляющиеся в Якутский край, который снабжается отсюда и хлебом, и всяким товаром, перед отъездом своим продают с павозков или в лавчонках всякие товары, нужные окрестным жителям, преимущественно бурятам. Вот главное основание и причина происхождения этой ярмарки. Туземных местных произведений вы не встретите, потому что нельзя же назвать торговлей туземными произведениями продажу съестных припасов, сена, мяса, хлеба, яичницы с икрой, молока, десятка бочонков и еще каких-нибудь мелочей — все в микроскопическом количестве. Красные товары, всякая мелочь, нужная в обыденном быту бурят, начиная от чая, чашек, ложек, гвоздей, свинца, мыла и еще проч. и кончая сахаром, и наконец, вина (9 лавок из 50) — вот главные предметы торговли. Так как собирается довольно много бурят, то кроме купцов, отправляющих свои павозки с товаром вниз по Лене, наезжают и иркутские купцы с красным товаром и всякими мелочами.

Теперь ярмарка уже кончается, товары складываются, и буряты разъезжаются. Ярмарка интересна тем, что на ней собирается множество бурят и она могла бы дать интересный материал для антропологических исследований, тем более, что много есть интересных особей, представляющих продукты помеси русского племени с бурятским. Для внешнего более поверхностного наблюдения бросается в глаза странная смесь костюмов бурятских с русскими. Я не видал, по крайней мере, ни одной чисто бурятской народной одежды. Мужчины носят русские армяки, сапоги, шапки, женщины же представляют самую смешную смесь одежды. Вы видите перед собой, по-видимому, мужчину, только маленький рост да подчас нежности пьяного бурята заставляют вас подумать, не женщина ли это. Действительно, оказывается женщина. Вы видите перед собой субъект низкого роста (сравнительно с остальными бурятами, которые, в свою очередь, низкого роста сравнительно с русскими), одетый в армяк, штаны плисовые, подчас и кожаные, на голове мужская пуховая шляпа, иногда обложенная пунцовою лентой или с шелковой кистью, из-под громадного шерстяного платка, которым обмотана шея и большая часть нижней половины лица, вы разглядываете 2 косы с заплетенными вниз серебряными монетами; из-под платка (шали, как зовут его в Сибири) выпущен иногда другой шелковый платок, конечно, ярких цветов, удивление ваше увеличивается, иногда на руках еще перчатки.

Толкающаяся перед лавками толпа оживляется иногда драками, руганью и т. п. ярмарочными и неярмарочными сценами.

Холод, отсутствие травы, недостаток сена, которое продается по 40-50 коп, за пуд, дороговизна хлеба (не меньше рубля), овса (рубль за пуд) — все это ускоряет окончание ярмарки. Пора бы и павозкам тронуться, но в Лене решительно нет воды, во многих местах бродят через реку. Вообще эта громадная река тут, в Качуге, так ничтожна, что решительно удивляешься, видя ее в первый раз. Отсутствие воды немного и нас задерживает, но сегодня принялись устраивать небольшой павозок без груза, на котором мы и отправимся завтра или послезавтра, чтобы плыть до Крестовской 50 верст ниже у Витима, и оттуда проедем сухим путем на Тихонозадонский прииск, откуда должны тронуться в дальнейший путь.

Так как нам придется плыть по Лене почти не останавливаясь, очень редко бывать на берегу, то не ждите от нас сколько-нибудь обстоятельного обзора Лены, мы должны будем ограничиться самым поверхностным обозрением по большей части с павозка.

Что же до дальнейшего хода наших занятий, то я не излагаю вам никаких предположений, не пишу даже про предполагаемое направление нашего пути, так как все это может подвергнуться многим и многим изменениям. Более же верные сведения сообщу вам из Крестовской или с приисков.

Сибирский вестник. Иркутск, 1866, № 20

С пути в Витимскую экспедицию

15 мая мы отправились вниз по Лене на павозке Ленского товарищества. Вода была так мала, что ни одна барка не могла тронуться; но на пустом павозке надеялись пройти хоть сколько-нибудь до прибыли воды. Но на Лене было такое мелководье, что и с пустым павозком мы постоянно садились на мель и делали иногда по 20, 25 верст в день. Такое мелководье для И. С. Полякова и меня было, впрочем, довольно

удобно, так как оно давало нам возможность во время оста-новок съезжать на берег и хоть поверхностно знакомиться с вершинами Лены.

Так шли мы до Козловой. Начавшиеся в это время тепло и дожди подняли воду в Лене, и отсюда мы шли, уже почти не садясь на мель, тем более, что ниже у речки Тутуры прибавилась еще вода и из этой последней.

Имея поручение по делам службы в Усть-Кутском солеваренном заводе и не желая задерживать павозок, я отправился 22-го утром из Жигаловой на лодке. Так проплыл я до Усть-Кута, нигде не останавливаясь и выходя на берег только затем, чтобы переменить гребцов. Понятно, что тут даже и поверхностный обзор долины Лены и тот не был возможен. В это время И. С. Поляков плыл на павозке, и так как по сильно прибывающей воде павозок плыл очень скоро, то нечего было и думать делать экскурсии на берег. Павозок пришел в Усть-Кут позже меня и, как мы решили раньше, отправился дальше. Я же, кончивши дела в Усть-Куте, догонял его на лодке и догнал недалеко от Киренска.

Отсюда мы плыли также быстро, и нам удалось только несколько раз съездить на берег, побыть там с 1/2 или 1/4 часа и снова догонять павозок.

Таким образом, вы, конечно, не ждите от нас сколько-нибудь обстоятельного обзора долины Лены, а только несколько поверхностных замечаний как в геогностическом, так в ботаническом и геологическом отношениях.

В верхних своих частях Лена, как вам известно, промыла глубокое, узкое русло среди довольно ровной, изрытой только размывным действием вод страны, состоящей из горизонтальных слоев красного песчаника. Куда следует отнести эту формацию, к древнему или к новому красному песчанику — не знаю. Все мои старания найти какие-либо ископаемые были совершенно тщетны, впрочем, при редкости вообще ископаемых в этой формации, где и самые следы их часто окончательно уничтожены, при возможности осмотреть лишь очень небольшое пространство обнажений было бы только счастливой случайностью, если бы и удалось найти их. Многочисленные следы волноприбойных знаков (ripple, marks), правда, подавали надежду найти хотя какие-либо отпечатки следов, но при трудности добывания этих плит просто из обнижений горизонтальных пластов песчаника, перемежающегося с затверделыми сланцеватыми, бурыми глинами, я тратил по несколько часов (в дер. Козловой) для того, чтобы выломать несколько квадратных метров этих плит, не находя, впрочем, отпечатков. Позже я сообщу несколько подробностей относительно характера напластований, спайности и т. д. В Козловой же я узнал, что с год тому назад при копании могилы недалеко было найдено 3 зуба каких-то «допотопных» животных. На другой день, хотя павозок уже отчалил, я отправился на то место, где были найдены эти зубы. Тут в пади одной небольшой речки действительно есть толща около 10 метров аллювиального постплиоцено-вого наноса, состоящая из слоев иловатой глины вперемежку с редкими тонкими пластами мелкой гальки и изобилующая ныне живущими раковинами Helix Plebium и одной маленькой из рода Bulimus (?), в этих наносах на глубине около 2 1/2 арш[ина] были найдены 3 зуба одного из вымерших видов какого-то млекопитающего. Ниже мне случалось наблюдать ту же формацию, в которой я нашел челюсть какого-то маленького грызуна. Впрочем, судя по найденным в ней раковинам, мне кажется, будет основание предположить, что она не настолько древняя, как та, которую я наблюдал в дер. Козловой. Вообще постплиоценовая формация, по-видимому, значительно распространена в долине Лены, так Как из расспросов я узнал, что во многих местах, в ярах находили кости допотопных, как выражаются крестьяне, животных*, только все это уничтожилось, зубы же мамонта проданы.

Ниже Кокуйска, как известно, начинаются залегающие под красным песчаником известняки. Описавши несколько крупных излучин, Лена выходит из узкой долины, где она текла часто между двух отвесных утесов красного песчаника, и значительно расширяется. Известняки, удобнее уступающие размывам и выветриванию, отступают, оставляя более открытых мест; образуются острова, видны более широкие пади. Там и сям белеют яркие желтоватые стены либо твердого известковистого песчаника, либо рухляков, либо, наконец, чистых известняков, окрашенных то бурыми натеками железных окислов, то зеленоватыми пятнами углекислой меди. Их более мягкие пласты идут волнообразно либо изогнуты, искривлены (contournes), а из щелей сочатся иногда минеральные ключи. К какой формации принадлежат эти известняки, я тоже не только не знаю, но и не могу даже представить материалов для решения вопроса. Всего два раза на 10 минут удалось мне осматривать эти известняки.

Ниже, между Курейском и Паршиною, я ездил к речке Усолке, впадающей в Лену с правой стороны. Вблизи устья ее, равно как и на несколько верст выше, вытекают из известняков соленые ключи с довольно сильным серным запахом, по-видимому, просачивающиеся сквозь пласты каменной соли и гипса. Оттого вода в Усолке очень солона, и местные жители добывают из нее соль простым выпариванием. Я успел только пройти с версту вверх по речке, намереваясь внимательно осмотреть обнажения известняков в нескольких стах саженей ниже устья речки, но павозок так далеко уплыл, что мы едва догнали его. Так же поверхностно осмотрел я и серные ключи, вытекающие из трещин в известняках, получающие серный вкус, может быть, от разложения слоев гипсов, которые должны быть где-нибудь внутри гор. На поверхности виден только несколько кристаллический известняк темно-коричневого цвета, вонючий, на котором отлагается сернистый налет.

Теперь в Крестовке мы уже находимся в стране твердых кристаллических метаморфизованных известняков.

Оставляя пока в стороне те немногие заметки о населении ленской долины, которые мне удалось сделать на пути, перехожу к занятиям И. С. Полякова.

Обрисовать отчетливо характер флоры долины Лены, говорит И. С. Поляков, нечего было нам и думать, во-первых, вследствие кратковременности нашего там пребывания, по обширности ее и ничтожному количеству экскурсий, которые удалось нам сделать, а во-вторых, потому что мы плыли по Лене в такое время, когда растительность начинала только развиваться, вследствие чего изучение травянистых растений должно было ограничиться только нахождением нескольких видов [...] Наконец, и количество виденных нами луговых пространств очень незначительно, особенно в среднем течении Лены; зелень на них невелика и однообразна, а в тайге вы встретите еще большее однообразие: пади покрыты местами беспрерывным покровом, и только в сырых местах можно заметить нераспустившиеся [растения]. Что же до древесной и кустарной растительности, то она вообще мало, отличается от иркутской и вообще прибайкальской: все виды деревьев и кустарников, растущие около Иркутска, растут и в Качуге около Верхоленска и Киренска, за исключением яблони. Она не встречается на Лене, зато lanicera lalarica, которую нам не доводилось видеть в окрестности Иркутска, встречается на Лене в большом изобилии.

Но если мы не заметили большой разницы в количестве древесных видов, растущих вблизи Иркутска и на Лене, зато встретили очень заметную разницу во время листораспускания и цветения. В Иркутске Rododenddron daurcium цвели и листья его развились уже 30 апреля, между тем как в Качуге уже 10 мая мы нашли его с мало распустившимися цветочными почками, и только 17 мая около Верхоленска мы видели его распустившимся. На Prgngs sdadgs в Иркутске уже 2 мая значительно развились листья, между тем как в Качуге 8 мая только начали лопаться листовые почки, и лишь 20 мая около дер. Козловой мы нашли несколько начавших цвести кустов. Здесь, в Крестовской, она до настоящего времени еще не начинала цвести. То же самое заметили и относительно Larix Sibirica, Alrtaster Viridis и прочих деревьев и кустарников.

В зоологическом отношении мы должны были ограничиться только птицами, которых собрано до 20 экземпляров из наиболее часто встречающихся родов... Что же до млекопитающих, то о них пришлось ограничиться только расспросами у крестьян, где к тому представлялась возможность.

Более подробный отчет обо всем этом будет предоставлен нами отделу по возвращении в Иркутск.

Теперь перейду я к нашим предположениям о дальнейшем ходе экспедиции; пробывши здесь еще несколько дней для приведения в порядок и подготовления кое-чего нужного для экспедиции, мы отправимся на Тихонозадонский прииск на р. Ныгри, приток Вача (приток Чары). Там окончательно снарядится экспедиция, и оттуда отправимся к югу. В настоящее время кони уже пригнаны сюда и, поправившись несколько, будут перегнаны на прииск. Вообще, мы не думаем тронуться с Тихонозадонского прииска раньше самых последних чисел июня или первых июля, так как вследствие поздней весны раньше нечего и думать найти в гольцах порядочные корма, но помню только, что экспедиция, ходившая от компаний к вершинам Нечатки, 7 июля не нашла под гольцами сколько-нибудь сносных кормов, которые были найдены на тех же местах только 20 июля.

Надеюсь, впрочем, что время, которое мы проживем на приисках, не пропадет у нас даром, так как эта местность, по-видимому, довольно интересна во всех отношениях.

Зная о трудностях, встреченных членами Сибирской экспедиции, когда они старались найти сообщение между Олекминским краем и Забайкальем, я начинал терять надежду на то, чтобы экспедиция могла выполнить свое назначение. Вы знаете, что первоначально мы имели в виду направиться следующим образом, как предполагали г-да золотопромышленники в бумаге Сибирскому отделу: именно с Тихонозадонского прииска идти к ю.-в., на плоскогорье р. Чары, к озерам Лемберии и Куськемдэ через озеро Нечатку и вершину р. Авсота. На плоскогории Чары у живущего там якута можно было бы разузнать про вожаков и при его содействии разыскать вожаков для дальнейшего пути; этот путь, полагал я, лучше всего лежит по р. Куянде на устье Муи и оттуда к устью

Ципы, откуда уже есть сообщение с Забайкальем. Сообразно с этим было написано на промыслы и г-ну олекминскому земскому исправнику с просьбой о приискании вожаков. Такие два вожака на озеро Нечатку уже найдены на промыслах, далее же придется искать вожаков с Нечатки до Лемберии и т. д.

Но в Иркутске же М. В. Рухлов сообщил мне карточку, начерченную им по расспросам тунгуса Максимова, который указывал другой путь: именно от устья Энгажимо, правого притока Витима, впадающего выше Бодайбо верстах в 100; отсюда по Витиму до устья Бутуи, далее между р[ечками] Бутук и Ныгри через Неринкан, до Чаянды через хребет на Сигильтэ (приток в вершине Мал[ой] Мамы), по р. Качу (приток в вершине Бол[ьшой] Мамы, по самой Маме несколько верст и оттуда через хребет на Мую. От Муи через хребет Тулупу (Тулуни?)... на Бомбуйко, откуда выходить в Нерчинск в 15 дней*. Максимов говорил, что дорога хороша, проехать можно с вьюками и скотом, и сам Максимов проходил по ней несколько раз. На карточке отмечены взаимные расстояния в верстах, и сумма этих расстояний так мало разнится с тем, что выходит по карте г-на Шварца⁴⁹ (30—40 верст на 300-верстное расстояние), что поневоле является доверие к его карточке.

Здесь, в Крестовской, мы узнали от одного из торгующих здесь крестьян, который уже 24 года торгует по Витиму с тунгусами и якутами, сам бывал на Озерне (зимою) и т. д., что тунгусы знают еще другой путь на устье Муи. Они ходят от Бодайбо по Мамукану (Малая Мама) или по Мысаху (Бисах) через хребет на устье Муи. Отсюда, говорит, есть возможность иметь хорошие корма и идти если не берегом Витима, то обходя утесы вплоть до устья Ципы. Теперь этот путь несколько заброшен, так как тунгусы приблизились к золотым промыслам, но могут найтись люди, которые его хорошо знают.

Этот крестьянин И. Г. Авдеев отправляется на днях на устье Бодайбо, где и постарается поискать вожаков, которые взялись бы вывести нас на устье Муи*. Если ему удастся это сделать, то есть надежда, что экспедиции представится возможность пройти главные хребты, выбраться на Бомбуйко, откуда, я полагаю, не будет большого труда дойти до Нерчинского округа. Полагая, что этот путь будет удобнее, я еще в Иркутске думал отправиться этим путем, а потому еще во время своей болезни в Иркутске, т. е. на пасху или фоминой неделе, послать г-ну Усольцеву мною написанную черновую бумагу к киренскому и баргузинскому исправникам с просьбой оказать содействие экспедиции (я лежал в постели и писал карандашом). Но так как, видевшись в Киренске с г-ном исправником, я узнал, что он ничего не получал из Сибирского отдела и впервые от меня узнал об экспедиции, то я прошу Распорядительный Комитет сделать запрос г-ну правителю дел отдела или его помощнику, как могло случиться, что киренскнй исправник не получил этой бумаги даже во время моего проезда через Киренск, т. е. около 20 мая?*

Вчера получена здесь почта, вышедшая из Иркутска 21 мая и привезшая нам московские газеты от 17 апреля. Неужели до настоящего времени не получены инструменты от г-на Брауера? Право, непонятно! Так как теперь я уже более не надеюсь получить инструментов, то придется, вероятно, идти с термометрами, вывинченными из старых барометров, и одним барометром с двумя запасными трубками, запаянными в Иркутске! Металлический барометр и 1 термометр я оставлю на Вознесенском прииске, где думаю устроить метеорологическую станцию и останусь при 2 термометрах с давлениями в 1,3 миллиметра на градус, из которых у одного еще и ртуть постоянно разрывается.

Что же до моего собственного термометра Westberd №59, то 29 мая он разбит. Мы ездили с И. С. Поляковым на берег к серным ключам, когда полил страшный ливень. Крыша павозка сильно протекла над моим столом, а потому бывшие на павозке принялись собирать все со стола. Когда мы вернулись, то нашли термометр — единственный порядочный, имевшийся у нас, — с разбитой трубкой.

Особенно ощутителен недостаток [минимального] термометра. Вы знаете, какое резкое различие представляют температуры дня и ночи, между тем в 6 часов солнце уже так высоко и так успевает нагреть землю, что мы не имеем никакого понятия о температуре ночью, можем только в общих словах сказать, был ли мороз или нет.

Вчера г-н Машинский определил графически положение истинного меридиана, которое я просил его сделать для определения склонения магнитной стрелки и для поверки наших часов. Меридиан определен очень точно, насколько этого можно желать от графического способа, ряд наблюдений, сделанных с 8 часов утра до 4 вечера, дал в высшей степени близкие результаты, но нельзя того же сказать о наших буссолях. Буссоль, данная г-ну Машинскому из Генерального штаба, показывает склонение восточное в 3°, буссоль Сибирского отдела — западное в 2°, как видите, разногласие немалое. Хотя вообще трудно точно определить склонение без ориентир — буссоли и буссолью Шмалькальдера, не имея алидады, но эта разность в показаниях буссолей зависит не от этого; направленные на одну и ту же точку, они дают различные показания. Но это бы еще ничего, ибо можно было бы предположить, что стрелка буссоли Сибирского отдела, как давно намагниченная, замагни-тилась, скверно то, что даже буссоль Генерального штаба плохо намагничена: качания стрелки очень нерешительны и, несколько раз направленная на одну и ту же точку, она дает результаты, разнящиеся на 2 и 3°. С нетерпением жду следующей почты, авось получатся инструменты от Бауера, если получатся, то их перешлют мне на прииск.

Сибирский вестник, Иркутск, 1866, № 22

26 июня 1866 г., Тихонозадонский прииск на р. Ныгри

С 12 июня мы находимся в долине Ныгри, притока Вачи*, на Тихонозадонском прииске Ленского товарищества. На днях пришли кони, предназначенные под экспедицию, находившиеся на Крестовской резиденции, и через несколько дней мы отправляемся в путь. Но прежде всего я вам скажу несколько слов о наших занятиях на пути до приисков и на приисках.

От Крестовской резиденции до Тихонозадонского прииска мы проехали 8 дней, сделавши в это время около 250 верст, так как ехать тише было бы неудобно по многим причинам: пришлось бы отнимать и задерживать лишних людей и лошадей у Ленского товарищества, взявшего на свой счет перевозку экспедиции до приисков, съемка же, сделанная по поручению Ленского товарищества чертежником Жаровым, была сделана, как говорили нам, довольно тщательно и с промером, то я решился не делать съемки на этом протяжении, а проехать его наскоро. При этом имел в виду, что наша съемка от прииска пересечет Витим в его низовьях и свяжется либо с каким-нибудь из астрономических пунктов г-на Шварца на Витиме, либо с его съемкою.

Впоследствии я отчасти пожалел, что мы не имеем более точной съемки этой местности, потому что хотя относительные расстояния на съемке г-на Жарова⁵⁰ и довольно верны (как я убедился, постоянно имея карту под рукой во время пути), но желательно было бы иметь съемку более подробную и более отчетливую в подробностях.

Вы, конечно, не будете ждать от нас обстоятельного и сколько-нибудь подробного описания местности от Крестовки до приисков: все замечания, сделанные на пути, будут более подробно изложены впоследствии, теперь же скажу только, что, удалясь от Лены, вы скоро вступаете в глухое лесистое предгорье, известняки постепенно становятся более и более кристаллическими, а потом скоро исчезают, сменяясь метаморфическими сланцами, преимущественно глинистыми гнейсами и гранитами. С этим вместе постепенно меняется и весь характер страны, покатости становятся круче, пади глубже, речки быстрее несутся и ворочают большие каменья, там и сям выступают отроги хребтов, забирающиеся за пределы вертикального распространения древесной растительности. Наивысшие точки мы встретили в вершинах [ручьев], они образуют как бы часть цепи, идущей с ю.-з. на с.-в., высокий гребень которой еще белеет снегами, впрочем, вообще эти горы не поднимаются высоко; переезжая гольцы, если не самые высокие, но зато превосходимые немногими частями другого гребня и немногими отдельными точками, я нашел их всех приблизительно ровными, около-1450 метров (около 4800 футов). Только один гранитный голец... как бы центр местного поднятия, возвышался еще метров на 300 над этими гольцами, но он составлял исключение, другие же вершины были почти все одинаковой вышины и не высоко поднимались над общим уровнем горной страны.

Но и в этих гольцах вы не видите ни зубчатых вершин, ни каменистых гребней и т. п., напротив того, вершины гольцов сглажены, округлены, как будто по циркулю вычерчены их контуры. Привыкнувши видеть на поверхности гольдов, особенно гранитных или гнейсовых, множество обломков разрушающейся породы, поросших исключительно мхом, я был удивлен, найдя здесь совершенно гладкие поверхности, по которым свободно можно ехать рысью, это не ряд скал, а ряды волнообразно лежащих гор, усыпанных мелкими кварцевыми зернами и разрушающимся полевым шпатом, покрытых порядочным шоссе, где только местами есть пространства, усыпанные небольшими каменьями. Только там, где выступают глинистые сланцы, можно еще встретить выходы на поверхность почти вертикально падающих пластов и склоны их усыпаны большими обломками, но и тут часто вершины совершенно как бы сглажены.

Относительно растительности этой местности, говорит И. С. Поляков, она характеризуется видами из родов [цветковых]... из споровых, видами мхов и ягелей... из которых виды двух родов известны здесь под именем оленьего мха.

Лугов в истинном смысле слова нет, а потому в кормовых травах, в злаках здесь страшная бедность, и у местных жителей хорошей кормовой травой считается один из растущих здесь видов Equisetum. Но если в злаках здесь чувствуется в этой местности такой недостаток, а в оленьем ягеле большое изобилие, то естественно, что северный олень и кабарга, питающиеся почти исключительно этими растениями, относятся к господствующим животным; олень же находится здесь как в диком, так и в прирученном состоянии. Вообще, однообразие в растительности, особенно в пунктах сколько-нибудь возвышенных, порождает однообразие в птицах и зверях. В частности же долины некоторых речек представляют иногда оригинальные явления, так, например, долина р. Хомолхо, где среди многих других растений мне довелось найти растущую в большом количестве Caragana jubata.

Шестидесятый градус широты на азиатском материке, при высоте от 600 до 900 метров и более, дает себя заметить в громадных наледях, накопляющихся по некоторым речкам. Простираясь во всю ширину пади, они тянутся иногда на несколько верст при средней толщине от 1,8 до 2 м (5,9 до 7 фут.) и доходят местами до 2,5 м (8,2 фут). Вспомнив при этом, что на Ныгри, например, от наледи в 4,8 м едва осталось теперь 1,4 м, мы должны будем принять, что наледи к концу зимы достигают громадной толщины — до 9 м, и это на протяжении 6—8 квадратных верст, даже и более, если не принимать в расчет небольших перерывов, успевших образоваться к началу июня.

По всему этому пространству мы не встретили никакого населения, кроме зимовщиков на зимовьях Ленского товарищества, зимой посещаемых чрезвычайно смелыми медведями. Тунгусы либо удалились, оттесняемые приисками, их жизнью и заведениями, либо принуждены были окончательно изменить свой образ жизни и род занятий и поселились ближе к приискам. Прежде, при открытии приисков, эта тайга изобиловала зверем, не говорю уже о диких сев[ерных] оленях, но и соболя, и белки водилось множество; шум, рубка леса, прокладывание дороги, вырубка больших пространств, разъезды — все это было причиной удаления зверя. Вместе с этим, прииски дали новые заработки тунгусам, теперь они возят сено, на доставку которого заключают подряды, перевозят зимой на оленях тяжести, нанимаются вожаками. Если бы все это распространилось равномернее между тунгусами, то, быть может, оно вполне бы заменило звериный промысел, но, к сожалению, оно не так. Чтобы обеспечить себе доставку определенного количества сена, золотопромышленники заключают подряды с одним тунгусом, а тот, в свою очередь, раздает работу другим, причем, как везде, ему достается львиная часть дохода, прочие же остаются батраками, т. е. одни богатеют, обзаводятся домом, всеми принадлежностями русского быта, другие остаются в том же Жалком положении, худшем еще потому, что теперь находятся в зависимости от отдельных личностей.

Впрочем, оставляя этот предмет, о котором подробнее буду говорить впоследствии, когда лучше познакомлюсь с тунгусами, буду продолжать далее.

Дорогой нам часто подолгу приходилось ехать тайгой, обнажений не видно, отлучаться же в сторону версты за две при густоте леса почти невозможно, а потому трудно составить себе понятие, какие породы, залегают на этих пространствах. Часто для определения залегающей в данной местности породы приходилось пользоваться россыпями, которые если и дают понятие о том, из чего состоит данный кряж, зато не дают никакого понятия о взаимном расположении частей. Впрочем, я полагаю, что удастся составить петрографическую карту проеханной нами местности не очень подробную и не лишенную пробелов.

Время, проведенное на Тихонозадонском прииске, я посвятил изучению аллювия и разысканию возможных следов ледникового периода, вопрос, на который снова навело меня несколько явлений, тем более, что отсутствие следов ледникового периода в северо-восточной Азии всегда казалось мне довольно странной аномалией. Но хотя я и собирал все относившиеся до этого вопроса данные, тем не менее я все-таки не мог дойти ни до какого положительного, определенного результата. Впрочем, я полагаю, что вам вообще не безинтересно будет выслушать беглый обзор фактов.

Во время наших переездов мы поднимались на довольно высокие гольцы, спускались в глубокие, разделяющие их пади, и я нигде не видел явных следов ледников. Правда, поверхности этих гольцов совершенно округлены, сглажены, а выходов на поверхность гранитов или гнейсов, на которых могли бы сохраниться следы ледников, и не видно даже, но где же делись бы морены, если бы они были отложены ледниками? Сколько я ни вглядывался, я нигде не находил их, а трудно предположить, чтобы все морены непременно были смыты реками. Если есть на гольцах какое-либо указание на следы ледников, то это выбоины в виде котлов глубиною до 3 дециметров и около 0,5 м в диаметре, попадающиеся в довольно твердых гнейсах, но опять, с другой стороны, размеры их слишком ничтожны.

В других местах заставляли задуматься размеры, формы и положение некоторых валунов. Например, в одной узкой пади около 35—40 м на совершенно пологой покатости, менее 5°, я видел небольшой гранитный валун в 2,8 м, 1,1 м и 0,9 м*, лежащий на округленном гнейсе, теперь едва выступающем из-подо мха; ручей, сочащийся на дне долины менее 1 м шириною, принимая даже в расчет наводнения; трудно верится, чтобы ручей, промывший такую узкую падь, мог когда-либо двигать такие валуны. Далее, в долине Ныгри особенно обращает на себя внимание валун из кремнистого сланца длиною в 5,6 м (18,5 фут,). Теперь он уже распался на несколько частей, лежащих тут же, а прежде был еще больше. Конечно, наледи могут служить средством передвижения валунов, хотя и весьма плохим, но, само собой, не таких больших, потому что льдина, отломавшаяся от наледи, среди которой сидит камень, все-таки должна быть поднята водою, чтобы передвинуть валун, а для этого нужна глубина, которой Ныгри не могла иметь, судя по ее наносам, которые мы видим в 10 верстах ниже, в разрезе Тихонозадонского прииска.

В золотоносном пласте этого последнего прииска, преимущественно в нижних частях, ближе к породе, из которой состоят склоны гор (глинистый сланец), попадаются валуны до 3,66 куб. м (130 куб. фут.) и более, состоящие из гранита, валуна, метаморфических] глин[истых] сланцев и известняков, лежащих как бы прямою бороздою вдоль разреза; у некоторых из них углы совершенно округлены, у других же сохранились одна или две плоскости, совершенно гладкие, плоские, покрытые параллельными бороздами до 0,3 м (0,5 ф. дл[ины]), иные и до 0,5 (20 дюймов). Так как валуны были уже раньше обнажены при выработке пласта, во время же теперь производимых работ не было обнажено подобных валунов, то я скорее готов приписать эти борозды посторонним причинам, кайле рабочего и т. п., хотя вы согласитесь, конечно, что трудно сделать кайлою совершенно прямую борозду в 0,5 м и даже в 0,3 м, а еще труднее провести десяток совершенно параллельных борозд. Во всяком случае, я искал более убедительных фактов.

На Сергиевском прииске (по р. Хомолхо) я был удивлен, найдя тут обилие больших камней, имеющих одну или две поверхности как бы отполированные, исцарапанные и избороженные (это были преимущественно черные мелкокристаллические известняки и глинистые сланцы со слегка округленными углами). Но так как эти камни я нашел в отвале, осмотреть же формации прииска подробнее не имели времени*, то я не придавал этим царапинам большого значения приписывая их каким-либо случайным причинам, требующим еще более внимательного исследования. Тогда мне указали на один валун из серого известника с несколько округленными углами, но с одной отполированной поверхностью, покрытой прямыми параллельными бороздами глубиною и шириною около 1,5 и 2 миллиметров и длиною до 0,2 м (8 дюймов). Этот камень никем еще не был тронут, так как он не был обнажен при обрезке борта разреза а обнажился только вследствие размыва одного ручейка, образовавшегося среди построек. Нижняя его поверхность была еще не отшлифована, но - совершенно гладкая и покрыта бороздами. Вообще замечу, что борозды, попадающиеся на валунах, бывают большей частью все параллельны, на одном только все борозды — числом более 2.0 штук — имеют 3 определенных направления, пересекающихся под наибольшими углами 20 и 40 , но нигде нет двух взаимно перпендикулярных борозд. «Не есть ли это следы сдвигов, — думал я. — Едва ли, так как борозды бывают на плоскостях, пересекающихся под различными углами, и даже в таком случае следуют одному общему направлению».

Указывая на эти факты, которые, может статься, могут быть истолкованы и помимо действия ледников, я все-таки полагаю, что на них следовало бы обратить побольше внимания. Впоследствии я буду подробнее говорить об этом предмете и сообщу несколько объяснительных рисунков.

Кроме Тихонозадонского прииска я осмотрел также соседние Прииски Ленского товарищества по Ныгри и Безымянке, а также побывал на приисках Вознесенском, Успенском и Сергиевском на р. Хомолхо. Успенский прииск особенно интересен потому, что работы ведутся в нем на высоте 172 (82 саж[еней]) над уровнем р. Хомолхо, в горе, из россыпи, образовавшейся от разрушения глинистого сланца, в котором находится золото, образуя род сплошного теста с составными частями глинистого сланца.

И. С. Поляков занимался охотою и приготовлением чучел из попадающихся здесь видов... Чучел ему удалось приготовить до 25 штук и засушить до 65 видов растений.

Съездивши на Вознесенский прииск, я попросил живущего там доктора К. А. Эйсмонта взять на себя вести в течение лета метеорологический журнал; он охотно взял на себя этот труд, так что во время нашего пути (до конца августа) будет наблюдаться высота барометра, к которой можно будет отнести мои наблюдения во время пути. Тут же я нашел очень ценный материал — журнал, веденный с сентября 1858 г. по настоящее время г-ном управляющим этими приисками М. С. Игнатьевым, Г-н Игнатьев записывал три раза в день: утром в 5-м или 6-м часу, в полдень и вечером в 8-м часу показания спиртового термометра, а также состояние атмосферы*. Это, конечно, весьма полезный материал, особенно при недостатке сведений о стране от Киренска до Якутска. К сожалению, наблюдения г-на Игнатьева не дают никакого понятия о направлении ветра, так как ветер на прииске не дает никакого понятия о действительном направлении ветра; на Хомолхо только и есть 2 ветра — верховой и низовой, и эти два ветра дуют постоянно*.

На днях я условился с вожаками, и 30 июня мы отправляемся в путь. Так как крестьянин Авдеев, который должен был искать вожаков на Витим, еще не приехал туда, киренскому же исправнику не было послано из Сибирского отдела просьбы заблаговременно приискать вожаков, то мы обратились к одному тунгусу Константинову (Кудрин тоже) с тем, чтобы он приискал нам вожака, знающего путь от Витима до Бомбуйко. Кудрин привез с собой одного вожака, знающего путь на устье Муи. Не доверяя вполне этому вожаку, зная же, напротив того, что Кудрин — такой человек, на которого вполне можно положиться, я стал расспрашивать самого Кудрина, и оказалось, что он сам лучше другого вожака знает этот путь. Нам удалось уговорить его идти с нами, и Кудрин с другим вожаком взялись провести экспедицию на устье Муи за 60 руб. с тем, чтобы мы снабдили их провиантом и лошадьми на обратный путь. Мы заключили с ними условие в присутствии и за поручительством помощника старшины Ильи Захарова.

Так как Кудрин имеет здесь некоторые дела по подрядам и говорит, что знает путь только до Муи, то он поехал на Бодайбо, где постарается найти вместо себя другого знающего человека, который мог бы вести нас и дальше Муи, до Бомбуйко. Вместе с этим, он возьмет на Бодайбо (на резиденции) лодку и людей и заведет ее до устья р. Тиники, где мы переправимся через Витим. Мы будем держаться сле-д[ующего] пути; отсюда, перевалив в верховье р. Янкадимо (Энгажимо), пройдем по ней верст 30 и затем перейдем на р. Тинику (Синяка у г-на Шварца), по которой и спустимся к Витиму. Переехавши здесь Витим на лодке, пойдем левым его берегом до р. Бутуи (Витуи тоже). По самой Бутуе нельзя идти, но мы пойдем по водораздельному хребту между Бутуей и Нерпи (Керпи у г-на Шварца), по тунгусской тропе. Потом, поднявшись по р. Чайонгро, приток Нерпи, перейдем в вершины Мамакана (Малая Мама у г-на Шварца). Здесь перевалим через хребет и направимся либо в верховье Парамы, либо к верховью Колоны (приток Муи). В первом случае мы сделаем обход, но раньше выйдем к хорошему корму на Параме и между Парамой и Муей и выйдем к поселившимся 2 года тому назад на устье Муи олек-минским якутам; здесь мы найдем прекрасные луга и хорошее скотоводство. Далее наши вожаки не берутся вести нас. Нужно знать, до какой степени избалованы здешние вожаки, они берут большую цену и ведут до того пункта, куда захотят, с тем чтобы на следующий год взять столько же и провести еще 50 верст. Если бы не официальность предприятия, то тот же Кудрин не взялся бы вести нас на устье Муи, а повел бы другой, который на днях показал себя. Он попросил сапоги. Ему сказали, что он уже получил свои деньги, тогда вожак взбесился и объявил, что проведет нас два месяца. Впоследствии ему дали, конечно, сапоги, но это показывает вам нравы здешних тунгусов. Тот тунгус, который в прошлом году бросил в гольцах г-на Мельникова, шедшего на Нечатку, доныне гуляет себе, и никто ничего с него не ищет, хотя он бросил экспедицию в таком месте, где следы лошадей не могли сохраниться, а экспедиции легко было заблудиться, следовательно, дело пахло жизнью нескольких людей. Но я имею некоторые основания думать, что тот же Кудрин, если не приищет вожаков на Муе, будучи по условию обязан ждать, пока мы не найдем других вожаков, скорее сам проведет нас на Бомбуйко, конечно, за хороший куш, заплаченный отчасти серебряной монетой. Впрочем, если бы мы даже не нашли вожаков на Бомбуйко, то я полагаю возможным выйти на Ципу, так как здесь уже был г-н Орлов⁵¹. Тогда я полагаю подняться по р. Муе, перевалить, через Овокит и выйти на устье Итыкдекана (приток р. Овокита, системы Ципы), где находится прииск Кандинского. Тут был в прошлом году г-н Лопатин. На том основании, что в этих местах не должно быть кряжей гор, а [расположено] плоскогорье, я полагаю невозможным перейти на брошенные теперь прииски по речке Талой. На одном из этих приисков был г-н Чистохин, гонявший скот из Читы. Отсюда верст 15 до Задорного прииска г-на Соловьева на Усое (Ушай у г-на Шварца). И г-н Чистохин ходил отсюда в Читу через Богдарин (последний левый приток Малой Амалаты на карте г-на Шварца) от Малой Амалаты, через Маректу в верховье Бойцы, вверх по Большому Амалату на Бирею, и оттуда на устье Холоя на с. Телембинское, и оттуда в Читу. Этот последний обход предпринимал он потому, что на устье Холоя есть постоянный перевоз через Витим; между тем гораздо лучше было бы идти на Эмурчены (приток Витима); куда ведет, как говорят, дорога из Читы, Тогда всего удобнее было бы с Муи перейти через верховье Тульдуки на верхнее течение Бомбуйко (этот путь указывает на своей [берестяной карте] ныне умерший уже тунгус Максимов, которого показания совершенно сходны с тем, что говорят наши вожаки). Тут желательно было бы найти вожаков из тунгусов, живущих на богатой озерами равнине между Нироконом и Верхней Бомбуйко (у них был в прошлом году, г-н Лопатин), и стараться пересечь Большой Амалат, чтобы выйти к устьям Эмурченов. Если мы встретимся на устье Муи с партией г-на Пермикина, то их съемка укажет нам, в каком направлении искать пути. Во всяком случае, можно полагать, что с устья Муи мы не будем вынуждены вернуться назад.

Состав экспедиции следующий: 3 человека, командированных Сибирским отделом: г-н Поляков, топограф г-н Машинский и я, нерчинский скотопромышленник г-н Чистохин, доверенный Ленского товарищества г-н Мельников; при нас два бурята из Нерчинском округа, ездившие и прежде с г-ном Чистохиным, 2 вожака-тунгуса и 4 конюха — итого 13 человек. Под вьюками (из которых главную тяжесть составляют Ы пудов сухарей) идут 30 лошадей и для них 9 запасных — всего 52 лошади.

Т[аким] о[бразом], мы отправляемся на Мую, но если бы из Сибирского отдела было заблаговременно написано г-ну киренскому земскому исправнику с просьбой приискать вожаков, то, конечно, мы имели бы уже вожака с Бомбуйко, старшине легче приискать знающего вожака, чем частному человеку; между тем витимские тунгусы, я твердо убежден в этом из разговоров с витимскими жителями и тунгусами, бывали на Эмурчене или знают тунгусов, живших на Ципе, которые бывали там. Мы же имеем вожака, взятого не из коренных витимских, а, скорее, из здешних, которые хорошо знают олекминскую систему, но не витимскую.

21 июня получена здесь почта из Иркутска от 7 июня и из Петербурга от 5 мая; между тем все-таки не получены мною инструменты. Уезжая, я убедительно просил г-на правителя дел выслать мне инструменты на Крестовскую резиденцию, выставляя на вид, что на показания термометров, столько потерпевших и в дороге, и в музее Сибирского отдела, нельзя полагаться, что еще менее можно полагаться на две запасные трубки, добытые мной в Иркутской гимназии, имевшие другое назначение и которые, следовательно, только по необходимости можно было взять в виде запасных барометрических трубок. Поэтому я просил трубок и металлического барометра. Кроме того, я уведомил Распорядительный Комитет о том, каковы наши буссоли*, и представляю судить, можно ли хорошо работать с таким инструментом. Мне не выслано ни буссоли, ни трубок, ни металлического барометра, а потому покорнейше прошу Распорядительный Комитет просить г-на секретаря разъяснить, каким образом могло случиться: 1) что инструменты не получились так долго из Петербурга и 2) почему они не были высланы с одною из двух почт, полученных на прииске до 20 июня?

Оставивши на Вознесенском прииске металлический барометр г-на Рухлова и один термометр (от шкалы барометра Фортена), я остался с 1 ртутным барометром, имеющим 2 запасные трубки, и 2 термометрами, из которых один служил на Фортеневском бар[ометре] для показания температуры шкалы, а другой — темпер[атуры] ртути; шарик у него не покрыт, и я принужден был залить его воском. Боясь подвергать единственный запасной термометр случайностям в виде горной речки, я прекратил наблюдения над температурой воды в Ныгри, после того как оставил термометр для наблюдений на Вознесенском прииске.

Состояние буссолей вам известно из моего предыдущего письма.

Посылаю вам:

1) Метеорологический журнал с 15 сентября 1858 Г. по 20 июня 1861 г., веденный г-ном Игнатьевым на Вознесенском прииске на р. Хомолхо, близ устья речки Имняк (59" с. ш., 133° в. д., около 2600 а. фут. над уровнем моря).

2) Около 100 образцов горных пород при подробном каталоге.

3) Около 25 чучел птиц.

4) Около 70 видов растений.

5) Около 25 видов насекомых.

Сибирский вестник. Иркутск, 1867, № 4

22 августа 1866 г., Серафимовский прииск

Пишу вам с Серафимовского прииска, куда мы добрались вчера после 50-дневного странствования по тайге. Оказывается, т[аким] о[бразом], что ваше предсказание сбылось; на устье Муи мы нашли тунгусов, возвращавшихся после сенокоса в наши края, к Баунту; из расспросов я убедился, что вместо того, чтобы делать крюк к востоку, к устью Бомбуйко, гораздо удобнее будет сделать другой небольшой крюк к западу (в верстах 80) и выйти на дорогу, по которой постоянно ходит скот из Читы, вместо того, чтобы идти, пересекая Амалат в его нижнем течении, где мы рисковали не найти вожаков и должны были идти тайгой вместо того, чтобы идти дорогой. Наконец, и это главное, я полагал, что гораздо удобнее найти ту дорогу, по которой Мог бы идти скот из Читы как для Забайкальских, так и для Олекминских приисков в одном гурте, чем искать такую, где нужно было бы с места отправлять два различных гурта. В настоящее время я чрезвычайно доволен тем, что избрал именно этот путь. Вам, вероятно, известно, что кони, на которых мы отправились с Тихонозадонского прииска, были очень сухи и слабы, между тем они должны были везти 4 1/2 пуда чистой клади (следовательно, более 5 пудов), и с первого же дня им пришлось везти на очень крутой голец. Этот голец, за ним несколько других, иногда недостаток корма, наконец, грязи еще более уходили их, так что возможность дать им отдых на прииске, на овсе — для нас чистый клад.

Управляющий Серафимовским прииском г-н Стерехов так обязательно снабдил нас всем, в чем мы нуждались, как-то: овсом, подковами, мясом и т. п., что я не знаю, как благодарить вас за такой радушный прием на вашем прииске. Наконец, мы оставляем здесь зимние сухари и берем лишь нужное нам количество с тем, чтобы взять их [столько], сколько будет нужно на резиденции г-на Бутаца⁵².

Вы извините меня, если я не буду теперь подробнее писать про проеханный нами путь; вкратце не расскажешь, и пришлось бы исписать несколько листов. Александр Степанович, вероятно, сообщал вам о ходе экспедиции по "моим письмам с Витима И Муи, которые я писал в Распорядительный Комитет Сибирского отдела; скажу только в общих чертах, что из разговоров с Петром Сильвестровичем⁵³ я убедился, что и по тому пути, которым мы прошли, прогонять скот будет вполне возможно. Из 600 (приблизительно) верст, пройденных нами, можно насчитать только три действительно худых места: [1] — это подъем на голец в вершинах Чепко (в 20 верстах от Тихонозадонского прииска), подъем, который, как оказалось впоследствии, можно миновать, идя по Джегдалату и делая лишь верст 20 крюка; 2) спуск с

хребта, идущего вдоль Муи с северной стороны по р. Уксемукиту, где страшно каменисто и на 40 верст почти нет корма. Но как теперь оказывается, есть другой перевал через этот хребет, несравненно удобнее. Нанятый нами вожаком старик Кудрин уверил нас, что идти по Килане, где мы сперва думали идти, несравненно хуже, чем по Уксемукиту, что там страшные грязи и т. п. Между тем на Муе я узнал от тунгусов, что дорога по Килане несравненно удобнее, чем та, по которой мы пришли, что там везде есть добрые кормаг что по Уксемукиту, наконец, сами тунгусы никогда не ходят, один старик дивился даже, как мы выбрались в одной па-душке. Вообще этот перевал стоил нам двух коней, оконча-тельно испортивших себе ноги и проданных нами тунгусам за 30 руб. Наконец,. 3-е худое место — эта Ципа, где мы встретили невылазные грязи и непроходимые болота там, где обыкновенно бывают превосходные луга. Но это происходит от необычайных дождей, которые в продолжение 2 недель шли не переставая в окрестностях Баунта, следовательно, от обстоятельства чисто случайного.

Что касается до Уксемукита, то хотя Петр Сильвестрович находит, что скот может пройти и этим путем, но, по всей вероятности, скот примет другое направление — по Кенане: Так как на Муе есть превосходные луга (якуты сеют ячмень), то можно будет остановить здесь скот и осмотреть другой перевал, который представляет еще ту выгоду, что через него можно выйти к Витиму на устье Бодайбо. Мы подробно,расспросили тунгусов про этот перевал (к сожалению, муйские тунгусы не знали пути на Бодайбо, а только на устье Витуи (110 верст выше); я даже думал, дойдя с экспедицией до Ципы (где в прошлом году был Лопатин⁵⁴), Еернутьсяпо Килане на Витим и таким образом смотреть другой перевал; Но от этого удержали меня и недостаток добрых коней, которых пришлось бы взять три (под меня и под припасы, а тунгус, е которым я хотел ехать, должен был отправиться на олене), "и, наконец, опасения за некоторые столкновения, которые могли бы возникнуть в мое отсутствие в нашей семейке и иметь неблагоприятные последствия для дела, наконец [которое] все-таки было бы не вполне сделано, так как нужно было бы узнать путь, который знают только витцмские тунгусы. Вообще теперь это дело находится уже в наших руках, подробно известен путь, и вожаки есть на примете, так что в конце концов я надеюсь, что скот из Забайкалья будет ходить на Олекминские прииски, если тому не помешают другие обстоятельства, как, например, дороговизна скота за Байкалом и т. п. Что же до пути, то хотя мы и пересекли 5 гряд гор, идущих поперек дороги с запада на восток, и две из этих цепей представляют две гряды скал, почти отвесно падающих к Муе, но тунгусы знают и даже пробили тропы настолько удобные, что если сравнить их вообще с таежными дорогами, то они могут быть названы положительно сносными. Конечно, есть грязи, есть камень, местами довольно крупный, но сразу едва ли возможно, чтобы было иначе. С’о временем приищутся, я думаю, более удобные обходы, чащи расчистятся помаленьку, и тогда путь будет таков же, как и остальные таежные дороги.

Мы шли, как видите, очень медленно, дневали 3 дня на Муе, 4 на Ципе, не считая дневок один день, которые мы делали время от времени, но берегли своих коней, которые с места пошли сухими и затем должны были сделать два перевала, о которых я писал выше. Тем не менее мы все-таки потеряли 5 коней. Один повредил себе ногу на Витиме и продан тунгусам за 30 руб., два на Уксемуките (проданы на Муе по 15 руб.), один больной утонул на переправе через Ципу, а одного, присталого, мы бросили на дороге после того, как два раза мы принуждены были оставлять его простого и затем посылать за ним. Сухарей у нас хватило вдоволь, несмотря на то что случалось подмочить их, а два раза, когда после большого перехода мы все-таки не дошли до доброго корма, я распорядился скормить в оба раза более 10 пудов сухарей, полагая, что выгоднее скормить сухари, чем на другой день бросить одного или двух коней.

Послезавтра мы отправляемся дальше, и так как мы делаем небольшие переходы (большей частью не более 20 верст), то я надеюсь в первой половине сентября быть в Чите, тем более, что теперь уже нигде, по-видимому, не встретится такой худой дороги, какая встретилась, и, наконец, нет перевалов через хребты, которые как бы ни были сравнительно удобны, все-таки утомительны для коней.

Сибирский вестник. Иркутск, 1866, № 17

Письма брату Александру

17 июня 1866 г., Тихонозадонский прииск

Пишу теперь вам, господа, с приисков, из самого центра маслопузского владычества. Вот где вдоволь можно каждый день насмотреться на порабощение рабочего капиталом, на проявление великого закона уменьшения вознаграждения с увеличением работы.

Управляющий работает часа 3 в день, ест прекрасную пищу от хозяев, рабочий в разрезе стоит в дождь, холод и жар с 4 часов утра до И и с часа до восьми, итого, следовательно, 14 часов в день, на самой тяжелой мускульной работе кайлой, лопатой и ломом, получая гроши. Воскресений нет, одежда и пр. вычитается из жалования, а стоимость огромная. Первый получает в год тысячи, второй сотню с небольшим. Другие стоят наготове, чтобы выманить деньги по выходе рабочего с прииска, спаивают его, выстанляют женщин, которые у пьяного ночью все вытащат, и т. д., и т. д. И ругают еще этого рабочего. Нашего брата запри на 3—4 месяца в такую работу, лиши всего, давай только необходимое время, чтобы выспаться, не давай ни одного дня отдыха, лиши возможности напиться, забыться, что бы мы надурили? А тут всю вину валят на испорченность рабочих. И, получая десятками пудов золото и большие барыши, эти господа не дают даже рабочим чарки водки каждый день.

А нужно видеть работы. Поляков видел рабочего в шурфе на 1/4 в воде, неподвижно стоящего, в то время как другие отливали воду; не сразу понял, что это человек, — и это хоть летом, но на высоте 3000 футов, под широтою 59°, в Азии; следовательно, можешь себе представить, как холодно бывает к вечеру. Сегодня множество сиплых рабочих после 3—4-дневных дождей.

А физиономии рабочих стоит посмотреть, в особенности к вечеру, когда народ поистомился, — тупоумие, пристальный взгляд. И если не выработает урок — сейчас вычет: 3 человека должны вырубить кайлой и ломом и накласть 62 тележки, а 4-й увезти их.

Здесь еще хозяева «хорошие», кормят хорошо, т. е. мясо не часто бывает тухлое, а в других местах просто ужас. Но и здесь то же. Если нам, на дорогу из Крестовской в резиденцию да с прииска, давали несколько вонючую солонину, то что получали рабочие? Земский исправник получает 2 тысячи рублей от компании, горный — не знаю. Везде получают, какие же тут жалобы рабочих помогут! Все на стороне хозяев.

Сколько ни думай, где найти исход, все-таки придешь к убеждению, что ничто не поможет, кроме усовершенствования самой технической части. Либо хозяину, владельцу прииска, надо довольствоваться только платой за свой личный труд, либо усовершенствовать обработку, облегчить добывание пласта, Впрочем, и это принесет самое незначительное облегчение; пусть добывает машина, но машиною будут владеть лишь большие хозяева, малые же капиталисты будут все же руками обрабатывать, пока машинное производство не убьет ручного. А когда это будет? Тогда ни одного прииска, пожалуй, не будет невыработанного. Пропаганда бесполезна для этих толстокожих — не пройдет. Беспроцентность капитала — одно из самых главных лекарств, должно быть, оно и средство к распространению в обществе сознания в ее необходимости, вместе со всею массою тех мер, которые рекомендует Щапов в статье «Реализм в применении к народной экономии»⁵⁵; эта статья, надеюсь, вызвала твои самые горячие одобрения. Да только она же напомнила и про необходимость технического образования. Если бы мечта Щапова начала осуществляться хотя с одной стороны, чтобы были люди, на которых можно было бы положиться, что дело пойдет сколько-нибудь успешно, то за капиталом авось бы дело не стало — вот хоть бы половина батькиной земли славное основание могла бы положить, другая — на распространение тех знаний, которые могут привести молодежь к сознанию в необходимости подобного же образа действий, как предполагаемые нами. И неужели уже нет и не будут плодиться в России подобные отказы от чужой собственности? Если нам, непередовым людям, могла прийти в Сибири эта мысль, могло развиться омерзение от пользования незаработанным, то неужели в кругу российских баричей еще не найдется десятков, сотен подобных же непередовых людей и неужели передовые не сделают того же? Быть не может, вернее — мы не знаем, а оно есть уже и теперь, следовательно, и материал, готовый для щаповских организаций, должен увеличиваться...

Ездил на соседние прииски, завтра поеду на прииск за 40 верст.

Занятия исключительно геологией, вернувшись, возьмусь за этнографию. Мы проживем здесь еще до 1 июля, а потом—в путь; перед отъездом напишу, куда поедем, по какому пути, а сегодня с уходящей почтой пишу наскоро. Вот какая досада, что я не сказал вам писать на Крестовку, на днях придет почта от 5 июня из Иркутска.

Прощай.

27 июня 1866 г., Тихонозадонский прииск

Пишу вам мое последнее письмо из жилых мест, через 2 дня отправляемся в экспедицию, наняли вожаков до р. Муи, а там посмотрим, может быть, пройдем в Читу, может быть, доведется тащиться в Баргузин. Последнее время я провел большей частью дома, писал для Сибирского отдела, между прочим, опять о следах ледникового периода, которых я все ищу здесь. Неужели климатические условия Европы и Америки не распространялись на Азию, которая в тот период не могла быть под водою, судя по некоторым данным. Через час пришлось идти с молотком разбивать каменья. Еще когда ум работает, возникают вопросы, ладно — а простое описание (при всем сознании пользы такого описания) заставляет порядком зевать. Пора все это бросить и в Питер. Быть может, общественные вопросы займут меня настолько, что оторвут от физики, - пусть, к ним все же больше моя душа лежит, чем к геологии или этнографии, которыми занимаешься в экспедициях. Впрочем, эскпедиция тем отчасти хороша, что не дает времени задумываться о своем положении. Вот тебе ряд явлений, описывай их, задумывайся над причинами, а в это время выступают новые и новые вопросы — только тайга, однообразие леса дают время на всяческие размышления, но и тут привычка в дороге постоянно замечать все попадающее на глаза, рассматривать — и тут мешает; кажется, чего однообразнее леса, идущего на десятки верст, на и тут работают глаза, уши, и тут воспринимаешь впечатления окружающей природы, и мозг, хотя работающий в одном направлении, постоянно получает толчки, сбивающие его, с рельсов. Только что остановились — снова куча работы: повесь барометр, термометр, а тут ещё и есть хочется, потом надо разбирать собранные породы, вписать их в каталог, наклеить ярлычки и пр[очая] механическая работа, а затем дневник надо писать, а тут ко сну клонит, не выспался в течение 5 часов. И так весь день - на механическую работу столько времени уйдёт, - необходимо держать всё в порядке, а то через 10 дней такая каша будет, что ничего не разберёшь... Поэтому я усердный проповедник порядка в дороге, а то Поляков - и сравнить со мной по порядочности нельзя, - у него вечно "Мамай воевал".

И так иногда несколько дней подряд — не успеваешь опомниться. Не знаю, полезна ли такая жизнь, но я по несколько раз в день иногда повторяю себе: «В Питер непременно, будь что будет». Весело ли хоть теперь быть нахлебником у этих маслопузов, жить на их краденом хлебе? Конечно, езди я хоть от Сибирского отдела, — ведь такие же были бы деньги, все же как-то легче было бы, но утешаешь себя тем, что без помощи капитала наука не могла бы двигаться вперед,— какая наука могла бы существовать на деньги исключительно трудовые теперь, при теперешнем распределении богатств? А без этой науки и пролетарию никогда не выбиться, но лучше сознавать себя таким же пролетарием хотя и с умственным капиталом, которого он не имеет, лучше искать такой работы, от которой польза была бы прямее — искать, потому что кто может поручиться, что его работа именно будет такою. А тут хоть утешаешься тем, что сбыт откроется скоту, но если доискаться, au fond, как ты говоришь, чей же скот-то будет? Капиталиста же!.. Да еще и сбывать-то почти нечего. Нешто скот в Чите так баснословно дешев? Мясо те же 4 коп. фунт, что и в Москве было на моей памяти Теперь такая работа нужна, которая подрывала бы значение капитала, а не то что приносила бы ему пользу, хотя бы то и была грошовая польза. На подрыв капитала надо употребить силы, а не на поддержку, хотя бы самую косвенную. А где может быть подрыв — в пропаганде создания общественных капиталов или в основании капиталов, предназначенных для этой пропаганды, наконец, в подрыве прямым путем при помощи ассоциаций? Только ту деятельность, которая направлена либо на прямой подрыв капитала, либо на расширение способов к его подрыву и увеличению жаждущих этого подрыва, — только эта деятельность и должна бы, по-моему, быть полезною, следовательно, и нравственною в настоящее время, Когда этот вопрос на очереди. Кинэ⁵⁶ в книге о революции ту же мысль отчасти высказывает, когда говорит о необходимости подрыва религии и экономического переворота. Если люди будут готовы совершить этот подрыв, тогда только революция принесет большую пользу (я не говорю о маленьких переворотах с целью вызвать частные уступки, ведущие к этому подрыву). Такие перевороты должны быть полезны, я думаю.

Впрочем, — «думаю», — такое у меня полное незнание истории позднейшего времени, такая пустота относительно общественных вопросов, что нужно будет много и много позаняться этим в Питере. Толкуют, что нация виновата в учреждениях, которые лишают народ свободы, — справедливо, — а потому, мол, перевороты ни к чему не ведут. Конечно, если передовые люди нации, те, которые после удачного временного переворота захватывают власть, и те не вырабатывают прогрессивных воззрений, а только лоскутками хотят их осуществить. Если бы временное правительство во Франции, захватившее в руки власть в 48-м году, было в большинстве настолько развито, чтобы одобрить банк Прудона или передачу банка в государственную собственность, их скоро бы прогнали, может быть, но факт бы существовал, верни-ка назад. Ничего, что в нации не нашли бы поддержки, — поддержка была бы в рабочем, пускай бы попробовали тягаться. И, само собою, не одна эта мера, а целая совокупность. А то станут толковать об непрочности переворотов, затеянных передовыми людьми, но не поддержанными нацией. И люди-то были не передовые, — в этом вся суть, и нация поэтому только не поддерживала их. Неужели ждать равномерного распределения образования в народе, коли все учреждения мешают этому уравниванию, да и когда он и подвинется на 10 шагов, передовые (это не высшие классы, помнишь наш спор) будут стремиться к еще более совершенным формам, которые также не в силах будут осуществить. Рабочий догонит эти высокие классы, догонит и передовых, если передовые позаботятся снять помехи, — капитал прежде всего и влияние попов, где оно сильно.

Пересматривая «Загр[аничный] вест[ник]⁵⁷, я увидел что в заметках по общественным вопросам прорываются некоторые вещи, которых цензура не допустила бы в изложении, а допускает в переводах, не допускала бы вообще в русских журналах. Вели это справедливо, то это очень важно. Заметь, что позволяют говорить об иностранных правительствах и вопросах политики европейской несравненно больше, чем в приложении к нам. Это указывает на то, какое влияние воспитательное мог бы иметь переводный журнал, посвященный переводам или выпискам по общественным вопросам, в сопровождении подрывательных статей по естественным наукам. С строго определенным направлением, со статьями не случайными могло бы выйти преполезное издание, хотя нужно было бы много времени ждать, чтоб оно окупалось.

Впрочем, болтать с вами некогда.

Высылай вещи в Читу и пиши, не забудь сапоги и калоши, а то мои совсем разорвались, вообще истаскался, штаны и те единственные дерутся.

Два дня была страшная зубная боль, вырвал зуб, разворотили мне челюсть — и, что еще хуже, завтра ехать надо, а проболит еще дня 4 — вот уж это скверно.

Ну, прощайте теперь, нечего ждать вам от меня писем, самого ждите в начале октября.

Выпиши немедленно книгу. David Page, Geology for general readers⁵⁸.

10 июля 1866г., Витим, устье Тиники

Пишу тебе с берегов Витима, мы уже 9 дней в походе и с грехом пополам выбрались сюда. На прииске я хворал последнее время, мне выдернули зуб и потревожили здоровый, челюсть (лунку) немного разворотили, и боль была страшная. Теперь мы идем себе помаленьку и прошли уже 110 верст, следовательно, 1/7 пути. Путешествие наше незавидное; во-первых, дорогой страшно утомляет безделье, нужно 6—7 часов ехать, и ничего не видишь, нет никакого разнообразия, не над чем подумать, лес, да лес, и лес, да грязи, да мох. Наконец последние дни, видя, что вожак ведет нас нехорошо, лупит тунгусской оленьей тропой, не разбирая грязи, я, обязанный заботиться о благополучном ходе экспедиции, должен был поехать с вожаком выбирать места... Невесело, скучно безделье, никакого умственного труда.

Раз как-то рано пришли на привал, а горных пород я не собрал, писать почти нечего, я мог приняться за Сегэна, с полчаса читал среди разговоров в палатке — какое тут чтение. К тому же разные мелкие неудовольствия, топограф ворчит что-то, другие тоже, что работы много и что топограф ничего не делает. Теперь я принялся сам развьючивать коней, ставить палатку и пр. Все же облегчение конюхам, да и другие меньше ворчат и немного больше делают. Поляков зато — утешение, единственный человек наш, поговорить с ним можно иногда, когда у него дела меньше. Впрочем, ему дела много, пожалуй, больше, чем мне. Вообще все бы это ничего, я не огорчаюсь нисколько мелкими неприятностями, улаживаю их и т. д. Скучно, что время даром идет, и привыкаешь целые дни ничего не делать, не знаю, может быть, дальше будет интереснее, а то едешь несколько дней, даже, напр[имер], обнажений не видишь, а кругом в тайге ужасное однообразие.

Вообще мы устроились недурно, большущая палатка, поперек выстраиваются наши ящики, сзади на треножнике ставится барометр, выкладывать удобно, все под рукою, как

дома, занимайся только, переезды только скучны.

Это письмо пойдет с тунгусами, которые снизу привели нам лодку для переправы через Витим, оно, должно быть, будет последнее.

Крепко обнимаю вас, ребята, и завидую вам, тридцать раз вспомнишь, что вот-де в Иркутске живут, занимаются вдоволь, потом вспоминаю, ведь надо же кому-нибудь прокладывать новые пути, а если пройдем, то и для географии,

и для промышленности будет польза, и успокоишься. Прощайте...

Пиши в Читу побольше, авось в сентябре, в конце, доберемся до жилья.

26 июля 1866 г., устье р. Муи

Ну, Саша, пишу тебе с устья Муи. Треть дороги уже сделали, теперь осталось всего каких-нибудь сто верст, правда, через очень скверный хребет, и мы будем в таких местах, которые находятся в удобном- сообщении с забайкальскими приисками, а на этих приисках бывал едущий с нами господин из Читы. Следовательно, теперь уже я не теряю надежды быть в Чите. Шли сносно, скучно иногда, нет ни обнажений, ничего интересного, тайга, - знай только, глаза оберегай. Были и разные дрязги, которые мне приходилось улаживать. Собралось несколько человек — одни работают физическим трудом, другие умственным, столкновения неизбежны. Первые считают, что вторые ничего не делают, казаки в грош не ставят сидения до двенадцати часов ночи при вставании в 6 и т. д. На меня уже не дуются — начальник, мол, так и должно, ну, да и к тому же князь, великая персона, стало быть, а вот на Полякова дулись, мелочи все это, ну, колеса скрипят, и дело начинает идти плохо. Впрочем, теперь это удалось, Поляков чрезвычайно уживчив, работает вдосталь, ну и объяснились маленько, теперь колеса не скрипят, да и места пошли получше.

Сидя в Иркутске, трудно вам даже составить себе понятие о таежных удовольствиях. Здесь, на Муе, такие несметные силы комаров, что до сумасшествия (временного, утешься) можно дойти и тебя 30 раз вспомнишь с твоими проклятиями лету. Жара более 22°, дымокур в палатке, следовательно, угар, — мерзость порядочная. Два дня ничего не в состоянии был сделать, подумать не в силах в жаре, среди мошки, дураком валяешься, весь мокрый; ждем не дождемся второй половины августа. Как все это благодетельно должно действовать на мозговую деятельность! 5—6 лет так провести — хорошо отупеешь.

Ну, да последняя командировка, думаю весной в другой путь направиться, — утешься.

Во второй половине или в конце сентября ждите домой, писем не ждите, теперь мы к Иркутску ближе будем, чем [к] промысла[м]. Пишу с вожаком, пожалуй, еще не дойдет письмо. Прощайте, ребята.

22, 23 августа 1866 г., прииск Серафимовский (на М[алом] Амалате)

Скоро, наконец, мы доберемся до места, мы уже на прииске Забайкаль[ской] [области], на Малом Амалате, который можешь найти на маленькой карте Шварца, и рассчитываем через 20 дней быть в Чите, так что между 20-м и 30-м я, вероятно, буду в Иркутске. Пора и очень пора, холодновато становится (снега уже были), от постоянной сырости и странствования пешком в болотах у меня делается сильная ревматическая боль в коленях и вообще в ногах, да и надоедает-таки.

Здесь мы узнали о польском возмущении за Байкалом⁵⁹, отряд Лисовского⁶⁰ у меня как бельмо на глазу, тебя не посылали ли?

Скверность могла выйти. Этакая мерзость. Здесь же прочли циркуляр царя о нигилистах, мешкать дольше нечего, авось пригодимся на что-нибудь.

Скоро, значит, свидимся, тогда потолкуем, теперь прощайте, ребята.

П. Кропоткин

Переписка Петра и Александра Кропоткиных. Т. 2, с. 189—200

Примечания

1. Напр[имер], в Зехиной и некоторых] др[угих]. (обратно)

2. Года три тону назад тут поселились три семейства тунгусов со скотом и полным хозяйством. (обратно)

3. Хотя на карте г-на Шварца вершины Мамы лежат не к в[остоку], а к с[еверу] от вершины Ангары, но в трудах Сибирской экспедиции говорится, что к в[остоку] от вершины Ангары лежат истоки Мамы. (обратно)

4. Хотя г-н правитель дел отдела и имел неосторожность отозваться, что бумаги посланы, но 1) в деле о снаряжении Витимской экспедиции не оказалось отпусков этих бумаг и 2) в рассыльной книге не значится, чтобы таковые были отправлены, между тем как есть рос-писной почтового чиновника, принявшего пакет, олекминскому исправнику. (обратно)

5. Впадает в Жую; по-видимому, на карте г-на Шварца она названа Уага, впрочем, течение ее нанесено не совсем правильно. (обратно)

6. 9,2 фут., 3,6 фут. и 3 фут. (обратно)

7. Я должен был в этот день вернуться на Ныгри, где должны были собраться вожаки. (обратно)

8. Доктор К. А. Эйсмонт сверит этот термометр с тем, который к ему оставил. (обратно)

9. Вознесенский прииск лежит почти на 120 м (400 фут.) выше Тихонозадонского, высота же последнего по сравнению со средней высотой барометра в Иркутске в течение июня, по 15-летнему наблюдению г-на Щукина, оказалась в 763 м (около 2180 фут.). (обратно)

10. Воспользовавшись магнитом, имеющимся на прииске, мы, впрочем, намагнитили свои буссоли. Теперь их показания сходны с показаниями горного компаса, и показания, взятые по одному направлению, каждый раз получаются те же. (обратно)

Письмо к сибирским кооператорам⁶¹

Еще в бытность в Лондоне мы, жена и я, всегда с большим интересом читали любезно высылавшуюся нам вашу «Народную газету». Меня поразила однажды высказанная вами мысль, что сибирские кооперативы со временем возьмут в свои руки все то, что теперь лежит на обязанности земств. Мысль совершенно верная.

В конце восемнадцатого века, когда социализм зарождался из продовольственных затруднений французской революции⁶², в июне 1793 года, первым его лозунгом было «Первый год Равенства», причем Равенство понималось как обеспечение благосостояния для всех при помощи социализации потребления, Социализация производства естественно вытекала из социализации потребления, Сама жизнь и ее осложнения во время революции и войны со всею монархическою Европой, а не теория привели народ в Лионе и первого проповедника социализма рабочего Ланжа⁶³, а за ним и первого теоретика социализма великого Фурье⁶⁴ к мысли о необходимости сразу же начать с кооперации в потреблении и с организации потребительских союзов, членами которых состояли бы все граждане, а не откладывать объединение потребителей, т. е. всего общества, на последующее время⁶⁵. Ланж и Фурье, оба пережившие те же ужасы голода, что теперь переживает Россия (тоже во время своей революции), они оба поняли, что прежде всего нужно организовать прокормление всех в союзе потребителей, и это естественно приведет к организации союзного производства.

Под «производством» следует, конечно, понимать производство всего того, что нужно обществу для его жизни, т, е. пищи прежде всего, жилища, одежды и, конечно, устройство путей сообщения, организацию медицинской помощи, образования и самозащиты. Мало-помалу долгою упорною борьбою земствам в России удалось отвоевать у государства частицу забот о путях сообщения, медицинской помощи и народном образовании. Но только частицу. Так как земство по своему происхождению представляло только часть государственной организации и все еще продолжает быть у нас частью государства (для сбора податей), то естественно, что государство стремится удержать земства под своей опекой, а потому ограничивает их действия, не дает, особенно у нас в России, в Германии и Австрии, но также и во всей Западной Европе, земской школе развиваться так, как она сама найдет нужным развиваться в каждой данной местности, Из этого выходит то, что, например, в Сибири, где так необходимо было в самых широких размерах производить разведку естественных богатств и распространять земледельческое и техническое образование, у нас в Восточной Сибири не было ни университетов, ни даже технической горной школы, а между тем геологические исследования и съемки в Соединенных Штатах Северной Америки были главным камнем, на котором развилось современное богатство Штатов как земледельческое, так и промышленное, а у нас правительство десятки лет мешало основанию университетов и школ и распространению земледельческого и технического образования.

В 60-х годах, когда я был в Иркутске и генерал-губернатор⁶⁶ позволил мне отправиться в разведочную экспедицию в Саяны, в Окинский караул*, в Иркутске я не мог найти даже буссоли для съемки (инженеры уже разъехались на летние работы, а запасов инструментов не было) и я мог взять с собой только горную буссоль (без диоптров) и планшет в 8X10 дюймов...

Учиться же геологии или физиографии во всем Иркутске не было никаких руководств, я нашел случайно попавшие в Сибирь в отделение Географического общества наставления по геологии или минералогии пешим путешественникам, изданные Английским географическим обществом. В нем были поразительно умные наставления о геологической разведке гениального Дарвина. Нечего и говорить, насколько они много мне помогли. Но хуже того, когда началась японская война, то во всей Восточной Сибири приходилось возить с Урала весь железный товар вплоть до последнего гвоздя, а во всей Сибири, Западной и Восточной, не было ни одного технического и даже ремесленного училища.

Что дадут России будущие ее правительства, мы не знаем. Государственные нужды России всегда будут так велики, что особенных щедрот в этом направлении нечего ожидать. И вот я обращаюсь к вам, члены сибирских кооперативов, с серьезной мольбой; возьмите вы в свои руки организацию технических средств. Только поставьте свои первые шаги на практическую ногу, чтоб всякий крестьянин видел пользу вашего образования! Организуйте народное образование так, чтобы оно содействовало увеличению производительных сил страны и развитию содружеского духа в учениках ваших школ, — и у сибирского крестьянина найдутся средства для поддержки ваших школ*...

Вы знаете, в каком ужасном положении находится теперь Европейская Россия в тисках немецкого, нашествия. Я уверен, его отразит русский народ, но, чтобы залечить глубоко нанесенные нашествием раны, потребуется не один десяток лет, и тут-то вы — жители Сибири — сможете во многом и очень многом помочь вашей Родине материально в виде жертв, а также и развивая свое собственное благосостояние, разрабатывая непочатые богатства Сибири и помогая России возрождаться в виде молодой, полной жизни демократической Федерации Соединенных Штатов. Только возьмитесь дружно за работу, конечно, не с эгоистичной мыслью; «моя хата с краю». В теперешнем мире нет хат с краю, одного насильника, вроде Германии, достаточно, чтобы все страдали. И наоборот, все, что бы вы ни сделали для создания новой нации, вдохновит и другие народы мыслью общечеловеческой взаимности. Одушевленная такою мыслью, Сибирь много сможет дать миру... прокладывая новые пути человеческого развития.

Бюллетень Всероссийского общественного комитета по увековечению памяти П. А. Кропоткина. М., 1924, 8 февр., № 1, с. 8—13

Примечания

1. В эту поездку я открыл, совершенно не подозревая, большую (третичную) вулканическую область на китайской границе в верхнем течении Джунбулака и впервые прошел путем из Окинского караула на Зиминскую станцию и снял этот путь. (обратно)

2. Как раз я об этом только что писал книжку⁶⁷. (обратно)

• Расскажите об этом своим друзьям!

• «…Я знаю о своем невероятном совершенстве»: памяти Владимира Набокова
  
  Владимир Набоков родился в Петербурге 22 апреля (10 апреля по старому стилю) 1899 года, однако отмечал свой день рождения 23-го числа. Такая путаница произошла из-за расхождения между датами старого и нового стиля – в начале XX века разница была не 12, а 13 дней.
• «Помогите!». Рассказ Андрея Хромовских
  
  Пассажирка стрекочет неумолчно, словно кузнечик на лугу:
• «Он, наверное, и сам кот»: Юрий Куклачев
  
  Юрий Дмитриевич Куклачёв – советский и российский артист цирка, клоун, дрессировщик кошек. Создатель и бессменный художественный руководитель Театра кошек в Москве с 1990 года. Народный артист РСФСР (1986), лауреат премии Ленинского комсомола (1980).
• Эпоха Жилкиной
  
  Елена Викторовна Жилкина родилась в селе Лиственичное (пос. Листвянка) в 1902 г. Окончила Иркутский государственный университет, работала учителем в с. Хилок Читинской области, затем в Иркутске.
• «Открывала, окрыляла, поддерживала»: памяти Натальи Крымовой
  
  Продолжаем публикации к Международному дню театра, который отмечался 27 марта с 1961 года.
• Казалось бы, мелочь – всего один день
  
  Раз в четырехлетие в феврале прибавляется 29-е число, а с високосным годом связано множество примет – как правило, запретных, предостерегающих: нельзя, не рекомендуется, лучше перенести на другой год.
• Так что же мы строим? Будущее невозможно без осмысления настоящего
  
  В ушедшем году все мы отметили юбилейную дату: 30-ю годовщину образования государства Российская Федерация. Было создано государство с новым общественно-политическим строем, название которому «капитализм». Что это за строй?
• Первый фантаст России Александр Беляев
  
  16 марта исполнилось 140 лет со дня рождения русского писателя-фантаста Александра Беляева (1884–1942).
• «Необычный актёрский дар…»: вспомним Виктора Павлова
  
  Выдающийся актер России, сыгравший и в театре, и в кино много замечательных и запоминающихся образов Виктор Павлов. Его нет с нами уже 18 лет. Зрителю он запомнился ролью студента, пришедшего сдавать экзамен со скрытой рацией в фильме «Операция „Ы“ и другие приключения Шурика».
• Последняя звезда серебряного века Александр Вертинский
  
  Александр Вертинский родился 21 марта 1889 года в Киеве. Он был вторым ребенком Николая Вертинского и Евгении Скалацкой. Его отец работал частным поверенным и журналистом. В семье был еще один ребенок – сестра Надежда, которая была старше брата на пять лет. Дети рано лишились родителей. Когда младшему Александру было три года, умерла мать, а спустя два года погиб от скоротечной чахотки отец. Брата и сестру взяли на воспитание сестры матери в разные семьи.
• Николай Бердяев: предвидевший судьбы мира
  
  Выдающийся философ своего времени Николай Александрович Бердяев мечтал о духовном преображении «падшего» мира. Он тонко чувствовал «пульс времени», многое видел и предвидел. «Революционер духа», творец, одержимый идеей улучшить мир, оратор, способный зажечь любую аудиторию, был ярким порождением творческой атмосферы «серебряного века».
• Единственная…
  
  О ней написано тысячи статей, стихов, поэм. Для каждого она своя, неповторимая – любимая женщина, жена, мать… Именно о такой мечтает каждый мужчина. И дело не во внешней красоте.
• Живописец русских сказок Виктор Васнецов
  
  Виктор Васнецов – прославленный русский художник, архитектор. Основоположник «неорусского стиля», в основе которого лежат романтические тенденции, исторический жанр, фольклор и символизм.
• Изба на отшибе. Култукские истории (часть 3)
  
  Продолжаем публикацию книги Василия Козлова «Изба на отшибе. Култукские истории».
• Где начинаются реки (фрагменты книги «Сказание о медведе»)
  
  Василию Владимировичу в феврале исполнилось 95 лет. Уже первые рассказы и повести этого влюблённого в природу человека, опубликованные в 70-­е годы, были высоко оценены и читателями, и литературной критикой.
• Ночь слагает сонеты...
  
  Постоянные читатели газеты знакомы с творчеством Ирины Лебедевой и, наверное, многие запомнили это имя. Ей не чужда тонкая ирония, но, в основном, можно отметить гармоничное сочетание любовной и философской лирики, порой по принципу «два в одном».
• Композитор из детства Евгений Крылатов
  
  Трудно найти человека, рожденного в СССР, кто не знал бы композитора Евгения Крылатова. Его песни звучали на радио и с экранов телевизоров, их распевали на школьных концертах и творческих вечерах.
• Изба на отшибе. Култукские истории (часть 2)
  
  Было странно, что он не повысил голос, не выматерился, спокойно докурил сигарету, щелчком отправил её в сторону костра и полез в зимовьё.
• Из полыньи да в пламя…
  
  120 лет назад в Иркутске обвенчались Александр Колчак и Софья Омирова.
• Лесной волшебник Виталий Бианки
  
  На произведениях Виталия Валентиновича выросло не одно поколение людей, способных чувствовать красоту мира природы, наблюдать за жизнью животных и получать от этого удовольствие.